На привязи

Юра уснул, когда его новоиспеченный дружбан всё-таки свалил. Услышав условие, Юра сразу так и сказал: — Боже, ну конечно же мы друзья! О чем речь? Отабек Алтын покачал головой: нет, Юра, когда мы подружимся по-настоящему. Вот тогда, Юра. У Юры свело в животе. От недосыпа кидало то в жар, то в озноб, и он скоро перебрался на кровать. Отабек сказал, что Юра может поспать, Юра ответил, что он не такой больной, чтобы спать при нем. — Приковать себя больше не дам, понял? — Хорошо, Юра. Больше не буду. Он отказался от купания, просто не было никаких сил, и от еды отказался тоже, только попил из новой бутылки, даже не проверив, запечатана или нет. Еле-еле дождался, когда Отабек уйдет. От света болели глаза, под веки словно битого стекла насыпали, Юра добрел, пошатываясь, до выключателя и погасил лампу. В комнате воцарился разбавленный отсветами от экрана полумрак. Он опять переключил на Дискавери, показывали какой-то зоопарк, клетки, вольеры. И я, подумал он вяло, в такой же самой хуйне. Бедные, бедные лисы, страусы и все остальные. Как же это хуево, после лесов и гор, после квартиры с унитазом и душем быть запертым в четырех стенах, а на тебя ещё и ходят глазеть. И подкармливают, потому что ты милый. Юра выключил звук. Разделся и лег лицом к двери. Под веками плыл черный, в проблесках редких звезд, космос, и Юра кружился, как космонавт в невесомости, и всё уплывал, уплывал в бесконечную черноту, крепко обняв подушку. Он проспал, как понял потом, двенадцать часов, а когда открыл глаза, Отабек Алтын сидел на стуле и смотрел на него, как на спящего бога. На шестой день Юра увидел себя в новостях. Ну кто, возмутился он с набитым ртом, на футболку посыпались крошки, кто выбрал эту уебищную фотку? Фоток на самом деле было аж две. На одной он в костюме для произвольной программы и с медалью, вот против этой Юра не возражал, а вторую не пойми откуда выкопали. Не могли взять хорошее селфи из инстаграма, у Юры их там полно! На фотке он был в рубашке и с прилизанными волосами, на какой-то пресс-конференции, наверное. Прям мальчик-зайчик. Фу. — Фу! Да кто меня по ней узнает? Отабек Алтын развернулся на стуле, прожевал, проглотил и тогда согласился: — Да, в жизни ты другой. Ярче. — Ой, блядь! Ну скинул бы им получше, раз ты по мне такой спец. Пульт где? — Где-то у тебя. Юра пошарил по простыне, прибавил звук: —…если вы знаете что-либо о местонахождении, сообщите по телефонам, указанным на экране. Юра узнал дяди Яшин номер, дедушкин и какой-то левый. Ментовский, наверное. На ужин Отабек привез Юре рис с котлетами в панировке, и Юра съел сразу три, хотя голодным вообще-то не был. Просто вкусно. Отощать или что? Отабек снова спросил, чего Юра хотел бы, Юра снова послал его на хуй. Рис тоже был правильный, не пригоревший слипшийся ком, который у Юры всегда получался, если варить из пачки, а не в пакетиках. Со всеми кашами, главное, нормально, а рис просто как проклятый! Пищевых желаний всё равно не было. Накануне, выгнав Отабека воплями и отойдя от ужаса, Юра снова исследовал дверь. Нет, не вскроет. И изнутри запереться тоже не вариант. И через окно не уйдешь, ставни сто процентов чем-то ещё закрыты, а сверху замок. Юра слышал, как стучало от ветра. Он даже попрыгал, выискивая гнилые половицы, но пол был крепкий. Наручники с цепью пропали, пока Юра спал. Отабек Алтын сдержал обещание, хотя мог опять приковать, как нефиг делать, хоть за обе ноги, Юра и не почувствовал бы. Нездоровый это всё-таки был сон. Внутри было тихо и странно. Как вынули пробку, и вытекло всё: и злость, и паника, и то омерзение к себе, которое накатило, когда он понял, что не владеет ни ситуацией, ни собой. — Юра, добавки? — Хочешь, чтоб я отожрался и больше на лед не вышел? Устранение конкурентов, я так и знал. Где ты держишь Никифорова? Смотри, он старый, сердце слабое, помрет ещё. Отабек Алтын с улыбкой забрал тарелку и сказал, что нет, кроме Юры ему никто не нужен, и ему приятно, что еда Юре понравилась. Юра залез на кровать с ногами и промолчал. Деда всё-таки ищет. Вон даже телевидение подключили, а инет, наверное, весь ходуном ходит. Как бы ангелицы его в самом деле не перемерли от разрывов сердца: пропал, пропал наш Юрочка, ах! Это плюс, чем больше народу знает, тем больше