Первый корабль в Валинор

Ночью верещали цикады, им помогали древесные лягушки. Парочка устроилась как раз на деревянной ставне кухонного окна. Потом небо посветлело, и начался новый, пустой и томительный, день. Купание, завтрак и бдение у окошка на море. - Нельо, я даже рад, что с нами здесь нет Турко и Морьо. Они с детства совсем не выносили неволи. Маэдрос горько усмехнулся: - Мне пришла в голову дурацкая мысль: в подземном каземате сидеть было бы легче. Там нет ничего, кроме окружающей мерзости. А тут видишь ветку яблони в шаге от себя – и не можешь дотронуться. - Может случиться, что нас тут продержат очень долго. - Тогда стоит попросить бумаги и красок мне и флейту тебе. Надеюсь, не откажут. Ансилмо, снова принеся корзинку с едой, задержался на кухне. - Нельяфинвэ, моя жена Эленмирэ приехала сюда и хотела бы с тобой поговорить об ее отце и брате. Руссандол взглянул на ваниа холодно: - Сперва узнай у того, кто назначил тебя стражником, дозволено ли кому-то говорить с нами. И нам с кем-то. Ансилмо был удивлен: - Стражу назначили Эонвэ и король Арафинвэ. Я знаю только, что вам запрещено покидать этот дом. Про беседы с кем-то не было сказано ни слова. И… ведь со мной вы разговариваете! Лучнику Войны Гнева были непонятны многочисленные условности, которыми обставляли свою жизнь Феанарионы. Он воевал. Защищался и убивал. Спасал и охранял спасенных. Выполнял команды, чтобы лучше защищать и спасать. Кому повредит короткая беседа печалящейся о родичах? - Если мы согласимся поговорить с твоей женой, мы не сможем отказать и другим, которые захотят того же. А их может оказаться много. И не со всеми мы хотели бы сейчас говорить. Но придется, если мы побеседуем с Эленмирэ. - Почему? Кто может вас принудить к нежеланной беседе? - Есть такие. В том числе и мы сами, потому что будем обязаны отвечать многим и многим… если так сложится. - Я чувствую, что взвалил на себя непосильное дело, согласившись стоять тут в карауле. Вы… совершенно чужие для Амана! Ваниа вышел, хлопнув входной дверью и с силой вогнав в скобы засов. «Он сказал нечто очень важное». «Видимо, он догадался раньше Арафинвэ». Вернуть себя в прежнее безразлично-расслабленное состояние не удавалось, а заняться было категорически нечем. С Макалаурэ случилось именно то, чего так не хотелось старшему: Певец принялся торопливо ходить из комнаты в комнату. - Кано, ты намотал, наверное, полдороги от Врат до Холмов. Пожалей ногу. Макалаурэ, словно опомнившись, сел у кухонного окна. И тут на дорожке сада появилась черноволосая нис. Руссандол не успел нырнуть в глубину дома и вынужден был поздороваться кивком. Нолдэ на мгновение замерла, словно натолкнулась на прозрачную стену. Но потом все же подошла к окну. - Каким ты стал, Нельяфинвэ… - Каким, Эленмирэ? Страшным? - Можно сказать и так… Как молния во мраке. Угрожаешь ослепить. - Ты пришла спросить об отце и брате? Не порадую тебя. Элендо встал под знамя моего брата Туркафинвэ. Он славно дрался, когда мы очищали берег. И вместе с Турко совершил головокружительный рейд через горы, когда наша конница обрушилась в тыл врага и разметала осаду прибрежных городов. Элендо в том сражении был среди лучших. И потом успешно командовал сотней конных стрелков. Гибель настигла его, когда его отряд преследовал небольшую орду, вторгшуюся в землю, называемую Димбар. Он пал от случайной стрелы. Нис слушала, опустив голову. - А мой брат Эленнаро? - Он тоже выбрал себе кано Туркафинвэ и был воином в крепости Аркалондэ. Эта крепость стерегла узкий