Арахисовая паста

— Сильно скучала? — По твоей улице проехало шестьдесят четыре машины, из них девятнадцать зеленых. Марк Леви «Семь дней творения»

Гермиона очнулась от неприятного чувства онемения в руке — видимо, отлежала в неудобном положении. Она заворочалась, точнее, попыталась, но не смогла пошевелить даже пальцем. Все тело застыло в одном положении. Гермиона с трудом открыла глаза — и это оказалось максимумом, на который хватило ее сил. Она лежала на кровати. Прямо над ней раскинулся расписной потолок с картинами, похожими на библейские предания. Ему не было края, а Гермиона не могла повернуть голову, чтобы посмотреть, где кончаются изображения седобородых старцев и монахинь. Онемевшую руку начало неприятно покалывать. Гермиона напрягла мышцы, но так и не смогла даже дернуться, только беспомощно моргала. Какое-то заклинание словно заточило ее в невидимый кокон, заставив замереть в одном положении. Вдруг над ней нависло морщинистое лицо старика, и от неожиданности Гермиона бы вздрогнула, если б могла. Он не походил на старцев с живописи на потолке — в его коротко постриженной полукругом бороде и уложенных седых волосах было нечто щегольское. С кончика острого носа свисали очки-велосипеды. Они вызвали у Гермионы лишь приятные ассоциации, хотя вряд ли старик носил их с какой-либо другой целью кроме практической. — Госпожа, наконец-то, вы очнулись. А то я уж было подумал, что сигнальные чары снова шалят, — запричитал он, интонациями напомнив Дамблдора. — Сейчас я сниму с вас стазисные чары, постарайтесь поначалу не делать резких движений. Гермиона послушалась и, когда смогла двигаться, начала разминать затекшую руку. Она вращала кистью, внимательно наблюдая за суетливыми движениями колдомедика. Его род деятельности она предположила из-за висящей на спинке стула лимонного цвета мантии. Каждое движение Гермионы сопровождалось ноющей болью, словно от сильного похмелья. Она с большим трудом повернула голову, чтобы осмотреть комнату, в которой находилась. Это были роскошные покои размером с лабораторию в Бухте. Расписной поток оказался одним большим изображением жития какого-то волшебника. Теперь Гермиона видела, что это не библейский сюжет, и везде повторяется образ старца в остроконечной шляпе и мантии. Стены были отделаны витиеватой лепниной, но вдоль большей их части стояли книжные шкафы. Будь обстоятельства другими, Гермиона бы уже исследовала тома на полках. Длинная вереница широких стрельчатых окон открывала вид на искрящееся море. Солнце стояло в самом зените, значит, она проспала больше половины дня. Все, что произошло ночью, теперь казалось кошмаром, который был слишком нереальным даже для ведьмы, переместившейся во времени. — Кто вы? — спросила Гермиона у старика, продолжавшего перебирать склянки на столе. Упомянутый стол был заставлен зельями и самыми разными настойками. На углу выстроились в две пирамиды старые книги в потрепанных обложках и с потемневшими от времени страницами. Около пухлой стопки пергамента, перевязанного бечевкой, стояла чернильница в виде большого пузатого жука. — Госпожа, — старик замахал руками, от чего очки чуть не свалились с его острого носа. — Не пытайтесь вставать. Хоть я и постарался минимизировать риск атрофии, но до полного обследования не могу ручаться за... — Какой еще атрофии? — от этих причитаний у Гермионы заболела голова. — Госпожа, — в глазах старика промелькнула искра осознания. — Я ваш личный колдомедик. Окто Левински, к вашим услугам, — он взял со стола круглый мутноватый бутылек. — Вот, выпейте, госпожа. Атрофия — одно из последствий комы. После Великой Дуэли вы не приходили в себя около двух месяцев, если быть точным, то пятьдесят восемь дней. Оглушенная новостью Гермиона с трудом верила его словам. Окто помог ей сесть, подложил подушку под спину и напоил зельем. Все это время она внимательно его рассматривала, даже когда он вливал в нее настойку. «Вливал», потому что сама Гермиона с трудом могла поднять