На привязи

Отабек подвигал по столу ноутбук и спросил: — Не отсвечивает? Юра сказал: — Нет, — и подтянул миску с чипсами ближе. Не будет он ими делиться, он жадный, имеет право! Отабек стукнул по тачпаду, и заставка ожила. Он взял свой чай, подвинул стул в изножье, проверяя, не отсвечивает ли самому, уселся. Юра покосился и подобрал ноги под пледом под себя. Сиди, сиди, грызи свои финики, я их всё равно терпеть не могу. Отабек спросил перед просмотром: — Юра, что мне можно взять? Юра фыркнул, что пусть давится, чем хочет, и тот выбрал финики, которых накопилось аж три пакета. Типа, чтобы не пропало, наверное. Тайный жлоб! Юра косился, как он складывает косточки в бумажный кулек, и хрустел чипсами, запивая колой прямо из бутылки. Ебучий кинотеатр! Юра даже не сразу понял, как ловко Отабек это провернул. Сначала с телеком. Просто взял пульт и клацал каналы, остановился, когда Юра заинтересованно посмотрел, шли вторые «Люди в черном», на середине где-то, и они дообедали вермишелевым супом и пюре с тушеной курицей, посмеиваясь над Уиллом Смитом и его приключениями на профессиональном поприще. Посуду Отабек пошел мыть уже после титров. Потом был так же случайно найденный «Законопослушный гражданин», потом какая-то добрая канадская комедия про жителей умирающего городка на острове, которым позарез нужна была фабрика, а для этого городку нужен был доктор, и доктора этого заманивали, как могли. Заебались смотреть рекламу. Юра уже и забыл, какие они бывают, это ж просто уму непостижимо какой пиздец! Самые нормальные про духи и про машины, там хоть картинка красивая, самые стремные — с детьми, которых как для фильма ужасов отбирали — но там от страха обосрался режиссер, и их потому втулили в рекламу соков. Есть какая-то формула, что ли, сказал Юра на десятой паузе за полуторачасовой фильм? Если рекламы короткие, то они часто, чуть не каждые пять минут, а если редко, то минут на пятнадцать как зарядит, можно в космос успеть слетать, ну или хотя бы помыться. В смысле, добавил язвительно, я б успел, если б имел доступ к своей ванной, а не плескался, как уебан, в детской ванночке. Отабек тогда погрустнел, а на другой день припер ноутбук! Юра сказал: да ла-адно! Но вай-фая, как я понимаю, тут нет? Не было, конечно, но зато начались фильмы без реклам. Отабек спрашивал, что Юра хотел бы посмотреть из того, что уже видел, или что хотел посмотреть, но ещё не успел, Юра напоминал себе, что просить ничего нельзя, и слал его на хуй. Так они пересмотрели «Властелина колец», «Хоббита» и почему-то «Пиратов Карибского моря». — Новые выйдут в этом году, знаешь? — спросил Отабек. — Сходим? Юра закатил глаза. Господи, как это всё получилось? Когда досмотрели «Пиратов», Отабек предложил какой-нибудь сериал. Юра подумал, что у него так глаза на затылок закатятся, и спросил, едва сдерживая ярость: — Ты думаешь, это тебе поможет как-то? Типа киношек посмотрели вместе, и уже друзья, и я не сдам тебя, когда выберусь? Ты серьезно?! — Не знаю, — ответил тот, — но друзья должны проводить время вместе, это то, что доступно нам на данный момент. Он теперь толокся в комнате куда больше времени, чем в первые две недели. Типа дал привыкнуть к себе, злился Юра, а теперь я типа уже привык. Ага, блядь, прям свои в доску стали! Отабек уезжал, чтобы приготовить поесть и скачать новых фильмов. Юра, пока его не было, спал, почти сразу же вырубался. Отабек говорил: Юра, если хочешь спать — спи, я же вижу, что ты зеваешь. Юра вспоминал его глаза, когда проснулся тогда и увидел его на стуле, и внутри всё переворачивалось. Нет уж, даже если придется спички в глаза вставлять, он при нем больше не уснет. Если не спал, то читал, а чаще стоял у фанерного листа и слушал, как шуршит о ставни ветка дерева. Он однажды спросил, что там, Отабек ответил, что не обращал внимания, вышел на минуту, вернулся и доложил: орех. Отпусти меня, сказал Юра. Тот поглядел, как глядел на