На острие

— Иди покажись командиру, — устало и сухо сказал Князь, едва ступив на порог чертога. — Только для начала приведи себя в порядок и загляни в лазарет. Весь путь до Геенны мы провели в молчании. Говорить по душам казалось глупым и неуместным. Да нам и не о чем было говорить. Мной завладело мутное полусонное состояние шока, которое не давало почувствовать вообще ничего, кроме надтреснутой пустоты. Я рассеянно кивнула, давая понять, что уловила мысль, и направилась в уборную, потому что единственное зеркало, о существовании которого мне было известно, находилось там. Надавила на тяжёлую дверь, молясь, чтобы там не было никого. Видок наверняка тот ещё, не хочется лишних взглядов. Повезло, в комнате было пусто. Я зачерпнула ладонью воду из умывальника и плеснула на лицо, поморщилась. Окунулась целиком. Всё равно что лицо, что руки в засохшей крови, просто так не отмоешь. Над пыльным, надтреснутым в углу зеркалом висел один-единственный светильник, ярко-рыжий. Я подняла на себя взгляд и застыла — поняла вдруг, что за всё то время, что провела здесь, я ни разу не видела своего отражения. И сейчас оно было… другое. Волосы. Волосы отросли. В Академии не разрешали носить стрижки ниже плеч, а они теперь были даже ниже лопаток, правда, спутавшиеся и какие-то пыльные все. Но Хаурес бы всё равно взбесился дико. Хоть что-то радует, если это вообще можно так назвать. Уши заострённые, клыки выросли. Много всего поменялось, и мне тоже пора. Наверное. Отряхнула пыль с колен и, минуя лазарет, направилась к командиру. Надеюсь, если Халпас узрит меня в таком виде, обморок его не хватит. Знакомый коридор, знакомый запах терпкого дыма. Давно я здесь не была. Толкнула дверь командирского кабинета и задохнулась уже в проходе: с ним был герцог Восьмого круга, Баал. Оба при виде меня вскочили. Халпас обошёл свой стол и вновь заключил меня в объятия, предотвращая побег. — Рад видеть, что ты вернулась, — это было сказано тихо, но так искренне, что я чуть не поперхнулась. — Всё в порядке? — Халпас отстранил меня за плечи, заглядывая в лицо. — В порядке? — хрипло переспросила я, так как будто значение этого слова вообще не было мне знакомо. — Нас уходило двое. А вернулась я одна. — Да, такое… случается, — Халпас напряжённо вздохнул. Я посмотрела в его глаза, пытаясь найти ответы на свои вопросы, но поняла, что герцог не из тех, кто знает, что говорить в таких случаях. — Выпей, станет полегче, — он вынул из ящика стола бутылку с мутной светлой жидкостью. Спиртное, судя по всему. — Ты лучший командир из всех, кого я знаю, — сказала честно, берясь за горлышко. — Сиера, — я уже развернулась спиной, когда меня позвал герцог Восьмого круга, на которого я старалась всеми силами не смотреть. — Он умер не для того, чтобы ты всю жизнь проплакала. Вздрогнула. И это вместо всех обвинений, что я ждала. — Чтобы помнить, необязательно грустить, — Баал подошёл сзади и привычным движением ободряюще похлопал меня по руке, махая хвостом, только улыбка в этот раз была невесёлой. Я обернулась, глядя в их лица — ни тени злобы и осуждения. И если говорить на чистоту, в Алмазном измерении на меня не смотрели с таким теплом практически никогда. В груди вдруг сжалось что-то большое и смутное. Меня… приняли в семью? Я так долго мечтала вернуться домой, но сейчас я ощущаю себя гораздо больше дома, чем когда-либо. — Если хочешь, оставайся, — командир кашлянул в кулак. — Нет, спасибо, — мягко отказалась я. Не хотелось распускать пьяные сопли в малознакомой компании. — Нужно