***
— Он пригрозил нам запретом играть, представляешь? Разве это справедливо? Лишать практически чемпионов первенства сладкого мига победы над жестоким, несправедливым и злым миром, который всеми силами старался не допустить их пьедесталу! Разве это честно? — Разумеется, нет, Лу, — Джей изо всех сил старалась говорить серьёзно, но морщинки в уголках глаз выдавали её весёлый настрой. — Да как он посмел?! — Мааам, — Луи, правда, был без ума от этой женщины, но иногда она поддерживала ещё хуже, чем обидевшийся Лиам. — Я ведь серьезно. — Я тоже, — покачала головой Джей, продолжая натирать сыр. — Я просто не понимаю, что в этом такого трагичного. — Он же королева драмы, — это был голос только что вошедшей Лотти. — Как будто у него бывает по-другому. — Заткнись, Шарлотта. — И не подумаю, Льюис. Следующим шагом Луи было кинуть в сестру яблоком, которое она с легкостью поймала, показав брату язык. Парень скорчил ей рожицу в ответ на этот вопиюще неприличный жест, на что Лотти закатила глаза и подошла к холодильнику, закидывая яблоко обратно в корзину с фруктами и отворачиваясь от брата. Что, разумеется, было ошибкой. Когда рука Луи, сжавшая ложку, измазанную в томатном соусе к пасте, была в паре сантиметров от новой белоснежной блузки Лотти, из-за его спины послышалось строгое: — Луи Уильям Томлинсон, поднимите руки над головой и медленно развернитесь. — Чёрт, — прошипел Луи, медленно разворачиваясь и встречаясь с собственной матерью, наставляющей на него половник так, будто он был огнестрельным оружием. — Вы обвиняетесь в попытке умышленного причинения материального ущерба, — Луи почувствовал, кто из-за его спины выскользнула Лотти, становясь рядом с мамой с ухмылкой на довольном лице. — Властью, данной мне этой кухней и едой в нашем холодильнике, я назначаю вам наказание в виде уборки по дому и помощи мне в приготовлении ужина. Луи выдохнул, возвращая коварную ухмылку Лотти. — Протестую! — такое наказание, кажется, не пришлось по душе недопострадавшей. — Это наказание несоразмерно с вредом, который мне попытались причинить. — Поверь, детка, — Джей усмехнулась. — То, что сотворили близнецы с ковром в их спальне, не получится прибрать в два счета. Роли снова сменились: теперь Лотти коварно усмехалась, а Луи разочарованно (и испуганно) глядел на Джей. — Процесс окончен, — заявила женщина, отправляя половник в раковину одним метким броском. — Лотти, кыш из кухни, не мешай нам готовить. — Есть, мэм! — девушка шутливо отдала честь и поспешила скрыться с места преступления с клубничным йогуртом в руках. — Если этот йогурт займет место моей пасты в твоем желудке, я повешу на холодильник замок! — крикнула ей вслед Джей. — И не скажу пароль! Луи усмехнулся и вернулся на своё законное место за барной стойкой. — Так, о чём это мы? — обернулась к нему Джей. — Ах да, третья мировая между футболистами и баскетболистами. Вот за это Луи любил свой дом. Здесь всё было живым, ярким, настоящим. Здесь он мог вести себя как ребёнок-переросток, кем на самом деле и являлся, не боясь испортить репутацию крутого капитана команды. Здесь можно было говорить то, что думаешь, делать то, что хочется, и быть абсолютно уверенным в том, что тебя поймут и примут. Дом был для Луи убежищем, в которое не могла проникнуть его колледжская жизнь, не могли ворваться горе, депрессии и проблемы. «Мой дом — моя крепость» — это выражение подходило для четы Томлинсонов больше любого другого. Именно поэтому Луи в свои «солидные» годы всё ещё жил с мамой, отчимом, сестрами и Эрнестом в одном доме. В «Вест Хиллз» считалось некрутым жить в общежитии при кампусе, но и жить с родней казалось чем-то позорным. Для всех, кроме Томлинсона, потому что его семья — единственное, от чего он никогда не откажется, даже если это грозит уничтожением его дражайшей