11:30
Протягиваю недовольнее мычание, ведь школа успешно пропущена. А я проснулась дома у Криса, с которым у нас бесчисленное количество непоняток в отношениях. Которых, собственно, и нет. Одна сплошная непонятка. После вчерашней игры у меня появилось ещё больше вопросов к нему, но намного меньше надежды, что он ответит хотя бы на один из них. В горле неприятно пересохло. Желание пить даёт о себе знать. Я скидываю ноги с кровати, касаясь босыми ступнями прохладного пола. Приятное ощущение. Подхожу к креслу, где сложены все мои вещи. После вчерашнего принятия душа мне пришлось спать в нижнем белье, чтобы оставить на следующий день чистую одежду. Выхожу из комнаты и всё ещё думаю о том, что прогул школы никак не входил в мои планы. Как и ночь в этом доме. Но поставить будильник или хотя бы подумать об этом было выше моих сил вчера. Вчера буквально всё было выше моих сил. Как обычно при встрече с ним. Тем более, мой телефон продолжал покорно лежать на дне сумки. Но, боже, мне так всё равно. Должно быть, Крис ещё спит, потому что каждая комната погружена в мёртвую тишину, разбавляют которую только мои тихие босые шаги. Я захожу на кухню, минуя лестницу, ведущую на второй этаж, и открываю холодильник. Бутылки с водой стоят в ряд на нижней полке дверцы, и я с вожделением тянусь к одной из них. Откручиваю крышку, подношу горлышко ко рту и закрываю глаза от удовольствия. Иногда мне кажется, что вода может творить какие-то чудеса. Всего лишь её глоток может успокоить человека, и всего лишь её прикосновение может изменить его самочувствие. Уж я-то знаю. Ставлю полупустую бутылку на стол, стоящий рядом, закрываю холодильник, и прохлада, исходящая от него, вмиг растворяется в высокой весенней температуре. Сейчас конец апреля. То самое время, когда настроение должно подняться на уровень выше, ведь пришло самое приятное время года. За окном весна. Я поворачиваюсь к окну и через прозрачный тюль вижу зелёные деревья, стоящие в саду дома напротив, и птиц, сидящих на длинных ветках. Вот мужчина проезжает на велосипеде с характерным звуком, дети бегут за собакой, проходят две смеющиеся девушки, и ни одного облака на небе. Оно до невозможности голубое. Идеальность всё-таки бывает. Я вдыхаю свежий воздух, поступающий в комнату из приоткрытого окна, и прикрываю глаза. В голове так много всего, что не хочется думать ни о чём. Потому что, хватаясь за одну мысль, я каждый раз создаю длинную цепочку из сотни. Пока единственное, о чем я могу подумать, не уходя глубоко в себя, так это: «Спит ли Крис?» Я часто задаюсь этим вопросом, когда лежу в своей постели, уставившись в серый потолок. Думаю о том, что бы он мог сейчас делать, о чём думает, что творится в его голове. С кем он сейчас. Обычно на этом вопросе я крепко сжимаю пальцами мягкое одеяло и заставляю свой мозг переключиться на что-то другое. Потому что становится невыносимо. Я не могу описать, что со мной происходит в моменты, когда я представляю его с кем-то. Хотя это ведь так очевидно. Очевидно, что его руки каждую ночь касаются всё новых и новых тел. Очевидно, что я взрываюсь от бессилия. Но, несмотря на всё это, сейчас нахожусь у него дома. Насмешка жизни надо мной. Тихими шагами я начинаю покидать кухню с единственным желанием — найти Криса. Ноги ступают на деревянные широкие ступеньки, и через несколько секунд я оказываюсь на втором этаже. Осматриваюсь по сторонам. Каждая стена кажется до боли знакомой. Ведь именно у них между нами с Крисом происходило безумие. В этом доме и в любом другом, где играла громкая музыка и лился алкоголь. Делаю глубокий вдох, ощущая только запах яблочного освежителя воздуха. Я не знаю, в какой из комнат находится Крис, поэтому мне приходится открывать все двери, встречающиеся на пути. Очередной тихий скрип — и через небольшую щель в двери я