О мертвецах и крысах

      Невозможно описать словами, как это — быть заточенным в Треугольнике Дьявола. Когда сначала задыхаешься от боли в раскаленной докрасна воде, корчишься в гримасах безмолвного крика, а затем всплываешь на поверхность, пытаешься сделать вдох… Все тщетно. Рот и нос как будто забиты глиной. Потому что не человек ты более, а лишь мертвец. Опозоренный и забытый, оставленный в чертовой ловушке и обреченный целую вечность беспомощно скалить изъеденные зубы...       В Треугольник сунулся очередной неудачливый корабль.       Салазар любил эти моменты — редкие, как бриллианты, и сладкие, как райский плод. Ему давно было плевать, убивает он пиратов или солдат под государственным флагом. Важен был лишь сам процесс — медленная, обстоятельная резня. Иногда приговоренных к смерти подвешивали вверх ногами, иногда запирали в трюме, а порой несчастные бывали просто и обыденно выпотрошены на месте…       … на этом корабле была ведьма. Темнокожая и дикая, она совершенно не боялась мертвецов. На приставленное к горлу лезвие лишь загадочно улыбнулась, обнажив почерневшие зубы:       — Какой прекрасный мужчина… Эх, как жаль, что я встретила тебя сейчас, а не сотню лет назад! Тогда бы мы…       — Довольно, ведьма, — Салазар махнул головой, убирая от лица колышущиеся волосы, — скажи… ты знаешь, как освободить меня и команду от жуткой участи?       — О, так ты пленен здесь, красавчик? — проворковала женщина, прикасаясь к Салазаровой груди, — и кто же оказался таким проворным?       Армандо скрипнул зубами.       — Джек… Джек Воробей. Теперь его называют так.       — Ах, Джек! — всплеснула руками ведьма, — а казался таким обходительным юношей… Таким стройным, мужественным, сексуальным…       Армандо сорвался:       — Во имя всех богов, заткнись! Просто сними проклятие, я не останусь в долгу.       Темнокожая женщина грустно покачала головой:       — В этом теле мои возможности весьма и весьма ограничены… я не могу выпустить тебя из древней ловушки Треугольника.       Салазар со злостью воткнул шпагу в палубу.       — Однако… я могу замкнуть проклятье. Создать условие, при котором сам пленитель вызволит тебя из клетки. Этот компас, — ведьма достала из кармана небольшую вещицу, — мне заложил сам Джек Воробей. Однажды он был так смертельно пьян, что рассказал мне историю… О том, как с помощью вот этого приспособления одержал победу над каким-то зазнавшимся испанцем. Как думаешь, кто это был?       — Джек… — прошипел Салазар, сжимая шпагу до хруста мертвых костей.       Ведьма сочувственно улыбнулась.       — Я наложу заклятие на компас и передам обратно Воробью. И, когда в следующий раз он заложит его, ты, милый, выйдешь на свободу…       — Согласен, — Армандо сухо кивнул, — я подожду.       — Прекрасно… — колдунья усмехнулась и протянула компас Салазару, — дотронься до него, красавчик, и назови чувство, которому посвящается это проклятие…       Армандо обернулся. Вся команда стояла вплотную за его спиной. Десятки доблестных солдат, погибших по вине командира…       — Ненависть, — слово вырвалось из уст мертвеца прозрачной птицей.

****

Долгие годы спустя.       — Саблю давай…       — Нет у меня сабли!       — Что за солдат без оружия?!       Мальчишка. Мелкий, пронырливый… Конечно, не такой умный, как Джек в его годы. Да и куда там — сын простого, как доска, Тернера и коварной, но непогрешимой Суонн…       — Я знаю, как спасти отца. Есть средство разбить то проклятие и освободить его от Голландца!       Конечно, подумал Джек. Освободить беднягу Тернера от проклятия языческой богини, тем самым нарушив мировой порядок… Дело заманчивое, но совершенно непривлекательное по материальной части. Древние загадки, предания… Он, Джек, уже давно все это перерос. Когда поднимал со дна свою ”Жемчужину”. Когда упустил шанс испить из источника молодости. Когда несколько раз умирал и возвращался с того света, каждый раз все крепче обнимаясь с безумием. А еще, когда доверившись морским байкам, он одержал свою первую победу, навсегда утратив…       — Чуть не забыл! Тебе просил передать весточку некий капитан Салазар.       Джек почти услышал, как в груди что-то неизвестное трещит по швам. Святые черти, мальчик, откуда ты знаешь эту историю, и какого дьявола…       — Знавал я одного испанца… — Джек отвернулся, дабы глаза не выдали переживаний, — звали его по-испански…       — El Matador Del Mar. Морской Мясник.       Давно не слыханное имя с прежней болью резануло в голове.       — Этот? — Джек через силу усмехнулся. — Нет-нет… Этот, по счастью, мертв. Очень-очень мертв! Сгинул с кораблем...       — И где, в Треугольнике?       Воробей замер, впиваясь ногтями в ладонь.       — Он идет за тобой, Джек, чтобы отомстить, с целой командой мертвецов!       Пират прикрыл глаза. В первые годы после случившегося… Как страшно он боялся подобной новости. Наверное, так же страшно, как надеялся ее услышать...       — Да нет, не верю, — пробормотал он, медленно оборачиваясь…       Не выдержал. Дернулся и подлетел к решетке, почти касаясь грязных прутьев лицом.       — А... что он сказал?

