***
Уже почти восемь часов вечера. С минуты на минуту за Джином приедет водитель Намджуна, но омега не готов. Он так и сидит в костюме на полу посередине разворошенной спальни и смотрит в одну точку. Это западня. Джину из нее не выбраться. Намджун знает, куда бить, чтобы добиться своего, и омега его искренне не понимает. Пусть это даже любовь, но в любви ведь надо понимать друг друга, надо уважать чужой выбор. Но видно, Намджун не знает, что это такое. Джин хочет Намджуна ненавидеть — это облегчило бы его страдания от того, что сердце и душа тянутся к этому альфе, а мозг твердит, что нельзя. Может, этот вечер в этом поможет, может, Джин увидит другую, ужасную сторону Намджуна и разлюбит его. Омега вздрагивает от звонка мобильного и, даже не глядя на экран, встает на ноги. Джин передумал переодеваться. Он поедет к Намджуну в своем офисном наряде, и пусть омеге самому в нем неудобно, плевать. Ким не заслужил того, чтобы ради него наряжались. Он берет мобильный и идет на выход. Джин сидит на заднем сидении ягуара и отсылает почту. Когда парень поднимает свой взгляд от телефона, то за окном, вместо привычных каменных джунглей, он видит бескрайние луга. — Мы же выехали из города, — ошарашено говорит он шоферу. — Куда вы меня везете? — За город, — лаконично отвечает шофер и снова возвращает внимание к дороге. Джин обреченно вздыхает и, откинувшись на сиденье, решает подремать. Проводить по восемь часов в офисе, а потом ехать на ужин к черту на кулички — для Джина это слишком. То, что он всю свою жизнь притворяется бетой, привело к тому, что объем работы, взваливаемый на него, ничем не уступает объему работы альф. Если бы он не лгал и объявил, что он омега, то ему бы даже сократили рабочий день, хотя в таком случае, у него попросту не было бы этой работы и должности. Машина сворачивает на проселочную дорогу и, миновав высокие каменные стены, заезжает во двор огромного особняка. Шофер подбегает к дверце омеги и, открыв ее, приглашает его выйти. Джин молча следует за мужчиной. Они обходят особняк, и у него даже дух захватывает от открывшейся картины. На лужайке позади особняка стоит белая беседка, в которой накрыт стол, рядом небольшой пруд, в котором плавают утки. Весь шум, вся суета будто остались там, за этими воротами. Свежий воздух бьет в голову, и омега уже не хочет покидать это место. Джин подходит ближе к пруду и, присев на корточки, подзывает утку с утятами. Но те наоборот отплывают к другому берегу, потревожив зеркальную гладь воды. — Просто так они не придут, — омега вздрагивает и поднимает голову на голос незаметно подошедшего альфы. — Держи, — Намджун протягивает ему кусочек батона. Джин несмело тянется за хлебом и сразу поворачивается обратно к уткам. Намджун одет в бежевые хлопчатобумажные брюки и белую свободную рубашку. Такого Намджуна Джин не видел. У него растрепанны волосы, и весь он какой-то домашний и уютный. У Джина от него щемит сердце. Но лучше об этом не думать. Как и о том, что Намджун идеально выглядит во всем. Омега молча скармливает хлеб уточкам и встает на ноги. — Проходи к столу, утки уже сыты, а я голоден, думаю, ты тоже, — улыбается альфа и идет к беседке. Джин молча идет за ним и присаживается на стул. Ужинают они большей частью молча. Джин за весь день съел один сэндвич, поэтому, если первое время он просто ковырялся вилкой в тарелке и к еде не тянулся, то вскоре омега расслабился и успел попробовать почти все, что наготовил повар Намджуна. А готовил он просто божественно. Джин любит поесть. В последнее время он слишком выматывается на работе и приходится ограничиваться замороженной едой или