замечаю часть смятого одеяла и пустую бутылку на полу. Эта. Аккуратно открываю дверь до конца и на носочках прохожу внутрь. Поверхностный запах алкоголя ударяет в ноздри. Крис спит, зарытый в подушки, а одеяло частично накрывает его тело до груди. На которой нет футболки. Она валяется на полу, рядом с бутылкой. Его лицо отвёрнуто от меня, а вытянутая рука смотрит в мою сторону, расположившись рядом с ним. И я вижу его костяшки. Становится как-то не по себе. Они покрылись тёмной корочкой и выглядят слишком болезненно. Но это не мешает тому, что я хочу до них дотронуться. Но этого ведь не стоит делать? Не стоит. Я делаю глубокий вдох и решаю обойти кровать с другой стороны, чтобы увидеть его лицо. Боясь его разбудить, я просчитываю каждый шаг, чтобы не создать лишнего шума. Яркое солнце светит в глаза из приоткрытого окна, и я задаюсь вопросом о том, как он до сих пор не проснулся от такой яркости. Но ещё одна пустая бутылка на полу, о которую я чуть не спотыкаюсь, сразу же отвечает на мой вопрос. — Что за фигня? — я накрываю свой рот ладонью, понимая, что сказала это вслух. Останавливаюсь возле окна и упираюсь телом о подоконник, пока глаза рассматривают спящего Криса. Его волосы находятся в невиданном беспорядке и накрывают большую часть его лица, которое находится в неподдельном спокойствии. Я хмурюсь от такого зрелища, потому что видеть Криса в таком детском состоянии не совсем привычное дело. Ещё совсем недавно у меня и в мыслях не было, что я увижу его когда-либо именно таким. Не дерзкого и заигрывающего абсолютно со всеми девушками, которые встречаются ему на пути. Не сводящего меня с ума. Не обычного его. А такого... незащищённого? Даже думать об этом странно. Из-под одеяла выглядывают пальцы его руки, а мышцы лица абсолютно расслаблены. Пока я стою, напряжённо смотря на всё это. Мне кажется, что всё не должно быть именно так. Я не должна находиться в его доме. Не должна находиться в его комнате. Я не должна смотреть, как он спит. Я не должна наблюдать за тем, как размеренно поднимается от дыхания его грудь. Я не должна рассматривать лучи, падающие на его лицо. Я не должна считать его родинки. Я не должна представлять мягкость его губ. Я не должна даже думать об этом. Но я делаю это. Пальцы Криса сжимают простынь, и я замираю от этого движения. Он раздражённо жмурится, видимо, наконец-таки ощущая на себе яркость, поступающую из-за окна, и я поджимаю губы. Возвращается привычный Крис. Усмехаюсь, видя, как он начинает открывать глаза, безрезультатно пытаясь увильнуть от солнца. По-видимому, он не подумал об этом, когда ложился спать, ведь массивные тёмные шторы раздвинуты по сторонам комнаты. Кто-то был не в состоянии задвинуть их вчера. Уши немного закладывает. Так, будто бы ты взлетаешь на самолёте высоко в небо. А причина всему этому в том, что Крис полностью открывает глаза, и я встречаюсь с мерцающим зеленоватым янтарём. При ярких солнечных лучах они имеют такой цвет, будто бы в них залили содержимое пустых бутылок на полу, перемешав это всё со свежим лаймом. Дёргаю голову, отгоняя глупые сравнения. Крис смотрит несколько секунд в мою сторону, пока его глаза привыкают к такому освещению, и резко переворачивается на другой бок. И тебе доброе утро. Я стою всё в таком же положении, пока комната опять начинает тонуть в тишине. Секунду сменяют минуты, и я больше не могу вслушиваться в звуки собственного дыхания. Такими же медленными и аккуратными шагами, как и ранее, я начинаю идти к двери, обходя бутылки и не смотря в его сторону. Так будет легче уйти отсюда. Кому-то требуется ещё несколько часов сна, чтобы «выспать» из себя всё то, что было залито вчера. И зачем всё это? — Стой, — охрипший ото сна голос останавливает меня прямо на пороге комнаты, когда я уже собираюсь покинуть её. Стою несколько секунд, видя