Конец Клятвы

Белое дерево чуть поскрипывало под его тяжелой железной перчаткой, даже слегка прогибалось – и Маэдрос убрал правую руку с планшира, еще не хватало здесь сломать что-нибудь! И тут же усмехнулся: как глупо. Эти хрупкие на вид доски, эти тоненькие веревки легко выдерживали мощь морских волн. Он бывал гостем в Альквалондэ, ходил в открытое море, еще до того, последнего раза. Хотя, наверное, не последнего, раз уж он здесь?.. Левой рукой он все так же крепко держался за планшир, вспомнилась давняя привычка, приобретенная за долгий путь в Эндор. Те, кто не делал так, часто оказывались за бортом и редко выплывали. Рядом мелькнула чья-то тень, Маэдрос оглянулся: молодой телеро отшатнулся, поспешно отведя взгляд, и преувеличенно старательно занялся такелажем. Маэдрос усмехнулся, но усмешка вышла совсем невеселой: неизвестно, что хуже – наткнуться на того, кто видел тебя с окровавленным мечом в руке или на того, кому ты известен с детства по страшным рассказам? Что-то еще будет в самом Валиноре! Косые взгляды, злой шепот за спиной или открытая враждебность. Может быть, зря он согласился тогда… - Если некому освободить нас, воистину, Вечная Тьма будет нам уделом, сдержим мы свою клятву или нарушим ее; но меньшее зло сотворим мы, если нарушим. Он помедлил с ответом. Эти мгновения длились как целые эпохи. - Ты прав, Макалаурэ. Я согласен. - Вовсе не зря, брат. Маглор подошел так тихо, что он, погруженный в воспоминания, не слышал его шагов. Маэдрос вскинул голову в удивлении – сейчас он закрыл разум ото всех. - Просто я слишком хорошо тебя знаю, Нельо, - усмехнулся Маглор. – Ты хмуришься, смотришь на Закат и вцепился в эту доску так, будто это орочья шея. Нетрудно понять, о чем ты думаешь и в чем сомневаешься. - Будто бы ты не сомневаешься, Кано, - сказал Маэдрос, не очень довольный тем, как просто его раскусили. - Я смирился с любым исходом, - тон Маглора был неожиданно легким, и Маэдрос сразу ему поверил. – Все лучше, чем новое… Убийство Родичей. Маэдрос поморщился: он знал, как называют эти три битвы в Средиземье, как пишут в хрониках, но сами они никогда не говорили о них так. Битва за Корабли, Битвы за Сильмариль… только цель важна, а какие ради нее будут использованы средства – не имеет значения. По крайней мере, так они считали до сих пор. Но он уже давно начал сомневаться в этом. - А что сказал бы отец? – это был веский аргумент и вечный вопрос. Хотя ответ на него Маэдрос знал. Ни право, ни милость, ни помощь стали, Ни Судеб владыка их не избавят От гнева Феанора и сынов Феанора… …Свято клянемся… …услышь же, Эру Создатель! Похоже, Маглор вспомнил о том же, но быстро сказал: - А что сказал бы Всеотец? Да-да, именно так, ты не ослышался, брат! Я думаю об этом, и я думал об этом, когда говорил об отречении от клятвы. - Творец непостижим и недостижим, - медленно проговорил Маэдрос. – Так нас учили… - Учили… - эхом отозвался Маглор. – Но правда ли это? - Но все равно - это означает переложить решение на других, - твердо сказал Маэдрос. – Я давно уже привык полагаться только на себя. - Иногда следует ломать старые привычки, - тихо заметил Маглор и умолк. Молчал и Маэдрос. Теперь он смотрел не на море, а вверх, на крупного альбатроса, распахнувшего свои крылья над мачтой. Эонвэ тоже плыл на этом корабле, но говорить «плыл» о майя можно было разве что в самом общем смысле. Часто он, необлаченный, взлетал выше всех мачт, и тогда всех на корабле обдавало запахом свежей хвои. Иногда же он оборачивался птицей – альбатросом, чайкой или орланом-белохвостом – и парил в вышине, оглядывая сверху морскую гладь и белые корабли. Птица эта была больше обычных, земных птиц, и ее окружала легкая золотистая аура Высшего духа. Многие майяр