доставкой, а раньше Джин готовил сам. И родители, и друзья в восторге от готовки омеги, а сам он соскучился по нормальной вкусной домашней еде. Если отбросить в сторону все «почему» и «зачем» Джин сейчас здесь — то с Намджуном хорошо. С ним спокойно и уютно. За ужином парни обсудили пару вопросов касательно Совета, поговорили о ближайших заседаниях и даже умудрились поделиться мыслями об остальных главах Домов. Уже подали кофе и десерт, и Джин с ужасом обнаруживает, что больше говорить не о чем. Все, что касалось работы, они уже обсудили. А о личном говорить не хочется. В конце концов, они и не друзья вовсе, и точно не любовники, Джин вообще не знает, кто они друг другу. Он старательно изображает интерес к тирамису, которое уже точно в него не влезет, коротко отвечает на вопросы Кима и периодически смотрит на время на телефоне. За весь ужин Джин посмотрел на Намджуна всего пару раз, а сейчас, без остановки помешивая свой кофе, который специально для него Ким приказал сварить в турке, он уже не знает, что сказать. Альфа видит, как нервничает парень, но его это только умиляет. С самого того момента, когда Джина впервые представили на новой должности, все относились к нему, как к сильному и взрослому парню, который достойно продолжит дело своего отца. А Намджун еще тогда видел перед собой ребенка. Милого, потерявшегося ребенка, на которого свалили такой тяжелый, чуть ли не неподъемный груз, и надо отдать ему должное — он блестяще справляется со своей работой, хотя сам вечно собой недоволен. Намджун всегда уважал Джина, но он искренне не понимает, чем руководствовались его родители, лишая своего ребенка будущего, лишая счастья. Ким их не знает, но уже искренне ненавидит. — У тебя красивый дом, — наконец-то, прерывает затянувшуюся тишину Джин. — Спасибо. Я сам тут редко бываю, в основном живу в квартире в центре. Просто я подумал, что ты сможешь здесь расслабиться, подальше от чужих глаз и городской суеты. — Твоя забота была бы милой, если бы ты не вынудил меня сюда прийти, а просто пригласил бы, — усмехается Джин. — Ты бы не пришел, — спокойно говорит альфа. — Верно, — вскипает омега. — Весь этот фарс устроен только ради тебя и твоих интересов. Главное, чтобы тебе было хорошо. Ты пустил пыль в глаза, покормил меня, что там дальше по сценарию? Трахнешь? Намджун сводит брови на переносице, откладывает чашку и пристально смотрит на парня. — Ты слишком плохого обо мне мнения. Я просто хотел побыть с тобой. Я и пальцем тебя не трону, если ты сам этого не захочешь. Если мне нужно тебя шантажировать, чтобы проводить с тобой время, то я буду это делать. Но я все еще надеюсь, что ты одумаешься и станешь моим. — Ты слишком многое на себя берешь. Я пока не знаю как, но вопрос с тобой я решу. При всем моем уважении к тебе и при всем, что я чувствую, для меня долг превыше всего, — поникшим голосом говорит Джин. — Время покажет, — усмехается альфа. — Пойдем, покажу тебе дом, потому что это и твой дом тоже. Намджун игнорирует злость в чужих глазах и протягивает омеге руку. Джин свою в нее не вкладывает, но к дому идет. Намджун рассказывает, что дом строили по его дизайну, а Джин это и так видит. Каждая деталь интерьера правильно подобрана, и во всем заметен вкус. Джин даже не хочет признаваться себе, что построил бы и обставил дом точно так же. Намджун с каждой следующей минутой все больше и больше нравится, а этого Джину не надо. План возненавидеть альфу медленно, но верно, идет ко дну. Именно поэтому внутренняя борьба омеги периодически выливается в агрессию, которую альфа чуть ли не нежно и одними словами гасит на месте. Они медленно обходят