Jail Bird

Иван избегал Альфреда почти весь день. Он пропадал часами в библиотеке, сидя в углу на полу. Либо ел в столовой. Находился где угодно, чтобы держаться подальше от американца. Иван и подумать не мог, что парень будет защищаться, применяя силу. Конечно, он предал мальчика и бросил в одиночестве, но не ожидал, что тот действительно проявит агрессию. Поэтому Иван на время залёг на дно. Нужно было выждать какое-то время. Альфред провёл день в камере, слишком боясь выходить наружу. У него не было здесь друзей. И, учитывая то, что он уже получил горький опыт, заведя «друга», юноша не собирался доверять кому-то ещё, даже чтобы спастись от пустоты одиночества. Иван показался ему таким добрым, когда водил по тюрьме, рассказывая, что тут да как, убедив Альфреда в том, что здесь безопасно и нечего бояться, чтобы только вернуться вечером в камеру и начать домогаться. Джонс, плача, отшвырнул от себя библиотечную книгу, попав ею в стенку напротив. Неудивительно, что ему больше не хотелось обсуждать с сокамерником литературу. Этот русский и не собирался ничего обсуждать. Он просто хотел залезть Альфреду в трусы. Конечно, мужчина отступил, но лишь когда парень ударил его в ответ. Блондин вздохнул, закрыв голову руками. Как наивно, мелькало в его разуме, считать, что такой страшный мужик может быть хорошим и дружелюбным, защищать его и помогать. Американец долго сидел в камере. Он боялся каждого шороха, нервно осматриваясь. Однако во второй половине дня послышалось громкое гулкое урчание желудка. Нужно было хотя бы немного поесть. Альфред соскочил с верхней койки, предполагая, что уж добежать до столовой и обратно можно, не оказавшись изнасилованным. Иван был уже в столовой, поздно придя на ужин, и теперь поспешно ел свой ужин. Он не очень любил то, чем здесь кормят, поэтому едой не наслаждался, однако после приёма пищи он намеревался вернуться в камеру, хотя того и не хотел. Там был Альфред, и находиться с ним в одном помещении — значит обрекать друг друга на неловкое напряжённое молчание. Слишком затянутое молчание. Потому он решил вернуться и лечь спать, сон избавил бы его от тишины. В конце концов, после сна и самочувствие улучшится. Стоя в проходе в столовую, Альфред обдумывал, стоит ли показываться на глаза Ивану. Честно говоря, он хотел обсудить произошедшее, получив ответ на мучивший вопрос, почему тот поступил так подло. Зачем предал доверие, заранее будучи милым и открытым? И почему отступил, хотя мог схватить, его бы не остановили жалкий удар и выкрик. После нескольких мучительных минут размышлений, стоя в длинной очереди, блондин решился на разговор с русским. Ему нужен был этот разговор. Подойдя к одинокому столу Ивана с подносом в руках, парень неловко сел напротив. Несколько минут он молчал, глядя на мужчину, который и глаз не поднял, и пытался сформулировать мысленно вопросы, интересовавшие его. В конце концов, он не смог выдать ничего, кроме простого: — Почему? — Что — «почему». Его фраза не звучала, как вопрос. Вероятно, он ожидал, пока ответит сам Альфред. Ему не нравилась напряжённая атмосфера. Он не преследовал парня и не нападал, не домогался, с какого это хрена он должен оправдываться? Иван ожидал, что Джонс обратится к смотрителям о переводе в другую камеру. Он бы не был первым в таком желании, многие просились перевестись от русского. — Почему ты так обращался со мной, будто хотел мне помочь и ободрить, а потом вдруг попытался изнасиловать, как только погасили свет? — спросил Альфред, глядя на мужчину. Теперь, потеряв друга, парень не мог даже думать о том, чтобы завести тут ещё знакомства. Они могут оказаться такими же, как Иван. — Я не собирался насиловать тебя, — процедил сквозь зубы тот. — Если ты не заметил, я отступил, когда ты заявил о своём протесте, применив силу. Мне казалось, ты этого хочешь, и специально отнекиваешься. Мужчина импровизировал. Пусть он не был чересчур красноречив, но ему нужно было убедить Альфреда в своей непричастности. В конце концов, что такого? — …Чёрт возьми, что ты несёшь? Я говорил тебе убрать от меня руки, но ты заявил, мол, «слова не имеют значения». Когда кто-то говорит тебе остановиться, нужно останавливаться! — нервно усмехнулся Альфред, в глазах отразив раздражение. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди и отведя глаза, надув губы. — Стоп, что значит: «Мне казалось, ты этого хочешь, и специально отнекиваешься»?! — На моём опыте было множество случаев, когда партнёр заявлял, что не хочет отдаваться мне, а затем наслаждался процессом, — Иван, похоже, хотел сыграть роль человека, ставшего жертвой обстоятельств и заблуждений. — Ты сказал мне, что я «хороший парень», ты был таким красивым, милым, и меня это возбудило… — Обычно… — парень потерял дар речи от слов русского. Он не знал, куда деть взгляд, смутившись. — Когда кто-то говорит остановиться, нужно останавливаться. И, кажется, уже давал понять, что я не гей… Он не знал, верил ли Ивану, или нет. Ему было неловко, он покраснел, пытаясь придумать, что бы ещё сказать. Возможно, этот мужик не такой уж и плохой? И это просто недоразумение? Как-то чересчур хорошо, чтобы быть правдой. — Эм, типа, прости, что возбудил тебя, как-то вроде того… — Альфред, конечно, не чувствовал себя виноватым. Но ему казалось, что нужно извиниться. — Так я тоже не гей, — признался Иван, который действительно предпочитал женщин. — И я тоже это говорил. Но я думал, что ты лишь заигрываешь со мной, когда отказывал. Между мужским и женским полом он безоговорочно выбирал девушек. Дело в том, что в тюрьме он не встречал уже год никого, кроме мужчин, а супружеские визиты не были допущены. — Нет, я не заигрывал. И мне было страшно, — пробормотал Альфред, разжёвывая во рту картофельное пюре. Он молчал на протяжении какого-то времени, продолжая есть ужин, выглядя расстроенным. Но ведь, вероятно, Иван не хотел его насиловать, и оставался его другом… Это было облегчением. Русский же надул по-детски щёки. — Мне жаль, что ты подумал обо мне так, ты очень плохого обо мне мнения, — буркнул он, скрестив на груди руки и приняв обиженный вид. Он, так или иначе, точно не выглядел как кто-то, способный навредить Альфреду. Увидев столь нелепое выражение лица Ивана, Альфред вздохнул. В любом другом случае, он бы засмеялся, прими кто-то другой подобную позу. Но сейчас он одарил русского сдержанным кивком и слабо улыбнулся: — Ну, что ж … Наверное, мне тоже жаль. Что так думал о тебе. — Всё в порядке. Тебя можно понять, ты же совсем молод и слаб. Ты привыкнешь, — как ни печально, Иван говорил правду. — После обеда завтра нам нечем заняться, так что я предлагаю провести время вместе. Я отправлюсь в спортзал, так что идём со мной. Альфред был достаточно хилым, чтобы русский мог его за это подкалывать и использовать как аргумент, дразня. Альфред нахмурился, хотя и не всерьёз. — Не все же такие огромные, как ты, — он доел и показал Ивану язык. — Кроме того, разве мне нужно быть качком, если у меня есть такой друг, как ты? Хотя, полагаю, мне тоже стоит немного потренироваться. Что же мне остаётся. Он улыбался, пытаясь развязать дружеский разговор. — Ты не должен постоянно полагаться на меня, — поднял бровь мужчина. Какой милый мальчик. — Пацан, ты ожидаешь, что я буду тебя защищать? Какая прелесть, ты думаешь, что я — твой большой добрый герой? Вот ведь ирония. — О, ну… — Альфред покраснел, понимая, что именно так и считал, просто не озвучивал вслух. — Я решил, ты же можешь мне иногда помогать?.. Хотя бы если я влипну во что-то? Наверное, наивно с моей стороны. — Я не говорил, что не буду помогать. Просто не полагайся на меня каждый раз, — засмеялся Иван. Он доел и отодвинул поднос. — Нужно возвращаться, ужин скоро кончится, и смотрители