шансов на успех поисков. Наверное. Деда херни творить не стал бы, но деда не знает, что Юру держат взаперти. Если не думать о самом страшном, что убили, а труп в подвале гниет или в речке плавает, то следующий вариант — амнезия. Сколько историй: тюкнули по башке ради бумажника с тремя сотнями, очнулся в соседней области, имя-фамилия из памяти выветрились, а домашний адрес тем более. Тогда конечно, чем больше народу знает потеряшку в лицо, тем лучше. А тут какой смысл? Единственный, кто Юру видит, знает, кто он. На том весь пиздец и строится. Юра потрогал щиколотку. Уже не болело, осталась только легкая натертость от наручника, розовая, неразличимая на ощупь полоска. — А если, — спросил он тихо, — меня найдут и придут сюда, прям сейчас, то что, убьешь меня? Отабек Алтын с тазиком грязной посуды у бедра, застыл возле двери. Ответил со священным ужасом в голосе: — Юра, ты что! Нет. Нет, я не убью тебя, никогда, ни за что. И не причиню тебе вреда. Я же обещал. Почему я должен тебя убивать? В голове крутилось дурацкое «так не доставайся же ты никому», и Юра только фыркнул и показал рукой: вали, вали, чашка нужна чистая. Отабек Алтын вышел, сразу же щелкнул замок, потом повернулся ключ. Главное, не ляпнуть как-нибудь: да не запирай, куда я денусь? Главное думать, что говоришь, даже когда накрывает, и собственный голос слышится, будто со стороны, как другой человек надрывается, а не он сам. Отабек сегодня торчал тут весь день. Он сказал, что ему лучше приезжать в темное время суток и уезжать так же. И без того уже раз пришлось ехать засветло, хорошо, что только апрель и день ещё не настолько длинный, как летом. — Так ты не тут живешь? — спросил Юра на пробу. — Здесь есть подходящая комната, — сказал тот расплывчато. Печки, вспомнил Юра, нет, а еду он привозит горячую. На одних кипяточных кашах долго не протянешь, а тут и суп, и котлеты. И если вдруг что случится, короткое замыкание, например, или просто, чайники эти китайские только так полыхают, то я могу обораться хоть до усрачки, никто не услышит. Чайник, правда, был классный, в металлическом корпусе, с длинным шнуром, и подставка такая добротная. Не дешманский, одним словом. Юра даже встал его осмотреть. Ну, может и не вспыхнет. Тьфу-тьфу-тьфу. И телек. Телек тоже ничего. Не большой, но и не прям карманно-переносной. И постельное классное, не из тех, от которых сам потом в полосочку и в цветочек. Питание так вообще отличное. — Ты сын миллионера? — спросил Юра, когда Отабек с чистой посудой вернулся в комнату, поставил тазик на стол и принялся перетирать тарелки. Ну, это логично. Можно подумать, прям каждый казахский пацан, даже до хуя талантливый, может тренироваться сначала в Питере, а потом вообще в Канаде. У них там, Юра слышал, никаких грантов, всё за свой счет. Что, если там такие родители, что ему ничего и не будет за Юру? Юра передернул плечами, сощурился и засопел. — Почему? — спросил Отабек в ответ. — Я сын обычных родителей. Отец — врач, кардиохирург, мама — архитектор. Семья да, состоятельная, но не миллионеры. Тебе интересно? — Да, — Юра очертил подбородком полукруг в воздухе, от тумбочки до комода с телеком, — интересно, на какие всё это шиши? Ты даже бронзу не взял. Отабек Алтын улыбнулся, дойдя до чашки с котом, и ответил просто: — Копил. И продал мотоцикл. Юра сглотнул. В инстаграме у Отабека Алтына, когда он единственный раз туда заглянул, фоток байка было больше, чем фоток самого хозяина профиля. Юра не шарил в технике, но что техника дорогая, понял и так. Вот на что точно копил и над чем трясся. — Но ты не волнуйся, я потом куплю новый и ещё тебя покатаю. Хочешь, научу водить? — Не жалко было? Отабек повел плечом, поставил чашку на стол, включил чайник. — Это всего лишь железо, ты для меня важней. Ебать, подумал Юра. — И че, пешком теперь? На чем-то же он сюда ездит. На автобусах, что ли? — Взял подержанную машину на время, совсем без транспорта было бы неудобно. — А. Далеко ездить? — Да не особо. Я квартиру снял, маленькую, и не в центре, конечно, так что в пробках стоять почти не приходится. — А не разоришься, — сощурился Юра, — на машинках-квартирках? Ещё и меня содержать, м? Щас как начну выдавать желания, одно охуенней другого, никаких проданных мотоциклов не хватит. Отабек