это всегда, чуть не плача или как если бы Юра обидел его смертельно, и сказал: когда подружимся, Юра, я тебе обещаю, я очень-очень этого жду. Будешь моим другом? Юра уже даже не отвечал. А потом Отабек выдумал киносеансы. Всё как положено, с вредной едой и питьем. Первый раз он предложил погасить свет, атмосферности ради, Юра сказал: только попробуй. Кинусь в темноте и глотку тебе перегрызу. Отабек потрогал побледневшую царапину и свет оставил. Юра боялся, что он сунется на кровать, но тот даже не пытался, ставил стул около спинки кровати, к которой когда-то крепились наручники, и сидел там. Иногда поворачивал его наоборот и садился, как на коня. Юра прикидывал, сможет ли его оглушить. Выходило, что нет. Они всё-таки выбрали себе сериал. Юра предлагал «Декстера». Отабек спросил, почему? Юра сказал, потому что про маньяка. Неохота смотреть на брата по разуму? Отабек даже насупился и ответил, что зря Юра так, разве он сделал ему что-то плохое помимо того, к чему тот сам его вынудил? Юра высказался длинно и матерно, и заявил, что тогда ему по хуй. Он не к другу в гости пришел чайку попить и в монитор попялиться, и не надо делать вид, что у него есть здесь какая-то свобода. Отабек снова сказал, что Юра зря, и что он очень старается, и они посмотрели три сезона «Черного зеркала», потому что в каждой серии была отдельная история, и Юра каждый раз говорил, что это последняя, которую он смотрит здесь. — Ты решил, Юра? — Да, решил сказать, что ты меня бил, так тебе ещё больше припаяют. Надеюсь, пожизненное. После «Черного зеркала» сошлись на «Игре престолов». — Я смотрел несколько серий, — признался Отабек, — а потом бросил. — Потому что хуйня? Хуйню меня смотреть заставляешь? Садист ебучий. — Нет, мне даже понравилось, просто… Стало не до того. — Опять я виноват? — Ты ни в чем не виноват, Юра, просто мне было очень трудно. Что ж ты, подумал Юра, не повесился с горя? Я б по тебе даже погоревал. Они добрались уже до второго сезона, проглотив первый за пару дней. Юра пошуровал рукой в миске и подумал, что слишком соскучился по чипсам. Год их не ел! С самого знакомства с Лилией. Отставил миску на тумбочку, вытер пальцы о полотенце. Полотенце Отабек выдал ему вместе с миской, чтобы не крошить на постель. — Заебался стирать? — спросил Юра. — Накрошишь, неприятно будет лежать. — Типа мне тут хоть что-то приятно, — фыркнул Юра, но теперь признавал, что полотенце было не лишним. Сложил осторожно, край к краю, чтобы не ссыпалось на постель, отложил полотенце на тумбочку. — Юр, ещё орехи есть, принести? Юра встал, не стал искать тапки, вечно они куда-то убегали, пошел сам, взял пакетик изюма, и быстро вернулся назад — ноги отмерзали мгновенно. Юра однажды пошутил вслух, мол, это природа чувствует, что он в заточении, как Персефона у Аида, и лето поэтому отказывается наступать. Ну ты помнишь такой холодный май вообще? Нет? То-то же! Отпусти, а то тепло вообще не наступит. Прикинь, сколько из-за тебя страдает людей, климатический ты террорист! Отабек тогда ничего не сказал, а на другой день ответил, что освежил в памяти миф и не нашел ничего общего, потому что Аид Персефону отпускать не хотел, а Отабек хочет, это Юра отказывается. Был виноват Отабек Алтын или нет, а реально не теплело. Юра смотрел по утрам прогноз погоды и офигевал — как в марте. Самое худшее, что здесь это хорошо чувствовалось. Дом давно не отапливался, стены сырели, и было, как Юра подозревал, ещё противнее, чем на улице, там хоть бывало солнце. Он почти всё время сидел под одеялом или под пледом, когда Отабек принес теплые носки и футболку с длинным рукавом. Сам он так и ходил в ботинках и свитерах. Под свитерами — рубашки, Юра видел воротнички. Сперва думал, что это прямое доказательство ебанутости, потом догадался, что это он так хочет Юре понравиться. Типа приличный. Достойный человек, будет хороший друг. Был бы, размышлял Юра, раскусывая изюминку и думая, что