проход на границе между нашими землями и владениями Моринготто. Когда бесчисленные орды разных чудовищ хлынули из вражеской цитадели, Эленнаро остался с теми, кто взялся до последнего держать оборону. Когда мы вернули себе Аркалондэ и стали восстанавливать укрепления, то под развалинами башни нашли шлем твоего брата… и обгорелые кости. Эленмирэ некоторое время стояла молча и глядя в землю. Потом подняла твердый и ясный взгляд: - Спасибо, Нельяфинвэ. Вижу, что пламя твое может и согреть. Я буду ждать отца и брата. - Надеюсь, скоро ты их увидишь, раз корабли снова пересекают Море Разлуки. Нис вдруг подошла к самой стене: - Дай мне руку, Нельяфинвэ. Хочу вспомнить, как ты и Эленнаро устраивали для меня качели… Макалаурэ, сидевший у печки, заметил, как брат нервно сжал губы, но все же просунул руку между завитками решетки. Эленмирэ крепко стиснула его ладонь. - Ансилмо сказал, что и Канафинвэ здесь. Макалаурэ поднялся и тоже подал нолдэ руку. - Когда… все кончится, я буду ждать вас в гости, мои принцы. Она повернулась и пошла к калитке. Руссандол упал на табурет и запустил пальцы себе в волосы. Лицо его болезненно побледнело, и оттого упавшая на лоб прядь показалась совсем красной. - Нельо… Тот сильно потер себе ладонью щеку и взглянул на брата потемневшими глазами. - Нельо, да что с тобой! - Там, в Ангамандо… тоже просовывали руки в решетку, когда прощались с идущими на казнь. А орки били по рукам ножнами или плетьми. Мы быстро научились подставлять под удар кандальный браслет. Макалаурэ положил руку ему на плечо. Руссандол дернул уголком губ: - На корабле Моринготто сказал, что Ангамандо останется внутри меня хоть в Валиноре, хоть в Мандосе. Он прав – мы ведь ничего не забываем. Там, в тюрьме мы могли перековать боль в ненависть. Здесь… - Найти бы какое-нибудь занятие себе, а, Нельо? А то ведь сами себя сгрызем, без помощи ангамандской твари. - Я, кажется, уже нашел. Маэдрос взял из остывшей печки уголек и принялся черкать им по стене кухни. Появилась неровная зубчатка дальних гор, скрученные косы облаков над ней… Всадник остановился, обдумывая свой дальнейший путь. Поворот головы был плавным, ненапряженным. Колено отошло от крыла седла. Конь пытался угадать, куда его сейчас направят: навострил уши и тоже повернул голову к горам. Ветер дул как раз от гор, ероша гриву коня и раздувая прядку волос, выбившуюся из кос всадника. Руссандол вытащил еще один уголек и старательно передал узор вышивки на плаще всадника. Потом уточнил чеканку бляшек на паперси. Только вот лицо всадника все еще оставалось едва намеченным. Прямые лучи ушли из кухонного окна. Потом свет стал все мягче, богаче оранжевыми и охристыми оттенками. Маэдрос все продолжал подправлять детали пейзажа, одежды и оружия всадника, не спеша прорисовать лицо. Так и не закончил, пока не стемнело. - Нельо, ужин отменяется в связи с приливом вдохновения? Старший, наконец, выбросил очередной совсем сточившийся уголек в окно и пошел мыть руки. Утром Ансилмо вошел в дом решительным шагом воина. - Сейчас вас посетят целительницы. Поторопитесь позавтракать. За два часа до полудня за вами приедут, чтобы отвезти в Тирион. - В Тирион?! – Макалаурэ встал из-за стола. - Перевязка нам не нужна, - чуть повернув голову, бросил Руссандол. - Это решать целительницам. Перед поездкой переоденьтесь, - стражник положил на скамью тугую кожаную сумку. Хлеб и сливовое варенье в горшочке были еще теплыми. - Подожди разжигать печь, - Маэдрос вытащил несколько вчерашних угольков. Пока Певец