Алтын улыбнулся, разгладил мокрое полотенце ладонями. Обычный человек, совершенно не псих на вид, а просто… как улыбаются люди, когда им приятно. Умиротворенно и тепло. И глаза, как два уголька, нагретые солнцем. — Не разорюсь. И это всего лишь деньги, настоящего на них всё равно не купишь. — Настоящее, — хмыкнул Юра, — это что? — Твоя дружба. Твоё доброе отношение. Наши отношения с тобой. Юра почувствовал, как ухмылка против воли расползается по лицу, как трещина по коре иссохшего дерева, не остановить, не замазать. И то злое, что вынырнуло из нездоровой внутренней тишины, тоже нельзя было остановить. — Не будет у нас с тобой никаких отношений и никакой дружбы. Пиздец. Как ты себе это всё представляешь? На согретые угольки набежала быстрая тень, Юра весь содрогнулся, но тут же пропала, как ушла, гонимая ветром, туча. — Не говори так, Юра. Не надо, пожалуйста. Мы ещё даже не пробовали. Торта на седьмой день своего плена Юра не получил, а получил подарок получше. Отабек Алтын явился с пластмассовой детской ванночкой и переносной электроплиткой в отдельной сумке, и объявил: — Пора тебя выкупать. — Хуй тебе, — сказал Юра. Волосы он так ни разу и не помыл, только смачивал ладонями, умываясь, да и весь нижний этаж давно требовал основательной помывки. Прямо-таки вопил и сигналил красным. От протираний влажными салфетками оставалось липкое чувство, и запах детской присыпки смешивался с запахом немытого тела. Юра с ужасом вспоминал, миф о возникновении вшей от грязи всё-таки миф или нет? — Не хочешь купаться? Нравится так? Юра закатил глаза и спрятал руки под мышки, не выдержал, почесался. Отабек сказал: — Ну вот. — Я не буду при тебе мыться, я говорил уже. Ты тупой? — Господи, Юра, я об этом даже не думал. Юра фыркнул. И такой, главное, искренний. Типа, что ты, Юра, друзья не делают так. Он вынес ведро с крышкой и принес полное воды железное, вылил в ванночку. Сходил снова и поставил ведро на печку. Потом водрузил сумку на стол и начал выкладывать чистые полотенца, шампунь, трусы, носки, футболку и под конец комплект постельного белья, черного со странными пятнами. Юра пригляделся. — Это пантера, что ли? — Да. Тебе нравится? Я увидел и сразу подумал, что это для тебя. Пантера — это же черный леопард, ты знаешь, наверное. Если приглядеться, на ней хорошо видны пятна. — Ты больной, — сказал Юра. Отабек Алтын поднял брови, но ничего не ответил. Ну ладно, ладно, подумал Юра, скребя под мышками, уж что я по таким принтам тащусь, знают вообще все. Хотя у самого дома всё белье обычное, однотонное или с простыми орнаментами. Дедушка покупает с запасом, Юра ругается, а потом берет, потому что деда просто положит в шкаф, и будет оно там валяться до второго пришествия. — Может, поставить на стулья? — Отабек показал на ванночку, заглянул не нагрелась ли ещё вода. — На полу прохладно. Тот стул, который Юра сломал, он давно унес, щепки вымел, а на замену принес табуретку, поставил сбоку от двери и ставил туда свою сумку, когда приходил. Когда Юра был маленький, и деда купал его на даче в чистотеле, который пока соберешь у забора всё пальцы желтые, и других каких-то травах, вроде чабреца, то ставил почти такую же ванночку на две табуретки. Сбоку грела угольная печка, на печке шипела, нагреваясь, кастрюля, чтобы ополоснуться, а дедушка тер его жесткой мочалкой, обходя осторожно разбитые коленки и локти. Это было как приключение после чисто выскобленной ванной в московской квартире и детского шампуня, который так вкусно пах, что Юра однажды его попробовал, а после плевался весь вечер. Юра хмыкнул, Отабек Алтын сказал: как хочешь. Я джинсы твои заберу постирать. Вот домашние штаны, нормально? Основательный, подумал Юра. Он видел в каком-то кино, что это признак психического заболевания, когда человек контролирует всё и ничего не упускает из виду, даже небольшого пластикового ведерка, для которого вода нагревалась отдельно в чайнике, чтобы смыть шампунь. — Сунешься, — сказал Юра, — выколю глаз. Отабек Алтын вскинул руки и вышел. Юра прислушался возле двери, поджимая поочередно босые ноги. Ну бля, тут не повыделываешься! Можно потребовать и джакузи, но псих тут всё-таки не Юра, и надо реально смотреть на вещи. Он с омерзением содрал с себя футболку и