Живая Королева Мертвых

      Мрачный некрополь показался на горизонте. Затянутый густой непрозрачной вуалью тьмы, этот город был подобен разбухшему трупу какого-то исполинского чудища, пронзенного тысячами пик. Черные шпили поднимались из серой массы беспорядочной, готичной застройки, в этом архитектурном хаосе отдающей вульгарным декадансом и безвкусицей. Даже с такого расстояния в глаза бросалась грубейшая эклектика архитектурных стилей разных эпох, смешанных в самой невероятной последовательности.       Видимо, подземные могильные комплексы строились в разные времена разными людьми и нелюдями. Можно было разглядеть даже постройки вульгарного драконизма* с его монолитной помпезностью и позднеэльфийского декадизма**, характерного своими острыми формами, просторными пролетами и арками, аллюзиями на кабалистику в самой конфигурации сооружений. Многие здания пострадали в процессе своего "возрождения", некоторые пробили себе путь наверх прямо через фундаменты других, создавая уродливые проплешины руин, и это лишь усугубляло ощущение хаоса и гротеска.       Моргус был такимже некрополем, как и Птомаполь, даже названия были схожи содержательно, однако разница между ними была огромна. Птомаполь, столица всего королевства, представлял собой вечно гудящий и грохочущий тысячами мануфакторий, оживленный город, где трудовые армии мертвецов без конца молились и трудились.       Несколько десятков готических и романских храмов возвышались над Птомаполем, сияя начищенными золотыми крестами и сотни кирпичных труб кузниц, градирен и артелей коптили над городом небо, производя на свет орудия труда и войны. К и от города вереницами тянулись караваны обозов, привозящих на мануфактуры и в мастерские древесину, руду, кость и камень и увозя из города добротную сталь, ткани, поделки и книги.       Вечерами здесь слышны были незабываемые литургии, скрипки и органы, – отголоски богослужений и концертов светской музыки, а над городом разливалась теплая дымка закатных лучей, пробравшихся под Вуаль Тьмы и запутавшихся в дыму мануфактур. Все было наполнено какой-то благодатностью и надеждой, каким-то скрытым смыслом, дающим силы продолжать существование, давало уверенность в истинности того, что они делали. Это был город живых мертвецов.       Моргус же, будто в насмешку над ними являл собою один большой каменный курган, безжизненный гранитный могильник, подсвеченный лишь ядовито-зеленым светом и наполненный неупокоенной нежитью, рыскающей по узким, грязным переулкам. Окруженный снаружи высокой гранитной стеной, Моргус походил на какую-то клетку-крепость, в пробиться внутрь которой было также невозможно, как и покинуть её.       Беспорядочная каменная застройка, как и во всей известных мне некрополисах, являла собою не столько плод труда и архитектуры, сколько отображение сознания некроманта, возводившего её силой порабощенных демонов и вселенской Энтропии. Да, многие из этих зданий были построены в незапамятные времена неведомыми архитекторами. Однако то, что стояло там сейчас – это был лишь материальный отпечаток тех конструкций, вырванный из информационного поля.       Построившись острым клином, мы подняли на пиках багровые флаги Её Величества, шитые золотыми крестами по центру. Меня облачили в парадное геральдическое сюрко и шелковый плащ, заново оперили крылья шлема алыми перьями и оттерли сажу с лат – мы годами тренировались делать такие вещи на полном скаку и оруженосцы знали свое дело.       Некрополь стремительно приближался и я снова и снова продумывал возможные варианты развития событий.       По пути к городу мертвых мы встретили несколько неприкаянных вурдалаков и упырей, сбившихся в стаи и рыскающих по иссушенным пустошам, однако грохот копыт и мрачный блеск наших доспехов отпугивали их.       На стенах города, выстроенных бессистемно и не защищенных ни башнями, ни бастионами я различил темные силуэты дозорных, тревожно рыскающих вдоль каменных зубцов. Нас заметили уже давно и Некромант уже готов нас принять, будь то радушно или в штыки.       Мы приблизились к плотно запертым главным вратам города. Остановились. Со стен на нас злобно взирали одержимые, рекурсивные мертвецы, вооруженные самострелами, луками и дротиками. Две прямоугольных надвратных башни неприветливо оглядывали нас вертикальными проемами амбразур, предупреждая любое наше поползновение в сторону врат.       