ставил кипятиться воду, Руссандол некоторое время смотрел на свой рисунок. Потом принялся за лицо всадника. Макалаурэ с самого начала видел, что брат изображал Финдекано. Теперь он быстрыми штрихами заканчивал рисунок. Отошел, вытер пальцы тряпкой, остатки угольков выбросил в окно. Нолофинвион смотрел на двоюродных братьев весело, но испытующе: «Я прошел свой путь до конца. Как вы пройдете свой?». Развязав сумку и вытащив светло-синюю рубашку, Канафинвэ замер: - Нельо… Ведь это наши вещи. Из дому… «И хорошо, что мама передала их через стражу. Говорить с ней сквозь решетку…». «Конечно, Нельо. И мы это наденем. Все должно сгореть внутри». У садовой калитки Феанарионов ждала крытая повозка. Такие запрягали, чтобы ехать далеко и надолго или перевозить маленьких детей и раненых. Руссандол мимоходом похлопал по шее гнедого коня. Тот одобрительно фыркнул и схватил Феанариона за рукав. - Бери, - Маэдрос подал на ладони кусок хлеба, намазанный вареньем. Вороной напарник гнедого тоже потянулся, сдвигая повозку, и получил коричневый леденец. Повозкой, конечно, никто править не собирался. Шестеро стражников сидели верхами без седел. «С мечами, но без стремян». «А кого они тут могут встретить?». В повозке, как и всегда, были два длинных ларя, покрытых тюфяками: хочешь – сиди, хочешь – приляг. Кони потащили необременительную для них тяжесть легкой рысцой. «Одно радует: отсутствие поблизости Моринготто. Но почему в Тирион, Нельо? Вряд ли король Арафинвэ уже вернулся в Аман». «Узнаем». За окошками из небьющегося стекла проплывали дома окраины. Как и прежде, сушилась на вешалах рыба. Во дворах выбрасывали тонкие струйки разнообразные фонтанчики. Только сады стали пышней и богаче. Почти от каждой калитки к дому вела обвитая виноградом пергола. Кроме прежних мальв и георгинов, цвели страстоцветы. «Глянь, Нельо, колокольчики-переливники*. Когда мы уходили, они и в Тирионе были редкостью». Город кончился, потом скрылись и сады. Но и лес между Пелорами и Морем изменился. Клены, ясени, зацветающие липы потеснили березы и осины, а сосны загнали высоко на склоны. По сторонам дороги росли абрикосовые деревья, уже увешанные зеленой завязью. Когда Анар прошел половину послеполуденного пути, повозка остановилась на нешироком лугу. Коней отпрягли, и они пошли к каменному корыту, в который водопадом стекал кипучий родник. Ансилмо открыл дверцу повозки: - Погуляйте. Но не дальше кустов и вон той беседки. Сейчас будет обед. Феанарионы не пошли в беседку, где расположились стражники. Взяли блюдо с хлебом, маслом и виноградом и сели на каменные ступени у родника. Вода беспечально бормотала, кони похрустывали травой. Вдруг гнедой и вороной одновременно насторожились и пошли к повозке. Маэдрос оставил блюдо на камнях и вместе с братом забрался на сиденье. Кто-то закрыл за ними дверцу. Повозка чуть подпрыгивала на мощенке, за окном сгущались сумерки. На побережье день заканчивался куда раньше, чем в Валиноре. Вторую остановку сделали уже в полной темноте – во дворе небольшого домика. Четыре окошка светились голубым и золотым, но никто не встретил на пороге. - Ужинать и спать, - распорядился ваниа. – Выезжаем с рассветом. Дыню будете? - Да. - И как долго собираетесь питаться хлебом и зеленью? - Долго. Примерно до поздних яблок, - уточнил Макалаурэ. Окно в спальне было застеклено, а дверь чем-то приперли снаружи. «Сейчас возьмем и убежим. Окно-то открывается изнутри». «Наконец наша стража решила выполнять приказ буквально. Надеюсь, никто не будет оттаптывать