Ошибка ради науки

— И долго она так? — произнёс тихий, бархатный, так и манящий по своей манере голос, обладатель которого был скрыт в привычных и столь родных тому тенях. — Два дня, — более тяжело и грубо, но коротко, в своём стиле, ответил второй.       Девчушка, про которую и говорили два голоса, сидела на кровати, обнимая тонкими руками колени и стараясь справиться с непрекращаемой дрожью по всему хрупкому тельцу. Вопреки предположению о прохладе, она ничуть не замёрзла, а даже напротив, не ощущала практически ничего её окружающего, гуляя потерянным и мутным зелёным взглядом где-то по узорам деревянного пола. Её дрожь была связана с тем, через что пришлось пройти этому ребёнку, которому нельзя дать больше тринадцати лет. — Так как нашего преступника ты прикончил на месте, не дав ему и шанса сказать своё слово, — нарочито откашлявшись, привлекая тем самым внимание к своим словам, — нам следует попытаться понять, что случилось. Только вот никого больше не осталось, — тихий голос немного повысился, чуть выделив слово «попытаться», тем самым передавая некоторую насмешку.       Весь его тон так и кричал о том, что всё это крайне тяжёлая и неприятная для них ситуация, запутывающая и раздражающая до той степени, что в ином положении хотелось бы просто избавиться от всех раздражителей, но только не сейчас, когда жизнь этой малышки могла едва ли не висеть на волоске. Поэтому в этот момент, именно дома у Геральта в поместье Корво Бьянко в Туссенте, им и предстояло пролить свет на случившееся, постаравшись найти хоть одну существенную зацепку, что могла помочь не только им, но и девочке. — Я, — еле слышно прохрипел комок на смятой кровати, привлекая к себе внимание и после решительно пытаясь дотянуться до прозрачного кувшина с водой на дубовом столике, что так удобно располагался рядом с кроватью, — воды… — но темноволосая девочка, вновь пошатнувшись и не справившись с навязчивой дрожью, лишь столкнула его со стола, погружая всю напряжённую тишину помещения в режущий чувствительный слух звон разбивающегося сосуда, который нельзя было не услышать.       Говорящие тут же вздрогнули, обращая внимание на явный источник звука и, как оказывалось, единственный шанс разобраться во всём произошедшем настолько, насколько они могли. Первый сразу же засуетился, пытаясь отыскать нечто в глубоких кожаных карманах, пока второй, не подавая ни одним своим движением паники или озадаченности, лишь спокойно стоял, наблюдая за отточенными действиями компаньона.       И вот тёплый свет свечи озарил сначала часть лестницы, освещая навесной стенд с уж больно старательно отполированным мечом, а потом и саму маленькую, но довольно уютно (явно со старанием) обставленную комнатку, что являлась вторым этажом поместья. И только сейчас девочка смогла как следует разглядеть и самих мужчин, но её скорее зацепил лишь один из них: хронически уставший вид, седые волосы, мягко отливающие серебром и те самые отличительные черты, что врезались в память малышки сильнее всего — жёлтые кошачьи глаза и глубокий шрам, полученный явно не от несчастного случая или драки в корчме: он проходил через левый глаз (к счастью, не повредив его) от самого виска и до щеки.       Пытаясь хоть как-нибудь разрядить тишину и лишь сильнее напрягающуюся обстановку, первым заговорил тот, кого ошибочно можно было принять за простого человека: — Если тебе не трудно, то, пожалуйста, расскажи нам всё, что ты помнишь, малыш, — всё также держа свечу, тот перевёл взгляд на седоволосого обладателя шрама, представительно указывая на того свободной ладонью, — это Геральт из Ривии, а я — Эмиель Регис, — в очередном жесте приветствия тот прикоснулся внутренней стороной ладони к своей грудной клетке.       Тот, кто представился как «Регис», натянул слабую улыбку и присел на другой край кровати, от чего та жалобно скрипнула под весом тела. Девочка как-то недоверчиво переводила взгляд с одного на другого, порой и вовсе пряча его вниз.       Понадобилось некоторое время на то, чтобы зеленоглазая, неуверенно переминающая ткань тонкой одежды, наконец начала говорить. Её речь была сбивчива, что было обусловлено тяжёлым состоянием: — Я помню…безумный взгляд…