перед собой лишь белую стену коридора, а затем разворачиваюсь к кровати. Голова Криса лежит на подушке, а сонные глаза выжидающе смотрят на меня. Стою. И смотрю в ответ. — Доброе утро, — протягиваю я единственное, что приходит мне в голову. Глупо, но хоть что-то. — Да, доброе, — он не ухмыляется, но я знаю, что это было сказано с сарказмом. Это утро для него далеко не доброе. И опять тишина. Я не знаю, что сказать. Он, видимо, тоже. И мы продолжаем наблюдать друг за другом. Я — стоя, он — лёжа. У меня так много к нему вопросов. Господи, так много. Но я не могу задать ни один из них, потому что чего-то боюсь. Я не знаю, чего. Но будто какой-то светофор внутри меня горит красным светом и не даёт сказать ни слова. — Как самочувствие? — всё, на что я сейчас способна. — Привычно, — теперь уже усмехается. Крис медленно стягивает с себя одеяло, садясь на край кровати. С той стороны, где стою я. Босые ноги опускаются на пол, а руки поправляют волосы. И мои глаза смотрят на его плечи, которые выглядят действительно прекрасно в оголённом состоянии. Сглатываю и опять заставляю себя не думать о подобном. Точнее, пытаюсь. — Поговорим? Мой рот произносит это слово гораздо быстрее, чем мозг успевает как-либо среагировать. Желание задать ему миллионы вопросов оказывается сильнее желания побыстрее покинуть этот дом. Крис смотрел всё это время в пол, но сейчас его глаза медленно поднялись на меня. И он опять пытается найти что-то в моём взгляде. — Прогуляемся? Он умеет выбивать из колеи, ставить в неловкое положение и забывать о многом, что ты с таким трудом выстраивал в своей голове. Мне становится некомфортно. Я издаю тихое задумчивое мычание. — Мне нужно домой. — Зачем? Моментально. Как будто он знал, что я спрошу, и заранее подготовил ответ. — Хотя бы для того, чтобы надеть чистые вещи, — я хмурю брови, пытаясь всем своим видом показать ему то, что говорю очевидные вещи. Крис проходится языком по губе, что не может значить ничего хорошего, и звучно цокает. Он поднимается на ноги и следует к шкафу возле стены, цепляя ногой бутылку и что-то бормоча себе под нос. Отодвигает стеклянную дверцу в сторону и тянется рукой в глубь шкафа, возвращаясь в прежнее положение с пакетом, ручка которого зажата в пальцах. Таким знакомым пакетом. Тем самым чёртовым пакетом. Я сжимаю пальцы рук в кулаки и чувствую, как отросшие ногти создают неприятные покалывающие ощущения, врезаясь в мягкую кожу ладоней. — Я думаю, эти подойдут, — и уголок его губ ползёт вверх. И я стою, вовсе избавленная от былой уверенности. — Мне кажется, — ещё крепче сжимаю кулаки, чтобы хоть как-то отрезвить своё сознание. — Что это будет выглядеть очень странно. Да, я надевала эти вещи. Да, они уже были на мне. Но, во-первых, была ночь, а во-вторых, мы находились в машине. Мы. Это немного другое, нежели выйти в мужских вещах на улицу в дневное время суток. Я не скажу, что они были безумно велики мне, были неудобны или некрасивы. Дело вовсе не в этом. Они просто были его. — Эва, тебе не всё равно? — он закатывает глаза, протягивая мне пакет и задвигая обратно дверцу шкафа. Эта фраза уже начинает вызывать у меня привыкание. Потому что практически каждый раз, что бы он не говорил, мне хотелось сказать её в ответ. Видимо, как и ему, когда говорю я. Чем-то мы всё-таки похожи. А не всё ли равно мне? — Абсолютно, — я тоже усмехаюсь и понимаю, что взяла у него эту до безумия вредную привычку. И опять он разрушил все мои принципы. Я тянусь к его руке за пакетом. В этот раз не касаясь её. Не сейчас. Сейчас мне просто стоит понять, что уже всё давно пошло наперекосяк.***
thomas c. sanchez — hear me cry
(на повтор)
