Дорогу до дома Мун помнила очень смутно. Настолько, что осознала она свое местонахождение только после того, как услышала хлопок собственных входных дверей.
К ним тут же выбежал Граф, радостно приветствуя Айри и Еву, однако, как и вчера, остановился и с видом глубочайшего непонимания ситуации уставился на Шистада, который, в свою очередь, уставился на собаку. Они созерцали друг друга молча, непонятно почему не отводя глаз.
— Тут как-то затянулась тишина, — тихо шепнула Еве Айри, и Мун с ней согласилась.
Граф, подумав, видимо, что хозяйка однозначно сошла с ума, раз каждый день приводит незнакомцев в дом, развернулся и неодобрительно чихнул, уходя на второй этаж, даже не махнув хвостом.
— Какой теплый прием, — сказал Крис, так и оставшись стоять в пороге, провожая пса взглядом.
— Ой, я пойду, я, кажется, оставила куклу на полу, — вспомнила Айри и покосилась на взрослых. — Как бы Граф не подумал, что это его игрушка, — и девочка молниеносно сбросила ботиночки и побежала за собакой, совершенно забыв, что Мун закрывает двери во все комнаты, кроме гостиной, когда уходит.
Мун незаметно покачала головой, поражаясь догадливости девочки. Она сняла туфли.
— Проходи, — сказала Ева, запнувшись.
Она буквально чувствовала, как взгляд Кристофера прожигает в ней дыру. Ей стало неловко, и она подошла к столешнице, включив чайник и достав все необходимое, чтобы приготовить мало-мальский обед.
Крис все это время молчал, следя за ее движениями, за каждым, слегка развалившись на диване. Девушка переставляла разные баночки, какую-то посуду, словом, делала все, чтобы не смотреть на него. Та Мун, которую знал Шистад, делала точно так же.
Вот только она — это действительно та Мун? Или только ее осколок?
Его мучали сомнения. Он очень боялся, потому что Мун не сделала никаких больше шагов, кроме того объятия в центре. Шистад боялся, что Мун больше не чувствует к нему ничего, ведь потеря памяти — не шутка.
На самом же деле Мун чувствовала. Все то, что было, то, что есть она чувствовала так, что руки дрожали, ноги не держали, а сердце отбивало чечетку, а потом ухало вниз и судорожно билось где-то в животе.
Не сдержав очередную волну дрожи, Мун выронила нож и отдернула руку, опасаясь, как бы лезвие инструмента не прошлось прямо по ее руке.
— Черт, — вполголоса прошипела Мун, ругая себя за неуклюжесть.
— Все нормально? — спросил Шистад. Едва ли не первые его слова с момента их прихода домой.
Нет. Всё ужасно.
— Нет, — неожиданно для себя произнесла Ева и тут же поняла, что сказала.
Шистад молчал, и Мун подумала, что ее высказывание останется без внимания, но вдруг ощутила тепло у себя за спиной. Замерев, она не смела даже дышать. Вернее, дыхание у нее перехватило.
Крис уперся руками в столешницу по обе стороны от Мун, обдавая ее шею горячим дыханием, и заключил в этой нехитрой ловушке.
Мун медленно повернулась лицом к нему, слегка наклонившись назад. Встретившись взглядом с коньячными глазами, она вдруг поняла, что в них нет ничего, кроме глухой печали и желания помочь.
— Что случилось? — спросил он.
Ева вздрогнула.
— Я... — просипела она. Прокашлявшись, Мун заговорила четче.
— Просто мне... Кажется, что все это неправда, я не... Все слишком сложно и быстро, — порывисто вздохнула Мун, стараясь не смотреть ему в глаза. — Пропусти меня, пожалуйста, — попросила она.
Шистад пропустил ее просьбу мимо ушей.
— Тебе кажется, что все это неправда? — словно эхо, он повторил Крис ее слова, глядя ей куда-то за спину. Ева не ответила и попыталась выбраться из кольца рук, но не выходило. Он напряг руку и Мун не выпустил. Вместо этого он подошел к ней еще ближе (насколько это возможно) и заглянул ей в глаза. Мун залилась краской и прекратила всякие попытки освободиться.
— Это не так, — сказал он ей, прежде чем его губы накрыли ее собственные.
Мун не почувствовала ни тех хваленых бабочек, ни дрожи в коленках, ничего из этого. Только жар, очень уютное, родное тепло, спокойствие и чувство защищенности за спиной этого человека.