все этажи и останавливаются перед дверью на втором. — А это твоя спальня, — Ким открывает дверь и впускает в комнату омегу. Джин удивленно смотрит на него, но ничего не комментирует. — Спать будешь здесь, если тебе она не нравится, покажу и другую, просто эта выходит прямо в сад. Я подумал, тебе понравится. — А где твоя спальня? — выпаливает омега. — Моя дальше по коридору. — Значит, ты со мной не спишь? — Джин понимает, что его понесло, но остановиться не выходит. Язык омеги живет отдельной жизнью. — Ты боишься спать один? — смеется Намджун. — Я уже сказал, что я хочу просто побыть с тобой. Да, я до умопомрачения хочу тебя, сам поражаюсь тому, как уже несколько часов держусь. Но я не буду тебя принуждать делить со мной постель. Одной мысли, что ты в моем доме, мне пока достаточно. Джин сверлит взглядом лицо Кима, все пытается найти подвох, но зацепиться не за что. — У тебя был тяжелый рабочий день, так что отдыхай. Увидимся за завтраком, — альфа выходит и прикрывает за собой дверь, оставив ошарашенного омегу внутри. Джин долго стоит под душем, несколько раз давит в себе дикое желание плюнуть на все и пойти к Намджуну. Буквально уговаривает себя не быть тряпкой и держаться. Сам себя поздравляет с провалившимся планом и чуть ли не воет от отчаяния. Намджун сегодня показал другого себя и, Господи, по новой влюбил. Хотя куда еще больше. Джин и так сутками думает о нем, мечтает о его объятиях и близости, а сейчас он лежит в его постели, в его доме, и одно намджуновское «это и твой дом» заставляет омегу чуть ли не пищать от счастья. Разливает тепло по сосудам, оживляет все давно забытые чувства и заставляет улыбаться. Но жизнь ведь не добрая дама. Она не дает Джину раствориться в любимом, не позволяет закрыть глаза на все и принять его, она ставит его перед выбором, которого фактически у омеги и нет. Четко указывает ему его место и грозится наказать в случае неповиновения. Он устает бороться с ней в своей голове и, перевернув намокшую подушку, медленно засыпает. Вот только Намджун не спит, даже глаз сомкнуть не может. Джин с ним под одной крышей, в доме витает запах лайма, и стоит сделать пару шагов, как можно оказаться рядом с ним. Но нельзя. Это вопрос чести и достоинства. Намджун не опустится так низко, хотя шантаж это уже для него слишком. Он продолжает ворочаться на постели и посвящает всю ночь тому, что вспоминает Джина, кормящего уток, ужинающего с ним и с таким интересом рассматривающего дом. Ким смеется над собой, что влюблен как мальчишка, и идет к бару, попробовать алкоголем заставить свой организм вырубиться, но уснуть главе первого Дома так и не удается. Джин за завтраком замечает потрепанный вид альфы и догадывается, что тот не спал. Омега еле сдерживается, чтобы не протянуть к нему руку и не поправить выбившуюся прядь, сам наливает ему кофе и старается не замечать улыбки, которой альфа одаривает его взамен такой невыраженной заботы. — Я хочу повторить наш ужин в конце недели, — говорит Намджун, пока Джин намазывает масло на тосты. — Я понял, что в твоей компании еда намного вкуснее. — Хорошо, — улыбается Джин. — От блюд твоего повара сложно отказаться. Ким засматривается на улыбку парня и еле успокаивает резко подскочившее от джиновского «хорошо» к горлу сердце. Джин сразу после завтрака идет к уже ожидающей его во дворе машине с шофером, а Намджун возвращается в дом.***