Температура воздуха располагает к себе. Ветер укутывает тело своей прохладой, а мягкие и объёмные вещи не дают замёрзнуть. Идеальное состояние. Не холодно и не жарко. Высокий каменный парапет оказывается идеальным местом, где можно посидеть и подумать о многом в тени огромных деревьев. Тут солнце не слепит глаза и люди виднеются только вдали. Птицы напоминают мне истребителей. Только совсем маленьких. Они вытворяют такие же сумасшедшие вещи в небе. Они обладают такой свободой, что у меня даже в мыслях не укладывается, кто бы мог им позавидовать. Наверное, никто. Мои ноги свисают вдоль каменной возвышенности, а руки расположены по бокам от меня. Я рассматриваю то, какой красивый оттенок имеют красные штаны на мне. Крис стоит совсем рядом со мной, упершись о тот же каменный парапет, на котором сижу и я. Его руки сложены на груди, а ноги находятся в скрещенном состоянии: одна — поверх другой. Ещё влажные от душа волосы темнее обычного. И от него веет свежестью, которая при каждом новом вдохе заполняет мои лёгкие. Все мысли в моей голове обволакивает запах ментола. И я прикрываю глаза. Мне почему-то так спокойно, как не было давно. Именно сейчас, именно здесь и именно с ним. Чего не может быть априори. Но это есть. И опять же этот человек ломает любые привычные мне закономерности. С хрустом. — Ну и зачем ты тогда накурилась? Медленно тянущиеся в тишине минуты внезапно нарушает голос Криса. Закидываю голову наверх, рассматривая бесконечное количество листьев и щурясь от их насыщенного зелёного цвета, который подсвечивается от яркого солнца. Оно пытается пробиться сквозь ветки деревьев. Но тщетно. Как и то, что я пытаюсь собраться с мыслями. — Ну и зачем ты ушёл в такой запой? Я опускаю голову и наблюдаю за тем, как деревья напротив «шевелятся» от потоков тихого ветра. Такого безобидного, что хочется улыбаться. Что я и делаю. Я знаю, что Крис не смотрит и, скорее всего, вообще думает о чём-то своём. Пока я наслаждаюсь всей прелестью того, что меня окружает. От него — тишина. Но ведь это я хотела поговорить. Я. — Было хреново, — я начинаю, понимая, что нет ничего плохого в том, что люди говорят правду. — Типа не каждый день человек, которого ты любишь, называет тебя шлюхой, — я пожимаю плечами. Мы всё также не смотрим друг на друга. Каждый увлечён своим. — Ты говорила, что не любишь его, — отвечает. — Я помню. Помнит. Надо же. — Уже нет, — я без раздумий подтверждаю слова, которые сказала вчера. И которые он, как оказалось, помнит. — Но он был первым парнем, с которым у меня были серьёзные отношения, и это всё просто так не выбросишь из головы за одну ночь с бутылкой водки, — я усмехаюсь. Вспоминаю ту ночь и лицо Криса, которое даже тогда для меня было слишком красивым. — Именно поэтому ты решила добавить немного травы, — с его губ слетает громкая усмешка, и он вовсе отворачивается в другую сторону от меня. — Это глупо. — Глупо то, что ты возился со мной всю ночь, — начинаю язвить, даже не скрывая этого. Внутри медленно разгорается какое-то неприятное чувство. Какой-то комок в груди, который давит мне на рёбра и заставляет сильнее упереться руками о каменную поверхность. Да так, что ладони болезненно ощущают все мелкие камни под ними. — Ты видела себя? — Крис всё ещё смотрит в противоположную сторону от меня. — Да как-то не до этого было. Я приподнимаю ноги в воздух и тут же опускаю их с характерным стуком. Кроссовки ударились о каменную поверхность. Но даже это не заставляет его повернуться. — Ну вот и хорошо. Отлично. Я сглатываю, раздражённая нашим общением. Он даже разговаривать нормально не может. — У меня сейчас некоторые непонятки в жизни, — Крис возвращает свой взгляд в прежнее положение. Перед собой. И начинает говорить. — Небольшие заморочки. Я усмехаюсь про себя, вспоминая бутылки, разбросанные по его дому. — Небольшие? — я выгибаю брови. — Небольшие, — он моментально отвечает. Крис явно не хочет об этом говорить, и мне не остаётся ничего другого, как сидеть и