***
Джин приходит в себя уже на больничной койке. Омега моментально срывается с постели, выдрав торчащие из рук иглы, но стоит ему встать на ноги, как головокружение заставляет ухватиться за тумбочку, а потом и вовсе осесть на пол. В комнату моментально влетает медбрат и, схватив парня под локоть, усаживает на койку. — Они это сделали? Они убили моего ребенка? — еле шевеля высохшими губами, спрашивает Джин и цепляется пальцами о руки беты рядом. — Ответь мне, умоляю, ответь. — Всё хорошо, вам нельзя волноваться, — повторяет бета и пытается вновь ввести ему иглу в вену. — Умоляю, скажи мне, — уже воет омега. Плачет навзрыд, даже не утирает льющиеся потоком слезы, снова пытается сползти с постели. — Мой ребенок, это был мой ребенок… — Пожалуйста, не дергайтесь, — злится бета. Джин цепляется пальцами за простыню, комкает, отталкивает от себя приставучего медбрата и поскуливает. Такое ощущение, что по нему проехался грузовик, который раздробил и раскрошил его кости, вдавил в асфальт. Джин вообще не чувствует себя чем-то целым. Продолжает плакать и раздирать свое лицо ногтями, зарывается ладонью в волосы, и что есть силы, оттягивает их назад, лишь бы попробовать почувствовать себя живым. Не выходит. Джин — перебитая и выброшенная на обочину кукла. Кукла, лицо и тело которой и так было покрыто трещинами, у которой и так была сломана жизнь решением родителей и своим тоже, а теперь у куклы разбиты и внутренности. Теперь из этих трещин валит едкий дым, выжигающий глаза. Потому что у Джина внутри тлеют угли догоревшей жизни. Жизни, которую вот так вот подло оборвали, а омеге теперь с этим жить. Смотреть теперь своими пустыми, затопленными безнадежностью глазами в глаза того, от кого он эту правду скрыл, того, чьего ребенка он убил. Джин ведь тоже виноват. И пусть он не хотел и добровольно под нож не пошел, тогда почему кровь капает и с его ладоней, почему всё вокруг окрашено в красный — он даже чувствует ее запах. Джин выдергивает снова воткнутую в него капельницу, сбрасывает подушку и сползает с постели. — Так не пойдет, — ворчит бета и идет в коридор за помощью.***
— Пятый этаж, тринадцатая палата, — говорит подошедший к Намджуну омега. Альфа приехал в больницу сразу же, после того, что ему сообщил его человек. Уже в машине Ким думал, что всё-таки может лучше подождать, ему доложили, что родители омеги в клинике, и он не хотел доставлять Джину неудобства своим появлением, но сидеть в неведении было нестерпимо. Намджун знает, что будет много вопросов, знает, что не сможет никому внятно объяснить, почему он примчался в клинику к бете Совета, но уже плевать. Альфа благодарит омегу и в сопровождении двух телохранителей идет к лифту. Намджун сразу видит родителей Джина, стоящих в конце коридора и о чем-то разговаривающих с врачами. Альфа твердыми шагами идет прямо к ним. Кенсу замечает Намджуна первым и испуганно жмется к мужу. — Добрый день, — голос Намджуна режет воздух. — Добрый ли, — отец омеги подходит к альфе и останавливается напротив, прожигая его взглядом полным ненависти. — Что ты здесь делаешь? — Я пришел к Джину. — Тебе не хватило того, что ты уже сделал? — шипит мужчина. — Послушайте, я с миром. Я просто хочу знать, что с Джином, и как он себя чувствует. Если нужна какая-то помощь, я помогу, — альфа пытается говорить спокойно. — В твоей помощи мы не нуждаемся, и Джин тоже. — У него простуда, сильная, — встревает Кенсу. — Он пройдет здесь курс лечения. Твой визит только ухудшит его состояние, поэтому будь добр, уходи, если мой сын хоть что-то значит для тебя. — Так вы всё знаете? — суживает глаза альфа. — Вот и прекрасно. Я уйду после того, как увижу его. — Ты его не увидишь! — рычит отец омеги. — Попробуй, останови меня, — Ким обходит альфу, нарочно сильно задевая его плечом. — Ты не знаешь, во что ты ввязываешься, — кричит мужчина и, схватив Намджуна за плечи, разворачивает к себе, но альфа увернувшись, вжимает старшего в стену и смыкает пальцы на его шее. — Нет, это ты не знаешь, с кем связался, — сталь в голосе Намджуна и темнота в его зрачках усмиряют пыл альфы моментально. — Еще раз тронешь меня, я