предпочитают, чтобы после звонка мы находились в камерах. Мужчина отнёс посуду и вернулся к Альфреду, ожидая его, но не опускаясь обратно за стол. — Ох, ладно, — кивнул тот, убирая и свой поднос. Чуть улыбнувшись, юноша последовал за спутником в камеру, довольный тем, что их отношения вернулись в норму. Почувствовав снова облегчение и радость, блондин вбежал помещение, завалившись на кровать. Было ещё не слишком поздно, и Альфред хотел некоторое время уделить книге, прежде чем спать. Иван следовал за ним, не отставая, шагая прямо за парнем, наслаждаясь видом сзади. Он был немного разочарован, когда американец направился сразу к кровати, взобравшись по лестнице. Ну почему верхняя койка?.. Это всё усложняло. Было бы гораздо удобней, спустись Альфред к нему вниз. Увы, у Ивана не было возможности узнать, который час. Ему надо было на секунду сбегать в библиотеку, чтобы обменять книгу, но он не мог быть уверенным, что успеет. Юноша, тем временем, читал с новым энтузиазмом роман. Его страх стать жертвой очередного насилия прошёл, и он чувствовал себя гораздо легче, а настроение стало приподнятым. Кроме того, он торопился окончить читать свою книгу, чтобы поскорей одолжить у Ивана следующую. Он стремился к активным беседам, а чтение было способом обсудить общие темы. Двери заперли, и в этот вечер русский остался без новой книги. Он вздохнул и лёг в постель, опустив голову на подушку. Необходимо было ждать, и использовать свой шанс, как только придёт время. Но, по мере того, как текли минуты, ему становилось всё скучнее. Он ненавидел это. Он ненавидел всё. Заметив странное молчание сокамерника, тихо лежащего на нижней койке под ним, Альфред свесился сверху, чтобы взглянуть, что не так. Когда он увидел, что Иван лежит, уткнувшись лицом в подушку, он закусил губу и задумался, стоит ли окликнуть мужчину. Тот выглядел довольно расстроенным. — Эй, Иван!.. Что-то не так? Ты какой-то подавленный. — Скучно. Нужно что-то поделать, а то я сдохну со скуки, — русский поднял голову, а затем сел, чуть наклонившись, чтобы не удариться головой. В то же мгновение погас свет, а звонок из коридора оповестил о конце дня. Иван усмехнулся, как только всё погрузилось в темноту. — И я точно знаю, что именно нужно поделать. — О, правда? А что? Типа темно… Я не уверен, что стоит начинать чем-то заниматься, лучше просто поболтать, вроде того, — Альфред всё ещё свешивался с верхней койки, глядя вниз на скрытого тенью мужчину, пялясь, по большей части, в темноту. Вероятно, Иван знал, что можно делать в темноте? Тот мрачно усмехнулся и кивнул. Он, привстав, быстро схватил американца, сдёрнув его сверху, совершив это быстрым движением, недостаточным, чтобы Альфред стукнулся о поручень, но не дав тому осознать происходящее. Юноша вздрогнул от неожиданности, когда его стащили вниз, клацнув зубами и ударившись спиной о матрас. У парня закружилась голова, и он не успел среагировать, оказавшись брошенным на койку и крепко прижатым сверху. На этот раз не было способа выбраться из цепких рук. Он не смог сразу понять, что происходит, когда Иван стиснул его, нависнув и не давая выбраться прочь. Тёмное и холодной осознание медленно нахлынуло на парня, когда он, дрожа под мужчиной, извивался и боролся. От страха его возгласы становились сдавленными, он хныкал. — И-иван, что ты… Зач-чем ты это д-делаешь?.. — Делаю то, что хочу, — с этими словами мужчина перевернул Альфреда на живот, намереваясь поставить того в как можно более унизительное положение. Он стащил с Альфреда футболку, отдёрнув её от тела парня, и швырнул в сторону, оставив того наполовину обнажённым. Объяснять свои намерения словами не было смысла, он просто делал то, что хотел. Поняв, что на этот раз происходящее действительно реально, мальчик запаниковал. Единственное, чего он боялся больше всего, и от мысли о чём содрогался ежеминутно, свершается