Сегодня Юнги явно не оставят в покое. Только он немного отошёл от утренних новостей, как к нему зашел охранник и, помахав перед носом картой, объявил, что босс приказал «одеться». Юнги не в том положении, да и вообще, настроении, чтобы радоваться шоппингу, но одна мысль, что он, наконец-то, выйдет на улицу, открывает в парне второе дыханье. Юнги бежит в спальню и, переодевшись за три минуты, идет за альфой к лифту. Мужчина от Юнги никуда не отходит, даже в примерочных стоит рядом с кабинками, и омега сам его не беспокоит, понимает, каким может быть его босс в гневе. Юнги это на собственной шкуре прочувствовал. В результате, накупив все необходимое, омега уже собирается ехать обратно, но мужчина настаивает купить одежду и на выход. Точнее просит. Юнги начинает казаться, что альфа его боится. Будто, если он не уговорит омегу на все, о чем распорядился босс, то ему достанется. Юнги решает не спорить и снова идет по магазинам. Домой он приезжает только под вечер, вымотанный после долгих прогулок по бутикам и, оставив пакеты прямо на полу в гостиной, заваливается спать.***
День у Чимина не задался с утра. Идея позавтракать с Тэхеном потерпела фиаско, так как альфа уехал за город по делам. Чимин еле просидел две пары и, окончательно разозлившись на альфу, который не отвечал на его сообщения, приказал шоферу ехать к Чонгуку. У брата скоро день рождения, и омега решает узнать у него про то, как они будут праздновать, чтобы самому лично заняться организацией. Чонгука в офисе не оказывается, поэтому Чимин, заказав у его секретаря эклеры и кофе, решает дождаться брата в кабинете. Долго ждать не приходится, Чонгук заходит в кабинет минут через двадцать и, отбросив в сторону пиджак, идет к младшему. — Ты зачастил ко мне, не скажу, что я не рад, — улыбается альфа и, нагнувшись, касается губами скул парня. — Это потому что ты совсем в особняк не приезжаешь, позабыл обо мне, — дует губы омега и, обхватив его за шею, тянет к себе, заставляя сесть на диван. — Я очень занят эти дни, — Чонгук кладет голову на плечо Чимина и вытягивает ноги. — Я знаю, и я уверен, что ты даже забыл про свой день рождения. — Чимчим, не надо, ты знаешь, я это все не люблю, — тянет альфа. — Зато я люблю! — вспыхивает Чимин. — И мы будем его праздновать! Я даже знаю, где и как. Мне от тебя просто нужны деньги. — Какой же ты непослушный, — смеется Чонгук. — Будут тебе деньги, — он встает на ноги и идет к столу. — У меня недолгая встреча сейчас, а потом пообедаем вместе, и ты мне все расскажешь. Пока подожди меня в приемной. — Хорошо, — бурчит омега и нехотя сползает с дивана. — Три эклера, теперь обед, кажется, я понимаю, почему Тэхен меня избегает, — жалуется младший. — Избегает? — Чонгук обходит стол. — Как это избегает? — Ну пропадать начал, вечно у него дела, а сейчас за город укатил, а я скучаю, — ноет Чимин. — За город укатил? — приподняв бровь, переспрашивает Чон. Альфа точно видел Кима сегодня утром в здании суда. — Ага, — хмыкает омега и тянется к ручке двери. — Ладно, жду тебя. Покормишь меня, все равно, кажется, больше терять нечего. Может пухленьким я буду даже соблазнительнее. Чимин выходит за порог, оставив озабоченного Чонгука в кабинете. Альфа вообще не должен бы так зацикливаться на личной жизни младшего, но то, что Тэхен лжет ему, бьет по самолюбию. Чонгук делает в голове пометку «разобраться» и просит секретаря впустить Риза. — Пить виски с утра — дурной тон, но на трезвую голову слушать о жизни какой-то лисы будет скучно, так что налей и мне, — машет рукой в сторону бара Чонгук и опускается в свое кресло. Риз кладет папку на стол босса и идет к бару. — Я бы не сказал, что у него скучная жизнь, — альфа возвращается к столу с двумя бокалами и передает один Чону. — Ну рассказывай, только по-быстрому, меня Чимин ждет, — Чонгук делает глоток и, расслабившись, откидывается на кресло. — Он