Что приносит морской ветер

      Покинутый и на время позабытый, Ройс лежал на столе, связанный по рукам, в спущенном до бёдер белье, с ноющим от неудовлетворённости стояком и думал не о том, как выбраться из своего положения… а о том, что он сделает с Чейром, когда тот вернётся.       А сделать хотелось многое. Руки чесались как никогда в жизни, Ройс не помнил такой ярости и жажды отмщения даже в ранней юности, когда мальчишкой бился на кулаках со старшими парнями, отстаивая право на свои же вещи и неизменно проигрывая. Тогда его задирали, отбирая самодельные кораблики, сделанные отцом, или снимали прямо с плеча сшитую матушкой куртку, а он, вместо того чтобы сбежать и сохранить нос целым, кидался на тех, кто был выше и сильнее. Потом, побитый и драный, он возвращался домой окольными путями, чтобы вдоволь насладиться злобой, что закипала в нём, и кровавыми мечтами о расправе. Со временем он подрос, научился давать отпор и кулаками, и словом, а детские обиды и мстительные фантазии позабылись. Но почему-то сейчас, лёжа на спине и «слепыми» глазами смотря в потолок, Ройс вспоминал о тех днях и о той беспомощной ярости, что преследовала его. Сейчас, даже в эту минуту и в этом положении, он мог куда больше, чем тогда… но Чейру всё равно хотелось по-простецкому врезать.       И ведь вовсе не за то, что его вот так бросили, — немного времени: минутка отдыха, три минуты размышлений, пять-десять одиночества, и он освободится — а за тот обман, благодаря которому его так легко использовали.       «Сам виноват, дурак. Поверил на слово пирату, ну и придурок», — ругая себя, как бы это ни было странно, Ройс успокаивался: перекладывая вину, он уже не чувствовал себя таким беспомощным.       «И всё же… Если он действительно отпустил их… в нём больше человечности, чем он хочет показать», — скрепя сердцем, но Ройс признал, что благодарен Чейру. Его признание как по мановению руки одной приливной волной смыло с сердца все страхи и тревоги. Он больше мог не беспокоиться ни о ком, больше мог не терзать себя виной и душить сомнениями. Тяжёлые цепи, что лежали на плечах с того момента, как пираты ступили на его корабль, ржавели и рассыпались с каждым его вздохом.       Признательность и крепнущая по минутам вера, что Чейр не так плох, как Ройс надумал себе, теплом обволакивали душу, залечивая раны.       «Интересно, он поступил так из-за меня? Или потому что в душе он добрее, чем хочет показаться?»       Ройс тяжело вздохнул, смиряясь с тем, что уже почти не злится на Чейра, и завозился. Крайне неуклюже выгибаясь в самых немыслимых позах, на которые, как сам думал, его тело просто неспособно, он сумел забраться ногами на стол. Попытка перекинуть через них связанные руки не увенчалась успехом и только выжала из тела последние капли сил. Ройс упал обратно на стол, полежал какое-то время, тяжело дыша и прислушиваясь к боли в мышцах, немного подумал и решил попробовать по-другому. Подняв корпус в сидячее положение, оттолкнулся ногами от кресла и придвинулся к свечке, пытаясь вслепую найти её по обрывкам памяти и обжигающему теплу. Это оказалось просто: сквозь лоскут ткани на глазах, когда он поворачивал голову, проглядывался зачаток света по правой стороне. Но вот поднять руки на нужную высоту и удержать их в нужном положении достаточно долго оказалось куда сложнее. Пламя лизало пальцы, оставляя на них поцелуи-ожоги, как бы Ройс ни осторожничал, но и с