***
Свет в гостиной приглушен, а из динамиков струится грустная, медленно-торжественная мелодия. Шнайдер усиленно думает, отрешенно размышляет над создавшейся ситуацией, пока их тела мерно покачиваются в такт приглушенной музыке — вечер сегодня подразумевался романтичным. Вышел таким, каким вышел. Halt mich. Ульрика все поняла. Стечение безумно неудачных обстоятельств, природной внимательности, женского чутья, интуиции — да называйте как угодно. Женщина приперла Кристофа к стенке — и ему пришлось признаться. Хотя сейчас Сай отчетливо понимал, что вывернуться и обратить все в недостойную доверия шутку, легенду, миф — это слово нравилось Кристофу больше всего — было самым простым и самым верным решением. Komm lass mich nicht mehr los Auch wenn die Welt still steht. Он просто не смог ей соврать. Ульрика — далеко не дура, врать женщинам подобного типа мог только откровенный идиот — вот Шнайдер и не стал. Проницательная, сильная, не лишенная чувства юмора и чувства собственного достоинства. Она не боялась мужчин и не собиралась пресмыкаться, подобострастно смотреть снизу вверх и ловить каждое слово. Ей было наплевать кто такой Шнайдер — известен он или нет, и какой у него годовой доход — он просто понравился ей тогда, давно, на вечеринке, где их познакомили, и она приняла для себя решение. Именно за это Кристоф и питал к ней искреннее уважение, привязанность, благодарность — она не выделяла его из толпы так, как это делали многие его знакомые, и ему было приятно быть обычным мужчиной с ней. Глубоко в душе он искренне, первобытно ее любил — с ней было невозможно по-другому, но признаться в этом себе пока еще не мог. Не был готов. Komm halt mich weiter fest Bevor du wieder gehst. Сейчас он чувствовал, как неестественно напряжена ее спина, какие нечеловеческие усилия она прилагает, чтобы сохранять маску приторного спокойствия, находясь с ним рядом, а нервный холод тонких пальцев просачивается сквозь его рубашку. Если бы не железное самообладание, ее бы трясло, сейчас она пахла оправданной паникой. Komm lass mich nicht mehr los Auch wenn wir untergehn Кристоф размышлял — уставившись в недвижимую точку за спиной Ульрики, он бессознательно прикоснулся щекой к ее щеке. Девушка ощутимо вздрогнула, и Шнайдеру пришлось легко сжать ее в объятьях, хотя сегодня этот жест не мог принести успокоение. Что удерживает ее в этой комнате? Вежливость? Тактичность? Нет — она остается с ним сейчас просто потому, что боится его. Испытывает ужас, не верит, что все происходящее случилось именно с ней — как любой человек, попавший в экстремальную ситуацию. Экстремальней не бывает — вампиры существуют, детка. Более того, один из них сумел пробраться в твою жизнь. Твою спальню, твое тело и твои мысли. И он знает, что ты знаешь. Ульрика действительно ощущала Кристофа всем телом — вернее, она чувствовала некое физическое существо, ничего больше. Был ли в этом существе тот Кристоф, которого она раньше видела, тот мужчина, которого придумала и полюбила? Может быть — уголок накрашенных матовой темной помадой губ дернулся вверх. Возможно, в нем есть какая-то толика того, что девушке хотелось видеть. Вполне могло быть, что его вообще никогда там не было. Она шумно сглотнула, пытаясь снова начать прислушиваться к звучащей в комнате музыке — они же танцуют. Halt mich. — Теперь ты убьешь меня? — вопрос звучит буднично, в нем нет ни страха, ни ожидания. Это, кажется, даже не вопрос: чуть отстранившись, женщина пытливо смотрит ему в глаза, пытаясь по выражению угадать ответ. Они останавливаются, вглядываясь друг другу в лицо. Шнайдер с легким раздражением думает: я могу ответить ей мысленно, и заставить ее услышать меня, проблема лишь в том, что это напугает ее еще больше. А она не должна чувствовать страх в последние минуты своей жизни — он не может ей этого позволить, она заслуживает лучшего, его Ульрика. Впрочем, он все равно не произносит ни слова — только отрицательно качает головой. Она не верит, но делает вид, что поверила, что успокоилась — Сай знает, что она пересилила себя и искусно притворилась. Снова прильнула к нему. Что ж, они закончат этот танец — композиция действительно красивая. А она так хотела сделать его счастливым — и ей на миг показалось, что у нее начало получаться. Чуть приподнявшись на носки, девушка приближает губы к левому уху мужчины и так вовремя, так безоговорочно вовремя произносит два слова, решившие ее судьбу.***
Пауль отрицательно качает головой — он просто не верит в глупость, которую совершил Шнайдер. — Ты… ты что?.. Повтори, я не расслышал. — Я все рассказал, — Сай преподносит этот факт именно так. Он сам это сделал, признать то, что смертная докопалась до сути так просто, он совершенно точно не может. Пауль медленно, словно нехотя, кивает, поджав губы, отводит взгляд в нижний левый угол и некоторое время молчит. Затем снова переводит взгляд на Сая, расположившегося на стуле напротив: — И позволил ей уйти? — Сай невозмутимо, слишком равнодушно кивает в ответ — теперь Ландерс знает, что внутри он кипит. — И зачем? — ответ на этот вопрос Кристоф заранее не приготовил, он лишь неопределенно пожимает плечами, а затем, словно вспомнив, добавляет: — Ариэлла же в курсе. Чем Ульрика хуже? Пауль раздраженно прочищает горло и заявляет, что Тросс — совсем другое дело, а чем она отличается от Ульрики, он и так прекрасно знает. Тем же, чем от Ульрики отличаются Марейке, Аня, Карен и Марго. Шнайдер в ответ лишь фыркает, затем ехидно осведомляется что же такого особенного в Софии? Она-то в данную категорию никак не входит, а надо же, осталась вдруг жива. Пауль парирует, что, видимо, про Регину Шнайдеру сейчас удобно забыть, Сай осекается, и ссора на долю секунды замирает. Затем, не найдя, что добавить, Пауль раздраженно хлопает себя по бедрам, встает и выходит из поля зрения Сая — ему несколько комфортней обращаться к другу со спины в момент, когда тот взвинчен. Кристофа раздражает голословное упрямство Ландерса — всем своим поведением он пытается оправдать законность смертного приговора для Шмидт. Да какое он вообще имеет право решать кому жить, а кому — нет? — Успокойся, — звучит в его голове, а следом он чувствует теплую ладонь друга между лопаток. — Я спокоен, — Сай отвечает вслух, игнорируя телепатический диалог — ответь он ему мысленно, он словно бы согласится с тем, что не прав, что сделал огромную ошибку, встанет в позицию просящего. А он не намерен просить — он ставит участников группы в известность, одного за другим. Разумеется, следовало было собрать их вместе и просто объявить: ведь Сай не нарушил ни одного правила, установленного секстетом относительно женщин и тайн от женщин. — И я прав, я во всем прав, — в ответ Ландерс резко наклоняется к лицу Шнайдера, пытливо заглядывает в глаза. Тень начального понимания проскальзывает по его состарившемуся лицу, и в черепной коробке Сая снова раздается тихий спокойный голос. Такое не стоит озвучивать — к чему тут слова, тайна должна быть тихой, иначе она перестает быть тайной. — Давно? — голос звучит ласково, со сквозящим в нем извечным ребячливым любопытством, и Пауль, окажись он прав в своей догадке, будет действительно рад за друга. Шнайдер с тихой гордостью улыбается в ответ и отвечает, не размыкая губ: — Четыре недели.