Что приносит морской ветер

      Капитан корабля почти до заката избегал собственной каюты. Он специально выждал целый день, чтобы пленник, что ждал его там, достаточно изголодался; казалось, что для него «завтрак» прошёл куда легче, чем для Чейра: есть на глазах того, кто больше суток не видел еды и недавно пережил кораблекрушение, было морально тяжело. И хотелось едва ли не умолять парня: «Ну, давай же, не сиди — ешь. И нам обоим станет чуть легче. Не кормить же тебя, право слово, с рук…». Но чем больше проходило времени, тем больше Чейр убеждался: у парня предостаточно сил, раз хватает на то, чтобы дерзить и играть в уязвлённую гордость, и в нём просыпались гнев и раздражение. А затем пришло желание эту самую гордость сломить во что бы то ни стало.       Вот только в течение дня Чейр то и дело ловил себя на беспокойстве об этом парне. В полном одиночестве, измученный голодом и жаждой, тот легко мог тронуться рассудком, и становилось по-настоящему страшно за него. Но чем больше капитан об этом думал, тем сильнее раздражался на себя, и пытался отвлечься всеми доступными способами.       В итоге, это удалось, работа и заботы о корабле поглотили его, и в каюту Чейр возвращался уставший, но довольный плодотворным днём, неся в одной руке снятую с себя рубашку, а во второй кружку, полную ледяной воды. Несмотря на утренние тучи и пасмурное небо, к обеду вышло припекающее солнце, и работать в одежде стало невыносимо, а воду пират приготовил для попытки примирения с пленником. Думать и представлять, насколько душной днём была закрытая каюта, Чейру совершенно не хотелось, но когда он открыл дверь, его встретил мутный, рассеянный взгляд умирающего.       Пират усмехнулся, подошёл к пленнику и, кинув рубашку на диван, покачал кружкой перед его лицом. Взгляд серых глаз прояснился, и Чейр усмехнулся вновь:       — Твоя голодовка включает в себя воду или нет?       Обойдя парня, он сел на краю дивана как можно ближе к нему, почти касаясь коленями его плеча.       — Твой паршивый язык я уже слышал, — Чейр проговаривал каждое слово, стараясь донести смысл, делая ставку на состояние пленника, но довольная ухмылка не сходила с его губ. — А теперь попробуй попросить меня. Да так, чтобы я точно дал тебе воды.       Выглядел парнишка плохо. Лоб покрылся испариной, волосы, спадающие на лицо, промокли насквозь и прилипли к коже. Когда Чейр зашёл в каюту, тот дышал, приоткрыв рот, словно кошка. И даже сейчас продолжал ловить воздух сухими, потрескавшимися губами. Мутный, пасмурный взгляд стал ясным и осмысленным, когда с ним заговорили, но всё равно то и дело уплывал, теряя чёткость. По всем признакам парень вот-вот должен был потерять сознание, если не терял его ранее. Чейр понимал, что должен наслаждаться его состоянием, но отчего-то ему было неприятно видеть его таким.       Он думал о том, что если этого парня как следует отмыть и хорошо одеть, то выйдет потрясающий экземпляр. Дома у него явно были деньги: ухоженное тело и нежные руки выдавали высший класс, что заставляло задуматься о причинах, по которым тот оказался в море. Чейр невольно видел отражение себя в этом парнишке, и мысли об этом вызывали тоску и чувство примирения с ним. Но, если они и в самом деле похожи, Чейр был уверен: тот не сдастся, не сломается так просто и будет дерзить и надеяться на чудо до последнего.       Ройсу и в самом деле было чертовски нехорошо. Пару раз ему казалось, что и он проваливается в забытье, ибо комната расплывалась, словно акварельная картина под водой, а иногда он слышал голоса и не мог разобрать: идут ли они с палубы или звучат в его голове, как отголоски сновидений. Сколько бы он не пытался, поспать так и не получилось: сосущая боль в животе, сухость в горле, ноющие мышцы и жжение на коже, создаваемое верёвками, не давали этого сделать. У него получалось засыпать, мутные образы сновидений уже застилали глаза и разум, но неизменно он просыпался от рывка: верёвки останавливали падение, удерживая его не только в сидячем положении, но и в сознании. Хотя последнее было весьма условным. Голова всё равно кружилась, и иногда не до конца понимал, всё ещё ли наяву или всё-таки провалился в сон.       