незаконнорожденный. У отца была своя семья, а этого он заделал в борделе, потом после смерти омеги забрал к себе. Хорошо учился, готовился поступать. Родители погибли в автокатастрофе. С Сэмуэлем познакомился случайно. — Так вот оно что… — Чонгук соединяет руки на груди и задумывается. Вот откуда у Шуги эта чуть ли не сбивающая с ног ненависть к слову «шлюха». Чонгук, сам того не зная, все это время бил по больному. Шугу ни насиловать, ни избивать, ни пытать не надо, если альфа и вправду хочет сделать ему больно — надо просто открыть его, видимо, так и не затянувшуюся рану, немного поковыряться в ней, и лису размажет по полу. Чонгук никогда не забудет весь тот ужас в чужих глазах, когда в ходе второй встречи он отправил его в бордель. Альфа уже не рад информации, которую сам потребовал. До этого было легче. Можно было преумножать боль омеги по разному, измываться и издеваться, не задумываясь о последствиях, а сейчас… Кажется, что еще одно «шлюха», и Шуга сам разобьет свою голову о стены квартиры Чонгука, умоется своей кровью, и альфа не понимает, как он до сих пор не сломался. Но четко понимает теперь всё то прошибающее до костей отчаянье в чужом взгляде, когда пальцы нажимали на курок в лифте. Все те попытки цепляться за жизнь, когда в тебя пулю пускают, когда чуть ли душу не выворачивают, всё желание, несмотря ни на что жить — чтобы восстать из пепла, воскреснуть и все-таки сказать свое слово — «я не шлюха». Чонгук не знает, что удерживает лису, что не дает развалиться на куски мяса и ведет вперед. Но, что бы это ни было — это сильнее Чонгука, сильнее этого мерзкого «шлюха». Всю жизнь бежать от того, что клеймом разве что не на лбу мигает. Пытаться доказать всем, что ты вовсе не тот, о ком они думают. А Чонгук мастерски, выдержанно, забивал вместе с этим словом сотни гвоздей под кожу, а потом лично же их выдергивал, наслаждался, наблюдая за тем, как бледное тело окрашивалось в красный, и повторял. Шуга — не шлюха, и даже в крови его блядства нет, хотя должно быть с такой родословной. Чонгук уверен, что нет, потому что пробовал его кровь, упивался ей и хочет еще. Лиса принадлежит Чонгуку, и теперь навеки. Альфа его не отдаст, за порог дома не выпустит, обставит охраной, будет контролировать каждый шаг и срубать головы всем, кто косо на него посмотрит, не говоря о том, что захочет покуситься. Этот омега целиком и полностью его. Никто никогда не прикоснется к лисе, Чонгук эти руки отрубит, а если омега сам сделает шаг в сторону, то альфа его живьем закопает, потому что таким, как он, делиться нельзя. Потому что поздно — Чонгук в Шугу с головой нырнул, его присутствие в жизни альфы жизненно необходимо, тягу к нему отрицать глупо. Потому что один взгляд лисы, и Чонгука бьет под двести двадцать вольт и до самых костей. Потому что когда он рядом — альфа дышит и надышаться все равно не может. Потому что куда бы ни пошел Чонгук, в конце концов, он идет к Шуге, все его дороги ведут к нему. Потому что это судьба. Чонгук всю жизнь от нее убегал, но не в этот раз. Наоборот примет ее подарок, мысленно в сотый раз поблагодарит ее за ту пулю, которая пролетела мимо, и больше никогда лису не отпустит, не в этой жизни.***