тебе шею сверну и не посмотрю даже на то, что ты отец того, кого я люблю, — шипит Ким и моментально расслабляет хватку, услышав слабое «Намджун» со стороны палаты. — Малыш, — выдыхает Ким и, отпустив мужчину, идет к омеге. Намджун замирает в двух шагах от парня и чувствует, как раздирает горло, клокочущая ярость. Альфа сжимает и разжимает кулаки, которые просто рвутся начистить кое-кому рожу, выдыхает и делает еще один шаг. Омега бледный совсем, он сливается с больничными стенами, его шатает, он вообще на ногах еле стоит. Но чудовище внутри альфы просыпается не по этой причине — красивое лицо его омеги «украшено» огромным расплывшимся синяком, нижняя губа распухла и изуродована уже подсохшими ранками. — Кто посмел это сделать? — цедит сквозь зубы альфа. Джин смотрит прямо в душу — столько мольбы в глазах омеги, что Ким опускает взгляд, не в этот раз. Намджун не уйдет. — Даже не проси, я останусь, — заявляет альфа. — Что с тобой случилось? — Джин, иди в палату, — к парням подлетает Кенсу, старательно держится подальше от альфы и пытается за руку утащить омегу внутрь. — Папа, прекрати уже, перестань, — резко срывается на крик омега. — Хватит уже, я не могу больше, — Джин прикрывает лицо руками и прислоняется к стене, не в силах больше в одиночестве удерживать на себе весь этот груз. — Что происходит? — Намджуна пугает реакция омеги. Он словно переломан пополам, без остановки плачет, продолжает повторять «прекратите», сползает по стене на пол и утыкается лицом в свои колени. — Прости меня, — Джин поднимает голову и с мольбой смотрит на возвышающегося перед ним альфу. Ким закрывает парня собой, не позволяет его родителям подойти. — Прости меня, что я оказался слабым. Я не смогу с этим жить, я не думал, что будет вот так тяжело, не рассчитал свои силы, подвёл всех, особенно тебя. — Тебе не за что просить прощения, малыш, — Намджун присаживается на корточки напротив парня и тянет к нему руку. Утирает большим пальцем слезы с его лица. — Я не должен был слушать тебя, должен был просто забрать к себе, и всё, — Намджун пытается улыбнуться, успокоить омегу, но не особо получается. — Операционная готова, пора уже приступать, — к родителям Джина подходит высокий доктор-альфа и замирает, увидев сидящего на полу напротив омеги главу первого Дома. Хотя мужчины стоят вдалеке, Намджун четко слышит слова доктора. Он сразу встает на ноги и идет прямо к ним. — Зачем от простуды операция? — Ким сверлит доктора недобрым взглядом, полностью игнорируя попытки отца омеги, закрыть врача собой. Врач растерянно смотрит на обоих альф, а потом начинает пятиться назад. Намджун подлетает за секунду, хватает его за воротник халата и больно бьет затылком об стену. — Я повторю вопрос — зачем от простуды операция? — от голоса альфы у доктора нутро вымораживает, сомкнувшиеся на шее пальцы давят так, что еще мгновение, и Ким переломает ему шею. Хотя врач уже и так видит свою смерть на дне зрачков напротив. — Омега… он, — врач ищет поддержки в отце Джина, но того блокируют охранники Кима и все, что ему остается — это крыть альфу матом. — Он беременный, — выпаливает доктор и сразу сгибается пополам, стоит Намджуну разжать пальцы. Альфа отшатывается назад, все еще не понимая — ему послышалось, или это именно то, что сказал доктор. — Беременный? — ошарашено переспрашивает Намджун. — Да, — врач без остановки трет покрасневшую шею и пытается откашляться. — Пятая неделя. Он записан на аборт. Намджун зарывается ладонями в волосы, так и продолжает смотреть на согнувшегося перед ним мужчину и пытается переварить только что полученную информацию. Джин ждет ребенка. Его ребенка. И он хотел сделать аборт. Намджун не знает — ему радоваться тому, что он успел, и ребенок жив, или разнести к херам эту больницу вместе со всеми, кто сейчас в ней находится. Ким поворачивается и смотрит на придавленного к полу в углу коридора омегу, видит, как подрагивают его плечи, но подойти к нему он решает позже. Кажется, Намджун начинает понимать, что здесь происходит. Он подлетает к стоящему невдалеке отцу омеги и, не дав тому открыть рот, что есть силы бьет по челюсти. Кровь