Часы ожидания были мучительны, и когда пират появился в каюте, Ройсу захотелось спросить себя: настолько ли он дурак, чтобы отказываться от того, что ему предлагают? Лечь под капитана уже не казалось таким уж неправильным. Он мог и в самом деле предложить себя в качестве грелки за хорошие условия содержания и, главное, еду.       «Тебе совсем дурно, раз думаешь о таком», — мысль вызвала жалость к себе и отвращение, которое и отрезвило, помогло взять себя в руки и выкинуть чушь из головы. А когда перед глазами появилась вода, он и вовсе забыл обо всём. Всё существо сосредоточилось на том, как получить её; сознание словно очистилось, пусть недостаточно, чтобы мог соображать трезво, но достаточно, чтобы осмыслить сказанное пиратом.       Вот только идей, чего тот от него хочет, всё равно не было. Чтобы он умолял? Ройс с детским упрямством решил для себя, что раз пират хочет, чтобы он молчал, то он будет молчать. Предложил себя? Вряд ли сейчас у него на это найдутся силы, не настолько же этот капитан идиот, чтобы не понимать этого. Уплывающий и оттого блуждающий взгляд Ройса упал на свободную руку пирата, что лежала на диване у его плеча. Прикрыв глаза, тем самым не давая себе передумать, Ройс прижался к ней губами, неловко целуя.       Реакции не последовало. Сил на то, чтобы поднять взгляд и проверить, заметили ли его порыв, не было, поэтому решил повторить попытку. Целовал медленно, каждый раз выбирая новый участок кожи, стараясь не оставить без внимания ни один. И при этом совершенно не чувствовал унижения, даже не казалось, что просит воды. Свой поступок воспринимал исключительно как порыв сделать приятное этому человеку, расположить его к себе. Ведь хорошее отношение предполагало и хорошее обращение.       Оцепенение, вызванное внезапным порывом пленника, наконец спало, и Чейр самодовольно ухмыльнулся. Первое время он боялся пошевелиться и упивался лаской, а все мысли были только о том, что сухие губы крайне неприятны. В обычном состоянии они наверняка мягкие, и поцелуи чувственные, как от девушки. Пах свело приятным томлением, и потребовалось усилие, чтобы не наброситься на парня немедленно. Остановила только мысль, что для начала его всё же следует накормить, чтобы не грохнулся в обморок.       Не переставая ухмыляться, Чейр поднёс кружку к руке и наклонил её, выливая воду на губы пленника. Тот немедленно ожил и вслепую начал ловить её ртом, жадно глотая и слизывая капли с губ. Примерно треть воды оказалась на ладони Чейра, но парнишка упрямо игнорировал её. Усмехнувшись, пират убрал кружку в сторону, оставив в ней меньше половины.       — Умница, — теперь голос его звучал ласково. Он дождался, когда пленник поднимет на него взгляд, и только тогда продолжил: — Таким ты мне больше нравишься. Но в кружке ещё осталась вода, а также я могу велеть, чтобы тебе принесли еду, и, может быть, это будет не просто хлеб. Всё зависит от того, как именно ты «попросишь».       На лице парня читалось непонимание, которое весьма забавляло. Чейр потянулся к завязкам на своих штанах, медленно развязал и приспустил их, высвобождая уже налившийся член.       Взгляд пленника тут же прояснился, и пасмурные глаза вспыхнули ледяной злобой. Чейру показалось, что на миг в них сверкнула молния, как на грозовом небе. Парень в ярости стиснул зубы, сжимая губы в тонкую нить, и выплюнул слова прямо в лицо капитана:       — Да пошёл ты. Я скорее сдохну. Жизнь того не стоит.       