надо бы налить чаю, хороший друг, если бы не был психом. Если бы подождал год или два, или сколько там мне понадобилось бы, чтобы пустить в жизнь что-то помимо спорта. Или забить, потому что если ты кому-то не нужен, то это, конечно, обидно и даже больно, но положить всего себя на эту обиду — тупее выбора не придумаешь. Хотя сам-то, а? Сам что? Юра покосился на Отабека, тот смотрел в монитор и всё сплевывал косточки в кулек. Не сплевывал даже, а брал с губ кончиками пальцев и перекладывал. Не вышло бы, подумал Юра, из тебя стоящего гопника. Так вот, сам не то чтобы сильно лучше. Рванул за Виктором аж в Японию, за ноги с моста был готов его свесить и трясти, пока не выполнит все свои обещания, амнезийный алкаш. Из-под себя выпрыгивал, чтобы добиться чего надумал и намечтал. Но Витя его обманул и был виноват, а Юра-то в чем виноват? Он не обещал никому ничего. И не просил его ждать пять лет, не говорил, знаешь, вот я подрасту, и тогда мы с тобой подружимся. Юра не знал ни о чем. Он не мог отвечать за чужие фантазии, но почему-то, блядь, отвечает! — Юра, ты смотришь или нет? Поставить на паузу? А жизнь свою, подумал Юра, я на паузу не поставлю. Время идет, я пропускаю тренировки уже месяц, мало двигаюсь и теряю форму. — Юра, ты в порядке? Тебе что-то нужно? В смысле, мне выйти? Да, подумал Юра, выйди и не запри дверь. Покажи, что я в тебе ошибаюсь, и ты реально клевый. Отабек встал, положил уже полный кулек на стол и остановил серию. На них с презрением уставился Джоффри Баратеон. Ну вот ты же не такой, блин, ну что я, не вижу, что ли? Ты не мразь и не злой, и умеешь общаться по-человечески, так на хуя тогда? — На хуя? — сказал Юра вслух. — Выиграл бы ты золото, обошел меня, я б тебя ещё как заметил. Сразу же. Слишком сложно показалось, да? Отабек вздохнул, оттолкнулся пальцами от стола, подошел ближе. Юра испугался, что сейчас усядется рядом, но он не стал, присел на корточки у кровати. — Если бы мы оставались соперниками, ты точно не захотел бы дружить со мной. Я хотел, чтобы мы были близки не как спортсмены, а как люди, понимаешь, Юр? Чтобы не стояло между нами вот этого, когда страшно сближаться, когда не доверяешь до конца, потому что есть, что делить, за что драться. Да уж, я только-только со взрослыми выступать начал, я из глоток выдирать буду, прыгать выше собственной головы. Чьей угодно головы выше, чтобы повторить то, что сделал, а ты меня вот так из самого главного в жизни взял и вытащил, как рыбу выдернул из воды. Дядя Яша, наверное, дни мои пропущенные считает. Каждый пропущенный день — минус шанс на победу. — Тебе на лед не хочется? — спросил Юра. Отабек пожал плечами. — Хочется, конечно, но я потерплю. — А тренер твой что сказал? Юру дядя Яша реально пристегнул бы к бортику или шнурки на коньках цементом замазал, чтобы не снял до конца сезона никак. — Ничего не сказал. Контракт закончился, мы его не продлили. Неофициально — расстроился из-за несправедливо не присужденной бронзы и сделал перерыв. — И тебе вот вообще по хую, да? Отабек сглотнул, коснулся зажившей царапины. С тех пор, как снял пластырь, он постоянно её трогал, у Юры каждый раз что-то тянуло внутри. В глаз надо было, в глаз! Давно уже был бы дома. Убийцей. — Нет, не по хую. Но я не мог больше терпеть, Юра, правда. Я очень ждал, когда ты перейдешь из юниоров ко взрослым. Я никогда ничего так не ждал. Катание подождет, говорят, перерывы даже полезны. Даже Никифоров сделал перерыв. — А я ебал, что там сделал Никифоров. Я никаких перерывов не планировал, мне они вот ни хуя не полезны. Юра отодвинулся к стенке, когда Отабек подался вперед, положил руку на покрывало прямо около его ступни, мизинец близко-близко от пятки. — Прости, что решил вот так за нас обоих, Юра. Я знаю, так делать было нельзя, и я виноват в этом перед тобой. Ну прям от души отлегло, блядь, подумал Юра, всё никак не решаясь подтянуть ногу. От Отабекова пальца через носок