забрызгивает белоснежную стену, Кенсу кричит, начинается беготня, только Джин ни на что не реагирует, продолжает изучать пол. — Это за то, что ты его ударил, — Намджун продолжает наступать на пытающегося дать ему сдачи альфу, но между ними влетает Кенсу и виснет на руке Кима, моля не трогать его мужа. Но Намджун с силой отталкивает вмиг отлетевшего в сторону омегу и бьет мужчину под дых. — А это, за то, что ты хотел убить моего ребенка. Ким оставляет уже лежащего на полу альфу и идет к Джину. — Значит, у нас будет малыш? — Намджун утирает окровавленные костяшки о свои брюки и садится напротив омеги. — Уже не будет, — всхлипывает Джин. — Они его убили. — Будет, — тепло улыбается альфа и тянет омегу к себе. — Я успел. Джин отстраняется и, не веря, смотрит на альфу. — Да, малыш, аборта не было. Не знаю, кто тебе так соврал, но больше я никого к тебе не подпущу, не позволю. Пережитый шок и последняя новость окончательно добивают омегу, Джин медленно опускает тяжелые веки и отключается в руках своего альфы.***
«Эспрессо, двойной, без сахара и молока», — повторяет про себя Юнги и ждет, когда кофемашина уже выдаст ему ароматную жидкость. Поставив чашку на красивый серебряный поднос, Мин идет к кабинету альфы. — Ваш кофе, — пытаясь скрыть смешки в голосе, заявляет омега и идет к столу альфы, заваленному бумагами. Чонгук откладывает очередную папку и усмехается. — Что-нибудь еще желаете? — Юнги ставит поднос на стол и останавливается напротив. — Желаю, — суживает глаза альфа. — Тебя на своих коленях. — Ты всех своих секретарей трахаешь? — не выдерживает омега. — Только красивых, — медленно говорит Чонгук. — Но дело в том, что все мои секретари красивы, так что да, всех. — Другого я и не ожидал, — пожимает плечами Юнги и поворачивается в сторону двери. — Ко мне иди. — Мы же на работе, — возмущается омега, но послушно обходит стол. Провоцировать Чонгука, тем более учитывая, что у него с утра паршивое настроение — не хочется. — Мы занимались этим пару часов назад, — омега устраивается на коленях альфы и подставляет свою шею для поцелуев. — Мне мало. — Так заведи себе гарем. — У меня он есть. Но мне тебя мало. — Ненавижу. — Я это уже слышал, — Чонгук сильно сжимает сквозь брюки ягодицы парня и оставляет наливающийся красным засос на ключице. — Я тут смотрел бумаги по морским поставкам, — Юнги пытается увернуться от поцелуев. — Там есть одна нестыковка в датах, может, это ошибка, но ты должен их перепроверить. Потому что если это не ошибка, то ты теряешь достаточно крупную сумму с каждой новой поставкой по морю. — Лисёнок, не сейчас, — хрипло говорит Чон и поцелуем заставляет омегу умолкнуть. Целует глубоко и мокро, цепляет зубами нижнюю губу и больно кусает. — За что? — обиженно произносит Юнги. — За то, что на подносе нет воды. Я запиваю кофе водой. — Чёрт, я забыл, — понуро отвечает Юнги и не сопротивляется, когда Чонгук, смахнув со стола бумаги, укладывает его на него животом. Юнги честно старается громко не стонать, пока Чонгук долго и методично втрахивает его в стол. Царапает ногтями покрытие, сам себе зажимает рот, но несколько раз все-таки не удерживается. Мин уже представляет, как будет краснеть, когда выйдет в коридор, но альфа не дает оставаться тихим. Вертит омегу на своем члене, как хочет, нарочно толкается глубже и выбивает из уже до крови искусавшего свои губы парня громкие стоны. — Я просмотрю отчеты по морским поставкам, — говорит Чонгук и застегивает брюки. Юнги кое-как заправляет рубашку и, причесав пальцами волосы, ковыляет на выход. Риз сидит в приемной, не рискуя зайти в кабинет. Юнги нет на месте, изнутри доносятся стоны, и альфа прекрасно знает, чем именно, точнее кем, сейчас занят его босс. Риз продолжает листать журнал и нарочно не поднимает голову, услышав, как открылась дверь кабинета. — К нему можно? — изображая заинтересованность новой моделью ауди в журнале, спрашивает Риз. Альфа не хочет еще больше смущать омегу, заметив следы, оставленные на нем своим боссом. — Да, — выпаливает Юнги и, сгорая от стыда, бежит на кухню. Риз усмехается и, отложив журнал, идет к Чонгуку. Чон стоит у окна в пол и медленно выкуривает сигарету. — Классика, секс и сигарета после, — хмыкает Риз и останавливается у стола. — Мой лисёнок чрезвычайно умён, — не поворачиваясь к другу, говорит Чонгук. — Он кое-что там нарыл, я перепроверю. А теперь ты расскажи, что у нас нового.***