побыть одной. Едва я оказалась за дверью прокуренного кабинета, печально поняла: мне некуда идти. Единственный достойный вариант — напиться тут, прямо в коридоре. И лучше, если до бессознательного состояния. От этого меня удержал голос, раздавшийся за спиной. — Кое-кто игнорирует указания Князя? — Вельзевул, кажется, был в настроении, одарил меня лёгкой озорной улыбкой. — Ему всё равно плевать, — я отвела взгляд в сторону и закусила клыками пробку, чтобы вынуть. — Плевать? — мне на плечо вдруг легла тяжёлая рука Второго Повелителя. — Он отправился туда за тобой, как только узнал, кого послали на задание, — сказал так, будто не хотел, чтобы кто-то ещё его услышал. Я вывернулась из непривычных объятий, чтобы посмотреть на него, убедиться в серьёзности слов, потому что по тону было не понять, шутит он или нет. — А ты думала, как он там оказался? — адский лекарь вздёрнул брови. — Тебе нужно было зайти в лазарет, но, как я вижу, ты свободна, так что обязательный порядок визита отменяется. Но заглядывай, если хочешь. И не увлекайся этим, — постучал ногтем по бутылке и, обогнув меня, направился по своим делам. Впрочем, даже если не шутил, это значит только то, что Дьявол хоть немного, но верит мне, и всё ещё надеется увидеть меч. Некуда пойти? Я внутренне усмехнулась. Кажется, мне всё-таки следует кое-кого навестить, прежде чем уйти в беспамятство. Я сделала пару глотков, стоя перед дверью дьявольского кабинета, и горло тут же обожгло, как огнём. Я раньше ничего крепче мохито не пила, но, кажется, сейчас это было как раз то, что нужно, чтобы забыть кто я вообще такая и зачем хожу по этой земле. Дверь поддалась с третьего толчка, но хозяина кабинета на месте не оказалось. Пустая, полутёмная комната, холодная. Из-за вечных сумерек за окном, нельзя было точно сказать, какое время суток наступило в Аду. Тёмно-серые облака из пепла и пыли скрывали самые высокие из башенных шпилей: собиралась гроза. Интересно, Князь будет сильно зол, если обнаружит меня здесь, когда вернётся. Наверняка выкинет за порог без лишних разговоров. Я медленно приблизилась к столу, размышляя, сильно ли ухудшит моё положение то, что я собираюсь совершить очередной безрассудный поступок и напиться в хлам прямо в кресле Первого Властителя, как вдруг заметила слева, за книжным стеллажом ещё одну дверь, гораздо менее массивную. Глоток, секунда размышлений, и я уже взялась за ручку, обжёгшую мою ладонь холодом металла. Приятное тяжёлое тепло разливалось внутри от выпитого, и мутило сознание, расплавляя трезвые мысли, оставляя за собой только нездоровый бред. Я скользнула внутрь и, прикрыв за собой дверь, прижалась к ней спиной. Сливаясь с тенью и замерев. Мать его, спальня. Спальня Князя Тьмы. Он лежал на кровати, спиной к двери, спиной ко мне, и в сумраке зияли две раны вдоль лопаток. — Если бы я спросила, можно ли войти, ты бы наверняка меня выгнал, не дав сказать и слова, — усмешка умалишённого коснулась губ. Он сейчас действительно вытолкает меня взашей. — Хотела поблагодарить тебя за сегодняшнее. В общем… я много лишнего наговорила и сделала, я была не в себе, и прости меня за это. Спасибо. Не вытолкает. Не вытолкает, потому что спит, дышит ровно и глубоко. И это хорошо, ему в лицо я бы никогда не сказала то, что сейчас сказала в спину. Я уже собиралась уйти, уже даже взялась за ручку, как грудь вдруг прошило ослепляющей вспышкой боли. Знакомое ощущение — так уже было тогда, в дверном проёме. Непреодолимое желание тепла, такое большое и колкое, сдавившее