Я протрубил в рог приветствие, и трубный глас подхватили все мои командиры, заставив нежить на стенах содрогнуться. Где-то минуту ничего не происходило, однако вдруг из-за стен донесся ответный трубный глас и врата приоткрылись. Из образовавшегося проема на рогатой, неестественно одутловатой мертвой лошади в сизо-зеленой попоне поверх кольчуги, выехало что-то угрюмое, мрачное и гротескное, облаченное в кольчужные одежды и цветастые шелковые ткани.       Со стены донесся высокий голос глашатая:       – Приветствуйте герцога Торлофа Ужасного, герольда Смерти, повелевающего червями, благословленного мертвящей Луною, принца Разложения и приемника Гнили, голоса самого великого и ужасного Некроманта Бальтера Мертволикого, Оскверняющего могилы, Порочащего Мироздание, Возлюбленного Тьмы, Несущего Ночь, Гасящего Звезды, Короля Червей и Князя Разложения, того, кто своим величием затмевает Луну, а своей волею возвращает к жизни мертвецов, Повелителя несметных полчищ нежити и орд мертвецов, легиона демонов и безраздельного правителя Моргуса!       По рядам рыцарей прошелся смешливый ропот – сейчас очень по-человечески было бы рассмеяться такому тщеславию Некроманта и его приближенных и рыцари таким образом отдавали дань своей королеве.       – Я –Герр Людвик вон Кугелькранк, магистр ордена Мертвой Розы, кавалер ордена Железного креста, сенешаль Королевства мертвецов, карающая длань Её величества, – я попытался перечислить все те титулы, которыми меня когда-то именовали в шутку или всерьез. – Губитель Драконид, Копье Судьбы, Багровый Резчик, Гранитное Сердце и Судьбоносная Длань. Командующий армиями лучезарной Королевы Мертвых, Подчинившей Себе живых и мертвых, Затмевающей Небесные светила, Изгоняющей Демонов, Повергающей Тьму, Дающей Жизнь мертвецам.       Я – уста Той, что грядет. Той, к чьим ногам мертвые легионы возложат целый мир, по чьему слову зажигают звезды и стирают в пыль империи. Я – воплощение Её непреклонной воли и Её судьбоносная длань. Я – весть Её мудрости и я предлагаю вам выбор – услышать желание Королевы Мертвых и подчиниться или погибнуть.       – Если ваше королевство столь сильно, то почему вы просите переговоров? – низким, двоящимся голосом просипел Торлоф, чего лица было не разглядеть под грязными шелками и золоченой кольчугой.       – Я не разговариваю с кучей лохмотьев, вроде тебя, плебей. Я пришел не просить аудиенции, а предложить твоему повелителю великую милость нашей светозарной Королевы в обмен на его лояльность. В противном случае, на третье полнолуние, наши легионы воспоют "Аве Императрикс" на руинах этого города. Веди меня к своему господину, ничтожество!       Груда шелков вздыбилась, рогатая лошадь всхрапнула, забив копытом, в одутловатых, кривых руках герольда появился тяжелый матово-черный двуручный меч, пусть и неудобный для конного боя, однако весьма устрашающий и пригодный для использования в качестве короткого копья. Воздух между нами натянулся до предела, рыцари позади меня опустили пики, целя в самое сердце потенциального агрессора, а лошади будто наэлектризовались.       – Опусти оружие, сын мой. Пусть предводитель этих наглецов войдет, – громом раскатился над вратами гулкий, тяжелый голос, исходящий сразу отовсюду. Этим классическим приемом пользовались все, кто хоть что-то смыслил в магии.       – Да, господин, – покорно кивнула груда шелка и кольчуг, опуская оружие. – Герр Людвик, следуй за мною.       И мы двинулись через едва приоткрытые врата во чрево города мертвецов. Даже приблизившись на расстояние удара меча, я так и не смог разглядеть в Торлофе Ужасном какого-то цельного, четко очерченного тела – казалось весь он состоит из постоянно движущихся под слоями шелка и кольчуг лоскутков бугристой плоти.       За вратами нас встретили мертвецы с палицами, крюками и короткими пиками. Один, выделенный по какому-то особому признаку, имел ржавую алебарду, металлический шлем и нагрудник. Несколько гулей с булыжниками в руках пялились на меня сверху, готовясь швырнуть свое разрушительное оружие, однако Торлоф грозно рыкнул на них, заставив убраться обратно за зубцы.       