руку. Окто Левински носил модный для этих годов костюм со стоячим воротом. Ткань бледно серого цвета была даже на вид дорогой и явно зачарованной. Пара капель пролившегося зелья, вместо того чтобы впитаться в край рукава, просто скатилась дальше, словно это была не шерсть, а брезент. Когда волшебнику переваливало за пятьдесят, становилось очень тяжело определить его возраст. Гермиона заметила пигментные пятна на холеных руках и множество мелких мимических морщин вокруг глаз и рта Окто. Ему нельзя было дать больше сорока пяти, но Гермиона бы поставила на то, что колдомедику стукнул седьмой десяток. — Целитель Левински, что?... Гермиона хотела спросить, что именно он дал ей, но от появившихся резких покалываний во всем теле она чуть не прикусила язык. Словно онемение резко распространилось по рукам и ногам, сведя мышцы болезненной судорогой. Гермиона откинулась на подушку, переживая спазмы. — Госпожа, это мышечный стимулятор, — она была уверена, что Окто усмехнулся в свои щегольские усы. — Поможет вам уже через пару часов вернуть мышечную активностью. Но я все равно бы советовал вам особо не напрягаться в ближайшие сутки. Позвольте, — еще до ее разрешения он взмахнул палочкой, использую первое заклинание. — Провести полный осмотр. Ее окружила паутина диагностических чар, результаты которых были понятны лишь самому колдомедику. Гермиона боялась пошевелить даже пальцем, чтобы не спровоцировать новую волну болезненных спазмов. Боль напомнила ей о череде смертей, безумной повторяющейся ночи и невидимых духах, которые кричали о крови и бессмертии. Видимо, на ее лице отразилась смесь страха и потерянности, не ускользнувшая от внимательного взгляда Окто. — Госпожа, мой род служит вождям острова Мэн и… — он замялся. — И Дикой Охоте уже несколько сотен лет. Все, что вы пережили, это лишь испытание. Каждый вождь проходит через подобное. — Подобное?.. — повторила Гермиона, вдруг с удивительной для себя силой перехватив руку старика. — Расскажите! — Да-да, Госпожа, — Окто продолжил осмотр, словно и не почувствовав ее хватки, только кончики его усов едва заметно задрожали. — Ходило много легенд о вождях или лордах острова Мэн и об их бессмертии. Но лорды все же сменяют друг друга, умирают, поэтому легенды давно переросли лишь в детские байки. И я бы тоже не назвал дар Дикой Охоты бессмертием… — Дар? Вы это серьезно? — с каждой минутой этот человек нравился Гермионе все меньше. Она не смогла бы точно объяснить почему, но всем своим нутром Гермиона вдруг почувствовала к Окто неприязнь и отторжение. Нечто подобное, она испытывала лишь к Питеру Петтигрю. Но в отличие от той крысы, колдомедик не сделал ничего заслуживающего подобного отношения. И тем не менее, его слова вызывали в Гермионе желание срочно избавиться от общества старика. — Разумеется, дар! А как же еще назвать возможность проживать одно событие снова и снова по собственному желанию? — Окто даже отвлекся от диагностики и восторженно всплеснул руками. — Правда, частое использование приводит к подобным последствиям, — он снова замахал волшебной палочкой. — Смерти отражаются на вашем теле, нанося сильный вред организму. В какой-то момент вы просто… умрете. Но обычно хватает раз на десять. Он говорил об этом так просто, словно речь шла о погоде или меню на ланч. Гермиона перевела взгляд на море. После пережитого она многое бы отдала, чтобы стоять около широкого окна и вдыхать соленый воздух, а не слушать Окто, который своими рассказами оживлял в ее голове ту страшную ночь. Стоило ей об этом подумать, как с кончиков пальцев сорвался магический поток распахнувший все окна в комнате и сорвавший с петель дверь. Ставни громко захлопали. Один из витражей лопнул и осыпался разноцветным стеклом. От неожиданности Гермиона вздрогнула. Конечно, она и раньше была способна на подобное, но никогда для этого не хватало простой мысли. Окто громко запричитал: — Госпожа, я просил вас не напрягаться! А не использовать беспалочковую