репутации. — Это не третья мировая, мам, — Луи мотнул головой. — Просто мы лучше их. — Ты хотел сказать «Я лучше его», да? — подозрительно прищурилась вновь обернувшаяся Джей. — Ой, не будь Найлом, — Луи закатил глаза, на что женщина тепло улыбнулась. — Дело не только в Стайлсе. — Ну да, разумеется, — иногда парень действительно думал, что унаследовал свои потрясающие навыки саркастичных комментариев от мамы. Как так выходит, что каждый разговор с кем бы то ни было снова и снова возвращается к чёртовому Стайлсу? Луи начинал дико раздражать этот факт, потому что серьёзно, это уже перебор. Он не горит желанием постоянно обсуждать этого кудрявого идиота, тем более с родными и друзьями. — Просто он такой придурок, — его язык, как обычно, живет отдельно от мозга. — Ходит по колледжу, тряся своими кудряшками и раскидывая конечности во все стороны. Да мне бы его самодовольство, рядом со мной даже Найла и того не было бы! Он смотрит на мою команду так, словно мы даже находиться с ним в одном здании права не имеем! Он, — эту пламенную речь перебил мягкий смех Джей, из-за которого Луи подавился воздухом, моментально теряя мысль, вертевшуюся в голове. — Ты чего смеёшься? — Я не смеюсь, — женщина попыталась скрыть улыбку, но не особо в этом преуспела. — Ты говоришь о нём так, что я всё больше убеждаюсь в его ангельском характере. — Это ещё почему?! — возмущению Луи не было предела. — Потому что ты действительно королева драмы, милый, — было во взгляде Джей что-то такое, что заставило парня поёжиться. Он не мог понять этот взгляд, и это его настораживало. — Ты всегда слишком драматизируешь и чересчур много играешь на публику. Понимание. Вот что было в её взгляде. Понимание. Такое спокойное, даже весёлое, истинное материнское понимание. Понимание того, чего Луи ещё пока даже не пытался понять. Чего-то, что было для Джей очевидно как белый день, но для её сына было чем-то странным, даже страшным. Пугающим. Это заставляло волосы на затылке шевелиться, а самого парня — ёрзать и поёживаться. — Я не играю на публику, — Луи скрестил руки на груди и выпятил нижнюю губу, чтобы скрыть свою растерянность из-за взгляда матери. — Ага, конечно, — хмыкнула Джей. — А сейчас ты чем, по-твоему, занимаешься? — Ничем. Я всего-то… Мам, ты в порядке? — Луи вскочил с места, подлетая к пошатнувшейся и бледной как смерть матери. — Всё нормально, — слабым голосом отозвалась она. — Просто слегка кружится голова. Луи усадил её на стул, аккуратно забрал из её рук многострадальный кусочек сыра и быстро принёс стакан воды. Джей, казалось, становилось лучше, что радовало, но не могло успокоить взбесившееся сердце парня. — Таблетки? — женщина отрицательно помотала головой. — Что тогда? Вызвать скорую? — Лу, успокойся, ради всего святого, — она тепло улыбнулась, сжав руку сына. — Это всего лишь переутомление, ничего больше. Близнецы не дают мне нормально поспать, ты же знаешь. — Это не выглядит так, будто ты просто переутомилась, — настаивал Луи. — Как часто с тобой такое происходит? — Как часто? Милый, это впервые, — он слишком хорошо знал свою мать, чтобы поверить ей. — Я тебе не верю, — безапелляционно заявил парень. — Скажи, чем помочь. Я могу записать тебя к врачу. — Не надо, Лу, я в порядке, — Джей даже попыталась встать, но он не позволил. — Это просто усталость, ничего больше, перестань. — Ты уверена? — в голосе Луи звучало неприкрытое беспокойство, и сердце женщины умилительно сжалось. — Эй, кто из нас двоих тут медсестра? — она ласково улыбнулась, мягко отстраняя сына и поднимаясь на ноги. Луи всё ещё не верил ей ни на секунду, но она его мать, а значит, она знает лучше. Он еле как успокоил взбушевавшееся сердце, вставая вслед за Джей и снова усаживаясь на излюбленное место за стойкой. — А теперь ты поможешь мне с ужином, иначе у тебя не останется времени на уборку и наш чудесный ковёр. На это парень лишь страдальчески вздохнул, принимая из рук матери доску и нож и прикидывая, сколько примерно часов у него уйдет на то, чтобы справиться с последствиями торнадо под кодовым названием «Два двухлетних ребенка в доме». Тем же вечером, уже лежа в кровати, уставший, но всё же справившийся с уборкой и чёртовым ковром, Луи вдруг почувствовал, что атмосфера в доме едва уловимо изменилась. Он засыпал, пытаясь успокоить вновь волнующееся сердце и подавляя неясное, но вполне ощутимое чувство тревоги.***