Некоторое время Чейр растерянно смотрел на пылающее злостью лицо, пытаясь осмыслить в полной мере, что произошло сейчас. Ещё никогда не доводилось принуждать пленников: просто не видел в этом смысла, ибо прежде ему и не отказывали ни разу. Свою внешность прекрасно осознавал и умело ею пользовался. Порой встречались и те, кто считал за удачу и счастье оказаться в его постели, особенно, когда ставил выбор между собой и своей командой (в полном составе). И теперь казалось дикостью, что этот парень сопротивляется, что готов проститься с жизнью ради… ради чего? В то, что такого симпатичного мальчика никто не тронул ранее, на его корабле, попросту не верил. Да и он ведь сдался и ещё минуту назад целовал ему руки…       «Я ошибся, — осознание пронзило словно ток, принося ясность в мысли. — Он не был сломлен, он подстраивался под ситуацию. У него ещё остались границы, которые он не пересечёт. Но… мне не отказывают».       Запоздало, но капитан сумел осознать случившееся полностью, и злоба затопила его, застилая глаза красной пеленой.       Ройс уже приготовился к тому, что сейчас распрощается с жизнью или его таки трахнут без его на то согласия. И был не так уж сильно против — сейчас был согласен на что угодно, кроме того, что предложили, — но готовился к куда более худшему. Вот только раскаяния или сожаления всё равно не испытывал.       — Ты, видимо, забыл, — почти не разжимая губ, со злостью прошипел пират, — где ты находишься.       Он вскочил на ноги и ударил Ройса носком ботинка по лицу. Куда сильнее, чем прежде: его так и отбросило в сторону, тело повисло на верёвках, нос почти касался пола, перед глазами заплясали белые искры, а рот наполнился кровью. Следующий удар пришёлся в бок, и на этот раз болезненный стон всё-таки вырвался из горла. Морщась, Ройс попытался прикрыться, хотя бы сжаться, но связанные руки не дали этого сделать, и от пинка в живот он поперхнулся воздухом, на время потеряв ориентацию. Удары следовали один за другим, Ройс уже перестал разбирать, куда именно они приходились — болело всё тело, и лишь иногда какие-то участки вспыхивали сильнее, на что он отвечал приглушёнными стонами. Но душа ныла куда сильнее тела.       Он ничего не мог сделать, и осознание этого убивало. Беспомощность давила, вызывая жгучее чувство унижения. Как бы он ни рвал руки, верёвки не давали пошевелиться; он не мог сделать ничего, и осознание этого сковывало отчаянием. Ройс не хотел мириться с положением, не хотел признавать, что ситуация сильнее, но что-то в душе уже сломалось и выло ощущением, что всё это бесполезно. Всё, что он мог сейчас — это перетерпеть, дождаться лучшего момента. Слабая надежда, что он отомстит потом, помогла разгореться решимости и взять себя в руки. Спрятав лицо в пол, Ройс закусил губу, поклявшись себе, что больше не издаст ни звука. Он не доставит этому подонку удовольствие.       И это словно помогло. Тело продолжало ныть, но новых вспышек боли не было, вот только и открыть глаза Ройс не рискнул, хоть и чувствовал, что что-то делают с руками. Вроде как верёвку на них затянули крепче, а затем пропала опора. Но не успел он осознать, что его подняли, как лицо встретилось с чем-то мягким, да и поза уже была другая. Приоткрыв глаза, Ройс увидел перед собой спинку дивана: его прижали грудью к сидению, поставив коленями на пол, а всё ещё связанные руки так и остались за спиной. Пират находился за спиной, поэтому Ройс не видел его, но ясно услышал треск разрезаемой ткани и ощутил прохладу кожей — его избавили даже от той жалкой тряпки, что была на нём. Только идиот бы не догадался, что именно с ним собираются сделать, но Ройс всё равно не боялся и даже удивился, когда пират ушёл от него в другой конец комнаты. Ройс следил за ним взглядом, спокойно дожидаясь своей участи, и лишь, когда тот достал из сундука бутылку из тёмного стекла, сердце сжалось от холодного страха.       