магию для бытовых нужд… — Как она? — перебили его. Гермиона резко повернулась, от чего в шее отдало режущей болью, и зашипела. Если б не это, то она не смогла бы сдержать идиотской широкой улыбки от вида растрепанных волос Барти и столь знакомого хитрого выражения безумных глаз. Он перешагнул через лежавшую на полу дверь, что с его длиннющими ногами выглядело непринужденно, и прошел к кровати. Колдомедик выдал ему короткую справку о состоянии Гермионы, но Барти даже не повернулся к нему, внимательно рассматривая ее, утопающую в горе подушек. — Выглядишь хреново, маленькая мисс. — Ты тоже, — улыбнулась она и позволила Окто вернуться к диагностике. Выглядел Барти, и правда, не лучшим образом. Он похудел, хотя, казалось бы, больше некуда. Под глазами залегли глубокие тени. Неравномерная щетина выглядела так, словно он каждый раз начинал бриться и бросал где-то на середине. Футболка висела на нем мешком, как в день их встречи в изоляторе, куда Барти попал за кражу банки арахисовой пасты. В результате, Гермиона осматривала его с неменьшей обеспокоенностью, чем он ее. — Тебя не кормили, пока я была в коме? — не удержалась она от вопроса, даже не пытаясь перевести его в шутку. И пусть прошла пара месяцев, но для нее это была лишь пара дней, с того момента, как они гнали по дороге на Санлайнере. Тогда Барти трансфигурировал себе те щегольские очки и рубашку и выглядел довольным жизнью. Довольным, а не больным и заморенным голодом. — Вся еда в этом времени слишком натуральная, — отмахнулся от ее заботы Барти, присаживаясь на край кровати. — Видимо, мой организм отказывается воспринимать продукты без содержания ГМО. Они замолчали, чувствуя неловкость, пока Окто заканчивал осмотр, поглядывал на них из-под кустистых бровей и усмехался в идеальные усы. Гермиона, наконец, смогла спокойной двигаться и заворочалась, устраиваясь на подушке поудобнее, когда почувствовала прикосновение к собственной ладони. Она удивленно посмотрела на Барти, который с совершенно невозмутимым выражением лица сжал ее запястье. Его прикосновение было очень мягким и… «И, пожалуй, теплым,» — подумала Гермиона, со стыдом осознавая, что наверняка краснеет. — «Ну вот, кто так делает?» Она опустила голову, не зная куда деть взгляд. И она не могла точно сказать, от чего ей было более неловко: от действий Барти или от того, что все это происходит на глазах малознакомого колдомедика. В конце концов она просто переплела свои пальцы с чужими, словно так нужно, так правильно, и ничего нет предосудительного в том, чтобы держать за руку пожирателя смерти. «Не только пожирателя, но и безумца, убийцу, мужчину вдвое старше и,..» — Гермиона, наконец, оторвала взгляд от одеяла и посмотрела на Барти. — «И он просто мне нравится». Эта мысль настолько поразила ее, что Гермиона уставилась на мужчину, словно впервые его видела. Барти облизнул губы и выгнул бровь, намекая, что в ее приоткрытый рот может залететь муха. Он круговыми движениями поглаживал ее ладонь и перевел взгляд на широкое окно, где шумело море. Его профиль в солнечных лучах смягчился, и Барти стал меньше походить на жертву холокоста. «Чертовски красив», — постановила Гермиона с тяжелым обреченным вздохом. — «Психопаты не должны быть такими очаровательными. А я должна была давно перерасти влюбленность в плохих парней». Очевидно, что Гермиона ее переросла и влюбилась не в плохого парня, а в плохого мужчину. Последнее она снова попыталась в мыслях отрицать, ссылаясь на долгое отсутствие отношений и влияние момента после пережитых смертей. Тут должен был встрять Том с нотациями о «разведении розовых соплей»… — Кстати, — Гермиона освободила ладонь от хватки чужих пальцев, делая вид, что разминает руки. — Где То… Лорд? — Мы изолировали его, — Барти насмешливо глянул в сторону прислушивающегося колдомедика. — В другой части замка, чтобы ты быстрее восстановилась. Он снова перехватил ее ладонь и просто сжал в своих пальцах. Гермиона не стала вырываться, задумавшись, отнес