Арахисовая паста

Я искал спасения в утопии и нашел некоторое утешение лишь в апокалипсисе. Эмиль Чоран «Механика утопии» При конце света лучше расслабиться и получать удовольствие.* The Walking Dead

Скабиор обнюхал ее! Критично осмотрел мокрые волосы, вторгся в личное пространство длинным носом, громко втянул воздух через ноздри и удовлетворенно кивнул. Внутри Гермионы зародилось желание хорошим ударом стереть ухмылку с его лица. На место равнодушия по отношению к егерю пришел страх в душевых, но теперь его место заняла неприязнь. Она чувствовала явное пренебрежение и интерес, которые ей не нравились. — Пошли. В спину ткнулось дуло пистолета, и Гермиона сдержала желание закатить глаза. Она же и не сопротивлялась и сбегать даже не знала в какую сторону. А даже если б и знала, то точно помнила пост охраны у единственного выхода. Даже, если б ей оставили оружие, то вероятность уйти живой равнялась нулю. Они опять куда-то шли, и Гермиона отметила нервозность Крауча. Он подобрался и выпрямился, а на его лице появилось пугающе-равнодушное выражение. Гермиона представила, как Барти с таким же напускным спокойствием пытал Лонгботтомов, будучи немногим младше ее. Этот факт его биографии внезапно всплыл в ее сознании, как нечто выбивающееся из сложившегося представления о Крауче. На какое-то время Гермиона забыла кто он, а это было ошибкой. Если апокалипсис так сильно изменил Грейнджер с ее радикальными взглядами на мир, верой в добро и борьбой за права магических существ, то неизвестно, что он сделал с Пожирателями. Хотя куда уж ниже падать… Они подошли к развилке, где мигала разбитая лампа. Коридор уходил налево и вперед, где заканчивался очередной неотличимой от других дверью. Крауч явно входить в эту дверь не собирался. Его шаркающие шаги позади Гермионы затихли. Скабиор резко обернулся в его сторону, немного ослабив давление пистолета на многострадальный бок Грейнджер: — Тебя тоже приказали привести. — И давно ты беспрекословно слушаешься ее приказов? — Барти скривился и сделал шаг в сторону ответвления коридора. — Мне тут экскурсия не нужна, да и свое дело я знаю. Так что не желаю видеть босса лишний раз. И он действительно попытался уйти, но услышал, как был взведен спусковой крючок. Скабиор с выражением вселенской усталости на лице направлял на него пистолет, второй рукой удерживая рядом Гермиону. — Давай без глупостей. Вон, даже бесценный пени слушается, — егерь опустил оружие. — Пени? — на лице Барти появилась заинтересованность и наигранная веселость. — А почему не галлеон? — он осмотрел Гермиону от макушки до пяток. Ее скулы были напряжены — Скабиор слишком сильно сжимал девчонке руку. Крауч взмахнул руками — жестом «как же мне это надоело» — и прошел за дверь. Гермиона подумала, что если б тот не был Пожирателем, то вполне мог стать актером. Его мимика вводила Грейнджер в заблуждение слишком часто за столь короткое время. Скабиор затащил ее следом. Очередной коридор, но теперь широкий и короткий, вел к еще одной двери, у которой стоял часовой. Высокий и широкий человек-шкаф обернулся в их сторону. Его хмурость вдруг сменилась широкой улыбкой. — Походу, половина отряда проспорили мне сигареты, — он пожал руку Барти. — Они ставили на месяц, а ты отсидел всего две недели. — Все для тебя, Бакстер, — Крауч похлопал его по плечу. — Пропустишь? Дверь приветливо распахнулась, и из комнаты пахнуло теплом. Все небольшое помещение было заставлено самыми разнообразными вещами разной ценности: от стопок книг вдоль стены до ящиков с оружием. Размер ящиков не давал усомниться в крупном калибре содержимого. Здесь было несколько растений в кадках, зеркало в человеческий рост, расшитые подушки, чайный сервиз, стеклянный шкаф лекарств похожий на один из тех, что стояли в Центральных медлабораториях. Посреди постапокалипсической сокровищницы выделялся широкий рабочий стол, за которым сидел человек, которого Гермиона ожидала увидеть меньше всего. — Присаживайся, Грейнджер. Во всем этом антикварном хаосе стульев было всего два — один из них уже занимала Лаванда-гребаная-Браун, а на второй Скабиор усадил Гермиону, с силой надавив ей на плечи. Бывшая соседка по комнате, сплетница и член отряда Дамблдора, которую Грейнджер во время финальной битвы спасла от Сивого, сейчас смотрела на Гермиону с открытой насмешкой.