Vancouver Sleep Clinic — Collapse
В школе на Чонгука теперь даже не смотрят. Он идет по коридорам, но его там как будто бы нет. Никто не кидает на него взглядов, не раздаются смешки вокруг, никто не кидается бумажками. Чонгук очень-очень счастлив. Его сердце трепещет и заходится вдохами-выдохами при мысли о том, что его, наконец-то, оставили в покое. И все благодаря Юнги. Теперь, наконец-то, Чонгук может не спешить выбежать из школы незаметно, может не пытаться сдержать слезы, когда в затылок прилетает очередной клочок бумажки с надписями «бесполезный» или «ты никому не нужен» на нем. От этого у Чонгука чуть ли не улыбка до ушей и кажется, что еще чуть-чуть и из волос вылезут распустившиеся, яркие цветы. Чонгуку становится не так весело неделю спустя, когда от одиночества хочется на этих самых цветах повеситься. Отношения с Юнги оставались все такими же странными — напряженными и неловкими. Юнги больше не прожигал Чонгука так ненавистно, а младший старался на брата вообще не смотреть. Руки все время чесались от желания утонуть в таких теплых объятиях старшего, но ноги оставались на месте.***
Чонгук стал пропадать после школы. С того «судьбоносного» дня прошло около двух лет, отношения братьев вернулись обратно к холодному нейтралитету; оба без слов решили игнорировать их порыв теплых чувств и продолжать жить так, как было удобно. Вот только почему-то последние две недели Чон возвращался из школы поздно как тогда, когда его избивали. И Юнги волновался. Проблема была в том, что старший аккуратно проверил и никаких синяков или царапин на Чонгуке не было, да и возвращался он с улыбкой на лице, а не почти плачущий. А потом младший привел домой девочку. Он представил ее Ю Саей и у нее были покрашенные в нежно-коричневый прямые волосы и большие карие глаза. Чонгук дарил ей цветы, что находил по дороге в школу или домой, держался с ней за ручку, и они вместе делали домашку. Сая была новенькой в их школе, и она была первая, кто решил заговорить с Чоном не смотря на одноклассников. Вот только Сая одним своим видом заставляла Юнги плеваться ядом, хмуриться и громко хлопать дверью их комнаты, оставляя их наедине. Куки, к слову, чувствовал раздражение хозяина и не позволял девочке себя погладить, из-за чего та расстраивалась, и Чонгук ее обнимал, доводя Юнги до белого каления и чешущихся от желания подраться рук. В итоге из дома стал пропадать Юнги. Чонгук, смотрящий по ночам на пустующую холодную кровать напротив, вздыхал и отворачивался к стене, прижимая к груди старую футболку-ночнушку Юнги, из которой младший вырос.***
— Юнги? — Чона разбудил грохот упавших со стола книг, и он вскинулся на кровати, потирая глаза и пытаясь сфокусироваться на слегка шатающейся фигуре. Предполагаемый Юнги прохрипел что-то невразумительное, откидывая тяжелые армейские ботинки к стенке и падая на кровать. Чонгук встал, зажигая свет, от чего старший недовольно простонал. — О господи, Юнги-хён! — воскликнул Чонгук, замечая разбитые, кровоточащие костяшки Мина и спутанные грязные, испачканные в крови волосы. Чон подбежал к брату, приседая на колени и аккуратно беря ладонь старшего. Тот недовольно посмотрел на него, стараясь отнять свою руку, на что Чонгук сжал его запястье, удерживая на месте. — Подожди, я принесу аптечку, — сорвался с места младший, скрываясь за дверью их комнаты. Юнги проворчал что-то нелестное, но сел на кровати, потирая затылок. Голова гудела и раскалывалась, и каждое движение отдавалось в ней стуком. Дверь скрипнула, открываясь, и уставший взгляд Мина сфокусировался на застывшем в дверном проходе младшем. Черные встрепанные ото сна волосы, падающие спутанными прядями на лоб, распахнутые от волнения глаза, приоткрытые от, видимо, быстрого бега красные губы, что он продолжал облизывать, пытаясь поймать воздух, и неловкое подростковое тело в растянутой белой футболке. Юнги отвел взгляд от красиво очерченных ключиц когда младший, наконец, встряхнул головой, подходя ближе и приземляясь перед ним на колени, заставляя Мина дрогнуть бровью и слегка напрячься. Чонгук же пытался выкинуть из головы сидящего на кровати Юнги. Младший честно не подозревал, что темные от недосыпа синяки под глазами и испачканные в крови белые волосы старшего могут выглядеть…так. Он вообще не думал, что Юнги может выглядеть…так. Как Чонгук так и не понял. Пальцы Чонгука слегка подрагивали, придерживая ладонь старшего и вытирая с них кровь и грязь, аккуратно смазывая мазью и оборачивая бинтами, игнорируя периодическое шипение Юнги. А потом случилось то, что слегка пошатнуло мир старшего. Чонгук аккуратно поднес его ладони к лицу и оставил поцелуй на обернутых в бинт костяшках, поднимая взгляд на Мина. — Мама всегда целовала, когда болело, чтобы прошло быстрее, — щеки Чона покраснели от неловкости, и он встал на заплетающихся ногах, кладя аптечку на стол и садясь на свою кровать, продолжая держать взгляд с Юнги. Сердце старшего совсем запуталось и болело. Чонгук потянулся к выключателю, прячась в темноте. — Спокойной ночи, Юнги-хён, — почти прошептал младший, заворачиваясь в одеяло. — Спокойной, — прохрипел Мин, скидывая зеленую куртку на пол и засыпая прям так — в джинсах и футболке.***
Хуже всего было то, что Юнги не мог никому сказать. А еще он боялся верить тому, что с ним происходило. В конце концов, Чонгук его младший брат. Хоть и приемный. Но ведь все факты говорили об этом, а Юнги ненавидел себе врать. Хотелось бы верить, что Чонгук тоже…ненормальный. Такой же, как Мин. Вот только верится с трудом. Чонгук, конечно, странный и ведет себя подозрительно, и от остальных мальчишек отличается, но все же. Он достаточно нормальный, чтобы приводить домой эту Саю и дарить ей цветочки. А еще спрашивать у Юнги, как надо целовать девочек. Юнги бесился, язвил и говорил, что Чонгуку это не зачем и вообще он еще маленький. А когда тот настаивал, то закипал и говорил, что Чонгук и сам как девочка, так что ему знать лучше. Чон поджимал губы, смотря в глаза старшего этим своим «чонгуковским» взглядом и уходил из комнаты, оставляя Мина с неприятным от сказанного осадком в комнате со своими демонами. Признаться Чонгуку, что сам он девочек перестал целовать в 17 лет, было выше его сил.