ли он самолично крестраж. Как быстро он выбрал между служением своему Лорду и… «И мной,» — закончила она в мыслях. — «Ибо шансы выжить с постоянно высасывающим жизненную силу крестражем равнялись бы нулю». — Что ж, — прервал их вежливым покашливанием Окто. — Ваше физическое состояние стабильно. Магический фон восстановился не до конца, поэтому настоятельно рекомендую временно не использовать энергозатратные и беспалочковые заклинания, госпожа, — он кивнул в сторону выбитой двери. — Через пару часов вы сможете снова скакать, словно горная лань. Колдмедик усмехнулся и погладил усы. Он взмахнул палочкой, и из-под стола вылетел саквояж. В него вереницей стали складываться книги, записи и лечебные зелья. — Подождите, — Гермиона дернулась, понимая, что Окто уходит. — Вы должны рассказать мне о… — Вся интересующая вас информация есть в специальной секции библиотеки МакНамара, домовики покажут вам,.. — столкнувшись с ее непонимающим взглядом он нахмурился. — Оу, этот замок. Замок МакНамара, названный так в честь ирландского клана, которые его возвел. Впрочем, обо всем этом вы тоже сможете прочитать в библиотеке. В вашей библиотеке. В вашем замке. На вашем острове. Окто заулыбался, словно сказал что-то смешное. Гермионе определенно не было смешно. Она хотела узнать у него все, что ему было известно о Дикой Охоте, вождях острова Мэн и этом странном полу-бессмертии. Скорее всего, она могла просто приказать ему остаться, но портить отношения с человеком спасшим ей жизнь не хотелось. Потому Гермиона кивнула и выдавила из себя улыбку, которая должна была казаться благодарной и благосклонной. — Благодарю вас, — коротко сказала она. — Это мой долг, госпожа. Я навещу вас через два дня около полудня, чтобы провести повторную диагностику. Гермиона проводила взглядом его удаляющуюся спину, думая о том, что за эти два дня должна будет перерыть всю библиотеку и, если останутся вопросы, задать их колдомедику. Барти за все это время не сдвинулся с места. Он сидел, развернувшись к распахнутым настежь окнам. Его лицо выглядело спокойным и умиротворенным, а глаза были закрыты. Грудь медленно поднималась и опускалась. Он уснул. Задремал, вот так неудобно сидя на краю кровати и сжимая ее руку. Его ресницы подрагивали, а рот приоткрылся. Гермиона привыкла засыпать в разных местах и даже стоя, без чего было не выжить в спартанских условиях апокалипсиса. Но она все равно немного позавидовала тому, с какой легкостью Барти задремал в подобной позе. Она попыталась сосредоточить мысли на этом, а не на причинах его утомленного состояния. Не хотела признавать, что в этом может быть ее вина. Потому круговыми движениями поглаживала его ладонь, утонув в мягких подушках, и ничего не предпринимала. Ей нужен был Том. И нет, она не станет рассказывать ему о своем полу-бессмертном положении снова — не стоит забывать, что он все-таки Темный Лорд, а не лучшая подружка. Но его помощь пригодится, чтобы разобраться в управлении островом, их все еще бедственном положении и дальнейших действиях. А свои новые супер способности Гермиона оставит при себе, как козырь. Хотя называть это «даром» и восторгаться как колдомедик она все еще не спешила. Слишком живы были в памяти адская боль, визг демонов и их взывания к крови. — Детка, ты жива! — с криком ворвался в палату Лютер, разбудив Барти. Гермиона вздрогнула, одернула руку, расцепив их ладони, и нервно улыбнулась. — Субординация, волчара, — вошел следом Скабиор, внимательно осматривая выбитую дверь. — Босс, вам, наконец-то, надоело изображать спящую красавицу? — И это ты говоришь о субординации? — усмехнулся Барти, поднимаясь и одергивая рубаху. Скабиор развел руками и сел на освободившееся место. Лютер замялся в изголовье кровати, а затем плюхнулся прямо на пол. — Идиотина, стул есть, — закатил глаза Скабиор. Лютер рыкнул на него, встал и подтащил стул из угла комнаты к кровати. Барти наблюдал за всем этим цирком, оперевшись об одно из распахнутых