джинсы, бросил сверху трусы и подумал, что их просто на хуй надо сжечь. Неделю в одних, в жизни с ним не случалось подобного пиздеца. Кто б рассказал, Юра б умер от ужаса прям на месте. Это награда. Определенно награда за последние несколько дней, когда Юра меньше орал и не кидался с тупыми предметами, которые желал принимать за острые. Думает закрепить в нем положительные рефлексы. Тварь. Дрессирует, как собаку. Горит лампочка — течет слюна. Будешь милым и дружелюбным — получишь вкусную еду и горячую воду. И чистые, блядь, трусы. Юра перекинул волосы вперед, нащупал пластиковый ковшик, зачерпнул, полил, и вода побежала по спине, по макушке, промачивая до корней, на лицо, по груди тоненькими ручьями обратно. Колени торчали высоко, было тесно, и вода едва не выплескивалась на половицы, а Юра жмурился и стонал под нос тихо-тихо, чтобы нельзя было подслушать, даже влипнув ухом в замочную скважину. Как тяжело быть изнеженным цивилизацией хомо сапиенсом! Душ два раза в день, мыло без отдушек, потому что от любых запахов гудит голова и чувствуешь их потом на себе неделю, хоть кожу с себя смой. Свежее белье ежедневно, и даже не надо стирать руками, машинка на деликатном режиме справится ещё лучше. Хотя деда на это ворчал, привычный стирать белье и носки в раковине, вечно они висели над ванной, всё Юрино детство. Он намылил волосы второй раз и закрыл глаза, шапка пены шипела и капала, шлепая на воду искристые клочья. Внутренности были ватные. Открыть рот и вынимать по ватному шарику за раз, и от Юры скоро останется одна оболочка, которую можно будет набить заново. Чучело Юры Плисецкого. Таксидермист — Отабек Алтын. Юра, ебаный в рот, где ты шлялся неделю?! Развлекался с бро, да вы все его знаете. Нет? Знакомьтесь, это Отабек. Вы меня искали? Бля, а я не подумал даже. Деда, ну не сердись. Дядь Яша, ну вы чего, вам же нельзя нервничать. Лилия Андреевна, почему у вас глаза красные? Это Отабек, он всем вам понравится. Так? Так, блядь?! Юра с силой отжал чистые волосы, они скрипнули между ладонями. Так он всё это себе представляет, да? Ебучий проклятый псих. Юра дернул ногами, остывшая вода плеснула через бортик. Плечам и спине стало холодно. Он выбрался, сунул мокрые ноги в тапки, дошел до кровати. Вытряс подушку из наволочки, едва не разодрав прямо по полоскам, бросил на пол, содрал простыню. Вонючее, грязное. Он лежал на нем в уличных джинсах, в недельном белье, потел от лихорадочного сна. Прошел обратно, наскоро вытерся, набросил маленькое полотенце на голову, отжал волосы через него, чтоб не бежало по спине. Натянул трусы и футболку, чистые штаны скомкал, потом расправил и повесил на спинку кровати. Тряхнул черную в бледных многоугольных пятнах простыню, заправил за матрасные края, тщательно подоткнул. Справился с остальным. Ногами отпинал грязное прямо в лужу мыльной воды. Тело чесалось от чистоты. Юра никогда раньше такого не чувствовал. Ногам было всё слабее, а голова становилась всё тяжелей, и шее стало трудно держать её. Юра еле добрел до кровати, словно комната увеличивалась с каждым шагом, и стена отодвигалась всё дальше, рухнул в чистое, пахнущее всё тем же кондиционером, луговые травы или, хуй его знает, что. Завернулся с головой. Запоздало подумал, что замочит подушку, но сил подняться уже не осталось. Как смыл всё и выплеснул через край. Он лежал, обессиленный, неглубоко дыша, и не отзывался ни на стук, ни на: можно ли уже войти. — Выкупался, — сказали над ним с ласковостью. Юра хотел послать, но язык не ворочался, и он лишь замычал слабо, когда ему осторожно, придерживая за затылок, подняли голову и подстелили мягкое полотенце. — Есть ещё одна наволочка, их же в комплекте две. Я положу в комод, к полотенцам, если понадобится. Я умру здесь, подумал Юра, сытый, вымытый, на чистой постели, рядом с человеком, который кормил меня котлетами. Как же клево это звучит. Как же хуево это на самом деле. Он не открывал глаз, но почувствовал, как Отабек Алтын присел на край постели, склонился так, что его дыхание отпечаталось на виске, и сказал на ухо, когда Юра уже почти отключился: — У нас всё хорошо, Юра, видишь? А будет ещё лучше. Правда. Я буду очень стараться. Сдохни, подумал Юра, кружась в бесконечном, пахнущем кондиционером космосе. Сдохни, Отабек.