Юнги немного привел себя в порядок и только зашел в приемную, как из лифта выходит Чимин. Омеги тепло улыбаются друг другу, Чимин спрашивает про самочувствие Мина, заговорщически подмигивает на засос на шее и просит его подождать и пойти на обед вместе. — Я поздороваюсь с братом и вернусь, так что жди, — говорит омега и идет к кабинету. — Ты зачастил ко мне, — улыбается Чимину Чон и, подставив щеку для поцелуя, снова возвращает свое внимание окну. — Не к тебе, не думай о себе много, я к Юнги, — заявляет омега и облизывает Риза взглядом. Альфа кривит рот в ухмылке и проводит пальцем у шеи. Но Чимин в ответ два раза толкается языком за щекой и, бросив «пока, мальчики», вальяжной походкой идет на выход.***
Обедают омеги в кофейне недалеко от офиса, так как у Юнги всего час на перерыв. — Он не такой плохой, каким кажется, — отложив вилку, резко начинает Чимин. — Вот только жестокий очень. — Рекламируешь мне своего брата? — смеется Юнги. — Нет, просто я очень его люблю. Очень-очень. Я буду любить его больше своего мужа, больше своих детей. Я не смогу тебе это объяснить, но если коротко, то я без Чонгука умру. Я могу всё пережить, но его потерю нет. Ну, у тебя брата нет, ты не поймёшь. — Был, когда-то давно, но погиб, — спокойно говорит Мин и тянется к чашке капучино. — Прости, я не хотел. — Всё нормально, это было давно, да и особой любви у нас не было. Он погиб в автокатастрофе вместе с родителями. — Так ты тоже сирота? — восклицает Чимин. — Тоже? — недоумевает Юнги. — Наши родители погибли, когда мы были маленькими. Меня Чонгук вырастил, ну и Риз. — Мне жаль, я не знал, — Юнги искренне сожалеет и сразу меняет тему. — Риз — отличный парень. — А как он трахается, — мечтательно закатывает глаза Чимин. — Ты спишь с Ризом? — Юнги чуть не давится кофе. — Сплю, — усмехается омега. — Но об этом никому, особенно Чонгуку. — Я могила. — Я сам не ожидал, что так выйдет. Я раньше с Тэхеном встречался. Это глава третьего Дома. Но у нас ничего не вышло, грустно получилось. А сейчас я даже рад, потому что Риз ахуенный. Тэхен и рядом не стоит. Как это ни странно, но откровенность Чимина привлекает. Юнги не замечает, как пролетел час. Он вдруг понимает, что уже очень давно он просто нормально ни с кем не общался и оголодал по общению. Хорошо, что теперь у него есть Хосок, и кажется, у него будет еще и Чимин, потому что этот омега умеет заряжать и заставляет хоть на пару минут, забыть о своем положении. Вчера Юнги всё-таки добрался до клиники, которую ему посоветовал Ян и узнал, что срок беременности восемь недель, и малыш хорошо развивается. Юнги нарочно не взял с собой даже Хоупа — хотел сам со всем справиться. Как это ни странно, но после больницы Юнги полегчало, и он уже чувствует, что готов говорить со своим альфой. Возможно, даже прямо сегодня. Именно с такими мыслями омега и возвращается в офис, где застает уходящего Чонгука. — Меня сегодня не будет, твои бумаги я пересмотрел, ты абсолютно прав, так что поеду разбираться. Не скучай, — на ходу бросает ему альфа и скрывается в лифте. Юнги понимает, что разговор придется отложить и обреченно идет к своему столу.***
Джин просыпается в хорошо знакомой ему спальне. Омега резко присаживается на постель, и пытается собрать воедино рассыпавшуюся на десятки осколков картину реальности. Осознание, что его ребенок жив, вызывает в Джине улыбку, которая сразу же меркнет, стоит подумать о последствиях всего того, что произошло в больнице. Омега сползает с постели и прямо в пижаме, которую, видимо, на него надели, когда он был в отключке, идет на выход. Намджун сидит на диване в гостиной. Альфа о чем-то задумался, притом настолько, что даже не сразу замечает остановившегося рядом парня. — Что-то случилось? Тебе что-то надо? — альфа подскакивает с места и подходит к омеге. — Нет, — севшим после сна голосом отвечает Джин. — Мне