окон. Его очертания на фоне моря навевали мысли о пиратах, кораблях и других глупых романтических ассоциациях. Гермиона подозревала, что он просто задремал с открытыми глазами. — Как вы все здесь оказались? — спросила она, потянувшись, чтобы размять шею. — Разве я не сказала убраться с острова, если мы не вернемся? — В ту ночь, — Скабиор закурил, выдыхая фиолетовый дым в противоположную от нее сторону — запахло черникой. — Прошла волна коротких землетрясений, а затем выпал снег. Уже подозревая вашу с Милордом причастность, мы собрали отряд, но не знали куда выдвигаться. Долохов не мог вспомнить, где именно находится МакНамара. А затем появился тот рыжий домовик. Мохнатый, словно какой-то лесной звереныш. Начал биться головой об пол и лепетать, что Госпоже нужна помощь. — Очки, которые ты забрала с собой, — Барти отошел от окон и начал восстанавливать их с помощью палочки. — Несли отпечаток моей магии. По нему домовик и нашел нас. В комнате, и правда, стремительно холодало. Если она была в коме около двух месяцев, то прошла уже половина октября. Теперь море несло не легкий бриз, а пробирающий до костей ветер. Барти закончил с несчастными витражами и переключил свое внимание на выбитую дверь. — Так вот, — Скабиор подавился дымом и откашлялся. — После этого мы даже стаю взяли с собой, — воспользовавшись паузой, перехватил слово Лютер. — Думали, мало ли что... Врываемся сюда, я уже готов перегрызть врагам глотку, а в замке ни души. Еле отыскал тебя по запаху в тех катакомбах внизу. Домовичок в это время совсем разум потерял и только вокруг носился. — Большое спасибо, Лютер, — Гермиона накрыла его широкую ладонь своей и слегка сжала. Оборотень вдруг зажмурился, сдерживая слезы, и захлюпал носом. Его плечи задрожали. — Детка, ты там... ты... Все было в крови! Пол словно перекопали... Я нашел тебя в осколках плит... Такая бледненькая, маленькая... У-у! — Не вой, идиотина, — Скабиор закатил глаза и успокаивающе похлопал его по плечу. — В общем он тебя едва живую принес из подвала. Домовик аппарировал с тем стариком колдомедиком. Он наложил стазис, но это не помогло и... — И ты погрузилась в кому, — перебил его Барти, закончивший с починкой двери. Лютер утирал слезы и тихо всхлипывал, понурив плечи. Растроганная его чрезмерным волнением Гермиона не знала куда деть глаза. — Как остальные? — Мы нашли тут розовую оранжерею, — пожал плечами Скабиор, а Гермиона сразу догадалась, что наткнулись они ни на что иное, как на кабинет Барона. — Там был тайник с парой тысяч галлеонов, так что особо не бедствовали. Здесь много комнат, да и домовики прислуживают, хоть и кривятся уродцы лохматые. — В общем-то они воспользовались твоим положением и отсиживали свои задницы, — усмехнулся Барти, получив укорительный взгляд от Скабиора. — Векселя мы оборотням поставили, но они закреплены на тебя, чем те и воспользовались. — У тебя тоже есть? — спросила Гермиона у Лютера. Тот отрицательно замотал лохматой головой. — Нет только у него и Бакстера, потому что они волшебники, — ответил за него Барти. — Я научил их ставить ментальные щиты. Пока слабоваты, но оборотням легче дается ментальная магия, ведь они постоянно сдерживают звериную сущность. Магглов-оборотней же защитят векселя. — Я уже научился создавать туман при вторжении, — гордо похвалился Лютер, успокаиваясь. — И мысли хорошо скрываю! Барти в ответ на это скривился, намекая на то, что оборотень сильно преувеличил свои заслуги: — Оставь нас, Лютер. Взрослым надо поговорить. — Поправляйся, детка, — здоровяк в последний раз всхлипнул и вышел — адские жизненные условия выдрессировали в нем почти слепое подчинение приказам. — У меня и часа не будет, чтобы в себя прийти? — спросила Гермиона, когда дверь за оборотнем закрылась и была запечатана паутиной чар. Чувствовала она себя уже намного лучше и даже могла нормально сидеть, а не полулежать, используя подушки как опору. К рукам почти полностью вернулась чувствительность, и покалывания