На игры колледжских команд всегда приходит много народу, потому что местные студенты до жути падки на зрелища любого рода. Но сегодняшняя игра собрала полный аншлаг: люди не только сидели на любых поверхностях, на каких только можно сидеть, но и стояли по всему периметру зала, в котором вестхиллзские «Гепарды» должны были с минуты на минуту сразиться с кардиффскими «Орлами». И дело было не в резко возросшей любви студентов к баскетболу, который пусть и пользовался популярностью, но далеко не у всех. Дело было в футбольной команде, — злейших врагах местных баскетболистов — которая по какой-то мистической причине явилась на игру в полном составе впервые со дня основания колледжа. Настоящие мотивы футболистов знали лишь некоторые избранные личности, которые кровно поклялись не распространять эту информацию дальше их маленького круга. Дело было не в стыде, который могла бы испытывать команда, — дело было в имидже крутых парней, пришедших воочию увидеть поражение врага, несмотря на едва преодолимое чувство тошноты (так правда говорили среди непосвященных). Луи и парням не нужно было, чтобы все кругом знали то, что всю их пафосную донельзя команду согнал сюда тренер, способный вить из них веревки одной лишь угрозой не пустить больше на поле. Такой слух, пусть и абсолютно правдивый, был бы слишком сильным ударом по их репутации. Именно поэтому Томлинсон сидел сейчас на крайней правой трибуне, окружённый своими ребятами, как святым ореолом. Вместе с футболистами на этой части трибуны сидели те преданные фанаты, которые в войне против команды Стайлса выбрали сторону Луи и активно участвовали в некоторых заварушках. Основная масса студентов, никак не связанных со спортом, предпочитала смотреть на это противостояние со стороны, запасшись попкорном и напитками, но были и те, кто активно высказывал свое мнение в пользу одной из воюющих сторон. Томлинсон был благодарен этим людям за самую искреннюю и громкую поддержку во время матчей, но был бы очень рад, если бы в обычной жизни вне поля они становились хоть чуточку сдержаннее и дружелюбнее. Или вообще исчезали, как под мантией невидимкой. Слишком уж они иногда раздражали. Даже сейчас Луи слышал голоса некоторых из них, нарочито громко обсуждавших то, как и почему баскетболистам не победить в сегодняшней игре. — Да вы видели этих «Орлов»?! — восклицал один из них. — Их капитан — темнокожий, под два с лишним метра ростом и с огромными ручищами. Да Стайлс и рядом с ним не стоял! Несколько противных девчачьих голосков одобрительно защебетали в ответ. Луи лишь закатил глаза, оглядывая парней и тайно радуясь, что Эль сейчас с Дани на шопинге, а не рядом с ним. Слева от него сидел Лиам, справа — Артур. Еще левее Пейна сидел Найл, что-то увлечённо жующий и со скукой просматривающий ленту Инстаграма на экране телефона. Ли тоже не выпускал собственный гаджет из рук, быстро печатая кому-то ответ в, очевидно, уже довольно продолжительной переписке и улыбаясь самыми уголками губ так, будто пытался скрыть расцветающую счастливую улыбку. — Кто это тебе там пишет? — Луи от природы был очень любопытным, а с возрастом это невинное качество переросло в беспардонное и наглое сование носа в чужие дела. — Никто, — Лиам заблокировал экран со