пытаться разобраться в этой фразе, цепляясь буквально за каждую букву. Но в ней нет ничего, кроме лжи. Кажется, мы ответили на вопросы друг друга. Хотя бы попытались. И в этих попытках я так и не услышала ничего внятного. По крайней мере, от него. — Ты ведь помнишь, о чём мы говорили вчера? Я поджимаю губы после заданного мною вопроса. — Да, — Крис поворачивается в мою сторону, одаряя меня пронзительным взглядом. — И я не собираюсь сбрасывать это на пьяный бред, — отворачивается. Вот так вот. Блять. Лучше бы он сказал, что не помнит ни секунды вчерашней ночи, чем я сидела с запотевшими ладонями и, я уверена, покрасневшими щеками. — Ты придёшь завтра в школу? Я медленно выдыхаю, пытаясь хоть немного расслабиться. — А ты этого хочешь? — удар. — Хочу, — удар. — Значит, приду, — удар. И я сижу, избитая быстро кинутыми фразами, с недостатком кислорода в моих лёгких. Зачем он это говорит? Зачем он это делает? Просто зачем? Он даже не представляет, как много для меня значат его слова и как близко к сердцу я их воспринимаю. Как вдумываюсь в каждое слово и ищу в нём десятки скрытых смыслов. Но в этих словах я вижу только один. В который не могу поверить. — Почему ты пришла ко мне вчера? И он задаёт вопрос, на который я не знаю ответа. Крис, клянусь, я не знаю. Мои ноги сами начали нести меня к твоему дому, а голова ничего не соображала. Я не думала ни о чём, только о том, как ты. — Я уже отвечала на этот вопрос вчера, — делаю глубокий вдох. — Я не знаю, — выдыхаю. И замираю. Крис полностью поворачивается ко мне. Его спина отрывается от каменной возвышенности, а ноги принимают уверенное положение стоя. Руки уже не покоятся на груди, а проникают в карманы чёрных спортивных штанов. Пока чёрная футболка вытягивается во всю длину. Тёмные глаза встречаются с моими. — Эва, — Крис хмурится. — В чём проблема? — приподнимает плечи, не вынимая рук из карманов. В чём проблема, Крис? — Да проблема в том, что тебе это нахрен не надо, — я тоже пожимаю плечами, и мне почему-то становится легче после произнесения этой фразы. Крис резко закидывает голову наверх и убирает руки из карманов, поднося их к волосам. Ерошит их. Пальцы сжимают пряди. И он переводит взгляд на меня. — Если бы мне нахрен было это не надо, я бы не стоял сейчас здесь с тобой, — он показывает указательным пальцем на место между нами и выгибает брови. Пытается показать, что это нечто очевидное. А я уже не знаю, чего ожидать от него. Потому что всё совершенно не так, как в тысячах вариаций, которые я только могла себе представить. Всё по-другому. — Хорошо, — в конце концов, нужно когда-нибудь показывать свои чувства. — Я не врала, когда сказала, что не знаю, почему пришла к тебе, — я делаю глубокий вдох. — Мне просто позвонил Вильям, — поднимаю глаза на Криса и вижу его удивлённый взгляд. — Спросил, не общалась ли я с тобой в последнее время, — я усмехаюсь. — Представляешь, Вильям позвонил мне, чтобы узнать что-то о тебе, — ещё один смешок. — Потом сказал, что ты всё это время не выходил из дома, и у меня... — запинаюсь, пытаясь перебороть себя, — помутнение какое-то, что ли, произошло. Знаешь, ноги сами начали идти в сторону твоего дома, а сердце быстро-быстро колотиться, — слишком откровенно. Не стоит так. Я плотно закрываю глаза. — Как-то так. Я делаю очередной вдох, и он уже даётся легче. Пусть немного, но я раскрылась ему. Иногда так трудно что-то скрывать и недоговаривать, что возможность сказать хоть немного правды оказывается настоящим подарком. Упаковку которого я успешно сняла. Крис смотрит на меня, немного прищурившись. Внимательно-внимательно. Так, что я вздрагиваю. — Ну, — в который раз убеждаюсь, что просто не могу находиться в тишине. Это невыносимо. — А почему ты сказал мне остаться вчера? Крис делает небольшой шаг ко мне, и мои ноги намертво припечатываются