Однажды мы все бываем безумны.
***
— Вы помните его? — я отпиваю из кружки горячий чай и возвращаю её обратно на матовое блюдце. Фарфор при соприкосновении звякает. — Как не помнить, мы ведь однажды жизнь ему спасли, — спокойно отвечает адский лекарь, но на лице его глубокая тень. — Хороший был, — добавляет Лилит. Она выглядит так, будто её это не касается, но когда наполняет кружку чаем, вода переливается через край и выплёскивается на стол. Она замечает это только тогда, когда Вельзевул берет её за руку, сжимает пальцами. Держит и не отпускает. Они единственные, с кем я могу поговорить по душам о длиннохвостом бесёнке, о здешних рассветах и о жизни вообще. И не то что бы я очень часто пользовалась этой возможностью, но иногда так чертовски погано становилось на душе, хоть вой. Приходила, порой прорывало так, что говорила долго, до хрипоты. Они редко делились чем-то своим, больше слушали, давали советы и гладили по голове. Я много думала о Лилит, о том, как демоны относятся к чужим. Она даже не изменилась в Преисподней. Ни крыльев, ни хвоста. Человек. В каком-то смысле она была такая же, похожая на меня. Мало говорила с другими демонами, много времени проводила с Вельзевулом, особенно после того, как он получил ранение, из-за которого перестал ходить. И её, кажется, мало волновало всё остальное. После того, что случилось с адским лекарем, высшие чины достигли какого-то договора о перемирии, и армия получила наконец долгожданную и столь необходимую передышку. Многие части вернули обратно в Преисподнюю, для переформирования с учётом раненых и убитых. Халпас был герцогом Восьмого Круга, и основная его резиденция находилась там. С переходом к позиционной войне, он возвращался домой. А так как я всё ещё была его легионером, то и меня вместе с остальными вскоре переводили туда же, в вечный холод и мрак. Так что в этот раз я, можно сказать, зашла в лазарет попрощаться. — Заглядывай, если в чертоге будешь, — адский лекарь улыбнулся так тепло, что мне на секунду показалось, будто он сказал это не из вежливости, а потому что был бы правда рад меня видеть. — Вельзевул, — ухмыльнулась Лилит, стирая крошки с его щеки, — ты ешь, как чушка. За шторкой послышался чей-то короткий стон, и она быстро скользнула туда, захватив со стола бинты и пару склянок с мутными растворами. — Кстати, ты же сейчас к командиру идёшь… — Вельзевул полез в стол, — Занеси Люциферу в кабинет, там всё равно по дороге. — Нет! — я сначала было взялась за бумаги, но едва услышав имя адресата, отдёрнула руку, будто они жгли кожу адским пламенем. –Пожалуйста, очень прошу, попроси об этом кого-нибудь ещё. Я не пойду к нему. У нас с ним… не заладилось, — голос неожиданно стал злым и циничным. И мне бесконечно неловко было отказывать Вельзевулу, доброму хорошему Вельзевулу, который сам собственную просьбу исполнить не в силах. Но от мысли, что снова придётся смотреть эти глаза становилось дурно. — Князя не будет до позднего вечера. Он сейчас на полигоне, с войсками, — Лилит выглянула из-за шторки. — Просто оставь у него на столе и всё. — Хорошо, — я цапнула из рук адского лекаря бумаги и быстрым шагом вышла из кабинета, стыдливо пряча глаза. Мелочная и трусливая. Даже помочь нормально не могу, хотя о такой ерунде просят. Какая я, к чёрту, часть семьи? Пустой княжеский кабинет встретил неуютной тишиной и холодом, собравшимся по углам. Я решительно шагнула через порог, стискивая бумаги в пальцах. Чем быстрее закончу с этим, тем лучше. По шее скользнули судорогой липкие мурашки, будто здешняя давящая атмосфера коснулась кожи липкими пальцами, поцеловала мокрыми ледяными губами в бьющуюся под кожей вену. Я вытолкнула из лёгких колючий воздух с болью напополам. Нет причин для беспокойства. Князь даже не узнает, что я была здесь. Ровно так же, как и не узнает, что по ночам меня мучают всякие