прямо сейчас, причём человеком, которому он доверился, чёрт возьми, второй раз! Почему он дал ему второй шанс? Зачем? Каким идиотом нужно быть, чтобы оказаться столь доверчивым?! Мечась и вырываясь из рук Ивана, Альфред стал истошно кричать, призывая о помощи. Он не знал, сколько раз он повторил пронзительное слово «помогите!», но, в любом случае, крики были тщетны. Никто не приходил. — Прекрати! — со злобой обратился парень к насильнику. Кроме как кричать, выхода он не видел, его физические способности не могли сравниться с немереной силой русского. — Остановись! Не… Нет! Не делай этого! Пожалуйста!.. — Никто к тебе не придёт, — прошипел ему на ухо Иван, срывая с Альфреда трусы и отшвыривая их на пол. — Думаешь, такие глупости волнуют охранников? Они считают, что люди, с которыми делают подобные вещи поздно ночью, того заслужили. И, если ты прислушаешься, поймёшь, что ты не единственный, кто будет сегодня кричать. Альфред хныкал, громко всхлипывая, но не прекращал свою борьбу и попытки ударов, отчаянно пытаясь скинуть с себя мужчину. Он умолял Ивана, рыдая, умолял без конца. Как только тот вздёрнул голый зад Альфреда вверх, нагнув парня, американец запротестовал ещё яростней. В слезах, собравшихся в уголках век, мальчик кричал, срывая голос: — Т-ты говорил мне, что не сделаешь этого! Я… Ты говорил, это просто недоразумение что ты не хотел, что… Чёрт… Я тебе доверял! Я доверял, я думал… — Альфред жалобно всхлипывал. — Думал, что мы друзья, и ты будешь защищать меня, и помогать, и… — Я солгал, — Ивана не мучили угрызения совести, её у него не было. Мужчина схватил с пола брошенную футболку и, придерживая под собой Альфреда, перевязал ею тому руки, чтобы парень не мог больше отбиваться и мешать, делая хуже себе же. — А разве я сказал, что не буду тебя защищать? Вовсе не все мои слова — враньё. — Проведя пальцами по ягодицам Альфреда, он слегка прищурился, тихо усмехнувшись. — Мягкий, пухлый. Мне это нравится. Есть, за что подержаться. — Какой с-смысл защищать меня от ост-тальных, если ты просто дел-лаешь это сам, больной ублюдок?! — огрызнулся американец, в его голосе просочились гнев и отвращение. Продолжая бороться, он заметно слабел от попыток и прилагаемых усилий. Теряя силы, Альфред понимал, что его судьба неизбежна. Это произойдёт, хочет он того, или нет. Никто не придёт ему на помощь, и, в отличие от прошлого раза, Иван отступать и не собирается. Однако парень продолжал драться из последних сил. Было бы слишком унизительно сдаться без боя русскому и добровольно ему отдаться. Пытаясь освободить руки, скрученные и связанные за спиной, он извивался под нежелательными прикосновениями Ивана, который ласкал пальцами его живот. — Думаю, сам понимаешь, что мне не нравится, когда на мою жертву зарится кто-то другой. Уверяю тебя, я не собираюсь сидеть сложа руки, позволяя кому-то другому тебя иметь, — русский с силой уткнул Альфреда лицом в подушку, звонко шлёпнув его по заднице. — Прикуси подушку, шлюха. Иван поспешно стянул с себя свитер. Сплюнув себе на ладонь, он смочил ею головку своего члена, растирая. О, это обещает быть приятной ночью. Он не мог дождаться, когда услышит крики Альфреда, сам надеясь, что не почувствует сильного дискомфорта и не навредит себе, используя девственную задницу. Не успев выкрикнуть, что он не хочет позволять себя иметь никому вообще, Альфред замолчал, будучи уткнутым лицом в подушку, не способный даже свободно дышать. Он корчился от того, что на его затылок неумолимо давила рука, и его протесты и хныканье были приглушены тканью. Он отказывался кусать подушку, но лишь оттого, что этого требовал Иван. Тот не собирался уговаривать юношу, сочтя отказ прикусывать что-то для спасения от острой боли за самодурство. Сам виноват. Он убедился, что член стал достаточно смазанным и скользким, и растёр другой плевок по анусу