Скелет с алебардой попытался грубо разоружить меня,подойдя сбоку и пытаясь схватиться за закрепленное на попоне кавалерийское копье, однако моя верная лошадь, словно молния, развернулась на месте и, встав на дыбы, вмяла этого скелета в землю, дробя кости и ломая низкопробную сталь нагрудника своей массой и силой удара. Остальные мертвецы оживились и набросились со всех сторон, пытаясь зацепить крюками или сломать палицами ноги лошади.       Я, действуя инстинктивно, выхватил из ножен свой булатный клинок и, выгибаясь в седле, словно заправский джигит, принялся рубить направо и налево, срубая древки крюков и вил, выбивая из рук палицы или отрубая сами руки. Лошадь в несколько прыжков выходила из окружения, увертываясь от падающих валунов и раздавая копытами направо и налево, лягаясь и брыкаясь, и менее чем через минуту почти две дюжины скелетов вокруг были обезоружены либо выведены из строя.       Кольцо окружения распалось, и я остался стоять лицом к лицу с Торлофом Ужасным, мрачно взирающим на меня из-под своих одежд. Глаза его буйволообразной лошади сочились странной рвотно-зеленой жидкостью, капавшей на землю с шипением.       – Не лучшее первое впечатление ты о себе оставляешь, как для дипломата, – прогудел он.       – Я всегда был воином. Дипломатия – удел лжецов и слабых духом.       – Ты недооцениваешь её. Она – всего лишь инструмент для... – начал герольд.       – Самовозвышения? – вклинился я, перебивая Торлофа. – Все политические игры затеиваются лишь для этого, разве нет? Всё это возлагается на алтарь самого себя.       – Но не с дипломатической миссией ли ты здесь?– снова загудела груда шелков и кольчуг. Его лошадь ударила копытом, всхрапнув.       – Я здесь для того, чтобы узнать друзья вы нам или враги и донести волю своей Королевы.       – Ты думаешь, это не дипломатия?       Я промолчал в ответ, убирая оружие в ножны.       – Тогда будь так добр – сдай оружие и выполняй свою дипломатическую миссию, – я снова смолчал и груда оживилась. – Или ты предпочтешь решить все здесь и сейчас?       Только сейчас я заметил, какое невообразимое напряжение возникло между нашими лошадьми. Они, напрягшись до предела, смотрели друг другу в глазницы неотрывно, люто и злобно, исходя непередаваемой ненавистью, будто материя и антиматерия. В руках Торлофа появилась толстая кавалерийская пика – слишком толстая для человека, даже для мертвеца, а его клинок заискрил чернотой прямо из ножен.       Мои пальцы под латными рукавицами коснулись древка кавалерийского копья, обвили и сжали его. Страсть пронзить насквозь эту грязную массу тряпья и металла жгла меня сильнее огня. Я вынул копье из крюков и... С силой бросил оземь. У меня была здесь совершенно другая цель.       – Веди меня к своему повелителю, – выдохнул я, отдавая подскочившему мертвецу свои меч, щит и стилет. Взглянув на мои тяжелые латные перчатки, герольд кивнул одному из неповрежденных скелетов, и тот стянул с меня и их. К тому же, меня вынудили спешиться и в процессе усмирения моей лошади мертвецы потеряли еще троих – я не стал ей мешать растаптывать бренные останки, однако мы с ней понимали важность возложенной на нас миссии, и кобыла быстро присмирев, закусила удила.       К счастью, Торлоф Ужасный отнесся к этим разрушениям с нездоровым задором. А в конце и сам натравил на меня безоружного тройку мускулистых упырей, и мне пришлось, рискуя костями рук, проваливать их тугие черепа латами локтей и предплечий, бросать их оземь и выламывать конечности из суставов.       Когда с ними было покончено, герольд, наконец повел меня к некроманту сетью беспорядочных улиц и скверов, зажатых между строениями разномастных архитектурных стилей, часто совершенно не пригодных для обороны и городского боя. Основательно выглядели только драконические и монументичные*** часовни и крипты. Тем более что вульгарный драконизм, унаследовавший от экзальтированного формы и углы, изначально рассчитывался на ведение долгой оборонительной войны.       Изнутри город больше походил на какую-то архитектурную свалку. На углах улиц сидели избитые жизнью мертвецы, из окон и амбразур доносились рычания и стоны, а по грязным, укрытых пылью мостовым шагали нестройные патрули, больше похожие на загоны партизан – полуголые, вооруженные чем попало, сгорбленные и чумазые. Мне, почему-то, вспомнились лозунги, висящие на стене каждой мануфактории:

Закончил смену – сходи на речку