** Она была оборотнем. Спасти-то, Гермиона ее спасла, но Браун была укушена. О жизни Лаванды после победы она не знала ровным счетом ничего. Если честно, даже не интересовалась. Со своей гениальной головой и прекрасной памятью Гермиона запоминала и раскладывала по полочкам потоки информации, среди которых было место и старым детским обидам. Потому не было крепких объятий двух сокурсниц, слез счастья и сопливых причитаний. В школе они всегда находились в конфронтации, слишком разные, чтобы вдобавок ужиться в одной комнате. Вот только, насколько же непредсказуема жизнь! Блондинка, гриффиндорка, обожающая пышные наряды, сплетни и из предметов уделяющая внимание лишь прорицанию, сейчас стала во главе целой выжившей колонии, где управляющие посты занимают пожиратели. — Добрый вечер, босс, — от неожиданности Гермиона даже обернулась в сторону Крауча, не ожидая от него столь лебезящих ноток в голосе. Несмотря на интонацию, его взгляд выражал нескрываемое раздражение. Он даже смотрел как-то сквозь Браун. Периодичность облизывания губ увеличилась, стоило ему переступить порог кабинета. — В следующий раз тебя расстреляют, надеюсь, это понятно? — Понятно, босс. Ее манеры изменились. Лаванда говорила четко, по-военному, как человек, привыкший отдавать приказы. Кудрявые светлые волосы были собраны в тугую косу. Одета она была в майку, которая не скрывала многочисленные шрамы на руках. — Ты вернешься к своим обязанностям. Скабиор, для тебя будет специальное задание, — она кивнула на дверь, показывая, что разговор окончен. — Подождите в коридоре. Гермиона осталась сидеть. Железная дверь за ее спиной открылась и закрылась. Видимо, звукоизоляция здесь была превосходная, иначе, Грейнджер была уверена, они бы услышали, как под дверью начинает бубнить Крауч. — Знаешь, — Лаванда достала из ближайшей тумбы мутную бутылку и два граненых бокала. — С начала всего этого бардака на моем пути не встретилось ни одного знакомого лица. Ты первая, Грейнджер. Конечно, лучше б это была Падма или Бон-Бон — побольше хороших воспоминаний. Предались бы ностальгии, — плеснув виски на пару пальцев, она протянула один из бокалов Гермионе. Та приняла его, но пить не спешила. Браун усмехнулась и в один большой глоток осушила свой бокал. — Лирики у нас с тобой не получится, — Лаванда налила себе еще. — Тогда сразу к делу. Твоя задача — помочь Долохову. Ты полностью в его распоряжении. Все вопросы дозволенного к нему. Все свои хочу — не хочу к нему. Меня это не касается. В этой песочнице и так хватает проблем, чтобы еще разбираться с тобой. Проект должен быть завершен. Если дело не касается дисциплины, то остальное тебе может приказать только Антонин. То есть, если Скабиор отправит тебя драить посуду в Брюхе, то ты можешь спокойно отказаться. А вот если Долохов прикажет ему отсосать, чтобы лучше думалось над нашим прыжком во времени, то будь добра спрятать зубы. — Да пошла ты, — Гермиона резко встала, рука по привычке потянулась к поясу, где раньше всегда был пистолет. — Ну наконец-то, а то я уже подумала, что ты вдруг дар речи потеряла, — Лаванда достала из верхнего ящика стола нож-бабочку и указала им на стул. — Сядь. Гермиона помедлила несколько секунд, глубоко вздохнула и вернулась на место. — Я смогу вернуться в лагерь Флитвика? — Можешь потом делать все, что захочешь. Это уже никого волновать не будет. Главное — поменьше отсвечивай и усердно работай. Долохов редко вылезает из лаборатории, так что в остальное время за тобой будет присматривать Крауч, а в его отсутствие — Скабиор. Все свои вопросы к ним. Сейчас вас отведут ужинать на кухню. С завтрашнего дня еда по расписанию в столовой, как у всех остальных. Одеждой и вещами первой необходимости тебя обеспечат. — Могу