Отчего-то решил, что наказать его решили, трахнув не совсем лично. Ярко представлял, какая должна быть боль от твёрдого стекла в искомом месте, и совершенно не желал испытать подобное. Да и унижением это казалось большим, чем простое изнасилование. Тут же попытался встать, рассчитывая сопротивляться до последнего, но ослабевшие ноги подвели, колени подогнулись, и он рухнул обратно на диван. Ноющее, покрытое синяками тело отозвалось болью, но Ройс подавил в себе стон и только поморщился. А когда пират оказался рядом, прожёг его взглядом, зло прошипев:       — Ублюдок.       Вместо ответа Ройс ощутил холодную влагу между ягодиц. Кожа покрылась мурашками; он снова попытался встать или хотя бы оттолкнуть от себя пирата, но его прижали обратно к дивану, надавив на бёдра. Двумя руками, что принесло невероятное облегчение, давая надежду, что унизительной и болезненной пытки всё же удастся избежать. Но ладони с бёдер пират так и не убрал, а затем тело пронзила острая, режущая боль. Проникновение было неожиданным, и потому Ройс вскрикнул, крепко зажмурившись и пряча лицо в обивке. Весь так и сжался, но от этого стало только хуже, ещё больнее. Зашипев, Ройс до боли закусил губу и услышал, как пират над ним чертыхнулся.       — Расслабься лучше, — Чейр успокаивающе погладил пленника по спине, но в ответ ощутил только ещё большее напряжение мышц: парень словно ждал от него удара. — Так тебе же будет легче.       — Не надейся, — в нём ещё оставались силы и дерзость, чтобы шипеть, подобно змее. — Может, тогда у тебя ничего не выйдет. Я лучше перетерплю боль, чем доставлю удовольствие тебе, — последнее слово он выплюнул с отвращением, сделав на нём акцент.       Чейр оскалился и сделал ещё один толчок, стараясь войти глубже. Это было больно, и, мысленно проклиная парня под собой и его упрямство, он напомнил себе, что именно поэтому и ненавидит брать кого-то силой. Сейчас он просто сорвался. Но желание так никуда и не ушло, более того, даже сквозь боль капитан ощущал острое удовольствие, а тело дрожало от восторга. Он хотел этого парня и хотел тем сильнее, чем больше тот сопротивлялся. Игнорируя собственную боль и злое шипение пленника, Чейр попытался проникнуть глубже, но в этот раз не смог сместиться и на дюйм. А расслабляться парень явно не собирался. Замерев, пират глубоко задумался, как поступить дальше: «уговорить» тело пленника (его самого уговаривать явно не имело смысла) или попытаться припугнуть. Вот только угрозы на него не действовали, да и уже сомневался, что сможет их исполнить. Но он вполне мог совместить приятное с полезным. Чейр снова погладил напряжённую спину, на этот раз более ласково и нежно, разминая пальцами мышцы и перебирая позвонки. Кожа парня оказалась удивительно мягкой и приятной, и Чейр наслаждался ощущениями, не обращая внимания, что делает только хуже: его явно боялись, и пленник вздрагивал на каждое прикосновение, и не думая расслабляться. Не переставая гладить, капитан наклонился ниже, скользнул свободной рукой к вялому члену и погладил его. Тело под ним дрогнуло, а затем… Чейр в первый момент не поверил, но под ласками член парня медленно, но уверенно тяжелел и креп. Пират поднял на пленника удивлённый взгляд, и, пусть тот прятал лицо в обивке, его шея пылала от явного стыда. Чейр усмехнулся: кто бы мог подумать, что мальчик окажется настолько чувствительным. Если бы он знал об этом раньше, может, и не пришлось бы идти на такие крайние меры, но было уже поздно. К тому же он всё равно хотел проучить его и поставить на место, чтобы больше не смел рыпаться.       — Я хотел с тобой по-хорошему — ты отказался, — Чейр пытался говорить уверенно, но голос его охрип от возбуждения и звучал почти умоляюще — уж слишком сильно он не хотел прерываться. — Слушай внимательно: либо ты сейчас расслабляешься, и я заканчиваю то, что начал — я даже согласен постараться, чтобы и ты получил удовольствие, поверь, не пожалеешь, — либо же я сейчас зову в помощь ребят, и они заставят тебя открыть рот, после чего я трахну тебя туда, мне как-то без разницы. Ты ведь знаешь, как именно «помогают» в таких случаях?       Ройс знал, был наслышан. В таких случаях шлюхам либо выбивали зубы, либо ломали челюсть так, чтобы её нельзя было сомкнуть. По спине пробежал холодок от ужаса, и, пусть пытался себя уговорить, что капитан судна не станет этого делать, не станет брать кого-то на глазах у других, он быстро вспомнил, на каком именно судне находился сейчас. Это были пираты: разбойники и убийцы. Он не просто станет, наверняка он уже делал так раньше. Страх не хотел отпускать: он сковывал, стягивал всё внутри в комок, и никакие уговоры самого себя, что это только угрозы, не помогали. Его избили всего пару минут назад — это ли не доказательство, что больше никто с ним церемониться не станет? Так был ли у него выбор на самом деле? Осознание своей беспомощности было хуже страха. Страх заставлял бороться, его можно было прогнать, но теперь им овладевало отчаяние.       «Ты ведь сам этого хотел, — из последних сил Ройс пытался найти в ситуации хотя бы слабые проблески света. — Да, не так, но всё же… Лучше он, чем кто-либо другой. Просто представь, что всё это добровольно».       Пират дал ему время для решения, но терпение его иссякло быстро.       — Так что ты выбираешь?       Чейру не нужен был прямой ответ: достаточно было того, что тело под ним расслабилось и боль ослабла. Это могло означать лишь одно, и, усмехнувшись, он медленно провёл рукой вдоль всего члена парня, сжал головку, и начал медленно массировать её. Пленник шумно выдохнул, чем вызвал самодовольную ухмылку пирата.       — Хороший мальчик.       Больше сдерживаться Чейр не желал и начал двигаться, медленными короткими рывками толкаясь глубже. Теперь ощущения были куда приятнее, и по телу разливалось нетерпеливое томление. Что-то было в этом парне, что кружило голову и делало простой секс более ярким. Растянув любовника достаточно, Чейр осторожно вышел из его тела и тут же рывком вошёл вновь, уже до конца. Первые толчки выходили медленными и неуверенными, но каждый последующий был глубже и чувственнее. Про своё обещание Чейр помнил и прислушивался к телу пленника, примерялся к нему, стараясь понять, как тому нравится больше. И когда на очередной толчок тот удивлённо охнул, покрываясь дрожью, он понял, что нашёл нужную точку. Пират сместился, выбрав верный наклон и направление, и последующие движения стали увереннее и сильнее. Пальцы плотно обхватили член пленника, и Чейр подстроил ласки под собственные толчки.       Тело под ним стало гораздо податливее, а сбившееся тяжёлое дыхание парня стало неплохой отдачей. Чейр был готов поклясться, что тому нравится, и от мыслей об этом ощущал такой восторг, что готов был немедленно кончить. Запрокинув голову назад, он прикрыл глаза от удовольствия, свободной рукой поглаживая поясницу пленника, и лишь мысль, что нельзя слишком беспокоить матросов в своём счастье, помогала удержаться от стонов. Но очень скоро ощущений перестало хватать, и пришлось ускориться. Темп набирал быстро, двигаясь всё с большей жадностью, пока внутри всё натягивалось, как тугая струна. И момент пика всё же встретил громким довольным стоном.       