рёбра. Прижимая к губам прохладные костяшки, я сделала неуверенный шаг вперёд. Возможно, накрыло бы оно в любой другой момент, я бы смогла этому противостоять. Но сейчас у меня не осталось ничего, из того, что когда-то было дорого или важно, меня ничто не держало от безрассудных поступков, наверное, нарывалась на добивающий-контрольный. Голова шла кругом от осознания того, какое безумие творю. Я легла рядом, свернувшись калачиком и положив голову чуть ниже подушки. Рука сама потянулась вперёд, замерла в паре сантиметров от его спины. Кончики пальцев покалывало от желания прикоснуться, почувствовать чужую кожу под пальцами. Мой хороший… Некуда деваться было от этой удушающей нежности. Сначала пальцами, неловко и невесомо, потом носом ткнулась между его лопатками, не дыша, чтобы не разбудить, не потревожить. Беспокойный взгляд упал на его хвост, и — меня будто молнией ударило, одновременно горячо и холодно — подскочила и развернулась спиной, поджав под себя ноги. Он дрожал, трепыхался на одеяле. Ничерта не спал этот хитрый Князь, и я понятия не имела, насколько давно уже. Наверное, всё то время, что я здесь. — П-почему ты не остановил меня? Зачем позволил?.. — мало того, что голос дрожал, так я ещё и задыхалась, как после получасового спарринга. — Хотел посмотреть, как далеко ты зайдёшь, — судя по прогнувшейся кровати, он тоже сел. Мы теперь были спиной друг другу, и я не чувствовала в себе сил ни обернуться, ни сбежать, даже просто хотя бы подняться на ноги. — Не оправдала твоих ожиданий и не попыталась задушить подушкой? — хохотнула я, получилось истерически. — Ну прости меня, идиотку, — добавила уже тише. — Мы говорим о нахождении в моей постели, а первое, о чём ты думаешь, это возможность задушить меня подушкой? Ты кошмарная женщина, — его хвост задел случайно моё плечо сквозь мундир. Близко. Удушающе близко. Я дрожала от желания прикоснуться к нему. — Почему они не заживают? — спросила вдруг и сразу же пожалела об этом, болезненно прикусив язык клыками. — Если ты сказала всё, что хотела, то можешь идти, — Князь был едва ли настроен вести беседы по поводу своих ран. И вместо того, чтобы прогнать, лучше бы он сразу меня убил. — Я поняла, — подскочила с кровати, и, на мгновение потеряв равновесие, вышла из чужой спальни. Вернулась через секунду с аптечкой из кабинета, грохнула её на кровать. Всё, что можно было сделать не так, я всё равно уже сделала, осталось только отстранённо смотреть на результаты своих трудов, наслаждаясь бессилием. Но с меня на сегодня хватит уже бессилия. — Я попросил тебя сделать совсем другое, — недовольно заметил Князь, наблюдая моё возвращение. — Повернись спиной. — Какое слово из тех, что я сказал, недостаточно ясно? — Замолчи, — я прижала палец к его губам. — Иначе расскажу всё Вельзевулу. На лице его вдруг отразилась именно та реакция, которую я ждала. Вельзевул не знает об этих ранах. И он не должен о них узнать. Не то, что бы Дьяволу хотелось обсуждать с ним лишний раз вопросы доверия, но, кажется, свою спину он не доверяет даже адскому лекарю. Даже своему лучшему другу. Я провела пальцем по уже немного знакомой линии губ. Знаю, тёплые, немного шершавые. Я позволяю себе слишком много. Самое весёлое в том, что он мне тоже это позволяет. — Низкий шантаж, — проворчал Князь, наконец поворачиваясь спиной. — Чего не сделаешь ради Сатаны, правда? — язвительно скривилась я, раскладывая содержимое ящика на кровать. Ждал, пока само заживёт, умник. Старая, незалеченная рана. По краям появилась корка, под которой