скоростью Флэша, так что Томлинсон успел увидеть только смайлик мордочки мишки в конце имени таинственного абонента. — Никто, говоришь? — парень сузил глаза, подозрительно всматриваясь в лицо друга. Пейн героически выдержал испытующий взгляд Томмо, ни одна мышца не дрогнула на его безмятежном лице. «Годы тренировок в виде общения со мной» — гордо подумал Луи. — Никого настолько важного или любопытного, чтобы докладывать тебе, маленький наглый чертёнок, — усмехнулся Лиам, игнорируя вибрацию от нового сообщения, нарочно делая вид, что ему совсем не интересно. — Во-первых, я не маленький, — мгновенно вспыхнул Томлинсон. — А во-вторых, я тебе нисколечки не верю. — Ты маленький, и ты знаешь это, — вмешался в разговор Найл, всё ещё не отрывающийся от своего Инстаграма. — Мы с тобой почти одного роста, ирландский предатель! — Ты всё равно мелкий, как ребёночек. — Найл! Начинающуюся ссору вместе со смехом Лиама и тихими смешками Артура прервал тренер Хамелл, грозно выплывший из своего кабинета, моментально находя глазами Луи и команду и грациозно продвигаясь к ним, лавируя между студентами. По лицу Барта было видно, что он пересчитывал футболистов и, оказавшись уже совсем рядом, остался вполне доволен результатом. — Что ж, Томлинсон, — сказал он, как только подошёл достаточно близко, чтобы Луи и парни могли его слышать. — Отличная работа. Не зря я пока что держу тебя капитаном. — Что значит «пока что»? — спросил побледневший Луи севшим голосом. Хамелл лишь загадочно ухмыльнулся, оставляя шокированного парня в окружении хохочущих друзей, и отправился в раздевалку, чтобы проговорить свою традиционную вдохновляющую речь. Пусть он, по должности, и являлся тренером футбольной команды, занимался он и с баскетболистами, и с бегунами, и с пловцами, и с легкоатлетами, и чёрт его знает с кем ещё. Просто универсальный мужчина. Человек-спортивный-тренер. Вдруг по толпе прошёлся взволнованный шёпоток, состоящий из «Вон они» и «Идут, идут!» и заставивший всех присутствующих повернуть головы в сторону дверей из раздевалок. Капитана «Орлов» оценивали по достоинству, это Луи пришлось признать. Невероятно высокий темнокожий парень с просто огромными ладонями и яркими белками вокруг угольно-чёрных радужек глаз был похож на африканского дикаря в баскетбольной форме. Казалось, этот бугай старался заглянуть в глаза каждому, кто осмеливался посмотреть на него, и взгляд его ничего хорошего не сулил. Он был похож на угрозу, на предупреждение, на преждевременное торжество жестокого победителя, ни малейшего понятия не имеющего о том, что такое проигрыш. Остальные игроки его команды, и даже их тренер, выглядели не менее устрашающе. Угрюмые, молчаливые, исподлобья оглядывающие собравшихся болельщиков, они внушали чувство страха и неуверенности. Одно их появление на поле заставляло непроизвольно втянуть голову в плечи и опустить взгляд, ощущая непонятное, но сильное чувство вины за что-то ужасное; других же, таких, как Луи, Лиам, Найл и Артур, их вид заставлял гордо распрямить спины и вздернуть подбородки, нагло глядя прямо в глаза, как бы говоря: «Думаете, вы нас напугали? Ха! Да детские сказочки в сто раз страшнее ваших наглых морд!» Ещё раз взглянув на капитана «Орлов», окрещённого Громилой, Луи вдруг поймал себя на мысли, что не хочет, чтобы команда Стайлса продула в сегодняшней игре. Он и сам не понял, откуда появилось это нежелание, но, судя по общему довольно агрессивному настрою его команды, почти все футболисты (пусть они и никогда не признают этого) поменяли свое мнение по поводу желаемого исхода матча. Лиам рядом с ним напрягся, как напрягаются кошки перед прыжком, его взгляд стал жёстче, глаза слегка сузились, а губы превратились в тонкую полоску. Таким Пейна видели обычно перед очень важной игрой: собранный, уверенный в победе, и