себе ноги, торча в саду в виде часового. Ложись, Кано. Меня что-то растрясло, надо дать отдых моим ребрам и твоей ноге». Выехали не только в сумерках, но еще и сквозь пахнущий недалеким Морем туман. Когда белые волны начали подниматься, превращаясь в облака, горные склоны отступили далеко от дороги. Рассветные лучи протянули тени всадников далеко вперед. - Калакирия, - тихо произнес Макалаурэ. Все же доехать до Тириона без отдыха было невозможно. Снова остановились возле дома для путешествующих. Феанарионы умывались у фонтана в виде трех цветков. Формой цветы подражали львиному зеву, и лепестки их по красному граниту были инкрустированы желтыми и оранжевыми сердоликами. - Знакомое место, а, Кано? - Еще бы нет! – Макалаурэ щепкой поскреб валун в конце водослива. Из-под мха появилась глубоко и надежно процарапанная надпись «Ириссэ – сорока!». - Творчество Амбаруссар. До сих пор сохранилась. Стражник принес теплую молочную кашу и изюм. Маэдрос глянул на миску – и отодвинул. - Ты что, Старший?! - Ничего. К вечеру пройдет. Да не впадай в панику, не первый раз. Успокоиться надо. А ты ешь. - Теперь тоже не могу. Вечером будем в Тирионе… *Вейгела. Своеобразный цветок. Расцветает золотисто-желтым, постепенно наливается алым, а увядает красно-пурпурным. В лиловых сумерках повозка остановилась у королевского дома. В доме было пусто. Эарвен, скорее всего, ожидала мужа и детей в Альквалондэ – Феанарионы не стали расспрашивать своих стражей. Их отвели в западное крыло и заперли за ними внутренние двери. В распоряжении братьев оказались две комнаты, открытая терраса и небольшой сад, окруженный высокой каменной стеной. Садик этот был им мало знаком – в нем королева Индис старалась приучить к земле Туны растения из отдаленных мест Амана. Почти все, путешествующие по неисследованным окраинам, считали своим долгом дарить королеве растительные диковинки. Один из первых подарков был от Нерданели Махтаниэн и ее отца. Собственно, и забор построили для того, чтобы не забрели сюда чей-нибудь ручной олень или любопытный щенок и не попортили клумбы. Сад был ухоженным: земля взрыхлена, мягкие цветоножки подвязаны к колышкам. Но сами растения выглядели равнодушными и ушедшими в себя. Видимо, за ними ухаживают не ради них самих, а чтобы сделать приятное королеве. Нельяфинвэ походил по предоставленному им жилищу, разыскал пару книг – обе о садоводстве. - А здесь ведь давно никто не живет, Кано. Все прибрано – да так и застыло в окончательном порядке. - Индис забросила свои цветы? - Надолго. Наверное, на сотни лет. Мысль обоим показалась неприятной. Почему-то вера в незыблемое постоянство Валинора давала им необъяснимое успокоение и надежду на что-то хорошее впереди. Дразнилка Амбаруссар, серебряные шарики в фонтанах – все как прежде. Но сумерки Внешних земель накрыли Тирион, в небе загорелись звезды – такие же, как над Химрингом. А на деревьях оказались развешаны светящиеся кристаллы разных цветов. - Интересно, почему нас заперли именно тут? - А куда еще можно в Тирионе запереть заключенных? – усмехнулся Руссандол. – В подвал? Представь себе: сидим мы на бочке в обществе копченых колбас и соленых овощей… - Зарывшись в солому и накрывшись травяными циновками от холода… Кстати, Нельо, кроватей в этих комнатах не обнаружено. Есть диванчик, годный чтоб сидеть на нем и смотреть в сад. Лечь – даже мне коротковат. А твои ноги будут висеть по колени. - Можно и сидя поспать. Если по-настоящему устанешь, то и в седле отлично спится. А мы с тобой уже на год вперед