перешли в ноги. По ощущениям, она просто спала в неудобной позе, вот только за окном успел смениться целый сезон. — У тебя было два месяца, маленькая мисс, — Барти занял освободившийся стул, развернув его и перекинув через сиденье ногу. Он облокотился о спинку и переплел пальцы, прислонив их к подбородку. — Деньги на исходе, оборотни бунтуют, Долохов пьет и предается ностальгии. Около замка околачиваются министерские, чтобы выразить почтение новому Лорду острова. Переход от «я забочусь о тебе» к «мне от тебя нужно» был слишком быстр даже по меркам переменчивого настроения Барти, с которым Гермиона была знакома не понаслышке. Недаром он возглавлял вылазки за стены Бухты и являлся шпионом Темного Лорда в Министерстве, а затем и в Хогвартсе. — Тогда что вообще делают Векселя? — решила начать с малого Гермиона. — Серьезно?! — Скабиор подавился сигаретным дымом. — Разве не ты приказала... — Например, — перебил его Барти. — Вот это тоже разновидность Векселя, — он задрал левый рукав, показывая побледневшую темную метку. Гермиона нахмурилась и замотала головой. — Погоди, хочешь сказать... У них теперь тоже... — Мы подумали, что ты захочешь что-то менее экспрессивное, чем Милорд, — усмехнулся Скабиор, уничтожая магией окурок. — Потому это просто две параллельные линии на спине в основании шеи. — Векселя закреплены на тебя, — Барти поправил рукав. — Как и темная метка, они не дадут прочитать мысли даже при явном вмешательстве. Столь сильная защита не остановит только кого-то вроде Дамблдора или Милорда. Так же есть привязка болевого наказания и призыва, но более примитивного, потому что аппарировать по твоему зову они не смогут. Догадываясь о том, что почувствует, Гермиона привстала и дотронулась до основания шеи. Ничего не нащупав, она уже было облегченно вздохнула, когда под пальцами что-то зашевелилось. Теперь явно прощупывались две вертикальные линии вдоль позвоночника, одна толще другой. — Оборотням его поставили, на тебе же Вексель появился сам. Разумеется, твой не имеет того же действия. Они смогут тебя вызвать, но не призвать насильно. — Почти штрихкод. Кто занимался дизайном? — с кислой улыбкой спросила Гермиона, чтобы хоть что-то сказать. — На самом деле… — протянул вдруг замявшись Скабиор. — Я ставил им Векселя, — с усмешкой прервал его Барти. — Это должна была быть просто линия, я особо не заморачивался, но первым пошел Джимбо. Он противился закреплению, представлял тебя, но… по кусочкам. По себе знаю, что метка — это крайне болезненно. Она выжигается не только на коже, но и на самой сути твоей магии. Или в случае с оборотнями на тех ее крохах, что передается им при заражении. И в общем… — В общем Джим так извинялся и визжал, — мечтательно протянул Скабиор. — Что этот псих не ограничился одной полосой, а сделал еще и вторую потолще. Гермиона скривилась, когда они переглянулись, словно обменялись парой отличных шуток. — Оставьте меня ненадолго. Собрание подождет до того, как я смогу встать с кровати? Через час она смогла добрести до туалета, опираясь о гобеленовые стены. Ванная была идентичной с той, что была в ее прошлой комнате, за исключением позолоченных кранов и картины осеннего леса. Широкое окно открывало вид на темное из-за нависших облаков море. Вода вдруг начала стремительно наполнять малахитовую ванную и остановилась, только когда пара капель выплеснулась за бортики. От нее поднимались тоненькие струйки пара. — Бирко, — догадалась Гермиона. Домовик появился перед ней с громким хлопком и стукнулся головой об пол от стремительного поклона. — Чего изволит Великолепная Госпожа? — он выкрутил пушистые уши и выжидательно посмотрел на ноги Гермионы, боясь поднять взгляд. — Чтобы ее не называли великолепной, — она сдержала желание потрепать домовика по макушке, опасаясь, что его хватит удар. — Тогда Великодушная Госпожа? — Не стоит. — Прекраснейшая и Умнейшая Госпожа? — задумчиво спросил Бирко, уже не выглядя таким испуганным. — Умнейшая — мне нравится, но лучше зови меня как раньше. — Как прикажете, Госпожа Дж-Джин, — запнулся домовик и все-таки рискнул выпрямиться. — Вам что-то нужно? — Зеркало, если тебя не… Бирко щелкнул пальцами и у ближайшей стены появилось овальное зеркало в человеческий рост. — Не затруднит, — уже тише закончила Гермиона. Она отпустила домовика и стянула с себя больничную сорочку. Она видела такие на пациентах в больнице Св.