Альфреда, надеясь, что это облегчит проникновение. — Дай угадаю, ты анальный девственник? — спросил он Альфреда, который уже однажды обиделся на предположение о нетрадиционной ориентации. Но стоило уточнить. Что ж, сохранялась надежда, что парень не слишком узкий, иначе может быть довольно болезненно. Приставив головку члена ко входу и чуть надавив ей, он предупредил в последний раз. — Приготовься. Альфред зажмурился, сбивчиво дыша, когда почувствовал, как эрекция мужчины начинает проникать в него. Мысленно он вспомнил, какой огромный размер у Ивана, и потому с губ его слетело жалобное скуление. На мгновение он прекратил сопротивляться, слишком сосредоточившись на приготовлении к сильной боли, которую суждено было ощутить уже сейчас. Слёзы катились по его щекам, смачивая ткань подушки, когда он рыдал, сжимая челюсти и зажмуривая плотнее глаза, в слабой попытке заглушить неизбежную боль. Некоторое время стимулируя член, усиливая эрекцию, мужчина стал входить, что оказалось довольно затруднительно. Альфред был узким, а Иван — чересчур большим, и это обуславливало некоторые осложнения в процессе. Он еле слышно застонал, протолкнув головку — пока только её. Парень был слишком не растянут, чтобы можно было войти глубже. — Блять, расслабься, ты такой сжатый, — он потянулся к анусу Альфреда пальцами, надеясь немного растянуть, прежде чем входить членом. Альфред не смог сдержать душераздирающий крик боли, вырвавшийся из глотки, когда мужчина стал медленно проталкиваться в него пальцами. Пусть то были пока лишь пальцы, он всё ещё ощущал острую боль растягивающихся мышц. Впиваясь в простыни и в подушку ногтями, несмотря на приглушение тканью, продолжал громко стонать. — З-завались! — зарычал он, в его голосе проявилась отчётливо неудержимая ненависть, отвечавшая на требование Ивана. Как тот посмел предположить, что в такой ситуации вообще возможно расслабиться?! Ублюдок. — Знаешь, если расслабишься, тебе это может быть даже приятно, — мужчина шевелил внутри пальцами, пытаясь раздвинуть пошире анальные стенки Альфреда, растянув хоть чуточку, и надеясь не повредить их. Ему нужно было лишь собственное удовлетворение, а не обоюдная боль или кровотечение, хотя последнее и могло показаться Альфреду странным. — Ты слишком узкий, из-за этого навредишь нам обоим. — О, да, отлично, я буду рад, если я тебе наврежу, ты этого и заслуживаешь! — рыкнул американец, ощущая в себе чужие пальцы, а затем вновь головку члена. Он пытался соскочить с него, извиваясь от дискомфорта, но, в конце концов, ослабел, подчинившись, чего насильник и ожидал. Альфред не хотел продлевать своё страдание. Кроме того, если и был способ уменьшить ту мучительную боль, с которой придётся столкнуться, то его нужно использовать. Так было гораздо лучше, и Иван вводил свой член уже немного глубже, время от времени вынимая, чтобы смочить слюной. Возможно, он проворачивал это не очень осторожно, но зато действенно. Скоро всё получится. Нужно лишь ещё подольше разработать парня, чтобы полностью протиснуться в него и достаточно растянуть. Альфред издавал больше полных боли стонов, когда Иван всё глубже и глубже пропихивал свой член. Конечно, парень знал, что у русского огромный размер, но, чёрт возьми, настолько?! Стискивая в зубах подушку, блондин прятал лицо в ней, просто ожидая окончания страданий. Иван выдохнул, когда вошёл в американца на всю длину. — Твоя жопа слишком эластична для девственной. Ты уверен, что ты не гей? — поддразнил мужчина, совершая неторопливые затянутые толчки. Двигаясь вперёд-назад медленно и относительно плавно, он стал ощущать, что Альфред внутри уже несколько высох, и исчезающая смазка-слюна плохо способствовала скольжению, доставляя парню больше мучений. — Ид-ди нахуй, — прохрипел тот, не прекращая протяжных жалобных воплей. Он ожидал, что самым болезненным будет проникновение, однако