просто жгло, будто рядом лежал раскаленный прут. — Прощу, если выпустишь. — Юра… Юра пошарил руками под пледом. Даже обломка ложки нет. Ничего нет. А если и было б, решился бы? Да или нет? И «нет» говорить нельзя. А «да» как колючую проволоку через внутренности продергивает. Юра стиснул челюсти так, что отдало в больной зуб, не новая уже дырка, всё времени не хватало сходить запломбировать. Мила знала, ругалась, грозилась сама его записать, говорила: ты, Юрочка, вырос, зубки уже не молочные, новых не будет. А не по хуй ли теперь, если не то что зубы, а он весь тут больной и беспомощный? Он взял плед за угол, раскрыл ноги, Отабек убрал руку. Юра согнулся, сдернул носок и сказал: — Смотри. Я видел, как ты катался, у тебя, значит, такое же. Он глянул сам на ногу в не сходящих мозолях, пальцы страшные, пятка сзади — как будто били, неестественного цвета. И не сходит же, главное, хоть четыре недели на коньках не стоял. Юру вдруг пот прошиб. Коньки! Разношенные, любимые его коньки, которые он никогда нигде не оставлял, с собой носил, чтоб не спиздили. Как мог забыть? Боже! — Юра, что? Юра кинулся, схватил его за свитер, Отабек смотрел распахнутыми глазами. — Коньки, сука! Коньки где мои?! В рюкзаке были! Отабек накрыл его руки, улыбнулся мягко. — Господи, Юра. Я ничего не выбрасывал, как можно? Они у меня, в целости. Правда. Я потом отдам. Я же всё понимаю. Юра отпустил свитер, пальцы жгло. Блядь. Блядь! Отодвинулся, сел под стенку. Дыхание сбилось, Юра старался сдерживаться, чтоб не вздымалась грудь, натянул плед под подбородок. Отабек Алтын, глядя всё так же, словно Юра не тряс его только что, а гладил, взял носок, собрал осторожно, вывернул с изнанки и аккуратно надел Юре на ногу. — Будем дальше смотреть или нет? Юра зажмурился, чтоб не заплакать. Через два дня, когда дождь хлестал так, что Юра с утра всерьез осматривал потолок на предмет протечек, они начали третий сезон. Печка, пусть электрическая, не выключалась с утра, и Юра думал, что толку от неё никакого, но морально всё-таки хоть чуточку проще. Он сидел в штанах и футболке под одеялом и пледом, и дул уже третью кружку горячего чая, раздумывая, как выпроводит своего похитителя, когда чай всё же попросится наружу. Да так и скажет, блин, выйди, надо поссать. Церемониться ещё, господи, тот не церемонился, когда оглушал и к кровати Юру пристегивал. Сам Отабек сидел всё на том же стуле, от его чашки уже не шел пар, а он всё делал вид, что греет об неё руки. В ботинках, в свитере. А куртку-то где-то бросил, нет на крюке. Ну что с него взять — больной. Сейчас, подумал Юра, заболеет реально, ангиной, у них там в этом Казахстане вечно жара, он в жизни не видел такой май. Или даже простудой обыкновенной, у Юры бывало, ничего такого, а температура под тридцать девять, и всё кругом в вулканической лаве, плывет и плавится. И будет он валяться где-то там, на окраине в съемной хате, и хуй привезет Юре питье и еду. И воды помыться не принесет, и даже тупо ведро со ссаньем не вынесет. Бля, я же полностью от него завишу. Хуже, чем детеныш от мамки, тот хоть может научиться выживать сам. Я этого не выбирал и хочу избавиться, но бля, что делать, если сейчас оно так. Отабек глянул на Юру, когда он стукнул о тумбочку чашкой и стянул плед. Сразу стало прохладнее, хотя одеяло толстое и добротное. Это как одеваться в мороз, каждый слой имеет значение, даже тонкий. Хотя плед не тонкий, нормальный. Поверх свитера в самый раз. Отабек смотрел, не шевелясь, как Юра отодвигается вместе с подушкой к изголовью, отпинывает к изножью плед. — Юра? — Дважды предлагать не собираюсь. С таким лицом, что Юра даже хотел отвернуться, но шея задеревенела, и он не смог, Отабек снялся со стула, подошел, взял в руки плед, как полотно мирового шедевра, осторожно отвернул простыню с матраса, сел на кровать у самой спинки, подвинулся так, чтобы ноги в ботинках не касались пола, и завернулся в плед, как в плащ.