Мунго, когда посещала там друзей после Финальной битвы. За сорок лет одежда для пациентов почти не претерпит изменений. Гермиона развернулась спиной к зеркалу и подсобрала руками волосы. Участок в основании шеи был чист. Но стоило ей задуматься о Векселе, как вдоль позвоночник проявились две черные полосы. Гермиона скривилась и отвернулась, отпустив спутанные кудри. Когда она вышла из ванной, на уже заправленной кровати ее ждало самое чопорное платье из всех носимых ранее. Такие предпочитали профессор МакГонагалл или же Нарцисса Малфой. Черный цвет ткани напомнил ей о послушницах из монастырей старой Англии. Все-таки примерив, Гермиона внимательно рассмотрела себя в зеркале. На нее смотрела совсем другая Гермиона: статная и строгая. С ее лица еще не сошла болезненная бледность, и на шее из-под воротника выглядывал широкий шрам. Кудри после высушивающего заклинания топорщились в разные стороны, добавляя хоть какую-то искру жизни. — Бирко, где мои вещи? С хлопком на кровати появился рюкзак и стопка одежды. Об пол стукнулись армейские ботинки и пара кроссовок. — Спасибо, — в пустоту поблагодарила Гермиона. После принятой ванной она чувствовала себя почти здоровой, если не считать небольшую слабость. Зелье колдомедика Левински сработало наилучшим образом. Отыскав в недрах рюкзака носки и натянув любимые ботинки, Гермиона по привычке завязала шнурки двойным узлом спереди и сзади. В ней навсегда останутся такие вещи, которые не вытравишь даже годами мирной жизни. Покои располагались в одной из башен. Балюстрада вела вниз по лестнице, мимо голых каменных стен. От Хогвартса замок МакНамара отличало полное отсутствие портретов. Никто не перешептывался, когда проходишь мимо, и не прыгал из рамы в раму. Только гобелены, позолоченные подсвечники и пейзажи с покачивающимися на ветерке кронами деревьев. Этажами ниже Гермиона услышала отборную брань, за которой последовал звон стекла. В широкой зале напивались оборотни, одетые по последней моде шестидесятых. Двое сцепились в центре, а остальные делали ставки и подбадривали спаринговавшихся, иными словами: матерились, кричали и выли. Выглядели они, как настоящие дикари, — ни следа от маленькой выдрессированной армии Лаванды. Только отросшие щетины и бороды, пятна от алкоголя на одежде и стоящая стеной вонь немытых тел. Гермиона даже не стала задерживаться и прошла мимо двери, прикрыв рукавом нос. За ее спиной зазвенели бутылки и раздалась новая волна возбужденных полузвериных криков. На новом пролете Гермиона нос к носу столкнулась с широко улыбающимся Лютером. Она покачнулась, поскользнувшись на ступеньке, но оборотень вовремя придержал ее за руку, не дав полететь с лестницы. — Детка, осторожней, — он потащил ее за собой, все еще придерживая под локоть. — Знаешь, твой запах немного изменился. Тогда я этого не заметил, потому что все перебивал шампунь Скабиора… Гермиона задумалась и прослушала остальное. Ее напрягло заявление Лютера об изменившемся запахе. Оборотни не зря славились своим особо острым звериным нюхом. По нему они могли неделями выслеживать жертву. И вряд ли в ее «изменениях» были виноваты лекарства. — Мистера Долохова напоили отрезвляющим. Ждали только тебя. В кабинете Барона все так же ярко пахло розами. Видимо, о них позаботились домовики, в противном случае цветы не прожили бы без своего хозяина и недели. Тони полулежал за рабочим столом, скрестив руки и уронив на них голову. В углу на широкой тахте сидел Скабиор, поигрывая ножом бабочкой. Резкий звук разрезал воздух: «чик-вжик». И снова. «Чик-вжик». — Проходите, не