нехорошие мысли, и мысли эти — о нём. И их не уничтожить, они уже въелись в меня, слились с плотью, отравили кровь. Если днём это ещё можно было хоть как-то выносить, то ночью начинался самый настоящий ад. Словно болезнь, лихорадка, нездоровая одержимость, доводившая меня до полубессознательного состояния, оставляя без сил к утру. Неверные дёрганные движения душевнобольного, судорожные дыхание, рваные мысли. В таком состоянии меня настигал рассвет. Я кинула бумаги на стол и зло повернулась на каблуках, но неожиданная слабость в коленях вынудила остановиться, опереться лопатками о книжный шкаф, чтобы дать себе ещё немного времени, прийти в норму. Дурно стало, как будто сейчас стошнит, и я согнулась, сжимая в кулаке одежду почти до треска ткани. Отпусти, отпусти, отпусти… Надо же, сколько проблем от того, что я так сильно чувствую, просто находясь в долбанном пустом кабинете. В его кабинете. Я скоро сойду с ума вот так, и мы точно никогда больше не увидимся. Нервно мечущийся взгляд упал на приоткрытую дверь спальни и замер. Может ли так случиться, что там сейчас спит ещё одна непроходимая идиотка? Хотя едва ли во всём Пандемониуме найдётся большая дура, чем я. С трудом подалась вперёд, положила ладони на дверь, ощущая кожей каждый выступ, каждую неровность, едва уловимый холод отшлифованного дерева. Мельчайший раздражитель будоражил нервные окончания так, что меня с головы до ног током пронизывало. Дверь поддалась лёгкому толчку, и я ступила на половицу княжеской спальни, болезненно усмехаясь. Чего и стоило ожидать от покоев Дьявола. Идеально застеленная кровать, чёрные шёлковые простыни, стопка документов на столике подле кресла, а на спинке — небрежно оставленная рубашка со следами крови от незакрывшихся ран. Всё такое потрясающе чужое здесь. А ещё этот запах. Запах его кожи, его волос. Чистой воды ядовитый дурман — наполнял воздух, пронизывал каждый вдох, стоял в горле, собираясь тугим комком, не пропуская по трахеям кислород. И оттого возникало ощущения удушья и мрачного кайфа, предсмертной опьяняющей эйфории. Пальцы потянули жёсткий воротник одолженного у Лилит платья, я лихорадочно дёрнула пару пуговиц, третья расстегнулась сама, и грубая ткань сползла медленно, обнажая плечи и грудь. В лёгкие сразу устремился поток воздуха, наполняя их межрёберными вихрями. Немного кружилась голова. Я взялась за его рубашку, стараясь не выронить из дрожащих пальцев, поднесла к лицу и втянула запах. Почти осела на пол от нахлынувших ощущений. Так прекрасно и невыносимо. Боль в груди достигла таких пределов, что я почти не могла пошевелиться. Нездорово. Патологически. Я бы многое отдала, чтобы пережить ту ночь ещё раз, но у меня ничего не осталось. Это желание, эти ошеломляющие чувства настолько концентрируют на себе, что парализуют почти все другие ощущения, поэтому чужое присутствие я замечаю с непростительным опозданием. Он стоит на пороге спальни в военной форме, высокий, статный, сногсшибательный. Потрясённый донельзя. А когда я наконец замечаю его — уже поздно, безнадёжно и бесконечно поздно пытаться что-то исправить. Я смотрю как Князь, всегда сдержанный непроницаемый Князь лишился дара речи от моей выходки и мечтаю провалиться в самое злачное место из существующих. Но места, более злачные, чем ад, были мне не известны. — Есть ли какое-то разумное объяснение тому, что ты находишься здесь… в таком виде? — он говорил медленно, старался подбирать слова, медленно прикрывая за собой дверь. — Боюсь, что нет, — я усмехаюсь, сверкая глазами, как будто напилась до состояния бреда, и платье окончательно падает к моим ногам. Остаётся только прижатая к груди чужая рубашка, и от всей нелепости ситуации тянет расхохотаться. Мне не смешно. Я как будто наполовину мёртвая. — Почему ты здесь? — он смотрит так внимательно, вообще ни разу не тепло, и мне плохо, я