толчки оказались гораздо хуже. Изнурённый и задыхающийся от боли, парень глотал слёзы, терпя то, как ныли сильно растянутые мышцы. Боль была не только физическая, но и психологическая. Он никогда не чувствовал себя настолько униженным. Человек, которому он так доверился, теперь воспользовался им, воплотив все самые худшие страхи. Это было ужасно. А Иван, в свою очередь, наслаждался происходящим. Он трахал задницу, в которой до него никто не был, не тронутую даже снаружи; узкая девственная задница, мышцы которой напряжённо и судорожно спазмировали, сжимая его чувствительный член внутри. Никогда он ещё не чувствовал столь приятного ощущения, прошлая игрушка давно ему надоела, с ней такого удовольствия испытывать не доводилось. Затем ему составляла компанию лишь собственная рука. Что ж, больше нет. Ему безумно нравилось иметь Альфреда. Тот срывался на крик от каждого толчка, будучи не способен сохранять молчание ни на секунду, когда с ним совершались такие ужасные махинации. Он хотел хранить молчание. Действительно хотел. Ведь ему представлялось, какое наслаждение получает этот ублюдский садист, слушая его крики. Как бы то ни было, он не мог тихо терпеть то, как его тело пронзала острая боль. Альфред и представить не мог, как мужчины нетрадиционной ориентации наслаждались такими ощущениями. Ему казалось это невозможным. — М-м-м, ты просто идеальный внутри, — Иван погладил Альфреда по бёдрам. Он пока не мог облегчить страдания партнёра, двигаясь быстро и глубоко, но старался, немного гладя и направляя бёдра, задавшись вопросом, сможет ли доставить парню какое-то удовольствие таким образом. Конечно, всё, что он делал, он делал исключительно для собственного удовлетворения. Но он любил унижать тех, кто оказывался под ним — обожал, когда кто-то наслаждался происходящим против своей воли, умоляя просить его о большем и сгорая от стыда. Парень игнорировал комментарии, решив не обращать внимание ни на что, сосредоточившись лишь на том, чтобы уменьшить собственную боль. Он хотел, чтобы мужчина наконец кончил и завершил эту пытку. Кусая изо всех сил подушку, блондин пытался заглушить свой голос и воздержаться от криков, которые смущали его самого. Но, внезапно, искра удовольствия промелькнула, взбежав вверх по позвоночнику Альфреда, когда член внутри коснулся определённой точки. Парень издал тихий сдавленный стон, означавший приятное ощущение, но слившийся с воплями боли, которую ничто не могло заглушить или замаскировать, уж точно. Почувствовав лёгкое вздрагивание, пробежавшее по телу американца, Иван ускорил толчки, направленные конкретно на ту точку внутри Альфреда, входя на всю длину. Он потянулся рукой к мягкому члену парня, немного надрачивая его, проверяя, не начнёт ли он затвердевать. Мужчине было любопытно, сможет ли его партнёр справиться с этим совсем небольшим удовольствием. Всё-таки этот мальчик слаб во всём. Стоны Альфреда участились, когда член стал многократно толкаться прямо в его простату. Это было отвратительно, унизительно. Как он мог почувствовать наслаждение, когда предатель так непристойно и ужасно поступал с ним, насилуя? Он же должен был кричать, бороться, сражаться за себя… Но вот он, стонал, как последняя шлюха. Не сказать, что Альфреду нравилось происходящее, или что обретённое удовольствие могло даровать облегчение… Но просто знать, что он действительно даже чуточку может кайфовать от того, что кто-то его насильно имеет в жопу? Это невыносимо. Он стонал громче, от того, что чужие пальцы дрочили его член, и тело теперь дрожало от удовольствия, а не от боли, как буквально минуту назад. Этого было недостаточно, чтобы довести Альфреда до полноценной эрекции, но достаточно, чтобы желать большего. — Н-гх. Остан-новись… пожалуйста!.. это… а-ах! — Наслаждаешься? — прорычал ему на ухо Иван, снова шлёпнув американца по заднице и совершая толчки в него