уже началось нагноение. Запёкшаяся кровь лежала неровной коркой над кровоподтёками. И хорошо, что Князь сейчас не видел моего лица, потому что гамма эмоций, отразившаяся на нём, совсем для него не предназначалась. Он бы наверняка принял это за жалость и посчитал оскорбительным. Это, должно быть, невероятно больно. Я плеснула на чистую ткань раствор ромашки: промыть и успокоить воспалённую кожу. — Знакомо ли тебе чувство, как будто земля… уходит из-под ног, и ты падаешь, и зацепиться тебе не за что? — спросила я отстранённо, больше чтобы его отвлечь, чем получить серьёзный ответ. — Да, — задумчиво вздохнул он. — Знакомо. Дай, — потянулся вдруг к бутылке, оставленной мной на прикроватной тумбочке. — Отвратительная гадость, — резюмировал Дьявол, сделав пару глотков. — Нам как раз подойдёт, — я отобрала у него бутылку, и смочила жидкостью ткань. Придётся ему сжать зубы покрепче, зато дезинфекция нормальная. Когда я осторожно, стараясь не нажимать, провела по левой лопатке, он даже не дёрнулся, только вдохнул глубоко. — С чего ты взяла, что я бы тебя выгнал? — весело спросил Князь, когда экзекуция закончилась. — Мне кажется, — тихо ответила я, — ты меня не очень-то любишь. Он то ли фыркнул, то ли усмехнулся. Я уже разворачивала бинты. Обхват плеч у Князя оказался настолько большой, что повязку накладывать было не слишком удобно, тем более, я очень старалась, чтобы она была ровной и не съезжала никуда. — Прости, если сделала больно, — это я сказала уже в конце, когда Дьявол поднялся с кровати, стрельнула глазами на его задницу и тут же перевела взгляд обратно на повязку. Хорошо хоть, получилась не косая. Князь в ответ на мои слова неожиданно резко обернулся и наградил такими странным взглядом, что я подумала, будто выдаст сейчас какую-нибудь непомерно пафосную фразу, вроде: «да ты хоть знаешь, что такое больно» или «нужно представлять из себя хоть что-нибудь стоящее, чтобы сделать мне больно». — Не сделала, — просто ответил Князь. — Это хорошо, потому что… я бы не хотела, — сбросила сапоги и снова свернулась на его постели. Дьявол проворчал что-то про то, что он всё равно не собирался ещё ложиться, так что я могу остаться, если уж так сильно хочу, и ушёл к себе в кабинет. Когда он вернулся, я уже не заметила, потому что забылась к тому времени беспокойными неглубоким сном. Когда проснулась, по ощущениям прошло часа два. Вернее, меня выкинуло в реальность мерзким выворачивающим кошмаром, и я бездумно сжала в кулаке покрывало, выталкивая из горла застрявший воздух. Навалилось постепенно всё пережитое, одно за другим. Пришло осознание того, что произошло, как это обычно бывает, когда задерживаешься в мире между сном и явью. От тепла алкоголя не осталось ничего. Я медленно сползла с кровати, краем глаза зацепив хозяина спальни, расположившегося в кресле с военной картой, не в силах ничего объяснять. Просто уйду и всё. Так же, как пришла. Потому что-то, в каком состоянии я сейчас буду, ему видеть точно не следует. Я уже взялась за ручку, но замерла у двери, поймав на себе его нездорово-внимательный взгляд. — Я, что, говорила что-то во сне? — иронично вздёрнула бровь в ответ на его пристальную заинтересованность. — «Помоги мне». На секунду, на одно мучительное мгновение показалось, как будто к горлу приставили нож, но потом отпустило, дышать снова стало легче. — Что-то ещё? — он всё ещё смотрел на меня, растерянно и бестолково замершую у двери. — Да, — я безнадёжно сдалась тому, что билось внутри рёберного остова, повернулась лицом, едва