Чимин в приемной не задерживается — сразу идет к лифту и нажимает кнопку тридцать. Лучше подождать в роскошном пентхаусе Чонгука. Стоит войти в квартиру, как Чимин видит кучу пакетов с логотипами различных люксовых дизайнеров прямо на полу. Омега подходит ближе и один за другим освобождает содержимое пакетов на пол. Красивая и, главное, дорогая одежда и обувь, и все наряды для омег. Чимин чувствует, как бурлит внутри кровь от ярости, отшвыривает пару пакетов в сторону и, увидев на некоторых логотип своего любимого дизайнера, бесится по новой. Юнги просыпается на непонятный шум из гостиной и, потирая руками глаза, идет туда. Посередине комнаты стоит незнакомый красивый омега, который разбрасывает пакеты по сторонам и чуть ли не топчет только что купленные вещи. Мин несколько секунд ошарашено смотрит на парня, а потом начинает догадываться. Это, видно, очередной любовник Чонгука. — Вещи-то в чем виноваты? — Юнги подходит ближе и останавливается напротив. — Опять ты! — визжит Чимин. — Это ты все купил? — Ну я, и что? — нехотя отвечает Юнги. — Ты, блять, кто такой? — омега подлетает к Мину и последний даже отшатывается. — Чего ты к нему прицепился? На что ты рассчитываешь? — У тебя что, припадок? — начинает злиться Юнги, искренне не понимая, чем заслужил такое отношение. — Иди и собери все вещи обратно в пакеты. Это не твое, чтобы так разбрасываться. — Серьезно? Что еще прикажешь сделать? Ты их купил на мои деньги, не думаю, что у такого обормота, как ты, есть деньги на блузку от Versace! Так что пошел вон из этого дома! Немедленно! — срывается на крик Чимин. — С огромным удовольствием. Вот только я тебе не подчиняюсь, — Юнги пытается обойти его, но Чимин больно толкает омегу в грудь. — Он с таким, как ты, не будет! Заруби себе это на носу! Так что исчезни, или я тебя заставлю. — Нахуй иди, — спокойно отвечает Юнги, испепеляя одним только взглядом, который еще больше выводит Чимина из себя. — Ты шлюха! Ты плод шлюхи, с чего ты взял… — Чимин не успевает договорить, как получает кулаком в лицо, но он не теряется и, придерживая кровоточащий нос, валит Юнги на пол. Юнги барахтается под Чимином, получает удар по губе, но выбраться не может. Резко вес с Юнги пропадает, и он все еще лежа на полу видит, как Чонгук прижимает истеричную омегу спиной к груди и оттаскивает в сторону. — Пусти! Эта мразь меня ударила! Прикажи его убить! Прикажи сломать ему руки! — продолжает кричать Чимин, но Чонгук молча передает его Ризу, который, заблокировав конечности парня, удерживает его на месте. — Будьте добры объясниться, — Чон перешагивает через пакеты и подходит к вмиг сдувшемуся и отползающему в сторону Юнги. Альфа останавливается напротив и явно ждет ответов на свои вопросы, но Юнги одного вида Чонгука достаточно, чтобы онеметь. Юнги с трудом встает на ноги и, придерживая губу, отходит к стене. Подальше от Чонгука. — Он разбил мне нос! Этого тебе не достаточно? — продолжает кричать Чимин, но Риз прикладывает ладонь к его губам и зажимает. — Почему ты ударил моего брата? — Чонгук говорит спокойно, но Юнги видит в его глазах острые, как лезвие, ножи, и они уже нацелены в его плоть, уже готовы рвать и кромсать. — Брата? — удивленно спрашивает Юнги и сразу прикрывает глаза. Если за любовника он мог бы просто получить по губам, то за брата Чонгук точно ему сломает конечности. — Я не хотел, — еле шевеля языком, отвечает омега. Чонгук подходит ближе, заставляет Юнги вжаться лопатками в стену. — Почему ты его ударил? — четко, по словам выговаривает альфа. Юнги его взгляд вынести не в силах. Ему кажется, что тени расползаются по комнате, доползут сейчас до него, свяжут по рукам и ногам и заставят встать на колени, умолять не делать больно. Юнги Чонгука боится. Он единственный человек в этом мире, вселяющий в омегу животный ужас, и тут никакие ободряющие слова не помогут. Чонгук ждет ответа, взглядом сворачивает в узлы внутренности и вырывает их без анестезии. — Он назвал меня шлюхой, — еле слышно выговаривает Юнги и опускает голову. — Он первый начал, — видимо