толпитесь в дверях, — вдруг раздалось прямо у уха Гермионы. Она не заметила, как Барти подошел сзади и мягко подтолкнул ее в спину. — Босс, а ты оказывается большая sonya, — Антонин поднял голову. На его щеке отпечатался след от рукава. Выглядел бывший пожиратель немногим лучше пьяных оборотней. — Вот ты спишь, а мы тут в большой zhope, — он откинулся в резном кресле. — С чего начинать не знаем, только пьем, жрем и ср… Дверь скрипнула, и в нее боком протиснулся Драко, привлекая внимание Антонина и не дав ему закончить фразу. В отличие от всех остальных, он словно провел эти месяцы на курорте. Ушли мешки под глазами, лицо было гладко выбрито, на брюках выглаженные стрелки. На Гермиону он посмотрел с каким-то облегчением и почти радостью. Уж такого спектра эмоций она точно не ожидала и даже сделала небольшой шаг назад. — С возвращением, Грейнджер. — Угум, спасибо, — поблагодарила она, а про себя подумала: «Лучше б ты дальше молчал. А то от такого твоего поведения меня может хватить удар». Барти подошел к рабочему столу и положил на него то, что все это время держал за спиной. Гермиона остановилась взглядом на черной кожаной куртке, но попрежнему не ощущала присутствия Тома в помещении. Все выжидательно уставились на крестраж, и на короткое время в комнате повисла звенящая тишина. — Что ж, — откашлялся Барти. — Тогда начнем без… Гермиона не поняла, почему раньше не почувствовала волну злой, яростной энергии, которая вдруг вырвалась из куртки и воплотилась посреди комнаты разъяренным Лордом Волдемортом. Воздух вдруг словно сгустился, стало тяжело дышать, температура в кабинете при этом начала стремительно падать. — Крауч, — зашипел Том, за один шаг пересекая разделяющее их расстояние. Он обхватил рукой его шею и поднял Барти над полом, от чего тот задергался, хватаясь за ладони Лорда и стараясь разжать пальцы. Попытки были тщетны. Гермиона хорошо помнила, какой крепкой может быть эта хватка. — Ты забыл кому служишь, щенок?! Настоящая ярость Темного Лорда — то, что никто и никогда не захочет почувствовать на себе. Тогда он всего лишь запугивал Гермиону, а сейчас им вело злое, неудержимое желание убить. Лицо Барти покраснело, он хрипел и дергался, пока все застыли испуганными изваяниями. Температура упала настолько, что дыхание превращалось в облачко пара. — Остановись. Гермиона огляделась, чтобы понять, какой безумец рискнул перечить Темному Лорду в момент его слепой жажды убийства, и осознала, что этот безумец — она сама. Том не сдвинулся с места, продолжая усиливать хватку на шее Барти. — Перестань. Она чувствовала, как постепенно ее покидают силы. Для еще неокрепшего тела сильным ударом стала подпитка материализации крестража. Глаза Барти закатились, одна из рук безвольно повисла вдоль тела. — Я сказала хватит! Гермиона вытянула руку вперед, словно пытаясь хоть как-то помешать, и это неожиданно сработало. В считанные секунды тело Тома растворилось в тёмной дымке. Он закричал. Нематериальный крик эхом зазвенел в ушах. Том метнулся в сторону упавшего и пытавшегося подняться Барти, когда Гермиона будто поймала черный туман за «хвост» и впитала его в себя. Впитала — так легче было описать, на самом же деле мощная энергия поглощенного крестража ударила в саму суть ее магии, забилась в области сердца и затаила обиду, затихнув. Гермиона покачнулась. Раньше всех очнулся Драко, подхватив ее на руки, и положив на тахту, которую освободил Скабиор. Барти медленно сел, откашлявшись и потерев шею, на которой красными пятнами выделялись следы от чужих пальцев. Капилляры в его глазах лопнули, в районе виска нервно пульсировала вздувшаяся вена. Он пытался отдышаться и переходил на хрип. — Что ж, — Антонин потер шею, выдавив кислую улыбку. — Пожалуй, начнем собрание таким составом. Гермиона улыбнулась Барти и прикрыла глаза. Как бы худо ей сейчас не было, она никогда не чувствовала себя лучше. Все произошедшее доказало ей одно: «Я теперь сильнее, Том. Я сильнее».