сейчас кончусь под этим взглядом. — Вельзевул попросил занести… — голос прервался хрипом в горле, и я кашлянула в кулак, — занести бумаги. Они у тебя на столе. — А почему голая? — почти прошипел Князь, подбираясь ближе, плавно, как хищник к добыче. Я не отступала, потому что едва ли в этом была хоть капля смысла. — Облилась, — огрызнулась злобно, не поднимая глаз. Как будто ты не понимаешь. Как будто это не очевидно. Ну ты же видишь, каково мне. — Вся? — Дьявол изогнул бровь. Я искренне не понимала, он столь изощрённо издевается или правда не хочет верить, что однажды провёл ночь с такой отпетой обезумевшей извращённой. — Выходит, что да, — скривился я в ответ. — Вся. Тупик. Мёртвая зона нашего разговора. Хорошее время, чтобы уйти и не возвращаться больше никогда. Я сделала шаг в сторону, но Дьявол упёрся рукой в стену, преграждая мне путь, склонился ко мне, на месте замершей, и прошептал в самое ухо, опаляя дыханием кожу: — Ты очень ошибаешься, переоценивая моё доверие. Ты не одна из нас, и подобного вторжения в своё личное пространство я не оставлю так, — отстранился и приказным тоном добавил. — На колени, спиной ко мне, — кивнул на кровать. Не мгновение меня пронзила мысль, что я не единственная сумасшедшая здесь, но она тут же угасла, утонув в адреналине, разносимом по венам бешеным стуком сердца. — Я не шучу, — невозмутимо предупредил Князь, наблюдая моё ошарашенное лицо. И он — он, чёрт возьми, не шутил. Его голос, его глаза, всё в нём источало власть. Это и до оцепенения пугало, и до одурения завораживало меня. Словно бы под гипнозом выполнила приказание, сама не веря в то, подчиняюсь, делаю, как он говорит, просто потому что противостоять этому — за гранями возможного. Звук трения о ткань — он вытащил пояс из плаща. — Она будет мне свои условия ставить. Не смотри на неё, не прикасайся к ней, — мрачно выплёвывал Князь, привязывая мои руки к прутьям изголовья совсем не щадящими движениями, грубо и резко. Отошёл, исчезнув из поля моего зрения. Звякнула пряжка, и я замерла в напряжении, ожидая, что за этим последует, улавливая каждый звук, каждое движение воздуха. Но чёрт возьми, как я могла предвидеть! Послышался свист воздуха, кожу обожгло больно, и я протестующе зашипела. Ремнём? Ремнём по заднице?! — Пороть меня будешь? — попыталась извернуться, чтобы увидеть его лицо, но у меня мало что из этого получилось. — Скажешь, не заслужила? — ещё один удар, крепче первого, у меня аж слёзы на глазах выступили. Хотя бы за то, что я такая дура — да. Заскулила, уткнувшись лбом в подушку. Перед глазами встали его руки, с чуть выступающими венами на тыльной стороне. Я ожидала следующего удара, но вместо него по воспалённой коже пробежались прохладные пальцы. Остро, невообразимо остро чувствовалось даже малейшее прикосновение. Боль схлынула к тому моменту, и меня с головой затопил жгучий невыносимый стыд. Что стою перед Князем Преисподней в коленно-локтевой, привязанная к его кровати, и подвергаюсь такой немыслимо унизительной экзекуции. Где-то на дне этих эмоций было даже что-то мазохистически приятное, но я отгоняла от себя эти мысли. Пока я сохраняю хоть смехотворный, но всё же контроль над ситуацией, а если ещё кайф ловить начну, совсем худо станут мои дела. Его пальцы погладили у основания хвоста, с внутренней стороны. Я задохнулась, развратно прогнулась в пояснице, закусывая наволочку, чтобы не застонать. Это жутко унизительно, но так приятно, что, сука, сносит крышу. Князь самодовольно усмехнулся. Я боялась его. Я злилась на него. И чем дальше всё это заходило, тем больше бушевали эти чувства во мне, смешиваясь, перерождаясь во что-то новое и неясное пока ещё. — Прекрати… — потребовала не слишком-то убедительно, едва переводя дыхание. — М-мх… Не на… — меня прервал очередной шлепок по заднице, неожиданный, подлый, и я захныкала, прижимаясь