надо поговорить с Советом, попробовать объясниться, — рассеянно произносит Джин. — Не надо. Всё хорошо. Я сам всем займусь. Тебе надо следить за своим здоровьем. Я уже распорядился, и у тебя будет наблюдающий врач, ты не будешь ни о чём волноваться и переживать. Мне сейчас плевать на всех и на всё, кроме тебя и нашего малыша. — Мне не плевать, — Джин опускается в кресло. — Мне надо начать со всем разбираться. Представляю, что сейчас творится в Совете, и что с моими родителями. Мне нужен интернет, — омега вновь подскакивает, но альфа давит на его плечи, заставляя сесть. — Что случилось, то случилось. Теперь этого не поменять. Если ты будешь сейчас метаться, переживать, ты сделаешь хуже только себе. Я попробую минимизировать ущерб, который будет нанесен твоей семье, обещаю. А ты, думай только о себе. — Но Намджун, — тянет омега. — Никаких «но Намджун», один раз я тебя послушался и чуть не потерял своего ребенка. Достаточно, — отрезает альфа и распоряжается, чтобы накрыли ужин. На самом деле Намджун с утра четыре раза был в Совете, там были и все главы Домов. Весь город стоит на ушах. Отца Джина вызвали на допрос, и скорее всего его дело пойдет в суд. Он фактически одурачил высший орган страны, выставил идиотами глав Домов, все журналисты в подробностях смакуют детали скандала, рыщут по городу и ищут Джина. Намджуну пришлось усилить охрану особняка, чтобы никто не пробрался даже во двор. Но все это и рядом не стоит с тем абсолютным счастьем, которое поселилось внутри альфы еще в больнице. Крохотная жизнь, зародившаяся в Джине — это надежда. Одна мысль, что через несколько месяцев он сможет подержать в руках того, кого уже безумно любит, наполняет внутренности альфы приятной истомой. Намджун никогда не думал о семье и детях. Никогда до Джина. Любовь к этому омеге перевернула всю жизнь Кима, дала ему смысл. Намджун будет благодарен Джину до гроба, потому что это единственный человек в мире, делающий его счастливым. А сейчас он удвоил это счастье тем, что подарит ему сына. Альфа со всем разберется и со всем справится, потому что теперь он не один, потому что теперь он ответственен за две жизни, дороже которых у него ничего нет. Намджун разрулит ситуацию и всё уладит. Должен.***
— Я поверить в это не могу, — Риз сидит за большим прямоугольным столом в переговорной и пьёт кофе. Чонгук стоит, прислонившись к креслу и рассказывает альфе последние новости из Совета. Юнги раскладывает по всему столу папки, бутылки с водой и готовит переговорную к приходу гостей. — Я не сильно удивлен, — хмыкает Чонгук. — Слишком уж он красив и притягателен для беты. Юнги замирает на секунду и прислушивается. — Другой вопрос, что за хуйня с Намджуном. Он что, себе омегу найти не мог, без такого багажа и проблем, — Чонгук звонко шлепает проскользнувшего рядом Юнги по попе и скалится в ответ на полный недовольства взгляд. — Теперь Совету это расхлебывать, — улыбается Риз, заметив их перепалку взглядами. — Теперь Намджуну это расхлебывать. Ладно, трахнул он его, ладно, хочет с ним жить, нахуя он ребенка ему сделал? Сделал, так, блять, нет бы избавиться. Омега тоже хорош, конечно. Ничего глупее в жизни не слышал, — Чонгук разминает плечи и идет к окну. Юнги продолжает приводить стол в порядок и мысленно пытается унять грозящееся переломать ребра сердце. — Ребенок — балласт, его омега — балласт. Намджуну бы поумнеть и скинуть их, потому что я буду первым, кто поставит его на колени с таким грузом. А он окончательно сдает позиции, мои доложили, что там все более чем серьёзно, он даст ему фамилию и будет растить наследника. Жаль, что его планам не суждено сбыться, — зло усмехается Чонгук. Юнги больше не в силах это слышать. Он второпях раскладывает оставшиеся бумаги и срывается к двери, но альфа перехватывает его и, притянув к себе, нюхает. — Ты чего дрожишь? — Чонгук сводит брови на переносице, ближе притягивает омегу. Юнги заметно потряхивает, он не может взять под контроль свое заходящееся в бешенном припадке сердце и дрожащие конечности. — Тут холодно… кондиционер… — Юнги поднимает глаза и пытается улыбнуться. — Я немного замерз. — Я бы тебя погрел, но, боюсь, только после встречи. — Не сомневаюсь, — томно произносит Юнги и прикусывает губу. Отвлечь Чонгука можно только одним способом — он работает всегда. — Не смотри так, выебу прямо перед Ризом. А ведь может, так что Юнги моментально снимает маску соблазнителя. — Мне надо принести еще кое-какие бумаги, — говорит Мин и, выпутавшись из объятий альфы, бежит к двери. — Тут разве холодно? — Чонгук обращается к Ризу. — Черт этих омег разберет.***