радостью приняло хлопковую ткань, едва попробовав её на вкус. Путы распались, опалив кожу, под шипение и брань Ройса, и он тут же принялся растирать пострадавшие кисти. Получив свободу, тело заныло от облегчения, по мышцам словно прошлись тысячи иголок, и Ройс не сумел отказать себе ещё в минутке отдыха. Повязку с глаз он снял с ленцой и неохотой, никуда не торопясь, а одевался ещё медленнее. Что-то подсказывало, что Чейр вернётся к нему нескоро, и он никуда не торопился, приводя себя в порядок. Со стола он так и не спрыгнул и в ожидании пирата задумчиво изучал красные потёртости на запястьях — последствия их недавней игры. Обманутый покоем, расслабленный одиночеством и отдыхом разум, поддавшись на уговоры уставшей души, позволил себе запретную тему — немного помечтать, чем бы всё закончилось, не оборви он момент на пике завязки. Ройс всё пытался представить какой бы была их близость, позволь он себе согласиться на неё.       Сложно было сказать, куда завели бы его эти думы, не вернись Чейр так скоро. Ройс уже не испытывал и сотой доли той ярости, что вскипела в нём, когда его только оставили, но возмутиться и высказаться, поставив пирата на место, всё равно собирался хотя бы затем, чтобы не повадно было поступать так в будущем. Услышав шаги на лестнице и скрип двери, он спрыгнул со стола, сжимая кулаки, и вышел навстречу, собираясь накинуться с обвинениями прямо с порога, но все его намерения разбились вдребезги: Чейр улыбался ему, стоя на пороге каюты. Улыбался так, будто услышал самую забавную шутку в своей жизни и готовился поделиться ею с Ройсом, но залюбовался им, словно милым, пушистым зверьком, и обо всём забыл.       Ройс же замер, чувствуя себя безоружным и растерянным. Глаза пирата горели весельем, пляшущим отражением свечей, и Ройс не знал, что и думать, не то что делать.       — Что это с тобой? — поинтересовался он, хмурясь от смущения, и Чейр ответил ему всё с той же улыбкой, закрывая за собой дверь.       — Ничего, что стоило бы твоего внимания, — а потом, с любопытством оглядев своего «гостя», с ухмылкой добавил: — Смотрю, ты и в самом деле справился сам.       — Да. И теперь мечтаю о том, чтобы тебе врезать. За то, что обманул меня.       Ройс вновь сжал кулаки в подтверждение своих слов, но, к его шоку, Чейр не разозлился, а в галантном полупоклоне развёл руки, открывая ему «объятья».       — Можешь ударить, — произнёс он. — Ты будешь не первым, у кого возникло такое желание.       Ройс прищурился, нутром чувствуя подвох и убеждая себя, что над ним издеваются. Глаза Чейра действительно смеялись: он явно не верил, что Ройс способен ударить его. А он и сам усомнился, когда ему дали волю, действительно ли он этого хочет? С одной стороны, вопреки всему не желал причинять пирату вред, с другой: кулаки чесались немилосердно. Его ухмыляющаяся рожа бесила, и Ройс жаждал уже не только выместить злость, но и проучить этого самоуверенного мерзавца. Тихо хмыкнув, он решительно подошёл к Чейру, с немым вопросом заглядывая в глаза, до последнего не веря, что ему и в самом деле позволят. Пират и не подумал опускать руки, а снисходительная улыбка не хотела сходить с лица.       Ройс ударил кулаком под дых, без замаха, чтобы Чейр не успел ничего сделать.       Воздух вышел из лёгких с беззвучным кашлем, пират широко распахнул глаза, явно не ждав ни самого удара, ни того, что он выйдет такой силы. Прикрыв запястьем вспыхнувшую болью точку, Чейр согнулся пополам, подгибая колени, и Ройс поймал его лицо ладонями, притянул к себе и легко поцеловал в уголок губ.       