любили принимать облик животных и птиц в Валиноре. Еще маленький Майтимо спрашивал некоторых, зачем они так делают, и они смеялись и говорили, что разнообразие тел дает им новые ощущения, помогает найти новые идеи и стать ближе к Воплощенным. Говорили еще, что в виде животных майяр легче сражаться и убивать. Сам Эонвэ, правда, не делал этого – его, верховного полководца, должны были видеть в эльфийском обличье, но другие майяр, пришедшие с ним, оборачивались животными не раз. Однажды Маэдрос с небольшим отрядом (Маглор тогда остался на Амон Эреб) встретился с большой стаей волколаков, многие из которых, как говорили, были потомками ужасного Кархарота. Волколаки учуяли эльдар и бросились в погоню. Силы были явно неравны, на каждого эльфа приходилось не меньше пяти тварей, а они были куда больше и опасней обычных волков. Эльфийские кони, многие из которых были обычных средиземских пород, проигрывали в скорости бестиям Моргота, и Маэдрос приказал скакать к недалеким скалам, покрытым густыми кустами, там развернуться и принять бой – схватка на равнине была равносильна гибели, их бы окружили и уничтожили. Черные твари, ростом почти что с лошадь, были опасными противниками, но Маэдрос лишь крепче сжал рукоять меча, дернув углом рта: он не поддавался страху, в сражениях рубясь в самой гуще, и сейчас тоже был спокоен. Но тут откуда-то (Маэдросу показалось – прямо из лесного тумана) перед волколаками вынырнула стая огромных белоснежных собак, майяр Оромэ. Мощь столкновения айнур была ужасна, воздух наполнил вой на пределе слышимости, который чувствовали не столько уши, сколько самое тело, содрогавшееся от пронизавшей его энергии. Ужас охватывал сердце, Маэдрос, давно привыкший к боям и виду самых страшных чудищ, даже прикрыл на мгновение глаза, объятый страхом, хотя он сам вместе с товарищами уже был далеко от схватки, под прикрытием кустов и скал, и сражающиеся, кажется, совсем забыли о них. Он устыдился своей слабости, но, открыв глаза и оглянувшись, увидел, что другим пришлось еще хуже, одни приседали, зажимая уши, другие упали на землю, стараясь вжаться в нее, а некоторые, особенно молодые, рожденные в Средиземье, даже бежали прочь и вернулись, полные стыда, намного позже. - Бдит, - вполголоса сказал Маэдрос брату. – Охраняет… свои сокровища. - Думаю, ты не нас имеешь в виду, - невесело улыбнулся тот. - Уж конечно, - буркнул Маэдрос, теперь обратив взгляд на белую палубу. Ни единого лучика света не проникало сквозь нее, но именно там, в небольшой каюте, в простой деревянной шкатулке без всяких узоров, лежало главное сокровище Валинора и Эндора – Сильмарили. Тогда, в Эндоре Маэдрос и Маглор были далеко от Ангбанда в день, когда Моргота, наконец, повергли ниц и сняли Железный Венец, но Белерианд полнился рассказами об этом великом событии. Говорили, что Моргот был загнан в угол и не стал сражаться, хотя был еще силен, а сам униженно пал на колени и молил о милости. Но немного милости оказали ему, надежно связали цепью Ангайнор, притянув голову к коленям. Затем мастера занялись Венцом, но понадобились долгие усилия многих майяр Аулэ и их помощников - аулендилей из валинорских нолдор, - чтобы вынуть оттуда Сильмарили. Они поддались лишь молотам и лезвиям из небесного железа, прибывшего в Арду из-за пределов Кругов Мира. Потом Эонвэ принял их и скрыл в шкатулке, в своем шатре, вокруг которого выставили надежную стражу. Прибывшим сыновьям Феанора, которые высказали свое согласие отправиться в Валинор на суд Валар, Эонвэ предложил взглянуть на Сильмарили. - Ну надо же, какая милость, - скривился тогда Маэдрос. – Распоряжаются тем, что наше по праву, и мы должны, как нищие у ворот, вымаливать разрешение хотя бы взглянуть одним глазком