удерживаясь от того, чтобы бессильно на пол сползти. — Погладь меня? Просто… погладь. Потому что если ты этого не сделаешь, я умру. И он — о чёрт возьми! — действительно откладывает военную карту в сторону, поднимается и подходит ко мне. Ладонь ложится на волосы, спокойные размеренные движения, потом перемешается на щёку, тёплая. Я закусила палец, не зная, куда спрятать взгляд, потом не выдержала, поймала его руку, начала целовать. — Я знаю, что тебе нужно, — завораживающий голос, толкающий в состояние пьяного транса, в бездну, из которой не выбраться без посторонней помощи. Вместо усмешки вышел кривой оскал. Нет, мне нужно совсем другое, а это — это меня уничтожит, спалит без остатка, дотла. И мне бы сказать ему об этом, но наши губы соприкасаются, не оставляя такой возможности. Новая вспышка боли, сильнее, мучительнее, чем прежде, заставляет податься вперёд, сцепив руки у него на пояснице. Губы, вычерченные совершенной линией, касаются моих, покусанных и обветренных, солёных на вкус, и, наверное, это не слишком приятно, но он не разрывает поцелуй. Сначала прикосновения едва заметные, словно Князь даёт мне привыкнуть к тому, что он теперь так близко. Потом более откровенные и порывистые. Язык скользит по моим губам, и они податливо раскрываются, кожу вдоль позвоночника в ответ на это усыпает мурашками. Пальцы сковывает мелкой дрожью. У меня сбитое дыхание, неровное, я очень-очень рядом и смотрю прямо ему в глаза, пока его губы сцеловывают с моих эти томные рваные вздохи, за которые мне безгранично стыдно. Это так неправильно, ненормально, как будто мир в один момент сошёл со своей оси и катиться теперь в пропасть. Он поймал меня, держит сейчас, держит крепко, но как только отпустит — я неминуемо сорвусь. Движения у Дьявола не слишком нежные, в них очень много власти, напора, и от этого мне только хуже-лучше-безумней. Поцелуй выходит очень грязным, и я почти злюсь, потому что мне вдруг от осознания этого так хорошо. Покусывая его нижнюю губу умоляюще, осторожно, чтобы не повредить клыками, я попыталась отстраниться. Дай… Дай мне вдохнуть. Поцелуй наконец прервался, оставляя напоминание о себе в виде протянувшейся между нами ниточки слюны. Меня пробирает на истерический смех, а на глазах выступают слёзы. Кем я буду, если сейчас позволю себе такое? Лечь под него, когда весь мой мир к чёрту катится, когда погибли все, кто дорог мне. Я неловко, извиняясь, подняла глаза, очень несчастный, должно быть, вышел взгляд. Попыталась помотать головой, остановить всё это, пока оно ещё не слишком далеко зашло, но Дьявол принялся выцеловывать шею, и моё начинание вылилось в невнятное поскуливание. Каждый сантиметр кожи вспыхивает адским пламенем, мурашками покрывается. Тело отзывается на его ласки так неожиданно остро и чувственно, я и сама не думала, что со мной может быть — так. Князь стягивает с меня мундир и тонкую нижнюю рубашку, обнажая шрамы от ожогов на руках, уже почти исчезнувшие, но всё равно, красивого в них очень мало. Я попыталась отнять руки, спрятать, но он не позволил, поцеловал в запястье. — Шрамы — это последнее, что может смутить в Аду, — хитро взглянул на меня. — Считаешь их некрасивыми? — Они уже скоро исчезнут, — пробормотала я, отводя взгляд и чувствуя, как щёки заливает румянец. — Так что какая разница? — В шрамах есть своё… обаяние. Меня легонько подтолкнули к кровати, и я почти свалилась на неё, неловко и тихо. Дьявол навис сверху, оглядывая меня, по пояс обнажённую, смятенную внутренне. Высокие скулы