ещё глубже, крепко обхватывая член парня, поглаживая и дроча. Его целью было унизить Альфреда. Смешать с дерьмом и вынудить жрать это дерьмо. Не буквально, а морально. Эмоционально. Психологически. Он хотел, чтобы Альфред стал его сукой, ползающей для него на коленях, высунув язык и виляя жопой. — Н-нет… Прекрат-ти… н-нх, а-а… — хрипел американец, когда разряды удовольствия пронзали тело, заставляя глаза закатываться от наслаждения. В этот момент Альфред был невыразимо рад, что русский не мог видеть его лица. От каждого надавливания массивной головки члена на простату, стоны становились всё громче и громче, так, что глотка изрывалась от них, будто ошпаренная кислотой. Секс был приятный. Определённо приятный. Просто охеренный. И, хотя Альфред метался между совестью и эмоциями отвращения к себе и к партнёру, физически… Физически ему необходимо было такое удовольствие, которого он не испытывал уже долгое время. Оно преодолело стыд, и парень начал беспомощно подаваться бёдрами навстречу Ивану, чья рука заставляла член Альфреда истекать смазкой. — О, так ты наслаждаешься ещё больше? Мужчина, безусловно, не мог не заметить содрогание внутри американца, его по своей воле насаживающиеся бёдра и мокрый член, сочащийся под ловкостью мнущих, массирующих и теребящих пальцев. Боже, это оказалось лучше, чем Иван себе представлял. — Только взгляни на себя, самая настоящая анальная шлюха… Любишь мой хер, да? — промурлыкал он, свободной рукой лапая ягодицу Альфреда, сильно и смачно её сжимая. — Я н-не… такой… — выдавил тот, протестуя, в то время как его тело говорило об обратном. На настоящий момент мальчик больше не беспокоился о том, какой жалкой потаскухой он выглядит, а целиком и полностью отдавался абсолютному кайфу. Несчастная жертва предательства с беззастенчивыми протяжными скулениями насаживалась на мощно долбящий сзади огромный член, желая лишь, чтобы он входил как можно глубже. Движения ускорялись, а Альфред был близок к тому, чтобы охрипнуть от стонов экстаза. Он был достаточно громок, чтобы заключённые, чьи камеры располагались по соседству, могли слышать эти восторженные возгласы, но американцу уже на всё остальное было искренне плевать. Иван был доволен не меньше. Русский ни на секунду не сбавлял темпа, дрожа от каждого спазма внутри и надрачивая быстрее член американца. — М-м, такой узкий… Не волнуйся, я позабочусь о том, чтобы это исправить, — поддразнил он, чуть подавшись вперёд и схватив в кулак волосы Альфреда, скользнув пальцами сквозь прекрасные золотистые локоны которым тюремный шампунь пошёл, видимо, на пользу. Иван притянул за них к себе голову партнёра, шепнув на ухо:  — Вы посмотрите на эту маленькую шлюшку, а! Какой хороший мальчик, мне это нравится. Альфред закрыл глаза, услышав слова, легко возбудившие его ещё сильней в нынешнем состоянии. Из его рта вырывалось скуление, вперемешку с длинными мяукающими звуками, которые он и не пытался сдерживать, как и любое другое выражение своих эмоций. Он испытывал сильнейшую страсть к этому мужчине, который жёстко имел его задницу, и нуждался в нём. — С-сильнее!.. Ф-фак… Трахай мен-ня сильнее, быстрее, пожа-алуйста!.. — без малейшего стыда выкрикивал юноша, он так близок к кульминации. Это всё, на чём он мог сосредоточиться. Ох, Альфред был идеален. — Тебе это так нравится? Хм, хорошо. Потому что я не подарю тебе оргазм так легко. Умоляй меня, шлюха, — потребовал Иван, перед тем как начать двигаться сильнее, быстрее, глубже, так глубоко, как только мог. Ему необходимо было видеть Альфреда таковым. Грязной блядью, мокрой и нетерпеливой, изнемогающей от желания. Чтобы тот преподнёс себя прекрасной маленькой сучкой, развратной и похотливой. — Теперь понимаешь, что я имел в виду, когда говорил о людях, отнекивающихся поначалу? — усмехнулся он на ухо американцу, прикусывая кожу его шеи. В радостное безрассудство