****

      Они столкнулись в узком коридоре посреди величественной толщи воды.       Разъяренный поток швыряет Воробья о скалы. Спина с глухим стуком ударяется о шершавые камни и болит… Болит! Вода отбирает дыхание, а водоросли напополам с булькающими мертвецами цепляются за ноги. Джек успевает лишь выдыхать, когда в очередной раз оказывается в тонком коридоре суши…       Все тщетно. Есть вещи, остающиеся неизменными даже спустя тридцать лет. Например, Джековы слабые колени и трясущиеся мокрые руки при виде Салазара. Есть вещи, изменившиеся до неузнаваемости. Например, почти истлевший, брызжащий черной слюной капитан “Немой Марии”. И, под конец, есть вещи, которые очень сложно принять. Например, осознание того, что у этого, вернувшегося из преисподни Армандо в глазах лишь непробиваемая, обжигающая холодом ненависть...       Джек больше не сопротивлялся. Плевать. Пусть делает все, что захочет. Когда-то давно лощеный капитан практически уничтожил молодого, преисполненного надеждой паренька... Затем сопливый пират с волшебным компасом обвел вокруг пальца Морского Убийцу. И вот теперь… Карты продолжают бить друг друга. Живой мертвец прикончит легендарного капитана Воробья, а тот и пальцем не пошевелит ради собственного спасения...       Надоело.

****

      Что я делаю. Господи. Что. Я. Делаю. Что я чуть не наделал… Господи!!!       Салазар задохнулся. Он как будто пробудился от жуткого, неумолимого сна, в котором он…       Совершенно бесстрастно убивал единственное дорогое, что было у него на этой земле.       Боль. К нему возвращалась боль… И это значило только одно: проклятие разрушено. Он превращается в человека. Армандо радостно вскричал, приветствуя давно забытые ощущения. Отовсюду из водяных стен выступали его верные солдаты, захлебывающиеся от ставшей неродной стихии…       А Джек опять куда-то сбегал, повиснув на толстой якорной цепи.       Солдаты встревожились: со смертью трезубца коридор посреди моря начал смыкаться. Салазар оглянулся. Он представил, что стоит перед двумя дверьми. За одной из них он оставался с командой, отважно погибая в морской пучине. А за другой — он предавал все: людей, собственную честь, убеждения — все ради того, чтобы просто еще раз прикоснуться к мальчишке…       Армандо стремглав бросился за удаляющимся якорем.

****

      Джек висел на цепи, глядя вниз.       Вот он… его Армандо. Его великолепный Салазар. Такой же, каким был тогда, в далеком портовом городе… Прекрасный. Прекрасный — и в той же степени смертоносный.       Джек видел, как мужчина ползет вверх, хватаясь за цепные звенья. Он понимал — матросы Жемчужины не поднимут якорь с таким количеством людей… И он помнил, каким диким огнем светились глаза Армандо во время их последней схватки.       Несмелые мечты в очередной раз обратились прахом. Салазар желает лишь убить его, Джека. И на пути к своей цели он не остановится. Прикончит и дочь Гектора, и мальчишку... Обречь на смерть молодых, не нюхавших жизни детей — либо собрать свою жалкую волю в кулак и наконец-то покончить с надеждами?! Джек понимал, что не осмелится и волоска отсечь с буйной испанской головы… но зато отлично знал, кто отрежет эту голову без малейших колебаний.       — Гектор! — закричал Воробей, сбрасывая Барбоссе шпагу.

****

      Все кончено. Плачет ничего не понимающая девочка, проявляет задатки мужества робеющий юноша… Команда отдает последнюю честь Гектору. Как удачно, мать его, что все отвлечены. И на него, на Джека Воробья, никто не смотрит... Никто не видит, как гуляют желваки, как подергиваются мышцы обычно беззаботного лица. Джек скорбит — скорбит так, как, наверное, редко кому приходится...       Проносятся дни — и вот уже немного постаревшая, но все такая же прекрасная Элизабет крепко обнимает вернувшегося Тернера. Джек едва не плачет, глядя в старую подзорную трубу. Такая вот жизнь: кто-то спасает любовь, пронесенную сквозь десятилетия, а кто-то раз за разом становится убийцей, выкраивая живые куски из собственного сердца...       — Какое тошнотворное зрелище...       — И куда пойдем, капитан?       Гибс ждет решений. Команда приветственно ликует. Джек вольно прохаживается по палубе, задирает голову, кладет руку на выстраданный годами штурвал…       И понимает, что отдал бы тысячу “Жемчужин” за короткий миг душераздирающего счастья.       Как будто в ответ на немую мольбу обезьяна Барбоссы притащила компас.