Вступительное обращение: автор помнит, что большинство его читателей ждут новую главу к «Спонсорам», поэтому он поместил в главе ниже «трейлер», намекающий на события, которые могут случиться в последующих главах «Игры Хеймитча». А могут произойти и совсем другие события… Автор, всё-таки, очень любит AU.
*** Та же ночь. Без десяти минут четыре утра. То же самое помещение «прослушки».
POV Пита Мелларка
— Ладно, мне нужно выпить успокоительного и пойти спать. У меня всё болит, — тихо-тихо произнесла Китнисс. Я дёрнулся было к ней, но увидел её ничего не выражающий взгляд и остолбенел. Сойка перегорела, ещё чуть-чуть — и я её потеряю. Сейчас меня заботит лишь одно: что я должен сделать, что я должен ей сказать, чтобы хоть на секунду облегчить эту непереносимую боль? В моей груди со страшной силой бьётся сердце, в висках пульсирует кровь, в ушах то и дело начинается гул. Я провожаю уходящую Китнисс взглядом. В комнате остаёмся только мы с ментором. — Ну как, тебе уже лучше? — спрашиваю я у ментора. Я всё ещё зол на него, но ему знать об этом не нужно, пусть мои демоны остаются вместе со мной — так безопаснее, теперь я научился их контролировать. — Да. Кстати, спасибо тебе. Я же мог её конкретно напугать, — с виноватой миной на лице отвечает Хеймитч. — Пит, я не могу спокойно на это смотреть, у меня постоянно ощущение, что непоправимое всё-таки случилось. — Прим погибла? — спрашиваю я еле слышно. — Пит, оба наших «солнышка» закатились. Проклятье! Именно то, чего я с самого начала боялся, и произошло… Я вижу, что ему хреново, но и мне тоже плохо. В голове нарастает пульсирующая боль, дурной знак… — Ты знал? Но когда, с какого момента? Расскажи. Ментор тяжело вздыхает и рассказывает мне преинтересную историю: — Всё начало складываться ещё на прошлых играх. Сначала ко мне прилипли соглядатаи — шпионы, значит, а я никак не мог понять, чем такую честь заслужил, ведь меня не пасли все эти годы. Причина стала ясна, когда однажды в моём номере оказалась анонимная записка. Не успел я её дочитать, как она вспыхнула голубым пламенем и сгорела, остался только пепел. — И что же там было написано? Дай угадаю. Во что бы то ни стало вытащить Китнисс с арены живой? — серьезно спрашиваю я. Хеймитч отрицательно качает головой: — Нет, номер счёта. Я запомнил его и поехал в банк. Оказалось, на этом счете было четыреста миллионов долларов. Все эти хеймитчевы рассказы про спонсорские миллионы я сто раз слышал, а вот Китнисс он об этом никогда и единым словом не обмолвился, мошенник! Оберегает! Ментор, тем временем, продолжал говорить: — Ты ни за что не угадаешь, чьи это были деньги и на что я их потратил. Всё до копейки — капитолийское. Я потом узнал, что Тринадцатый, точнее, его разведка многие паскуднейшие тайны использовала в своих целях. Шантаж да угрозы, вот подпольная касса и росла. Деньги тратили на добывание военных и других секретов, но в тот раз они пошли на подкуп нужных лиц. Распорядителей игр, Пит. Всю вторую часть игр — одиннадцать дней — я платил за то, чтобы вы оба остались в живых. Пир тоже оплатил я. Много тогда интересного довелось мне узнать. Слишком много. От изумления притупляется даже жуткая головная боль. Я знал, что у Хеймитча полно тайн, догадывался, что лезть в них ни мне, ни Китнисс не следует, но что делать, если он сам решил выложить все карты на стол? — Помнишь дождь на ваших играх? А тишина, ты ее запомнил? Вас оставили в покое, одних, никаких сюрпризов от распорядителей, пока ты не оправился. Это называется «создать реальность» на арене. Всё — каждая мелочь — программируется, вручную создается распорядителями. Всё можно поменять под конкретного трибута. Я так много нового узнал для себя… У меня чуть не отваливается нижняя челюсть. Нет, такого не может быть, просто в голове не укладывается. — Хочешь… Хочешь сказать, всё делали под нас с Китнисс? Хеймитчу откровенно веселится. Он полагал, что я и сам обо всём догадался, и теперь не может не поиздеваться над моим тугодумием: — Пит, ты меня разочаровываешь! Неужто не смог сложить два и два? Это же проще некуда, хотя Сенеке Крэйну, конечно, мой замысел не понравился. «Изменение регламента, сэр, это одно, но ваше предложение возмутительно! Вы просто желаете повторить ваши собственные игры! Хитростью и обманом! Нет, мистер Эбернети, мой ответ — решительное нет!», — так он ответил, а в это время ты, парень, умирал от сепсиса на руках девчонки! Мне чертовски хотелось напиться тем вечером, но