Чимин смог вырваться из захвата Риза. — Я просто спросил кто он, а он сразу на меня напал, — плачет омега. — Отвези его домой, — не поворачиваясь, приказывает Чон Ризу. Юнги еле стоит, сдерживается, не позволяет себе растечься неясным пятном по полу. С трудом заталкивает поднявшуюся к горлу истерику обратно и отсчитывает в голове секунды до казни. Но Чонгук удивляет. Подходит вплотную, протягивает руку и пальцем вытирает выступившую на губе кровь. Юнги не двигается, пытается спрятать панику на дне зрачков, хотя не понятно от кого — Чонгук и так знает, какой властью обладает. Он четко видит исходящий от омеги страх, чувствует его запах, но не торжествует. Сам удивляется, но дальше не идет, отмахивается от ненужных мыслей и говорит: — Я очень хорошо знаю своего брата. — Я не виноват, — голосом, пропитанным отчаяньем, выпаливает Юнги. — Я сказал, что очень хорошо знаю своего брата, и я знаю, что ты не виноват, — Чонгук отходит от омеги и идет к окну. — Приложи к губе лед, чтобы не опухла. Завтра вечером составишь мне компанию. Интерес к омеге моментально пропал, Чон уже не здесь, смотрит на улицу, думает о чем-то своем, и Юнги кажется, что можно исчезнуть. Он моментально срывается на кухню за льдом, а когда возвращается, альфы уже нет. Зато его запах остался.***
— Даже для тебя это слишком, — заявляет Риз Чимину и тащит его к лифту. — И ты? И ты туда же? — уже плачет навзрыд омега. — Потому что ты ведешь себя по-свински, — Риз вызывает лифт и протягивает парню салфетку. — Это тот рыжий виноват, — хлюпает носом младший. — Посмотри на меня! Посмотри, что он наделал. — Я все время ищу тебе оправдания, стараюсь свалить все на твой возраст и избалованность, но кажется, у меня больше не получается. Кажется, я устал от попыток реабилитировать тебя в своих глазах, — Риз подталкивает омегу в лифт и заходит следом. — В смысле, — осекается Чимин и моментально перестает плакать. — Как ты можешь так обо мне говорить? — Ты сам до этого довел. Ты невыносим. Ты своим характером убиваешь все то прекрасное, что в тебе было, хотя было ли… Может я все это надумал, — альфа прислоняется к стенке и изучает панель управления. — Риз, — Чимин делает шаг к мужчине и слезы вновь заполняют его глаза. — Не говори так. Пожалуйста, не говори так. — Не надо, ты не плачешь сейчас, ты играешь, вот только я не благодарная публика, я тебе хлопать не буду, — Риз отворачивается, давая понять, что больше им говорить не о чем. Чимин вжимается в угол лифта и пытается понять, почему, если то, что Чонгук его не поддержал, было просто больно, то слова и холодность Риза без инструментов вспарывают кожу и заставляют захотеть исчезнуть. Испариться. Лишь бы не видеть эту пустоту в глазах альфы. Чимин к ней не привык, он с ней впервые сталкивается. Риз всегда рядом, он всегда поддержит и поможет, Чимин привык к этому. Вот только сейчас от Риза холодно, у Чимина внутри ледяной сквозняк, источник которого на дне зрачков альфы. От такого Риза хочется волком выть.***
У Хосока уже лицо болит от постоянной необходимости улыбаться всем подъезжающим к клубу клиентам. Он медленно ходит между автомобилями, говорит заученные фразы, от которых уже мозоль на языке, и все ждет, когда начнет рассветать и можно будет уйти домой и завалиться спать на пару часов, а потом бежать подрабатывать в кофейню. Благо, папа верит каждому слову и лишних вопросов не задает. Поэтому, когда Хоуп сказал, что устроился барменом в клуб, тот даже не среагировал. Болезнь на глазах Хосока медленно пожирает папу, и он временами будто выпадает из реальности, ни на что не реагирует и может часами просто молчать. Но