— Полная задница, — неожиданно громко заявляет Хоуп, привлекая внимание других посетителей кофейни. После работы Юнги сразу позвонил другу и решил выпить с ним кофе. — То есть этот мудак, противник такой величайшей ценности человечества, как семья? — продолжает взрываться Хоуп. — Да причем тут это, — треснуто произносит Юнги. — Кажется, мне просто надо молча сходить на аборт. На словах это все легко, а вот на деле Юнги от ребенка избавляться не хочет. Он не представляет, как он собственными руками убьет крохотного человечка, и не действуют даже доводы, что это пока и не человек вовсе. — Охренеть, — Хоуп откидывается на спинку стула и продолжает нервно теребить салфетку. — Что же нам делать? — У меня особых вариантов и нет больше — живот растёт, Чонгук точно заметит. — Ну пока можно валить всё на твою любовь к сладкому, — смеется Хоуп. — Ладно, не торопись, мы обдумаем еще разок. — Было бы что обдумывать, — вздыхает Юнги. — Как у тебя дела? — Не знаю, — Хосок оттягивает челку и смотрит, как она переливается под дневным светом. — Вчера я ночевал у Тэхена. — Тот альфа, его Тэхен зовут? — удивленно спрашивает Юнги. — Ну да, я тебе даже не говорил его имя, но я сам недавно узнал. — А фамилия у него Ким? — Понятия не имею. — Подожди, — Юнги достает телефон и что-то гуглит. Протягивает телефон другу и показывает фото. — Какого черта? — ошарашенно спрашивает омега. — Это же мой Тэхен. То есть не мой, ну ты понял… — О господи. Хосок-а, ты в полной заднице, — грустно заявляет Юнги и тянется за водой. — Он глава третьего Дома. — Блять! Я же знал, что его лицо мне знакомо. Нет, я не идиот, я понимал, что он не арбузами на рынке торгует, но блять, блять, блять. — Он встречался с братом Чонгука. — Твою ж систему, как же я попал-то. — Соболезную. Что теперь делать будешь? — Забарикадируюсь и не пущу его на порог. Мне только мафии не хватало, — храбрится Хоуп. — Не поможет. Я живу с таким же, тут даже умереть не вариант, с того света достанут. Но ты не паникуй. Не смотри на мой пример, может этот нормальный. Я понимаю, что криминал и все такое, но вот глава первого дома влюблен ведь и ждет сына. — Ты с кем нас сравниваешь? — злится Хосок. — Тот омега из хорошей и известной семьи, он с ними почти на равных, а мы с тобой отбросы общества. Прости, если грубо, но я правду приукрашивать не люблю. Ты ребенка не то, чтобы родить, ты о нем рассказать не можешь! А этому Тэхену такие, как брат Чонгука, и нужны. Я таким не нужен, только перепихнуться разок и всё. А я, идиот, влюбился. — Эй, не надо так. Ты заранее обрубаешь всё, дай ему шанс. — Не хочу. Мне потом себя по частям собирать, если до этого он же меня головы не лишит, конечно. Я домой хочу. Прости, — Хосок больше не может скрывать своё резко испортившееся настроение и встает на ноги. — Все нормально, — смиряется Юнги и встает следом.***
Хоуп понуро плетется в сторону подъезда, попутно пиная камушки на тротуаре. Смена в клубе через пару часов, надо успеть покормить папу и привести себя в порядок. Омега заканчивает красить глаза и, схватив со столика ключи и пожелав папе спокойной ночи, выходит в ночь. Денег, которые заплатил Тэхен за ночь, сполна хватит на ближайшее время, поэтому хоть раз за последний год Хоупу не хочется идти на работу, а хочется напиться. Так он и делает, нарочно пропускает автобус, который каждый вечер увозит его в клуб и, взяв такси, едет в другой клуб. Хоуп очень хотел бы взять с собой Юнги, но Чонгук его в такое время никуда не отпускает, поэтому приходится топить свое горе в рюмке в одиночестве. Хосок сидит за барной стойкой, открыто флиртует с барменом, который щедро подливает алкоголь