выспались. Первую свою ночь в Тирионе они провели сидя на ступеньках террасы. И ничего не сказали стражнику, принесшему им утром завтрак. Им приходилось спать на камнях, а ворох еловых лап считать мягчайшей постелью. С чашками травяного настоя в руках присели на те же ступеньки. - Нельо, посмотри: на этой колючей палке – бутон! Я видел такие растения, но вот чтобы они цвели!.. Чашки остались на каменной плите. Феанарионы рассматривали розовато-белый бутон величиной с кулак. - Вот-вот раскроется. У кого бы узнать: нам не повезло застать эти колючки цветущими или Индис удалось научить их цвести. - Неужели для тебя это важно, Канафинвэ Феанарион? Холодный, напоенный ненавистью женский голос раздался со стороны дома. Феанарионы обернулись с пугающей стремительностью. И женщина в белом платье и шарфе чуть отступила от этого хищного движения. Но потом все же сделала шаг вперед. Губы Руссандола дрогнули. Но в следующий миг он едва заметно наклонил голову: - Приветствую, Эльвинг Нинквэ. Макалаурэ молча кивнул. - Не произносите моего эпессэ! - Хорошо. Эльвинг Элухилиэн. - Имя моего отца - Диор! - Его ведь никто не называл Беренионом, а только Элухилем. Эльвинг на мгновение задохнулась злостью. Маэдрос воспользовался этим и бросил на ступеньку диванную подушку: - Присядь, Элухилиен. Ты, наверное, устала, пробираясь сюда мимо стражи. - Ваша стража – насмешка над погубленными вами! Мандос и цепь Валар – вот достойное вас обиталище! - Все возможно, леди Эльвинг, - с невыносимым спокойствием ответил Маэдрос. - Если бы я могла прямо сейчас прикончить вас обоих! - Вот там, у забора, садовая лопата. Она достаточно острая. Подать? Руссандол стоял в шаге от эллет в свободной, расслабленной позе. Макалаурэ рассматривал бутон. Эльвинг упала на подушку и залилась слезами. - Ты не умеешь ни драться, ни убивать, Элухилиэн. За твое недомыслие, как и за самомнение твоего отца, расплатились жизнями другие. - Другие! В Дориате вы убили двух моих братьев! А в Гаванях – обоих моих детей! Как у вас достает жестокости и наглости ступать по земле Валинора! - В Дориате погибли трое наших братьев. А в Гаванях – двое младших. Почему ты считаешь свои потери более весомыми и заслуживающими большего сострадания? - Потому что это вы ворвались в наши земли, сея смерть! - Мы просили. Мы посылали послов. Мы ждали ответа. Мы очень долго ждали… - тихо произнес Макалаурэ. - Ждали?! Чтобы мой отец отдал вам то, что омыто кровью Берена и слезами Лутиен?! - За четыреста лет до того на пограничье было пролито столько крови и слез, что названное тобою даже не капли – утренняя дымка. - И почему ты не упомянула кровь Финдарато и его воинов? – Маэдрос смотрел прямо и жестко. - Их погубили ваши братья, отправив на смерть! - Отправив? Разве до Гаваней не дошли известия о том, как Туркафинвэ и Куруфинвэ пытались отговорить Финдарато? - Но они помешали дружине Нарготронда выступить со своим королем! - Значит, тебе хотелось бы выкупать наш камень в значительно большем количестве крови? Всей нарготрондской и аглонской дружин и жителей города? - Зато вы вымыли свои сапоги перед походом в крови Альквалондэ! - Тебя там не было, леди Эльвинг. И камни Феанаро в это время находились не в твоих руках, а в лапе Моринготто. Говори только за себя. Эльвинг ломала пальцы, на щеках ее горели красные пятна. - Ты еще смеешь говорить тоном обвинителя, Феанарион! Ты, убийца детей! - Мне неведомо, что случилось с твоими братьями, леди Эльвинг. Они словно испарились с того места, где оставили