мне помешали… А потом кто-то — или что-то — заставил его дать своё согласие. И это был точно не Сноу! У вас с Китнисс нашлись защитники с такими связями… Я больше не мог сдерживать чувства, они разрывали меня на части. В моей голове точно взорвалось пылающее солнце, и я не мог пошевелиться, только глядел, парализованный, в монитор, который по очереди показывал то пустой вестибюль дворца, то какой-то сад позади дворца Сноу. Кажется, ко мне стали возвращаться утраченные воспоминания. Сейчас это были картинки из Тура Победителей: Шестой Дистрикт, Седьмой, затем Четвёртый. Третий — там ещё была предгрозовая атмосфера… Я вспоминал детали событий годовой давности, одно за другим. Доктор Вертумн, психолог в Госпитале, говорил, что это очень положительный знак. Некое событие действует на мою поврежденную память, вызывая живые ассоциации, и память обновляется, восстанавливается. Вот только процесс этот очень болезненный. Впрочем, к боли я уже привык. Я вижу, как в саду начинает идти снег. Белая пелена окутывает всё вокруг. И я вспоминаю самый конец Тура, фейерверк в этом самом месте, в саду президентского дворца. Теперь я вспомнил всё, даже маленькие подробности — вроде платья, в которое была одета Эффи в Дистрикте Один. Оранжевое. Она впервые выбрала платье в нормальной, не режущей глаз, цветовой гамме и очень хорошо выглядела в тот день. Хеймитч тоже видит, что идёт снег, но продолжает свой рассказ: — Да, тот план был рискованным. Переиначить всё, что только можно! Каждый день в пять часов вечера я платил Деметрию — распорядителю, отвечавшему за климат-контроль, а он аккуратно создавал все необходимые условия, никогда и ни в чём мне не отказал. Случалось, я перебивал ставки Энобарии. Она тоже платила, особенно много после того, как Цеп убил ту девчонку, Мирту. Вторая старалась ради Катона. Но самым сложным оказалось достать для тебя антибиотик. Мы едва не опоздали… — Если бы я знал, что такая каша заварится, убил бы себя… Внезапно Хеймитч с ненавистью в голосе перебивает меня: — Не смей, даже не смей думать об этом. Мальчишка! Нет твоей вины, слышишь? Нет крови на твоих руках! Ты просто спасал свою девчонку! И ты её спас. Если кто и виноват, так это я и Плутарх… Но сейчас, парень, это не имеет никакого значения. Сейчас для нас главное — Китнисс. Ты, я и Эль — единственные, кто у неё остались, единственные, кто может ей помочь, — ментор смолк. Тяжело дыша, подошёл ко мне и крепко обнял за плечи. — Парень, не вини себя в том, что всё покатилось к чертям собачьим. Всё было предопределено. — Думаешь? Но почему? И с какого времени ты так считаешь? — Не буду тебе врать, я не сразу над этим задумался. Меня поначалу накрыла такая волна эйфории, мать её, что я вас обоих с арены вытащил. Но всё благодаря тебе, Пит, без тебя у меня не было бы шансов. И наградой за отвагу станет приз. Она тебя любит… — Да ну? После того, как я её дважды едва не убил? — произношу я дрожащим голосом. — Женская любовь, парень, она такая, без бутылки разобраться не получится, ты уж мне поверь. Просто поверь. Любит и точка. — Да верю я, верю. Сейчас с ним лучше не спорить. Хеймитч начинает перечислять все доводы в подтверждение: — Китнисс возвратилась с того света, ты её на своих руках в госпиталь притащил. Какие вообще у неё резоны бороться за собственную жизнь после гибели Прим, а? Только желание убить Сноу и ты! Больше у неё ничего не осталось. Я пытаюсь возразить, сказать, что ещё жив Гейл Хоторн, но Хеймитч только машет на меня руками. — Парень, помолчи. Ты ей нужен. Вот подумай, дурак ты эдакий: ты имел шанс её придушить, и она имела возможность пристрелить тебя. Но вы оба остановились, не перешли черту. Это инстинкт, «чутье Победителя», просто поверь, не пытайся понять. И кто помог победить охмор в твоей голове, разве не Китнисс? Многие врачи не верили, а Эль и я, старый пьяница, верили. Потому что я всё с первой минуты своими глазами видел, потому что я — ваш ментор, подземные тролли меня побери… Я осознаю, что он прав. Только Китнисс и помогла мне победить охмор в Трансфере, она стала моей «терапией» — так, кажется, доктор Вертумн это называл. «Клин клином», выздоровление через осознание, через мучительную боль. Капитолийская мерзость. Некоторое время мы с ментором молчим. У меня от невыносимой боли раскалывается голова. Подозреваю, что и Хеймитчу сейчас хреново — и не только от вынужденной трезвости. Проходит тьма тьмущая времени. На мониторе можно видеть, как