Ева ответила ему тем же, но не смогла точно сказать, что ощутил он, потому что ей показалось, будто все те чувства, испытываемые ею, смешались в нем и определить что-то конкретное не представлялось возможным.
Он отстранился от нее, но продолжал все так же стоять, уперевшись ладонями в стол.
— Все еще не веришь? — спросил Крис, и Мун буквально физически ощутила, как волна напряжения прокатилась по всему его телу.
Ева улыбнулась.
— Теперь верю.
Он улыбаясь ей в ответ. Неуверенно, несмело, но той самой своей улыбкой для только одной нее. Он отстранился и сел за стол.
— Ева, мне нужно кое-что тебе сказать.
Он явно был сильно обеспокоен, а Мун не очень.
Ева просто не могла точно определить, боится она или любопытствует. Мун села за стол, сложив руки на коленях и стараясь сдержать предательскую краску, которая заливала все ее лицо с каждой минутой все сильнее.
— Да? — произнесла она.
Ева заметила, как Шистад напрягся, настукивая пальцами по столу и явно размышляя о чем-то.
— Будет лучше, если ты сама посмотришь, — сказал наконец он и протянул ей свой телефон.
Ева взяла его в руки. На дисплее была черная заставка с большой кнопкой "play" по середине. Ева нажала на нее, и на экране появилась полосочка, отображающая хронометраж ролика.
На видео появилась больничная палата, кровать, а на ней — девушка, примерно такого же возраста, как и Мун. Причем была одна деталь, насторожившая Мун. У сидевшей девушки были короткие вьющиеся волосы янтарно-рыжего цвета.
Точь-в-точь такие же, как и у Евы. Девушка шмыгала носом и периодически поправляла эластичный бинт на коленке и повязку на голове. Напротив девушки сидел мужчина лет сорока, в погонах, явно чем-то обеспокоенный. В руках у него был диктофон и блокнот. Он задавал девушке вопросы.
— Мисс Хоган, расскажите, что произошло утром, двадцатого ноября текущего года.
Мисс Хоган шмыгнула носом.
— Мне ничего не будет, если я скажу?
Следователь отрицательно покачал головой.
— Нет, я Вас уверяю.
Хоган часто закивала и прочистила горло.
— Я собиралась ехать на работу. Вышла из дома, улица... — дальше последовал писк, — дом тридцать шесть. Села в машину, — голос девушки задрожал. — Я выехала из сектора и решила срезать через переулок. Когда я заехала туда, в автомобиле что-то звякнуло и она остановилась. Я попробовала завести ее снова, но ничего не вышло. Я вышла из машины, чтобы посмотреть, что произошло, а потом... — она заплакала, — резкая боль в руке, темнота... Я ударилась головой и отключилась, — сказала она и замолкла на минуту, успокаиваясь и, как определила Мун, от волнения поправляя бинты. — Очнулась, а перед глазами темнота. Я слышала два голоса, — она подняла глаза. — Женский и мужской. Женщина ругалась, а мужчина оправдывался. Я услышала лишь часть разговора. Они говорили о каком-то человеке, что он, похоже, сбежал, что им нужны доказательства и все в таком духе, — Хоган вытерла слезы. — Потом они немного помолчали и женщина стала расспрашивать мужчину, как так вышло и что произошло. Мужчина ей что-то ответил, я не помню... Женщина снова повысила голос и стала что-то говорить о каком-то враче и о девочке. У нее... Ну, у девочки, как я поняла, ещё имя такое красивое... То ли на "а", то ли на "н"... Кажется Ариста или Ар... Я вам не скажу, потому что не уверена. Потом они замолчали и женщина сказала мужчине отвезти меня в больницу. Они снова что-то мне вкололи, и я оказалась здесь, — девушка замолчала и видео оборвалось.
Ева, не до конца поняв ситуацию, отдала телефон Крису.
— Что это?
— Это? Это запись допроса пострадавшей.
— И?..
Крис вздохнул и снова повернул телефон к Мун.
— Это машина пострадавшей.
На фото был изображен точно такой же автомобиль, как и Мун. Еве невольно вспомнился Мерседес, выезжающий из соседнего двора.
— А знаешь, где она живёт? Напротив твоего дома. И ездит на работу через тот же переулок, что и ты.
Ева непонимающе заморгала. Понимание происходящего доходило медленно. А когда же осознание четко обозначилось в голове, ужас, охвативший ее, был неописуем.
— Ты хочешь сказать, — шепотом начала Мун, — что хотели убить... Меня?
— Да.
Ева отодвинулась от стола и вскочила, расхаживая по кухне.
— Что делать?..