всё же сильно беспокоящийся за команду. Найл и тот отложил свою пачку с чем-бы-то-ни-было и убрал телефон, внимательно рассматривая гостей игры, оценивая (Луи знал этот взгляд) их сильные и слабые стороны, будто это ему со своей командой предстояло участвовать в матче. Томлинсону вспомнилась худая долговязая, но всё же слишком низкая по сравнению с Громилой, фигурка Стайлса, его слишком длинные конечности, вечно лезущие везде волосы и общие неуклюжесть и неловкость. Луи казалось невероятным, что этот чудик, ударяющийся о каждый угол, который появляется в его поле зрения, может мало того, что играть в колледжской команде, так ещё и быть её капитаном. Немыслимо! Тем временем на площадке, неспешно шествуя, не скрывая своего самолюбия, появились вестхиллзские «Гепарды». Стайлс, волосы которого были собраны в высокий пучок, шёл первым, сразу за ним, практически рука об руку, шёл Зейн, а за его спиной и вся оставшаяся команда. Их появление было встречено бурными овациями, криками, свистом и аплодисментами болельщиков, что резко контрастировало с безмолвным, почти траурным выходом команды-соперника. Молчала лишь крайняя правая (если смотреть на неё, стоя спиной ко входу в зал) трибуна, занятая Луи и его командой. По плану, выработанному Найлом и другими особо неусидчивыми, вся команда сейчас должна была освистывать баскетболистов, оскорбляя их и подрывая хоть малейшую веру в победу, но этим занимались те самые бешеные фанаты, которые недавно так хвалили Громилу. — Зачем вы вообще вышли?! — кричал один. — Всем итак понятно, что «Орлы» не по зубам нашим котятам! — хихикала другая. — Даже твой пучок не поможет, Стайлс, уводи команду, не позорься, — хохотал третий. Кажется, к этим голосам примешивались голоса некоторых футболистов запасного состава, сидевших выше Луи, но чем ближе было к капитану, тем тише становились голоса и даже дыхание. Томлинсон, Пейн, Хоран, Пендрагон и Спроус, сидящие на одном ряду, молчали, не глядя друг на друга и будучи, к собственному удивлению, невероятно напряжены и взволнованны предстоящей игрой. Команда чувствовала настрой капитана, словно передающийся по воздуху, поэтому вокруг Луи была полнейшая тишина и такая напряжённость, какая была заметна в каждой его черте. Даже с такого расстояния Томлинсон мог видеть, каким спокойным и равнодушным выглядел Стайлс, лишь изредка крепко сжимая край своей сине-зелёной майки, и каким раздражённым и злым выглядел Зейн, мышцы челюсти которого непрерывно двигалась, выдавая его состояние. Малик метнул злобный взгляд в сторону «футбольной» трибуны, и Луи уж было подумал, что это разозлит его ещё больше, но понял, что ошибся, заметив на лице баскетболиста тень облегчения и… нежности? После чего его черты смягчились, а руки разжались, перестав демонстрировать кулаки. Странно. Стайлс не кинул даже крохотного мимолетного взгляда в сторону правой трибуны. Судья подозвал капитанов к себе. Луи видел этого мужчину впервые: на все соревнования между колледжскими командами приглашали судей, не имеющих абсолютно ничего общего ни с командами, ни с самими колледжами, что обеспечивало объективность и здравость выносимых ими решений. Это было одним из тех недавно введённых пунктов устава, за которые Томлинсон действительно любил и уважал Департамент спорта в целом и отдел, работающий с молодёжными командами и устраивающий все эти первенства в частности. Громила и Стайлс сошлись в середине поля и внимательно выслушивали наставления судьи, которых никто, кроме них, услышать не мог. Обе команды уже на позициях, напряжены и готовы действовать. Капитаны пожимают друг другу руки, улыбаясь, но в этих улыбках лишь обещание размазать противника по стенке, подтверждающееся слишком крепким рукопожатием. Звучит свисток, и судья подбрасывает спорный мяч. Игра начинается.