в его лонг-айленд и красиво отшивает настойчивых ухажеров. Плакать хочется уже после четвертого лонга, поэтому Хоуп идет в туалет, долго и некрасиво там прорыдав, поправляет макияж и, вернувшись к бару, заказывает уже текилу. Под громкие возгласы сидящих у стойки альф, подряд опустошает семь шотов, и кажется, даже забывает имя того альфы, из-за которого он решил напиться. Но его имя есть в телефоне. Хосок с уже абсолютно помутневшим и выеденным алкогольными парами разумом тыкает на номер и подносит к уху. — Я тебя забыл, — заплетающимся языком объявляет омега. — Серьезно? — улыбается в трубку Тэхен и разминает плечи. Альфа уже два часа сидит у себя в кабинете и просматривает общие с Джунсу планы. — Ага, вот вообще забыл, — Хосок пытается перекричать музыку. — Где ты? — За барной стойкой. Я подумал, ну нахуй мне все это, ты ведь бросишь меня, да? Правда бросишь? — Где ты? — альфа забирает пиджак со спинки кресла и идет на выход. — А я в тебя влюбился, — икает омега и громко смеется над собой же. — Как же я влюбился. — Передай трубку бармену. — Ты не хочешь говорить со мной? — обиженно бурчит Хоуп. — Даже бармены тебе важнее меня. — Передай. Хосок подзывает бармена и передает ему трубку. Омега про разговор сразу же забывает и просит еще текилы. Найти клуб Тэхену труда не составляет, но вот найти в этом прокуренном и полном народу помещении Хосока, кажется чем-то невозможным. За барной стойкой омеги нет. Тэхен на пару со своими людьми рыщут по помещению, но Хоуп словно под землю провалился. Ким вновь набирает его номер, но омега не отвечает. Альфа уже собирается расширить периметр поисков, как замечает омегу, сидящего в дальнем углу за столиком с тремя альфами. — Простите, джентльмены, но это моё, — заявляет Тэхен и, схватив омегу под локоть, тащит к выходу. — Я так рад тебя видеть, — заявляет Хоуп и, не в состоянии передвигать ногами, виснет на шее альфы. — Я бы тебя сейчас поцеловал, но меня тошнит, — выдает омега, и Тэхен тащит его в уборную. Хосок стоит на коленях перед унитазом и выворачивает все, что успел выпить. А выпил он много. Тэхен держит его волосы, подает салфетки и ругает за то, что тот так напился. Выблевав почти всё, Хоуп долго умывается ледяной водой и полощет рот. Альфа не отходит ни на шаг. — Я отвезу тебя к себе, не хочу, чтобы твой папа видел, в каком ты состоянии. — Отвези, куда хочешь, — улыбается омега. — Я смотрю, кому-то полегчало, — смеется альфа и заводит бентли. Тэхен бережно укладывает парня в постель, кладет на тумбочку аспирин и стакан воды, а сам возвращается в кабинет закончить дела. Утро встречает Хосока ужасной головной болью. Частично омега помнит прошлую ночь, но только частично. Он запивает водой таблетку и идет в душ, обдумывая, как долго придется извиняться перед альфой за свое ужасное поведение и за все неудобства. Тэхена же утро встречает в кабинете. Альфа так и не пошел спать, решив для начала все закончить. Ким допивает, черт знает какую за ночь, чашку кофе и, отложив бумаги, собирается сходить проверить своего гостя, но тот уже стоит в дверном проеме. Омега снова в его футболке и только в ней. У него влажные волосы и виноватый взгляд. — Я закинул свои вещи в стиралку, они воняли, а другого ничего больше не нашел, так что прости, — мямлит Хоуп и подергивает плечами, мол, хорошо сделал. — Это всё? — альфа откидывается в кресле и пронизывает парня взглядом. — А еще прости за вчера. Мне очень стыдно. — Подойди, — вроде бы просит Ким, но омега чувствует стальные нотки в его голосе. Хоуп несмелыми шагами идёт к альфе. Останавливается рядом с креслом и взгляда с пола не поднимает. Тэхен берет инициативу в свои руки, притягивает парня к себе и сажает на колени. Хоуп моментально зарывается лицом в его грудь, боясь не вынести укоризненного взгляда. Любого взгляда. Тэхена внезапно слишком много. Он рядом, он близок, он обжигает дыханьем, касается пальцами, оставляет ожоги, но Хоуп как мотылек — сам тянется к огню. Знает, что финал у мотылька грустный, но все равно идет, может омега и сгорит, точно сгорит — но как говорят те, кто решил умереть молодыми — это того стоит. — Так