на свое наследие. - Ты как пожелаешь, а я буду смотреть, - немного резко сказал Маглор. – Это великая радость – видеть Камни нашего отца свободными от черных оков. И я так давно не видел их близко… - Ладно, идем, - нехотя согласился Маэдрос. И не пожалел о своем решении. Последний раз он видел Сильмарили давно, в Ангбанде, и тот раз – единственный, ибо лишь раз Моргот пожелал видеть пленника – был для него мукой, еще одной пыткой жестокого Врага. Тогда Сильмарили едва мерцали, задыхаясь в черных оковах Венца, и последние капли света великих Древ не могли разогнать сгустившуюся в подземельях тьму. Он тогда все же сделал к ним шаг, другой, несмотря на своих стражей, державших его цепи, но был остановлен и вскоре Моргот повелел увести его на скалу и больше не встречался с ним. Но в шатре Эонвэ Сильмарили стали другими. Не совсем такими же, как были в Валиноре – слишком много горя и бед произошло с тех пор – но и не злосчастными пленниками в оковах. Они, казалось, отдыхали от пережитых испытаний, испуская нежные, еще не слишком яркие лучи. Маэдрос окунулся в этот свет, будто в теплую воду, и вдруг ощутил то спокойствие и умиротворенность, что испытывал в детстве – да и потом тоже – в присутствии матери. Ему казалось, что из глубины Камней на него смотрят мягкие, светло-карие глаза Нерданели, чуть грустные, но ласковые и ободряющие. «Мама», - позвал он мысленно и вдруг понял, что его слышат. Чувство это было мимолетным и вскоре ушло, но он был уверен, что это не было самообманом, и от этой уверенности на душе у него стало немного спокойнее. Он вышел из шатра, и свежий воздух быстро разогнал наваждение. Мама? Да, она осталась там… осталась с другими вернувшимися, с теми, кто не пошел за Феанаро. Она бросила их всех. Валар оказались для нее дороже мужа и детей. Даже сейчас, даже сейчас он в глубине души ждал, что она окажется на одном из кораблей – но ее не было. Мама… Не о ней надо вспоминать, а об отце! Об отце и клятве. Но воспоминание о взгляде матери притаилось в одном из самых скрытых уголков души. К большому удивлению братьев Эонвэ объявил им, что они могут смотреть на Сильмарили в любое время. Маэдрос усмехнулся, услышав это дозволение. - Быть может, нам будет разрешено и прикоснуться к нашим Камням? Взять их? – в самой глубине его насмешки вдруг мелькнула отчаянная надежда – а что если Эонвэ ответит «да» и можно будет исполнить Клятву без крови и раздора? Но Эонвэ лишь покачал головой. - Нет, Нельяфинвэ Феанарион. Не могу этого дозволить без разрешения Владык. Маэдрос сам согласился отправиться на суд Валар – и ему оставалось лишь промолчать. Вот и теперь он думал о Сильмарилях, таких близких – и таких недостижимых. Вокруг них нет стражи, можно просто подойти и взять, и объявить своими, и тогда Клятва будет исполнена. Нет, тогда нельзя было соглашаться на этот суд. Тогда нужно было взять их еще в Средиземье и бежать с ними, сокрыться в чащобе леса или в дальней пещере, в самом глубоком подземелье, где их никто бы не нашел и не отнял… Стоп. Кажется, кто-то уже скрывался в подземелье с Сильмарилями. Неужто он уподобляется Морготу? Да что же это такое, что за глупость он себе придумал! С кем себя сравнивает! Раскаяние, о котором говорили эти Валар в Валиноре и о котором говорят их слуги сейчас? Пустое слово! Пусть каются слабые! Зачем он только согласился с братом! Теперь им предстоят лишь унижения, а Клятва не будет исполнена и он уйдет в Вечную Тьму. Но слово надо держать и сейчас, а он дал слово прибыть в Валинор на суд. Планшир все же слегка треснул под хваткой руки – живой, не железной – и Маэдрос, круто обернувшись, ничего не сказав удивленному Маглору, быстро отправился в свою каюту, чтобы остаться в одиночестве.