Хосок не сдается, продолжает бороться с недугом, возит папу по больницам, врачам, покупает все лекарства, которые ему прописывают и все старается продлить его жизнь. Потому что у Хосока никого больше нет. Потому что без папы он не проживет. Он даже думать об этом не хочет, продолжает вальяжно ходить между машин и завлекать клиентов в клуб. Пока денег хватает, а следующее обследование будет только через месяц. Хоуп строго экономит, откладывает каждую копейку и продолжает пахать, как ломовая лошадь. Внезапно глаза освещает яркая вспышка фар, и Хосок идет к мигающей именно ему машине. Не доходит. Застывает в паре метров, узнав уже хорошо знакомый бентли. Тот самый альфа. Хосок к этому не готов. Не отдавая себе отчета в том, что творит, омега разворачивается и бежит обратно. Хосок знает, что это глупо и смешно, но видеть того парня не хочется. Новых воспоминаний тоже. Они делают только больнее. Хоуп бежит, не останавливаясь, в сторону дороги и, перебежав ее вслепую и чуть ли не попав под колеса пролетающих мимо машин, скрывается в темной маленькой улочке. Хосок присаживается на корточки за мусорный бак и пытается отдышаться. Чуть позже можно будет вернуться к клубу. А пока нужно переждать. Пусть альфа найдет кого-то другого или просто уедет. Но не тут-то было. Видно, этот альфа непонятлив или привык получать свое. Улочку освещают фары, и Хосок по звуку гравия под колесами слышит, как машина медленно въезжает в переулок и ползет в сторону баков. Омега выругивается и сильнее прижимается к баку, мечтая слиться с ним. Бентли проезжает мимо, и Хоуп уже выдыхает, как машина резко дает назад и останавливается напротив. Стекло водителя опускается и Хосок видит, сидящего за рулем альфу. — В прятки играешь? — усмехается тот. — Да вот, размяться захотелось. Форму же держать надо, — говорит Хоуп, но с земли не встает. — Садись, — Тэхен кивает в сторону сиденья рядом. — Не сегодня. От клиентов отбоя нет, не успею. — Поэтому в одиночестве слонялся? — А ты все знаешь. — Садись. — Слушай, я имею право выбирать. Так вот, я тебя не выбираю. — Интересно, почему же? — на дне зрачков альфы загораются озорные огоньки. — Ты не в моем вкусе. — Говорит тот, кто назвал мой член идеальным, — хмыкает Тэхен. — Отъезжай, ты портишь мне вид. — Я не вижу клиентов, готовых снять омегу у мусорного бака, — оглядывается по сторонам Тэхен. — Это тренд сейчас. Сам понимаешь, извращенцы разные бывают. — Буду говорить на твоем языке. Садись, хорошо заплачу. — Да, блять, нет! — вскипает Хоуп. — Сегодня я тебя не выбираю. Отъезжай! — Странно, думал, это я выбираю, а не ты. — А вот и обломись, — Хоуп встает на ноги и поправляет выбившиеся прядки. — Как хочешь, я просить не привык, — бросает Тэхен и разворачивается. Хосок выходит из переулка только после того, как бентли скрывается за поворотом, и идет обратно к клубу. Долбанный альфа, переворачивающий все вверх дном. Но Хосок сегодня молодец. Он не поддался. Он справился с соблазном снова быть к нему ближе, чувствовать его запах. Хосок — умница. И ничего, что слезы застилают глаза и хочется разрыдаться. Подумаешь. Хоуп к безнадежности привык, он в ней родился и вырос. Он знает, что нельзя давать себе и шанса, нельзя подпускать ближе того, кто кожу потом живьем сдерет, кто всю кровь выкачает и, смотря в глаза, будет еще из живого парня голыми руками сердце вынимать. У Хосока сердце и так очень хрупкое, местами залатанное, периодически кровоточащее. Такого, как этот альфа, не переживет, после него снова не забьется. Хосок чувствует исходящую от него опасность, угрозу своей жизни и именно поэтому не подпустит. Обойдется.