ты в меня влюблен? — Угу. — Сильно? — Угу. — И ты в честь этого напился? — Я напился, потому что ты из мафии. — Я и есть мафия, — усмехается Ким и цепляет пальцами подбородок парня, заставляя его смотреть на себя. — Ты всегда так невероятно пахнешь после душа? — альфа проводит губами по губам омеги, касается их языком, отстраняется, сглатывает. Опускает руки на спину парня, поглаживает, ведет вдоль позвоночника вниз и, достигнув кромки футболки, зарывается под нее. — Что означает надпись на твоем плече? — омега оттягивает ворот рубашки и красными, как вишня, губами завороженно произносит, — Dum Spiro Spero. — Пока дышу, надеюсь. — Прикольно, в этой фразе мое имя, — улыбается омега, как ребенок. — Это судьба, — произносит альфа. — А я в неё верю. — У тебя стоит, — заявляет омега, резко меняя тему. — Ты сидишь на моих коленях с голой задницей, тут без вариантов, — усмехается Ким и не дает ему больше разговаривать. Впивается в губы жадным поцелуем, раскрывает рот, напирает, хозяйничает, нападает, не дает увернуться, и Хосок сдается. Расслабляется в сильных руках, продолжает тереться о стояк, откидывается на стол позади, позволяя Тэхену поднять футболку и покрывать свою грудь и шею поцелуями, укусами. Тело омеги расцветает под ласками, запах вишни усиливается, дурманит. Хосок пропускает момент, когда пальцы Тэхена оказываются внутри, но четко помнит, как он расстегивает брюки и как, не вставая с места, насаживает парня на свой член, направляя его рукой. В Хосоке невероятно узко, чуть ли не до боли. Тэхен смотрит на омегу с немым вопросом в глазах, но к этой теме решает вернуться позже, сейчас вопросы задавать все равно не получится, потому что в руках у Тэхена такое желанное и такое долгожданное тело. Потому что омега сам пришел, он не язвит, не отталкивает — он тает в руках, льнет, доверяет. Хоуп с трудом расслабляется, принимает Тэхена полностью и целиком и, немного привыкнув, начинает двигаться сам. Царапает шею альфы, делит с ним одно дыханье на двоих, отдается без остатка, до последней капли. Тэхен ведет губами по скулам, спускается вниз к подбородку, пропадает окончательно на шее, которую хочется прокусить, оттягивает зубами кожу, повторяет, вновь возвращается к губам, чтобы не поддаться соблазну. У Хосока невероятно гибкое и красивое тело, он выгибается навстречу рукам альфы, подставляется и не перестает двигаться на члене. Этот омега будит в Тэхене самые потаенные, жгучие желания. Он, сам того не осознавая, управляет альфой — своими тонкими пальцами, скользящими по груди Тэхена, этими вишневыми губами, собирающими стекающий по вискам альфы пот, сам тянется к нему, и для Тэхена все меркнет. Огромный кабинет альфы сужается до минимальных размеров, меркнут все цели, все планы, всё теряет свою актуальность, ценность, потому что Хосок в руках плавится, горит изнутри, и Тэхен бросается в этот всепоглощающий огонь с головой, сгорает с ним вместе и уже знает, что повторит. Чувства обостряются, воздуха для двоих слишком мало, Тэхен ближе притягивает, крепче сжимает в руках и глубже целует. Черт знает, когда еще, черт знает, будет ли вообще — Тэхен должен сохранить, должен оставить, не отпускать, не отдавать. Нежность затапливает альфу, заполняет вены-сосуды, разгоняется с кровью, и Тэхен ею делится, передает ровно половину омеге, ибо один этого не вынесет — разорвет. Делится омегой через губы, вонзается пальцами в белоснежные бока, оставляет там свои отпечатки. — Не в меня, — выдыхает Хоуп, так и не раскрывая век. Еще пара грубых, резких толчков и Тэхен выходит, сжимает в руке оба члена и водит по ним ладонью, не убирая взгляда с рвано дышащего парня. Смотрит прямо в глаза, размазывает смазку и яростнее надрачивает. Хоуп протяжно стонет, откидывается на столик и кончает одновременно с Кимом. Альфа притягивает омегу к себе, кладет его голову на взмокшую грудь и, поглаживая по волосам, успокаивает бешено бьющееся сердце. — Не отпущу, — шепчет Тэхен. — Не отпускай. У Тэхена мокрая от пота рубашка, что на руку Хоупу — альфа текущих дорожкой по лицу слез не почувствует. И, кажется, впервые омега плачет от счастья.