я получить назад свой рюкзак? Лаванда встала и прошла в дальний угол. Копание в бардаке заняло какое-то время, и помятый рюкзак прилетел точно в руки Грейнджер, которая прижала его к себе. — Оружие вернуть не могу, сама понимаешь. Когда будешь уходить, тогда все отдам. Они замолчали. Браун выпила еще, а Гермиона перебирала в голове накопившиеся вопросы. Все можно было спросить у Крауча, раз уж ей был дан карт-бланш на ответы. Рядом с Лавандой же она чувствовала некую угрозу. Она просто не могла понять, как такая, как Браун, может стать главой чего-либо кроме кружка по вырезанию на скорость розовых сердечек. Теперь она не производила впечатление той недалекой школьницы, какой была, но хаос в ее кабинете явно давал понять, что человек не может измениться целиком. Так в их комнате в гриффиндорской башне кровать Лаванды всегда была не заправлена и пестрела разбросанными по одеялу тетрадями, косметикой и одеждой. — Собеседник из тебя, Грейнджер, так себе. Можешь идти. Браун кивнула ей на дверь, и Гермиона, поставив на стол так и нетронутый стакан, молча вышла, все еще находясь в некой прострации. «Твоя старая подружка» — так назвал ее Крауч. После таких слов могли быть варианты и похуже. Это не человек, желающий ее смерти (а такие остались и со времен войны, и набралось за последние пару лет), и не какая-нибудь Рита Скиттер. Эта женщина всплыла в памяти, как самый неожиданный вариант. Вылазки в города, ради пополнения ее коллекции перьев и блокнотов, получение сухпайков только после того как дали интервью. Гермиона внутренне содрогнулась. Последний раз она видела Браун во время Финальной битвы. Воспоминания были свежи, как будто это было несколько дней, а не несколько лет назад. Тогда сражение привело ее в один из школьных коридоров. Каменная крошка застыла в воздухе неоседающим облаком, везде мелькало серебро пожирательских масок. Запах крови забивал ноздри. Тел было слишком много, и Гермиона давно перестала шокировано останавливаться, увидев детскую ручку под громоздкими завалами. Наверное, именно тогда она впервые ощутила то чувство, которым теперь жила. Гермиона переставала быть собой. Стиралась грань между человеческим и животным. Первородный, древний инстинкт выжить брал верх над остальными чувствами. Когда на тебе застыла чужая кровь, когда не чувствуешь ног и рук от усталости, а смерть дышит смрадом тебе в спину, то почему-то вдруг быстро забываешь о благородстве и гриффиндорской храбрости. Ноги сами привели ее в тот коридор, где от стен отражался женский крик полный боли и ужаса. Но даже он не мог заглушить громкого, хриплого дыхания оборотня. Тогда Гермиона видела Лаванду в последний раз. Беспомощная, распростертая на полу и прижатая полузверем она все еще сопротивлялась, но уже не кричала, и лишь крупные слезы катились по ее грязным щекам, оставляя за собой сероватые дорожки. Она была сильно покалечена, видимо, до последнего сопротивлялась, но Сивому ничего не стоило справиться с девчонкой, особенно когда до полнолуния оставались считанные дни, и он был на пике своей силы. Оборотень почувствовал присутствие зрителя и обернулся. Его рот был приоткрыт в зверином оскале, а глаза… Его взгляд потом часто снился Гермионе в кошмарах, как и то, что произошло после. Ее первое непростительное. — Авада... — Встреча навеяла приятных воспоминаний? — Крауч оттолкнулся от стены и кивнул шкафу-охраннику. — Идем, маленькая мисс. Не знаю, как ты, а я хочу есть. Боль в боку вернулась, стоило Скабиору опять подтолкнуть ее пистолетом — точно будет синяк, а второй рукой сжать плечо. — Лаванда сказала, что вне лаборатории вы за меня отвечаете, — обратилась сразу к обоим Гермиона. — Всей этой ерундой займемся завтра, — отмахнулся Крауч, теперь идя впереди их процессии. В столовую он желал попасть явно больше, чем в кабинет до этого. — Но сразу скажу, что никакая она тебе на Лаванда. Босс или мисс Браун. Никакой фамильярности с этой сучкой. — Ты бы помалкивал, — Скабиор шел за Гермионой шаг в шаг, и она пыталась ничем