Пират застыл подобно изваянию, сравнявшись с мрамором ещё и цветом лица, и Ройс не сумел удержаться, залился смехом, а успокоившись, выдохнул с улыбкой:       — Спасибо за то, что отпустил их.       Их обволокло тишиной, нарушаемой только шорохом волн и скрипом ненадёжно державшейся фигуры на носу корабля. Ройс впервые осознал, что, спроси его кто-нибудь, он не сможет вспомнить, кто именно размещён на гальюне, и ни за что не скажет, какое имя у этого корабля. Он никогда не интересовался этим, но был уверен: спроси он, Чейр наверняка рассказал бы ему. Но сейчас пират смотрел на него долгим, мучительно тяжёлым взглядом, будто он пытался что-то решить, взвешивал нечто болезненное для себя, а Ройс боялся помешать его размышлениям и, пользуясь моментом, разглядывал его лицо, не спеша убирать руки. От былого веселья не осталось и следа, Чейр вдруг показался ему уставшим и измученным. А ещё Ройс только теперь с удивлением отметил: его глаза были не просто тёмными, их оттенок напоминал крепко заваренный чай, и веяло от них таким же уютом и теплом.       Чейр разрушил момент, вдруг подняв голову, тем самым отведя взгляд, и притянул Ройса к себе. Приобнял одной рукой за плечи и ненавязчиво, будто боялся чужих прикосновений, прижал к себе. Ройс замер, опасаясь вспугнуть пирата, только широко распахнул глаза от шока, но оттолкнуть и не подумал. В нос ударили запахи: дождя, сырой древесины и гнили, немного морской воды… Неприятные по отдельности, сейчас они не показались отталкивающими, и, если закрыть глаза, легко можно было представить себя у штурвала. Ройс любил море, любил свободу, что дарили его бескрайние воды, всем сердцем. Но в какой момент море начало ассоциироваться у него с Чейром, он не успел уловить.       А ещё от пирата тянуло дождевой прохладой. Только теперь Ройс пригляделся и заметил, что одежда Чейра вновь пропиталась влагой и прилипла к телу, холодя не только его кожу, но и тело Ройса, когда он был так близко. Он уже собирался открыть рот и сказать, что Чейру не помешало бы переодеться, иначе он простынет, но тот опередил его, заговорив первым:       — Как только погода улучшится, я спущу тебя с корабля. И ты отправишься домой.       Это было настолько внезапно, что Ройс не нашёл слов для ответа вовремя, а Чейр уже отпустил его и ушёл к себе в комнату. От Чейра или, точнее, его одежды веяло холодом, но только когда объятия пропали Ройс ощутил, как замерзает. Нахмурившись, он последовал за пиратом в его комнату, но разговаривать пришлось со спиной, пока Чейр раздевался.       — Ты это серьёзно?       — Более чем.       — Чего это ты передумал?       — Не хочу, чтобы ты и дальше страдал в обществе «всего лишь грязного пирата».       — Я не страдаю, — буркнул Ройс.       Ему было неприятно слышать собственные сказанные сгоряча слова из уст Чейра: в них слышался укор, который всецело разделяла совесть Ройса.       Пират стянул рубашку, стащил сапоги и брюки вместе с бельём, оставшись нагишом, распустил волосы и, кинув одежду на пол, забрался под одеяло. Лёг головой на подушку, устремив взгляд в потолок, и устало произнёс, явно решив проигнорировать последние слова Ройса:       — Затуши свечи и ложись спать.       — С тобой?       