погладила, светлые волосы пропустила сквозь пальцы. Повторила тот же маршрут губами, задыхаясь, как в бреду, пьяная от того, что он позволяет мне то, чего я даже в самых смелых мыслях не касалась. В ответ на мои сбивчивые ласки Князь прикрыл глаза и выдохнул. Всё меняется, когда он переключает внимание на мою грудь, гладит подушечками пальцев ореол, целует соски. Этот узкий невообразимый мир между нами становится ещё более безумным, и я перестаю понимать, как мы вообще до этого дошли. Мы же почти не знакомы даже. Но и без того беспорядочные мысли прерываются едва уловимым движением чужих пальцев по внутренней стороне бедра. Впрочем, ток воздуха в трахеях прерывается вместе с мыслями, и я откидываю голову назад, комкая в кулаке чёрное покрывало. Когда пальцы поднимаются выше, раздвигают, поглаживая, складки кожи, колени сами раскрываются от этих ласк. Он прав, мне это нужно, но мне кажется, что до конца мероприятия я не доживу. Локоть соскользнул, и я упала на подушки, закрыла лицо рукой, но Дьявол тут же убрал её в сторону, оставив меня беззащитной перед собой. Я испытывала почти физические неудобства от потребности коснуться его, и вот теперь у меня карт-бланш, я могу себе позволить гладить его плечи неровными порывистыми движениями, чувствуя под разгоряченной кожей каждое движение мускулов, тереться бёдрами о его колено, нетерпеливо, призывно, срывая с его губ предупреждающее урчание. И чем ниже по его животу опускаются мои ладони, тем больше он усиливает свой напор. Но он вдруг прерывается, чтобы поцеловать шрам, едва заметную полосу вдоль рёбер, след от меча Мелиссы, припадает к нему губами с такой оглушающей нежностью, идущей вразрез с остальными его движениями, что меня выгибает на его постели, и воздух жжёт губы, словно калёным железом, вырывая из груди восторженное всхлипывание. Я как полоумная, я же ничего не соображаю. Пальцы скользнули к княжескому ремню и ниже. Сквозь грубую ткань военной формы я чувствовала его жар, легко пробежалась пальцами по стволу, Князь в ответ что-то язвительно прошептал — ему не нравилось, когда дразнят, и я убрала руку, позволяя ему командовать. Он вошёл одним движением до самого основания, натянул так, что искры из глаз посыпались. Первый толчок свёл меня с ума, вывел за грань реальности и вообще за любые грани. — Медленно, пожалуйста… — выдохнула хрипло, с присвистом. И он продолжил сильными глубокими движениями, прижимая мои запястья к постели. Никогда — никогда прежде не было так хорошо и больно в груди одновременно. Ощущать себя в чужой власти, сжимая его, чувствуя внутри каждый сантиметр. Раскрываясь навстречу этим движением, я скрестила ноги на его пояснице, выгибаясь. Волны наслаждения накатывали одна за одной, и мы упивались друг другом, смешивая хриплое дыхание и влажные звуки секса. Тянуться за поцелуем, поймать чужие губы, дышать в них, касаться их. Наши хвосты сплелись, и с этого момента я начала чувствовать на совершенно другом, обострённом уровне, совершенно недоступном мне ранее. Запредельно и обезумевше. Губы дрожат, чувства собираются в единый луч прямо над солнечным сплетением, готовые разорваться, едва мы достигнем пика этой сумбурной беспорядочной близости. Князь целует меня в висок, и тугой комок чувств в груди развязывается наконец, пропуская по мышцам измученное наслаждение, заканчивая всё это тёплой пустотой, которая спокойно принимает меня. Находясь на грани меж сном и реальностью, я неосознанно потянулась к теплу и сквозь сон почувствовала, что меня накрыли одеялом.