не выдать чувство отвращения, когда от его дыхания шевелились волосы на затылке. — Так она во всех смыслах сука. Почему я не могу называть вещи своими именами? Гермиона прижимала к груди рюкзак с вещами, перебирая в уме те, которые могли изъять. Она отмечала про себя, что переходы практически не охраняются, но освещение везде работает исправно — так все коридоры свободно просматривались с перекрестков. Гермиона пыталась представить, насколько этот лабиринт ходов уходит под землю и сколько же здесь помещений. Дверей ей во время пути попалось около пятидесяти. — Это Брюхо. Мы сейчас на нижних этажах, — Барти толкнул очередную ничем непримечательную дверь, а Гермиона не могла понять о каких этажах идет речь, если они не прошли ни одной лестницы. — Здесь только кухня и мастерская чуть дальше. Видимо, в прошлый раз Скабиор вел ее другой дорогой, так как сейчас они проходили через складское помещение. Хотя Гермиона назвала бы это место раем, а не складом. Здесь хранились только незамороженные продукты, но глаза все равно разбегались от количества круп, консервов и множества коробок самых разных форм. Рот наполнился слюной, но она хорошо запомнила слова Крауча в камере и предупреждение Лаванды в его адрес. Если б не его высокое положение, то Барти бы расстреляли за банку арахисовой пасты. Дверь в конце складского помещения ожидаемо вела в кухню, где было по-прежнему натоплено, хотя ничего не булькало и не шкварчало, как с утра. Стенли не было, но два парня надраивали огромные кастрюли в углу, что навеяло воспоминания об отработках у Снейпа. Один из них был Гермионе знаком, это он подал ей завтрак. — Я голоден, — объявил Барти, и это словно был какой-то особенный сигнал. Не прошло и минуты, как перед ними было выставлено несколько тарелок. Утренняя ситуация повторялась. Скабиор опять занял свое место у дверного косяка, но теперь за столом по правую руку от Гермионы уселся Крауч. Несмотря на заключение и вынужденную двухнедельную голодовку, он не спешил набрасываться на еду. Барти медленно разрезал ломти картофеля, отправлял их в рот и тщательно пережевывал. Гермиона такой пытки терпеть не могла. Нос дразнили потрясающие запахи похлебки, на которую она накинулась, уплетая за обе щеки. На выразительно выгнутую бровь и внимательный взгляд, Гермиона ткнула в сторону тарелки Крауча своей ложкой, мол «займись своей порцией», и продолжила наслаждаться ужином. Зрелище она из себя представляла, наверное, то еще. Волосы только сейчас начали хоть немного подсыхать и завиваться, превращая голову девушки в пушистое облако кудрей. В этот раз стянуть нож ей помешал не Скабиор, а Барти. К слову о егере, в процессе еды Гермиона не заметила его ухода. Только закончив со своей порцией и обернувшись, она увидела, что в кухне они остались вдвоем. Даже мальчишки уже закончили с мытьем посуды. — Идем. Комнат у нас хватает, так что поселю тебя отдельно. Если появятся вопросы, то я приказал. Перед выходом с кухни Барти сунул Гермионе в руки кусок хлеба. Он шел первым, она за спиной, и никто не мешал Грейнджер вдыхать свежий запах выпечки, поднеся горбушку к самому носу. Она понемногу стала отличать коридоры и двери, все-таки какая-то система здесь была, но слишком широкие шаги Крауча не давали ей возможности хорошенько оглядеться. Коридор за очередным поворотом уже совсем явно отличался от остальных. На дверях были цифры. Истершиеся таблички 301, 302 и далее. У 309 Барти остановился. Дверь легко поддалась небольшому толчку. — Побудка в восемь. У нас тут еще тот будильничек, не пропустишь. Я зайду за тобой, чтобы проводить на завтрак. — А… — Все вопросы завтра. Прости, маленькая мисс, но мне не терпится оказаться в своей постели, после той чертовой койки. Доброй ночи. Крауч вдруг отдал ей честь, развернулся, и быстро скрылся в противоположном конце коридора. Гермиона еще некоторое время смотрела ему вслед, а затем прошла в комнату и щелкнула выключателем. Осматривая свои «хоромы», Грейнджер захрустела корочкой от хлеба. — Ммм, безумно вкусно.