      Мы взбирались все выше по каменным брусчаткам и земляным дорожкам, приближаясь к мрачной громадине Гранитного Замка. Торлоф был молчалив и я не собирался ему в этом мешать. Какая-то безумная нежить пару раз набрасывалась на нас, выскакивая из окон и из-за углов, однако герольд не щадил никого, презрительно изрубая в клочья. Это почти полностью описывало положение дел в Моргусе – огромная масса обезумевших мертвецов, сконцентрированная внутри городской застройки и экзальтированный тиран, задающий этой массе градиент движения. Эти мертвецы были малоуправляемы и скорее походили на какую-то орду дворовой басоты и буйных психов. И уличные стычки, нападения на дворянство были здесь обычным делом.       – Какими грязными методами вы пользуетесь, некроманты, – негодовал я, идя рядом с его лошадью. – Вы не можете добиться лояльности даже своего народа и содержите их, как диких зверей...       – Нам не нужна их лояльность. Это всего лишь неживая масса, пригодная, чтобы опустошать и разорять. Их страдания и лояльность нам совершенно безразличны – когда это понадобиться, они будут сражаться.       – С такими методами вы недолго продержитесь. И не удивляйтесь, если ваша цитадель окажется вдруг осажденной вашим же народом.       – Народом!? – Взревел Торлоф, указуя клинком на бьющегося головой о стену рекурсивного скелета, стоящего поодаль. – Ты, Багрвый Резчик, называешь это народом!? Это сброд одержимой костной массы, толпы уродливых мертвяков, способных лишь на насилие и беспорядочное разрушение. Боль – единственное, что понимают эти ничтожества.       – Причины твоих убеждений понятны. Однако поверишь ли ты, что когда-то давно я был таким же безмозглым мертвецом, иступленной нежитью, рекурсивной и одержимой машиной разрушения. А сейчас я генерал самой Королевы Мертвых и магистр рыцарского ордена. Лютнист и поэт по совместительству, благочестивый верующий и добровольный слуга Её Величества. Все благодаря Ей и Богу, – отозвался я, манерно отвешивая Торлофу поклон.       Герольд лишь что-то безразлично пробормотал под своими кольчугами.       Спустя несколько минут, мы вошли во врата цитадели. Стены были построены из серого гранита и изрезаны жутковатой вязью каких-то каббалистических символов. Над прямоугольными зубчатыми башнями развивались черные и темно-зеленые флаги, больше похожие на ленты гнили. Их прорезали фиолетовые и золотые глифы, от вида которых мне резало глазницы.       Вдоль зубцов десятками стояли арбалетчики и латники в геральдических кольчугах с готическими или башенными щитами в руках. Замковая стража очень резко контрастировала с городской.       Над вратами филигранно выполненные морды отвратительных демонов скрывали отверстия для масла и смолы.Десятки амбразур полностью простреливали участок перед вратами, а сам полукруглый проем закрывался двумя толстыми, тяжелыми решетками и тяжелыми створками, оббитыми бронзой.       Когда мы вошли во врата, нас встретило широкое полукольцо алебардщиков и группа латаных конников, держащихся поодаль в замковом дворе. Я чувствовал, как в спину дышат стрелки и, наверное, пара баллист. Впереди, у самых врат в замок, на ступенчатом марше, пятью шеренгами стояли крепко сбитые драугры-латники – с булавами, шарами на цепи и широкими тесаками.       Герольд подал знак, и алебардщики расступились, отдавая ему честь. Также поступили и латники, когда мы подошли к ним. Двое из них отворили перед нами врата, и я очутился в высоком зале, больше напоминавшем внутренность какого-то готического собора. Два широких, мрачных нефа полускрытые лесом составных колонн высокой аркады тянулись вперед идеальными сходящимися прямыми. На местах световых окон висели мрачные гобелены и портреты богомерзких существ, оформленные как иконы. Вдоль стен крались оживленные силой магии каменные горгульи, которыми управляли демоны.       Верхний ряд световых окон был заменен шеренгами гротескных скульптур, изображавших демонических принцепсов и языческих божеств. Молох, Геката, Шуб-Ниггурат, Аид, Анубис, Шинегамэ, Белиал, Дагон, Мелькор и Кронос,– те немногие, кого ему удалось узнать из более чем пятидесяти статуй.       Сетчатый свод сходился над головою, словно погребальный саван, а изобильная отвратительно-реалистичная лепнина вдоль стен и арок как-то ненавязчиво подталкивали взгляд к центру зала, где на высоком золотом троне восседало нечто мрачное и угрюмое. Нечто черное, что было чернее ночи.       Нечто, что сегодня будет играть по моим правилам.