их оруженосцы Туркафинвэ. Пала метель, и наши разведчики не нашли ни их – живых или мертвых - ни следов. - Конечно, ты выгораживаешь своих, Феанарион, но это деяние преступно! - Мстить моим воинам за то, что они удерживали Лутиен от безумного – с точки зрения любого воевавшего – похода к Тол-Сириону и Ангамандо – извинительно. Отомстить сыновьям убийцы за своего вождя – преступно. - О какой мести воинам ты говоришь? - О Завесе, которую приходилось обходить, отбиваясь от врага. О том, что Дориат не принимал ни беглецов от Врага, ни беженцев с пограничья. - Таково было решение короля. - Наши же решения всегда однозначно преступны. - Мой отец ненавидел вас, мучителей его матери! Макалаурэ тихо рассмеялся. - Что тебя развеселило, Феанарион?! - Твое восхитительное неведение о мучениях. Или Диор не рассказывал своим детям, как погибли воины Финдарато? - Король Финрод был благороднее вас и отдал свою жизнь во исполнение клятвы моему деду. - А можно ли требовать такого исполнения клятвы? - Ты злобная тварь, Маэдрос! - Что делать, всю доброту пришлось истратить на том берегу. Но уточню: Финдарато сказал Финдекано: «Проклятие рухнет, если кто-то возьмет Сильмариллы, чтобы отдать их». Почему ни твой отец, ни ты не взяли на себя исполнение его завета? - Вы не удержали бы Сильмарилл своими окровавленными руками, это понял мой отец. Макалаурэ принес кувшинчик с настоем и налил в обе чашки. - Леди Эльвинг, я давно хотел спросить тебя – ответь, если можешь. Берен камень удержал, хоть и не долго. Но потом Эльвэ пригласил ювелиров из Ногрода, и они вставили Сильмарилл в Наугламир. Как же гонхиррим его удерживали так долго, сколько им потребовалось для работы? - Да и король Ногрода, - Руссандол взял свою чашку у брата, - спокойно унес бы ожерелье Финрода в свою сокровищницу, если бы мы его не отобрали на берегу Ратлориэла. Эльвинг прижала руки к груди, словно ей стало холодно под рассветными лучами. Макалаурэ подал ей полную чашку. Она было взяла ее и, вдруг опомнившись, швырнула в цветы. - Ни за что! - Твое дело, - пожал плечами Маэдрос. – Я сказал, что мы долго ждали. Ведь твой дед Берен то и дело клялся в любви и почтении к Финдарато. Мы полагали, что он выполнит его завет. Думаешь, нашей разведке было бы трудно отобрать у него Сильмарилл? - Придти и убить тех, кто возродился по милости Валар?! - А хотя бы. И зачем убивать? Просто взять и уйти так, что пропажу не сразу бы обнаружили. - То есть украсть?! - Крадут чужое. - Ваши верные тоже прокляты Валар. Камень сжег бы им руки – так считал мой отец. - С нами были воины из синдар и нандор, никогда не видавшие Валинора. Эльвинг уронила руки на колени: - Вы хотите сказать… - Что проклинаемый тобой Туркафинвэ… Келегорм просил оставить камень Лутиен так надолго, насколько ей это будет нужно. Он любил ее до самой своей гибели. И считал, что Сильмарилл продлевает ее жизнь в Смертных землях. - Наверное, так оно и было, - Эльвинг вздохнула, словно ее отпустила боль. – В Гаванях все были уверены, что Благой свет приносит удачу и защиту городу и кораблям. - В то время, когда мы дрались насмерть в Эстоладе, - Макалаурэ выплеснул остывший настой на рыхлую землю. – Нам, конечно, не нужна была ни удача, ни защита. Отчасти вы были правы – мы все же долго отбивались. - Благой свет, заключенный в Сильмарилле, отгонял орков от нашего города. Теперь усмехнулся Маэдрос: - Оркам не нравился свет камня. Но в бегство от него они не бросались. Это мое личное и неоднократное наблюдение. - В Гаванях собрались