Семья превыше всего

— Что? — я несколько раз моргаю, размазывая слезы еще больше, а потом вытираю глаза левой рукой. Передо мной стоит мужчина в самой что ни на есть обычной одежде и странно встревоженно смотрит на меня. — Кто ты? — Неважно. Что ты здесь делаешь? — Неважно, — парирую я, ожидая реакции. Его лицо остается непроницаемым, лишь уголки губ чуть-чуть приподнимаются. В моей душе крепнет уверенность, что он человек. Ни один бы вампир не простил такой дерзости, а тем более тварь, приближенная к Клаусу… Он точно человек. — Кто ты? Ты человек? — спрашиваю я, покрепче прижимая к груди правое запястье, прикрывая его здоровой левой рукой. Мужчина задумчиво улыбается, а потом мгновенно оказывается рядом со мной. — Нет. Я — вампир. А кто же ты? Я выжидаю пару секунд от неожиданно горького разочарования, а затем, совладав со страхом, отвечаю: — Человек, — как это убого! Мой голос дрожит, я просто устала выглядеть сильной и несгибаемой. Я уже не могу. — Ладно. Вернемся к тому, откуда начали. Что ты здесь делаешь? — А что ты здесь делаешь? — огрызаюсь я чисто по инерции, уже понимая, что произойдет дальше. Он внушит мне, и я расскажу все, как миленькая. — Это мой дом. Я живу здесь. — Ты служишь Клаусу? — спрашиваю, пряча снисходительную улыбку. — Можно и так сказать. — соглашается он и бережно касается моей правой руки. — Что с тобой? — Ничего. Просто синяк, — что ему от меня надо? Он хочет позлорадствовать? Спасибо, не надо. Обойдусь как-нибудь. Он пристально смотрит на меня и прокусывает запястье. — Пей. — Нет! — я не хочу быть вампиром, я не хочу превратиться в чудовище. Нет, нет, нет… — Я не буду. — Тебе станет легче, боль исчезнет. — Нет, спасибо, я потерплю, — мне страшно. Мне так страшно! Я не хочу убивать, я ненавижу Клауса, я ненавижу этого человека, предлагающего мне свою кровь… Ненавижу, ненавижу, ненавижу. — Тебе больно, я вижу. Пей. Тебе станет легче. Пей. — Нет! — Выпей, с тобой не случится ничего плохого. Доверься мне. — У меня нет оснований тебе доверять. Ты — вампир. — И что же? Все вампиры, по-твоему, монстры? — Да. — А люди? Все люди, по-твоему, хорошие? — Нет. Люди бывают разные, — я говорю это совсем тихо. Я опять вспоминаю о предательстве отца. — Мы сейчас не об этом говорим. — Тебе нужна моя кровь, не сопротивляйся. — Нет, не нужна! — кричу я, взмахивая руками, и тут же корчусь от невыносимой боли в правом запястье. Я жду, когда это прекратится, когда огонь, взрывающийся в кости, угомонится, но этого не происходит, и с моих губ срывается стон. Вампир тут же прокусывает уже зажившее запястье и заставляет меня пить. В перерывах между вспышками боли я пытаюсь сопротивляться, но он сильнее меня. Я чувствую кровь в себе, я чувствую, как она тоненькой струйкой стекает из уголка моих губ. Боль исчезает, но взамен появляется тошнота. Я просто чувствую, что меня сейчас вырвет. Мой желудок несколько раз подряд сокращается, но меня не рвет. — С тобой все хорошо? — вырывает меня из мыслей голос вампира, а мне хочется истерично смеяться. Хорошо? Конечно, хорошо! Я скоро стану такой же тварью, как и он, убивающей ради своего жалкого существования. Он притворно заботливо касается моего плеча, и я взрываюсь. — Не трогай меня! Не трогай! Я не хочу быть вампиром, я не хочу, не хочу! Он выглядит ошарашенным, ласково притягивает меня к себе и говорит, глядя в глаза: — Ты не станешь вампиром. Я просто вылечил тебя, вот и все. Это не внушение, нет. Это что-то другое. Он просто говорит, а мне так хочется ему верить, но нельзя. Это неправильно. Все вампиры — двуличные твари, готовые разорвать тебе глотку при любом удобном случае. Нет, мне нельзя ему верить, нельзя, нельзя, нельзя! — Да? — я судорожно киваю, желая поскорее отвязаться от него. То, как он легко заставляет меня доверять ему, неправильно. Доверие нужно заслужить, так говорил мой отец. — Да. Тебе ведь уже не больно, да? Я мотаю головой. Да какая ему разница! Он вампир, он должен наслаждаться болью. Такова его природа, и против нее не попрешь. — Отдохни. Ты устала. Он говорит это тихо и заботливо. Интересно, он убьёт меня во сне? Хотя мне все равно умирать. Есть ли разница, от руки ли Древнего или же его приспешника. — Хорошо. Только скажи, как тебя зовут. — Элайджа, — говорит он, подхватывая на руки, словно пушинку, и укладывая меня на кровать. — А я Кэролайн. Кэролайн Форбс, — эти слова звучат так тихо, что я их почти не слышу. Но Элайджа кивает мне. — Поспи, Кэролайн, — вампир уходит, а у меня будто камень с души падает. Мы знакомы всего несколько минут, а я уже с трудом верю, что он сможет, не колеблясь, убить меня. Хотя он выглядит слишком благородным для этого… — Очнись, Кэролайн! И отцу ты тоже верила! — говорю я под нос сама себе. — И он тебя продал Клаусу. Я думала, что после мыслей о предательстве мне опять станет так тошнотворно плохо, но нет. Внутри меня странно спокойно и тепло, а в центре этого света теплится огонек надежды, что Элайджа хороший, что я могу ему верить, не опасаясь быть убитой. Это странно. Это странно чувствовать такое. Чувствовать, как все твое нутро тянется к человеку, с которым виделся всего единожды. Наверное, это и есть любовь, о которой так часто пела дочь Дара под аккомпанемент лютни. Но я не должна испытывать такое к вампиру. Я должна была любить Тайлера Локвуда, но никак не Элайджу!!! А потом мне захотелось рассмеяться. О чем я думаю? Какая любовь? Наверняка это просто внушение. Элайджа, верно, не обладает такой же силой, как и Клаус, потому я ничего и не почувствовала и не поняла, когда это происходило… Мое сознание постепенно ускользало от меня, и от этого мысли становились еще бредовее. Этот поток бреда затягивал меня с головой, и я провалилась в беспокойный сон. Я просыпаюсь. Второй день у Клауса. Первым делом приходит мысль, что что-то не так. Я нахожусь в другой комнате. Я усаживаюсь поудобнее на большой кровати, укиданной шкурами и смотрю на большое, просто гигантское окно с тяжелыми бархатными шторами. В углу стоит письменный стол, заваленный бумагами… Очень похоже на кабинет моего отца. Нет, я больше не буду вспоминать об этом предателе! — Кэролайн, ты уже встала, — в комнату входит Клаус. Он так раздражающе улыбается, что хочется дать ему пощечину. — Да, как видишь. — Ты очень понравилась моему старшему брату, и я любезно подарил тебя ему. Служи ему хорошо, теперь твоя жизнь полностью зависит от него. — Что? — А вот, кстати и он, — тяжелая дубовая дверь открылась, и в комнату вошел Элайджа.