Вопрос вырвался сам собой, и лишь после того, как Ройс ощутил сгущающееся в комнате напряжение, он понял, какую глупость сморозил. Тишина давила сильнее стенок гроба, он словно ощущал вязкую ненависть Чейра, сквозь которую статическими зарядами проскакивало раздражение. Но он молчал, только продолжал смотреть в потолок, словно молился о терпении. Похоже, он и в самом деле очень сильно устал от упрямства своего собеседника. Ройс ощутил стыд и постарался скрыться от чужих эмоций в кабинете, вернувшись к столу. Он уже собирался погасить свет, когда взгляд упал на так и нетронутые тарелки с едой, и им овладело беспокойство.       — Ты сегодня не ужинал, — окликнул он Чейра, всеми силами подавляя неуверенность: решиться обратиться к пирату с таким оказалось непросто.       — Ты тоже.       — Я не голоден.       — Вот и я не голоден.       Ройс солгал: он чувствовал пока ещё ненавязчивое, но нарастающее чувство голода. Но поначалу голова была забита другим, переживания души глушили потребности тела, а сейчас… Сейчас нужно было выбирать между холодной едой и Чейром, который, вполне может статься, из одного только упрямства не заснёт, пока Ройс не присоединится к нему. Чейр же явно устал, замёрз и хотел спать, и не стоило оттягивать его уход ко сну ради своих нужд.       «Зато позавтракать сможем вместе, ведь так?» — решив, что это неплохая компенсация пропущенному ужину (пусть это и был явный самообман), Ройс затушил свечи. Дал своим глазам пару минут, чтобы привыкнуть к темноте, и вернулся в спальню Чейра. Осторожно присел на край постели с противоположной стороны от пирата, стянул сапоги. Хотел было снять ещё и рубашку, но передумал, и осторожно, чтобы не побеспокоить, забрался под одеяло в том виде, в каком был. Чейр всё это время лежал не шелохнувшись, и Ройс уверовал, что тот спит, но стоило ему опустить голову на подушку, как кровать зашевелилась, и Чейр обнял его, крепко прижал к своему телу, зарылся лицом в волосы на загривке и, шумно вздохнув, опалил шею горячим дыханием.       Ройс боялся шелохнуться, чтобы не вспугнуть момент, тайно наслаждаясь их краткой идиллией. От этих незначительных, совсем крохотных проявлений нежности сердце запиналось, сбивалось с ритма, потом нагоняя темп более быстрыми и сильными толчками, а по мышцам словно разливалось тепло. В то время холод, что всё ещё шёл от кожи Чейра, от его волос, пропитавшихся влагой, контрастировал с общим жаром, заставляя кожу покрываться мурашками. Это было так странно… но настолько приятно, но Ройс буквально боялся чем-то разрушить эту магию.       — Ты всегда спишь в одежде… — вдруг произнёс Чейр, поглощённый совсем другими мыслями, нежели Ройс. Он хотел было добавить «или дело во мне?», но Ройс перебил его, дав ответ раньше:       — Да. Одежда для сна называется пижама. Ты явно о такой не слышал.       — Не вижу в ней смысла. Если я сплю с кем-то, то хочу чувствовать его, кожа к коже. Греет лучше любой одежды.       На языке Ройса так и вертелось, что он спит с Чейром вовсе не потому, что «хочет», как тот выразился, но ему не хватало духу произнести это. Не хватало духу обидеть пирата вновь. Теперь уже не сомневался, что принёс Чейру не меньше боли, чем он ему, отплатил другой монетой, но вполне равноценной. И, наверное, можно было считать, что они квиты.       Словно уловив, почувствовав его задумчивость и терзания, Чейр обнял крепче и тихо произнёс:       — Спи, Ройс.       Ни сил, ни желания противиться не осталось.