все, кому удалось уцелеть в Дориате, Гондолине, Хитлуме и Нарготронде! - У Амон-Эреб собрались все, кому удалось уцелеть в Аглоне, Химринге, Таргелионе… да и из перечисленных тобой городов там тоже оказались беженцы. И Оссирианд мы долго прикрывали, пока держались у гор. Эльвинг вдруг вскочила: - Слушайте, Феанарионы! Вы говорите так складно, что я уже начинаю сомневаться в правоте моего деда и отца! Но понимаю, что это искусная ложь! И знаю, что поступила правильно, бросившись в море, когда вы убили моих детей! По крайней мере, я отомстила вам, оставив на погибель от вашей клятвы! - Вот так, Кано. Оставила на погибель. А ты говорил, что она сорвалась случайно. - «Все, начатое вами в добре, обернется лихом», - кивнул Маглор. – Остается только узнать, какое лихо принесут нам Элерондо и Элероссэ. - Проклянут вас из Мандоса! - Надеюсь, это случится нескоро. Руингал и остальные постараются уберечь их от случайностей, раз уж мы сами оказались далеко. Эльвинг схватила Маэдроса за плечо: - Почему вы говорите о моих сыновьях, как о живых?! - Потому что они не мертвые. И более того – здоровы, красивы и сильны, как чистокровные эльдар, прекрасные бойцы. А Элерондо проявил себя и неплохим командиром. - Не обманывай меня! – она рванула рубашку так, что тонкий лен затрещал, а Маэдрос поморщился от боли в боку и встал на ноги. - Не собираюсь. Возможно, вы скоро встретитесь, если твои сыновья решат плыть сюда. Но, думаю, они останутся в Эндорэ. У них есть чувство долга перед народом. - Немедленно расскажите, как они оказались у вас! Вы держали их в плену?! - Ага, - Макалаурэ тронул руку эллет. – Отпусти моего брата. Все наши вещи остались на Темном берегу, и неизвестно, дадут ли нам новые рубашки еще раз… Так вот, в плену твои сыновья основном обитали днем на кухне, а ночью – в моей постели. Зимы стали настолько холодны, что замерзало устье Сириона, не то что Амон-Эреб. Да и потом, в Оссирианде, приходилось спать в одном шатре. Даже когда они выросли. - Ты зачаровал их, Маглор? Заставил забыть отца и мать? - Они часто вспоминают тебя. И уже почти без обиды. - Что значит – «без обиды»? - Повзрослев и все обдумав, они решили, что ты… поступила очень неправильно. - Я не верю вам! И не поверю, пока не услышу правду от своих сыновей! - Хорошо. Скорее всего, ты дождешься их ответов на твои вопросы. Времени для ожидания у тебя достаточно, леди Эльвинг, - Маэдрос смотрел с холодной насмешкой. – Как ты собираешься покинуть этот двор, не поссорившись со стражей? Перелезть через забор не составляет труда, но ты одета не совсем удобно для верхолазания. Подсадить тебя? – и подал руку. Эльвинг, не в силах ничего ответить, размахнулась, чтобы дать пощечину. И тут же ее руку стиснули сильные пальцы. - Этого не будет, леди Эльвинг. Упреки мы примем от любого. Но вот обвинение – только от равного. Элухилиэн вырвала руку и бросилась в комнаты. Оттуда послышался вскрик, звук падения, недовольные голоса. На террасу вышел стражник и посмотрел на Феанарионов недоуменно: - Как сюда попала эта эллет? - Мы только что хотели задать тебе тот же вопрос, - рассмеялся Макалаурэ. – Кто кого сторожит здесь: вы нас или мы вас? Молодой нолдо нахмурился, покраснел и быстро ушел в дом. - Надо было все же расспросить ее, как на самом деле сильмарилл попал в Дориат, - снова присев на ступеньку, заметил Макалаурэ. - Она не знает. Просто повторяет услышанное от нянек про «кровь и слезы». - И Диор не знал? - Если бы не знал – выдал бы нашим послам ту же нелепицу. А он промолчал.