к каменной невысокой стене. — Так спокойнее. — Как? — я задерживаю дыхание. — Когда ты рядом, — и ещё один шаг в мою сторону. И ещё один мой рваный вдох. Когда. Ты. Рядом. Скажите мне, что всё это дурацкий сон и что мои колени не трясутся сейчас от этих слов. Скажите мне, что я ослышалась, и что Кристофер Шистад не мог такого сказать. Он просто не мог. Потому что, что бы он не говорил, я знаю: в глубине души ему всё равно. Он просто не может что-то чувствовать. Только не подобное. И если это опять какая-то игра, то лучше её закончить, пока нет пострадавших. — Совсем недавно ты говорил, что тебе плевать, — я не понимаю, откуда у меня есть силы говорить такие слова. Но всё равно продолжаю. — А когда я пыталась выяснить хоть что-то, видела тебя, прижимающегося к кому-то другому, — вспоминаю вечеринку, когда я хотела выяснить хоть что-то, а выяснила только то, что Крис незаинтересован во мне. — Эва, — Крис делает ещё один шаг и находится на таком расстоянии от меня, что, если я вытяну ногу, то коснусь его бёдер. Он стоит прямо напротив меня. — Почему же ты всё время пытаешься что-то выяснить? — Крис резко наклоняется ко мне и оказывается между моих ног, которые слегка раздвинуты. Его руки падают рядом с моими, упираясь о каменную поверхность. А горячее дыхание оказывается в районе моей шеи. — Я запутан не меньше тебя. Мне не стоит вестись на это. Я не могу управлять своим телом, но усердно посылаю сигналы остаткам мозга в мольбе о том, чтобы быть умнее. — То, что ты запутан, не даёт тебе права так играть со мной. То «мне поебать на тебя», то «останься у меня», — я кладу ладонь на его грудь и немного отталкиваю от себя. Смотрю в глаза, но вижу в них только усталость. Я узнаю в них себя. Господи, я вижу в них свой взгляд последние несколько недель. Тот самый, который встречает меня каждый раз в зеркале и который вызывает у меня жалость и отвращение одновременно. Но только не сейчас. Сейчас я чувствую сочувствие, которого никак не должно быть в этой ситуации. — Крис, — и он молчит. Опускает глаза. И я слышу его тяжёлый вдох. Я тянусь ладонями к его лицу и, не в силах справиться с желанием, касаюсь его. Крис вздрагивает. Поднимаю его лицо немного вверх, и резкое желание заплакать одолевает меня. Но я держусь. Я вижу в его взгляде невозможное: борьбу с тем, чтобы дать волю эмоциям, и тем, чтобы продолжать изо всех сил защищаться от всего окружающего мира. Я смотрю в его глаза так долго, что начинаю забываться. — Что происходит? — Я просто запутался, — он еле заметно кивает из стороны в сторону несколько раз, прикрыв глаза и проходясь щеками по моим ладоням, которые начинают гореть. Крис наклоняется немного ко мне, чего я никак не ожидаю, и упирается лбом мне в грудь, устало выдыхая. А мои руки невольно отпускаются на его волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы. И через эти несносные прикосновения я чувствую его запутанность. Она так похожа на мою. Я притягиваю Криса ближе к себе, позволяя ему выровняться во весь рост и подойти ко мне вплотную. Обнимаю его, кладя одну руку на шею, а другую — на волосы, и немного прижимаю к себе. Руки Криса приземляются на мою спину, пока он располагается между моих ног. Его подбородок находится на моём плече. И я перебираю пальцами его волосы, пытаясь как-то успокоить. Только вот не знаю: его или себя. Пряди его волос щекочут мне шею, и я прикрываю глаза, изо всех сил стараясь запомнить этот момент. Нет. Не когда он запутанный и уставший, а когда он настоящий. Мои ладони сползают на его спину, и пальцы сжимают ткань чёрной футболки. Я так не хочу, чтобы ты уходил. И я чувствую, как он крепче прижимает меня к себе. Чувствую это всем телом. От макушки до пальцев ног. Электрические импульсы, разрывающие меня изнутри. И это всё, что мне нужно. Сейчас и когда-либо.