в саду дворца по-прежнему падает снег. Теперь всё ночное пространство стало белым, похоже, снегопад будет продолжаться до самого утра. По отметке температуры можно заметить, как резко похолодало: ещё позавчера в Капитолии было плюс семь, а сейчас — минус двенадцать. У меня появляется желание поделиться с Хеймитчем своими мыслями: — Знаешь, что давно меня гложет? То, что Плутарх с Койн сделали из нашей Китнисс Символ Революции. Она же вообще не помышляла об этом. Хеймитч морщит лоб, качает головой — сначала отрицательно, но потом, соглашаясь со мной, кивает: — Ты прав. Конечно, целая череда событий в течение всего этого года вела к такому исходу, но ты прав. Я так думаю, ты должен был стать Пересмешником. Коли уж ничего повернуть вспять было нельзя, ты хотя бы смог найти нужные слова, заставил бы людей поверить, что у них осталось что-то кроме ненависти и безнадёги. Девочке такая задача оказалась не по плечу, ей было не за что уцепиться, ведь ты был в плену. Раздраконить весь наш Панем у Китнисс замечательно получилось, десятилетия уйдут, чтобы хоть как-то жизнь наладить. В моей голове неожиданно звучит звонкий, издевательский голосок Переродка — лже-Китнисс: — Зачем же это отрицать, Пит? Я желала смертей, я их получила! Огненная Жатва, какое немыслимое наслаждение. Брат пошёл на брата, сын — на отца. Такое веселье, и всё это — дело моих рук, только моих! Я победила, а ты проиграл! Меня бросает в холодный пот, но сейчас я способен справиться с этим голосом, я научился побеждать его, хотя это и стоило мне громадных усилий. «Всё, что ты говоришь — ложь, такой тебя создали. Я не верю тебе, уходи». Голос Переродка замолкает, но, перед тем как он исчезнет окончательно, я успеваю расслышать: «Это ты меня создал. Ты, Пит». Несколько секунд боли — самой сильной после тех пыток, которые причиняли моему телу в Тренировочном центре — справедливая цена за то, что голос лже-Китнисс я больше не услышу. В этот самый миг я осознаю, чем был занят ментор, пока я боролся со своим подсознанием. У нас гости!***
4:21 ночи по капитолийскому времени.
— Бегом, Пит, я сказал бегом! — кричит ментор. Дальше происходит нечто неописуемое: Хеймитч Эбернети вываливается в коридор. Вокруг ночь, всё погружено в тишину. Ментор, не разбирая дороги, мчится к белой лестнице, ведущей в сад. Пару раз он подскальзывается, но моментально встаёт на ноги и продолжает движение. Его раскрасневшееся лицо исказила страшная гримаса. Следом за Хеймитчем бежит Пит, но догнать никак не может — даёт о себе знать протез вместо правой ноги. Всего минута, и мужчины уже находятся внизу. По пути ментор задевает ногой какой-то гипсовый бюст, и он с оглушительным грохотом разбивается вдребезги, но Хеймитч не обращает на это никакого внимания. Наконец, они достигают сада. В это же самое время начинается движение во дворце: изо всех комнат выскакивают солдаты повстанцев, объявляется тревога. Никто не понимает, что происходит. Из сада доносится вопль ментора: — Джо, не двигайся, не вздумай сходить с места, замри! В этот самый момент в вестибюль дворца врывается высокий мужчина лет шестидесяти, с коротко стриженными и совершенно седыми волосами, один его глаз скрыт за чёрной повязкой. С виду мужчина напоминает рабочего или лесоруба. Он обращается к молодому парню, почти мальчишке, лет восемнадцати: — Где Хеннор? — Не знаю, командир! Старик кричит во весь голос: — Хеннор, где ты? Зовите его скорей! На зычный голос старика кто-то откликается, а через пару мгновений появляется огромного роста парень в одной футболке. Его могучие руки сразу выдают лесоруба из Седьмого дистрикта, следом за ним выходит Джоанна Мэйсон. Обрадованный командир повстанцев Седьмого — тот самый одноглазый старик — обнимает её и произносит: — Дочка, ты что, не могла подождать до утра? Не лежится тебе в госпитале! Вот дядя Лорейн надерёт тебе задницу, эдакая ты иголка еловая. Настроение с тревожного моментально меняется на радостно-несерьёзное. Высыпавшие из дворца солдаты вместе с Победительницей идут вперёд, к лестнице, а намеренно отставшие виновники волнения, про которых уже успели забыть, — Пит и Хеймитч — переговариваются шёпотом: — Никому про красную надпись в воздухе не рассказывай. Ты ничего не видел. — Конечно. Мы успели в последнюю минуту? — Да, чёрт возьми, защита уже начала обратный отсчёт. Держи рот на замке, иначе такая карусель начнётся. — Повезло, что мы подоспели вовремя. — И не говори! Лучи смерти — не шутка!