Для Ройса разрядка так и не наступила, и всё закончилось неожиданно рано. Такой приятный из-за хрипотцы стон пирата заставил всё внутри стянуться в узел от возбуждения, и, может быть, он сумел бы кончить в этот момент, если бы его партнёр не остановился. Душа взвыла от разочарования, но Ройс остался лежать не шелохнувшись и, тяжело дыша, пытался справиться с собой. Ублажать себя на глазах этого подонка или, упаси господь, просить его — такого унижения себе никогда бы не простил, а потому решил подождать, когда потребность немедленно кончить утихнет сама собой. Вот только просто лежать и ничего не делать Ройс тоже не мог, поэтому вскоре зашевелился, стараясь оттолкнуть от себя пирата.       — Развяжи меня и дай мне вырубиться. Ты получил своё.       Тот словно только теперь очнулся и немедленно покинул его тело. Но не успел Ройс выдохнуть от облегчения, как рука пирата, так и не убравшаяся от его члена, сжала его крепче. Пальцы медленно прошлись по стволу до самой головки, и Ройс весь сжался, едва удержав себя в руках, чтобы не толкнуться в эту ладонь. По телу волной прошло удовольствие, отхлынувшее желание вернулось сторицей, и стало только хуже. А пират ещё и прижался к нему всем телом, обнимая свободной рукой, и зашептал на ухо:       — Ещё рано. Я ведь обещал, что и тебе будет приятно.       Его голос, всё ещё хриплый, походил на кошачье мурлыканье. Каждый раз, когда он говорил с ним вот так вот ласково, Ройс покрывался мурашками, и сердце будто замирало — настолько приятно было его слышать, настолько сладко он звучал. И Ройс сломался. Обнимающая его рука легла на живот, поглаживая, а вторая неспешно набирала темп, плотно сжимая его. Тело снова тряхнуло, и он всё же сорвался на стон: тихий, протяжный, похожий на мольбу. Движения руки только ускорились, удовольствие стало ярче, временами Ройс словно терял сознание от ярких вспышек и уже мечтал о финале, как об избавлении. И когда получил желаемое, отчаянно застонал, сжимая пальцы в кулаки. Ощущения были такими сильными, что на какое-то время он словно ушёл под воду, но и отхлынули они быстро, оставляя после себя дрожь в теле и приятное головокружение.       Чейр с жадностью наблюдал за финалом пленника, но как только тот затих, немедленно поднялся на ноги, пытаясь успокоить себя. Он никак не мог отделаться от чувства сожаления, ведь парень оказался таким отзывчивым и чувствительным, что не оставалось сомнений: Чейр с самого начала мог получить своё другими способами. А ещё у парня оказался удивительный голос… От первого же стона Чейра хорошенько тряхнуло, и пах откликнулся лёгкой тяжестью, а потому сейчас приходилось себя уговаривать, что на продолжение у пленника не хватит сил. Но как же сильно хотелось услышать его стоны вновь…       Чейр поспешил оставить мальчика в покое и, натянув штаны, ушёл к двери. Выглянув из каюты, он подозвал к себе первого попавшегося на глаза матроса и велел принести еды. Исполнения приказа он ждал перед открытой дверью, прикрывая собой происходящее в комнате: почему-то не хотелось, чтобы его игрушку кто-либо видел в таком виде. Едва получив в руки тарелку, Чейр захлопнул дверь перед носом пирата. Вернувшись к дивану, он поставил её на пол неподалёку, а рядом полупустую кружку. Последнюю он наполнил водой из своей фляги, которую всегда держал в столе, и только после этого перерезал верёвки пленника. Тот тут же уронил руки на диван с болезненным стоном и лишь теперь зашевелился. Чейр пронаблюдал, как тот забирается на диван, избегая смотреть на него, и уже открыл было рот, чтобы позвать его к себе, но в последний момент передумал. Что-то подсказывало, что после произошедшего этот парень скорее убьёт его, чем ляжет к нему в постель, пусть и только для сна. Покачав головой, Чейр убрал нож обратно за пояс и направился к себе, но на пороге в спальню он снова остановился и произнёс, не оборачиваясь:       — Меня зовут Чейр.       Привычное когда-то имя сейчас звучало дико, но этому парню захотелось назвать именно его. Естественно, никакого ответа не последовало, и, обозвав себя последним глупцом, капитан захлопнул за собой дверь.