***

      Погода словно издевалась, и уже к обеду тучи расступились, давая дорогу по-осеннему холодному солнцу. Ветер пусть и не утих окончательно, но стал значительно слабее и теперь будто убаюкивал всегда живое море. Чейр без зазрения совести назвал погоду «хорошей» и исполнил своё обещание слово в слово: он спустил Ройса с корабля на шлюпке, в которую заранее кинули связанного по рукам, ногам и с кляпом во рту «старпома», мешок с провизией и небольшой бочонок воды.       Чейр считал свою идею более чем превосходной: острова поселенцев, что окружали собой крупный материк, словно яркие буйки, были видны с их корабля, стоящего на якоре, невооруженным глазом, хотя и расплывались в отдалении будто окружённые туманом. На большом судне с парусом до них рукой подать, на лодочке — пара-тройка, может быть, несколько часов гребли. Чейр искренне считал, что Ройсу такое приключение вполне по силам, но почему-то парень не разделял его энтузиазма и с той самой минуты, как ему озвучили, что предстоит сделать (что произошло уже после того, как его толкнули в шлюпку и начали спускать на воду), выглядел чертовски злым, будто готов был сжечь корабль пиратов одним взглядом.       — Разве это судно не удовлетворяет вашим потребностям, капитан? На ней есть всё, что нужно, и даже больше, — крикнул ему Чейр с палубы. Он стоял у самого борта, облокотившись на него скрещенными руками, и улыбался, любуясь отплывающей лодочкой.       — Да пошёл ты! — Ройс нашёл в своей глотке силы, чтобы докричаться до него.       — Может, оно и не столь комфортабельно, как предыдущее, но больше соответствует размеру команды.       — Я сказал: да пошёл ты!       — Прости, не смог выделить тебе кока, но, надеюсь, твой старпом умеет готовить галеты.       — Засунь свои шуточки себе…       — Ну же, Ройс, я начинаю думать, что ты не хочешь домой!       Дальнейший мат, который и послужил ответом, потонул в шуме ветра и смешках собравшихся на палубе пиратов. Понаблюдать за устроенным цирком собралась едва ли не вся команда Чейра. На миг тому показалось, что Ройс даже покраснел от смущения, но виной тому могла быть ещё и злость, равно как и те усилия, что он прилагал, налегая на вёсла. Ему было бы намного легче, освободи он старпома и отдай второе весло ему, но Ройс почему-то не стал этого делать. Хотя, когда его только вывели на палубу и он увидел лежащего в лодке, но вполне живого Мэттью, он кинулся к нему и первым делом с беспокойством оглядел раны и поинтересовался, всё ли с ним в порядке. Чейр тогда прервал момент их воссоединения, едва не сбросив шлюпку на воду без всякой страховки, и в качке Ройсу пришлось на время оставить своего старпома. Но теперь ему никто и не мешал, а Мэттью так и остался лежать связанным. Видимо, Ройс больше беспокоился о том, как скорее убраться подальше с глаз Чейра, чем о комфорте своего «пассажира».       — Пообещай мне добраться до дома живым и невредимым! — Чейр никак не мог перестать улыбаться и едва удержался, чтобы не послать Ройсу воздушный поцелуй.       Тот отшвырнул от себя вёсла и вскинул руку в неприличном жесте. Команда зашлась в новом приступе неконтролируемого хохота.       — Пусть ветер будет попутным! — крикнул капитан пиратов напоследок, впервые в жизни жалея, что не носит шляпы. Сейчас было бы очень к месту снять её и поклониться, благословляя морское путешествие пленника. Когда-то пленника.       Ройс отплыл уже слишком далеко, и, если слова Чейра и долетели до него, если он и ответил ему что-то, ветер унёс его голос с собой в открытое море. Чейр последний раз посмотрел на уплывающую в даль лодочку, улыбнулся и отошёл от борта, отдав команду поднять якорь.       — Не раскисать, пришвартуемся уже через пару дней! Отдохнёте, и уходим в открытый океан, парни. Мы и так слишком долго околачивались возле материков.       Команда — кровь корабля — вмиг повеселев и приободрившись от вести, что впереди порт, забегала, с удвоенным рвением взялась за работу, и корабль ожил, вдохнул полным парусом и снялся с места, с готовностью отправившись в путь.       Когда все заняли свои места, к Чейру, что всё ещё стоял у борта и довольно жмурился, подставляя лицо прохладному солнцу, подошёл его старпом. Капитан наслаждался спокойной погодой, морем и жизнью, и Виркс не смел тревожить его, остановившись неподалёку. Чейр заговорил сам, задумчиво улыбнувшись, когда заметил, что кто-то нарушил его единение с собственной душой.       — Мы давно не были дома, Виркс. Как думаешь, не пора ли навестить родителей?