— Ева...
— ...Нужно что-то придумать, иначе они найдут...
— Мун...
—... А как Айри, что же мне?...
— Мун!
Он вскочил со стула и схватил ее за плечи, сжав и хорошенько тряхнув.
— Мы обязательно что-нибудь придумаем, но для начала ты успокоишься и перестанешь мельтешить!
Ева замерла, не зная, что сказать. Только слезы, покидая уголки глаз, ровными дорожками катились по скулам.
Крис это заметил и, перестав хмуриться, едва заметно усмехнулся. Притянув ее к себе, Шистад сжал ее в объятиях.
— Не плачь. Все будет хорошо. Ты в безопасности, и пока я здесь, никто тебя не тронет.
Ева кивнула, понимая, что не хочет покидать его руки.
— Нам просто нужно немного подождать, и я со всем разберусь, я обещаю, ты слышишь? — Ева снова закивала. — И тогда и ты, и Айри будете в безопасности.
Ева подняла голову на него.
—А... Как же ты? Что будет с тобой? И что вообще произошло, тебя ищут? Почему? — Мун понимала,что задаёт слишком много вопросов, но оставлять их без ответов сейчас было нельзя. И он это понимал.
Шистад вздохнул, исподлобья глядя на Мун.
—Это долгая и не очень приятная история.
Мун усмехнулась.
— Я думаю, нам некуда торопиться, — Ева взяла в руки нож и стала нарезать филе, показывая, что она готова слушать.
Шистад оперся спиной о столешницу и, ещё раз тяжело вздохнув, начал свой рассказ.
— На самом деле все в этой истории связано между собой. Да, наверное, ты не помнишь некоторого... Не спрашивай, откуда я знаю, я все расскажу.
Помнишь нашу последнюю встречу? Так вот, это началось как раз тогда, шесть лет назад. В один прекрасный день я понял, что моя фирма разрослась настолько, что начала мешать другим. Ничего не поделаешь, это жизнь. И вот, я перешёл дорогу одной крупной организации и впоследствии всплыли все подробности их грязных сделок и халатности и директора, и сотрудников. Фактически, все договора были либо липовыми, либо вышедшие. И когда это вскрылось, фирма стала терять союзников и в конце концов прогорела. Я этого не хотел, так вышло.
Директор разорился. Казалось, все должно закончиться, но эта тишина, как выяснилось, была временной. В тот же год я встретил Эмму. Ты помнишь... В общем, я был пьян, и она тоже. Когда до нас дошло все произошедшее, я почему-то решил, что она и есть тот человек, с которым я хочу связать свою жизнь. Мы расписались, а потом родилась Айрин. Я думал, что лучше быть не может, но это было не так. Как я уже говорил, тишина долгой не была.
Тот директор, фирму которого я разрушил, начал угрожать мне и моей семье. Грёбаный псих. Я игнорировал это до тех пор, пока на меня не напали в переулке и едва ли не всадили нож под ребра. Нападавший ушел с предупреждением к отправителю. Это и стало моей главной ошибкой.
Он, всмысле директор, выследил как-то Эмму и попытался сделать с ней то же самое, но снова промахнулся. Она отделалась трещиной в кости, и только. Как раз в это время я начал осознавать, что мать моей дочери — просто... — дальше последовало выражение, от которого у Мун рефлекторно сморщился нос, — ...и я осознал, что ей нужны только деньги. Я не хотел, чтобы Айрин росла в семье, где отца почти не бывает дома, а мать на ребенка болт кладет. Мне было просто противно. И тогда я просто выставил ее за двери с запиской и адресом, куда надо явиться, чтобы расторгнуть брак. Это было без шума, мы просто разбежались и никто об этом не знал, потому что ни она, ни я не были против и она сразу сказала, что ни на что не претендует. Не подумай, что я поступал несправедливо к Айри, лишая ее матери. Уж поверь, если бы на тот момент Айри могла отстаивать свою точку зрения, она бы со мной согласилась.
Мы вернулись в Осло, где я услышал о тебе и о твоей блестящей карьере. Хочешь верь, хочешь — нет, но каждый раз, видя тебя в новостях, я улыбался. Мы жили спокойной жизнью около месяца, а потом... — он запнулся, и Ева оторвалась от сковороды, глядя на него внимательным взглядом. Шистад усмехнулся и продолжил: — Потом Айри... Я оставил ее с няней на несколько часов, нужно было съездить на важную встречу. Я только сейчас понимаю, что черт бы ее побрал, эту встречу, — Шистад порывисто вздохнул, поднимая голову к потолку. — Они с няней вышли на улицу, где женщина отвлеклась, оплачивая покупки, а Айрин осталась на тротуаре, около детского городка. И этот подонок сбил ее на мотоцикле, а на месте трагедии оставил записку с предупреждением. Понятия не имею, где он насмотрелся этой херни, но так и было. Айри сильно не пострадала, но в больнице провела неделю.