щекой к подушке. — Ебучий Князь. Ещё один удар. Наотмашь. Больно. Поняла, больше так не называю. Я притихла, сдавшись на милость своему мучителю. Он перемежал удары с ласками. Мы больше ничего не говорили друг другу, какое-то время тишина спальни нарушалась только звуками шлепков, моим шумным дыханием и сдавленными полувсхлипами. Я вся дрожала на его постели. Хуже того, я откровенно текла. И он не мог этого не заметить. — Княже… я прошу пощады, у меня уже всё горит — задница реально пылала, судя по всему, лупил он меня до кровоподтёков, не зная жалости. — Зато какой вид, — издевательски ободрил Дьявол. — Хватит! Пожалуйста! — взмолилась я, всё выходило из-под контроля. Меня вело, в голове приятно шумело, каждый удар отзывался в мышцах сладкой судорогой, и я уже не совсем понимала, почему должна это прекращать, хотелось большего, хотелось, чтобы он… Но Князь был зол на меня после того раза. Я что-то задела в нём. Коварный мстительный Дьявол. Дьявол, которому мне совершенно нечего ответить, потому что я привязана к его кровати в коленно-локтевой. — В тебе, моя хорошая, очень много спеси, — он перехватил мой хвост у основания, а второй рукой провёл вдоль по позвоночнику, к пояснице, потом вернулся к лопаткам. Каждую из них одарил влажным поцелуем. Я почти кончилась. — Твоё поведение оставляет желать лучшего. Да как он может говорить об этом в такой момент! — Немедленно прекрати болтать, — голос стал вдруг непривычно низким, — и выдери меня уже наконец! Меня взяли почти в следующий момент, грубо и бесцеремонно. Князь сжал бёдра до синяков. Сколько бы он не пытался казаться сдержанным и расчётливым, точно так же умирал от желания, как и я. Ладонь его легла на шею, сжала, перекрывая ток воздуха. Я запрокинула голову, сдирая с запястий кожу. Бешеное наслаждение, горячее, острое. Сначала кусала губы клыками, почти до крови: ощущать в себе его горячую пульсирующую плоть и сдерживать стоны было ни разу не просто. Но потом плюнула на это всё. Всё равно он уже сломал меня, подмял под себя и заставил играть по его правилам. До дна, так до дна. Я раскрывалась навстречу, нетерпеливо и податливо. Это после всех ночей ледяных ночей безумия и одиночества. Злой, страстный и грубый секс, который мы оба заслужили. Что будет потом — неважно, потому что сейчас мне дьявольски хорошо, ядовитый кайф разносится по венам, заставляя напрочь забыть даже о существовании мира за пределами этой комнаты. И я добровольно отдаюсь ему. Мы лежали на кровати, повернувшись друг к другу, и я тихо гладила его лицо. И каждый раз, когда касалась — замирало сердце. Он наблюдал за этим, изучающе, спокойно, без прежней жёсткости. В глазах его красиво отражалось неровное сияние свечей. Забавно, что бы сказала Мелисса, узнай она, чем я занимаюсь здесь. — Я видела кровь на рубашке. Как твои раны? — Странно слышать этот вопрос, тебя они столько времени не интересовали. Даже ни разу не зашла проверить, — Князь вскинул брови, изображая наигранное удивление. …что? — А ты ждал? — я растерянно уставилась прямо перед собой. — В смысле, хотел, чтобы я пришла? Он молча потрепал меня по щеке, так, будто ответ на этот вопрос был очевиден, и я упускаю из-под носа простейшую истину. — Да просто скажи, что ждал! — взмолилась я, упираясь ладонями в его грудь. — Нет ничего ужаснее, чем возвращаться туда, где тебя не ждут! Князь притянул меня ближе, накрывая губы мягким успокаивающими поцелуем, я блаженно вздохнула, расслабляясь в его руках. — Так достаточно ясно? — хитро спросил он, отстраняясь. — Я ужасный придурок, прости меня, — жалобно проскулила я, закрывая лицо ладонями. — Нет проблем, с тех пор как я живу в Пандемониуме, складывается ощущение, что это моё хобби — прощать ужасных придурков, — хохотнул Дьявол, откидываясь на подушку. Невообразимое тепло разливается по венам, целиком наполняя меня.