Альфреда просочились капли стыда, прямиком из мрачного недавнего прошлого, но растворились в похоти. — Прошу, умоля-аю, толкай его сильнее… — повинуясь приказу доминирующего мужчины, увещевал он. — Выеби мен-ня своим гигантским членом, пожалуйста, Иван!.. Я. Мне нуж… нуждаюсь в этом! Он извивался, ёрзал, хныкал и корчился под мужчиной, толкаясь бёдрами назад навстречу члену так быстро, как позволяли силы, и закатывая от удовольствия глаза. С игнорированием всего вне мирка своего плотского желания, ему было очень хорошо, и он ничего не мог с собой поделать, подавленный «обстоятельствами». — Значит, ты — не что иное, как ненасытная пизда? — прорычал Иван, сжимая член парня, ожидая ответа. Он обожал сопровождения секса грязным озвучиванием сбивчивых мыслей, слова мальчика, его поведение и каждое движение. Существование Альфреда было лучшим, что случилось с ним за всё время в тюрьме. — Да, да!.. П-просто ненасыт… ненасытная пизда… ф-фак, м-м… Иван, пожалуйста.! Так близко. Так близко к оргазму. Американцу нужно было ещё немного, чтобы достичь его. Жалобно скуля и постанывая, он раздвинул ноги шире, в надежде, что так Ивану будет легче вдалбливаться глубже. Он вздрагивал от возбуждения, ловя каждое прикосновение, и поверхностью кожи, и внутри. — Ты просто замечательная сучка, не так ли? — мурлыкал Иван, ударяя Альфреда по заднице и тратя на исступлённые мощные толчки последнюю энергию. Он тоже был близок. Содрогания анальных стенок и судорожные спазмы мышц внутри американца принесли ему обильный оргазм, и он наполнил Альфреда спермой, которая вскоре просочилась из ануса, стекая вниз на простыни. Парень, выгнувшийся в спине, издал задушенный крик, кончая на постель русского, ощущая то, как сам наполнился семенем. На пике оргазма, мысли и заботы парня улетучились совсем, и он рухнул на койку, полностью измученный собственной борьбой и последующим активным участием в принудительном сношении. Некоторое время он не двигался и не произносил ни слова, переводя дыхание после своего оргазма. Это было самое жалкое, отвратительное, унизительное, позорное и приятное, что он когда-либо испытывал в своей жизни. После того, как его потрясло осознание случившегося, последовала нахлынувшая волна стыда и сожаления о произошедшем. О том факте, что он только что беспамятно наслаждался анальным изнасилованием… Он и не знал, что думать. Иван мрачно и тихо усмехнулся, вынимая член из Альфреда. Из бывшей девственной задницы бедного американца вытекала и медленно струилась сперма, смачивая простыню. Русский протянул руку и просунул четыре пальца в пока не сжавшееся и всё ещё спазмирующее отверстие. — Эта жопа принадлежит мне. Ты моя сука, ты это понял? Он немного пошевелил пальцами, растолкав и помассировав ими большой возбуждённый бугорок внутри, с целью помутнить Альфреду рассудок на пару мгновений. Юноша ахнул и выгнулся, когда его простата вновь подверглась пытке, и инстинктивно насадился на пальцы мужчины. Представившаяся возможность плюнуть в лицо русского и послать его куда подальше… не были интересны юноше. Вместо этого он спрятал лицо в ладонях от стыда, не глядя на Ивана, пробормотав тихое «да». Никогда он не чувствовал себя столь униженным. Так вот, что хотел Иван всё это время: подчинить его, сделав своей «сукой». Из всех тюремных камер, в которые мог попасть Альфред, он угодил прямиком в объятия к больному социопату. Американец заскулил, когда мужчина продолжил ласкать простату, ноющую сладкой негой. — Хороший мальчик, — похвалив, Иван вынул из него руку и встал с кровати. Он поднял Альфреда и закинул парня на его верхнюю койку, не желая делить с ним постель, предположив, что тому лучше будет оклематься под собственным одеялом. Сделав это, русский вернулся к себе и растянулся на простынях, полностью расслабившись. Для Ивана это была одна из лучших ночей за всё время.