В тот же самый день я узнал, что в больнице города ХХХ произошел сильнейший пожар, в котором погибли многие люди. А самое страшное для меня было то, что я точно знал, что именно в этой больнице работала ты, — он поднял глаза, полные боли на Мун. Она сделал ему знак, что все в порядке, и он продолжал : — Я до сих пор не знаю, как справился с этим и не могу найти объяснения этим событиям. Совпадение ли, чья-то шутка... Я не знаю. На следующий день я увидел пестрящие заголовки о том, что ты жива, но врачи отмалчиваются. Я знал, что просто так ничего не бывает, и через своих людей узнал, что ты потеряла память. Я решил не лезть в твою жизнь и оставил всякие мысли о тебе. Было тяжело, но так, как мне казалось, будет лучше.
Между тем, Эйдан (так звали того директора, кстати) продолжал покушаться на жизнь Айрин и мою, но поняв, что я ему не по зубам, занялся только дочкой. Но каждый раз, и мне непонятно до сих пор как, я оказывался рядом. Я понимал, что мне лучше уйти, чтобы не подвергать моего ребенка опасности, и уже собирал вещи, когда... — он снова запнулся, и Ева ободряюще взяла его за руку.— Когда одним утром няня (на секунду, она профессионал, боец, участвовала во многих операциях повышенной важности) не сказала мне, что в доме ультразвуковая бомба, и до взрыва осталось меньше десяти минут. Я вынес Айри из дома, спрятав в ее игрушке ее документы, и сказал Адель, няне, чтобы она уходила вместе с дочерью.
Последние слова, что я сказал Айри, были о тебе. Зная тебя, я понял, что ты вернешься в Осло, и сказал Айри, чтобы дожидалась тебя. Поэтому она не говорила с врачами. Я не знаю, на что надеялся и чем думал. Просто верил, что однажды ты приедешь к ней, и она все расскажет тебе. А пока лучше было всем считать, что я погиб в том взрыве.
Как я ни старался, в последний раз мою Айри все же сумели похитить, но у меня получилось остановить машину. Адель теперь в больнице. Все было подстроено так, будто она просто попала под удар.
Затем я нашел этого директора, и я думаю, его посадят надолго. Но сейчас я понимаю, что кто-то из его последователей всё-таки остался, и он пытается отнять у меня то самое дорогое, что у меня осталось — тебя и Айри. Я не думаю, что тут дело в нашем общем прошлом. Это, скорее, потому, что ты находишься рядом с Айри, а значит, ты —живой барьер, щит, за которым спрятан их трофей. И теперь они всяческими способами будут пытаться избавиться от тебя и теперь, скорее всего, меня. Я до сих пор не понимаю, зачем им нужна моя девочка, если они уже подозревают, что я жив. Но, единственное, что я могу сказать точно, так это то, что пока мы не найдем зачинщика, это будет продолжаться, — на этих словах он замолк и глотнул воды из стоящего рядом кувшина. Видимо, это давалось ему трудно. И Мун его не винила.
Ева слушала его рассказ, и на глаза наворачивались слезы. То, что пережил этот человек, было не просто страшно.
Это было жутко и больно.
Мун не знала, что отвечать. Это как когда тебе говорят что-то настолько радостное, что у тебя дар речи пропадает от счастья.
Вот только им не весело. Они пережили то, что не каждый сможет выдержать даже наполовину.
Ева обнимает Шистада, привставая на носочки.
— Мы справимся. Ты мне веришь?
Он кивает.
— Правильно.
Они немного помолчали, не выпуская друг друга.
— Как ты догадался, что мы будем именно в том центре? — задала Мун интересующий ее вопрос.
Шистад усмехнулся.
— Сатре, знаешь такую? Да, кстати, бензин тебе слил тоже я.
Ева удивленно раскрыла рот, а потом засмеялась.
— Надо будет с ней поговорить. А на это я не обижаюсь, — сказала Мун. — Айри! Идём обедать! — Мун выскользнула из рук Шистада и помешала гавайскую смесь, которая пахла просто потрясающе. Крис старался не смотреть на еду, чтобы не показывать, как ему хочется есть.
Айри появилась в кухне спустя тридцать секунд и тут же помогла Мун разложить столовые приборы, поставила графин с соком и, попутно обняв папу, достала с его помощью тарелки из шкафа. Положив пачку салфеток на стол, девочка скептически оглядела плоды своих трудов и удовлетворённо поправила вазочку с мелкими цветами.
Шистад молчал, наблюдая за двумя самыми дорогими для него людьми и почему-то видел в них не просто врача и пациента, а маму и дочь. Смотря на то, как Мун гладит Айри по волосам, как Айри смеётся, как радуется, когда Ева хвалит ее, как девочка рассказывает Мун что-то, а та очень внимательно слушает, разъясняя все, что не понимает Айри, Крис понимал, что родная мать не дала бы и четверти того, что даёт Айри практически незнакомая ей Мун.
И Шистад не хотел лишать Айри этого, ведь это было бы попросту жестоко.
— Крис? — позвала Мун задумавшегося Шистада.
— М? Что? — он встрепенулся, оглядывая все будто заново.
— Садись, пап, — Айри с широкой улыбкой отодвинула для него стул. — Ты не представляешь, как Ева вкусно готовит! — заверила Криса девочка, садясь напротив него и отправляя первую ложку в рот.
— Да? Неужели? Никогда бы не подумал, — хитро глянул на Мун Шистад.
— Фто ты имееф в виду? — возмущённо проговорила Ева, толком ещё ничего не прожевав.
Шистад засмеялся.
— Я шучу, жуй, пожалуйста, — он все ещё улыбался. — Я не хочу, чтобы лучший психолог Норвегии подавилась своим же творением.
Мун фыркнула, но больше ничего не ответила. Шистад заметил, как дочь хитро смотрит на него, улыбаясь самой многообещающей улыбкой, которую можно только вообразить.
Крис знал, что не ошибался, когда говорил, что его дочь понимает гораздо больше, чем озвучивает.
***
Вечером Мун обдумывала все, что с ней произошло. Она понимала, что ничего не будет прежним, но и к будущему, такому туманному и близкому, она не была готова.
Она остановилась у комнаты Айри и услышала, что Шистад тихо разговаривает с дочерью. Ева решила не беспокоить их и дать им возможность побыть наедине.
Мун спустилась вниз и вышла на балкон, размышляя обо всем и стараясь все понять.
***
— А ты ее любишь, да?
Вот такого вопроса Шистад хоть и ожидал, но ответить на него оказалось сложнее, чем он думал.
— Почему ты так решила?
Айри закатила глаза, будто поражаясь недогадливости отца.
— Ну как же? Разве люди, которые не любят друг друга, смотрят так, будто бы всю жизнь отдали, лишь бы только всегда быть рядом?
Шистад иногда жалеет, что у него такая умная не по годам дочь.
— Какая же ты у меня умница, — он потрепал девочку по волосам. — Ну если так... Да.
Айри удовлетворённо кивнула.
— А Ева знает?
— Конечно.
Девочка улыбнулась во все тридцать два.
— А ты? Ты любишь Еву? — осторожно спросил Шистад.
Айри опустила глаза, теребя в руках краешек одеяла.
— Если я скажу, ты не будешь ругаться?
Шистад удивился, но покачал головой.
— Помнишь, ты говорил мне о ней? Тогда она стала для меня как невидимый друг, и мне она нравилась. Когда ты ушел, меня привезли в ту противную палату, и все спрашивали о тебе и о маме. Я ничего не говорила, но если бы и хотела, то все равно бы из вредности молчала, — фыркнула Айри. — А потом пришла она. Она со мной так хорошо говорила, что мне было очень тепло, хотя на улице был дождь. Она ни разу не спросила про тебя, как другие. Но я не знала точно, она это или нет, ведь на той фотографии — ты помнишь? — у нее были длинные волосы. Я посмотрела и поняла, что это она. Потом... Ева пришла снова. И предложила жить с ней, подарила мне альбом для рисования, представляешь? Такой большой! И ещё карандаши и фломастеры. Вот... Сказала, что у нее живёт большая, теплая собака, а я их так люблю! Мы приехали к ней, она поселила меня сюда, читала мне сказки и показывала звёзды в телескоп. Я была очень рада. И, знаешь, я ее не просто люблю.
Шистад, до этого слушавший все очень внимательно, взглянул на дочь.
— А как это — не просто? Как друга или подругу, может?
Айри отрицательно покачала головой.
— Нет, ты не понял. Она... Она мне как мама, пап.
