***
— Какого черта, Грейнджер?! — опешил Драко Малфой, приложив холодную ладонь к раздражённой после пощечины коже. — Я поверила тебе, — едва слышно заговорила гриффиндорка. Было видно, что она едва сдерживает слезы, глядя не на парня, а куда-то в его ноги. — А ты такой же гадкий, как твой брат, — продолжила она еле слышно. — Да о чем ты, скажи наконец! — нервничал блондин, бегая взглядом по ее лицу в полутьме Выручай-комнаты, будто пытаясь прочитать ответ в ее мимике. — Не строй из себя невинную овечку, Малфой, — прошипела Гермиона, поражаясь его наивности. Неужели он считает, что ее и сейчас можно провести вокруг пальца? — Я знаю, это из-за тебя Рон сейчас в больничном крыле. Он чуть не погиб. — Уизли? — искренне прыснул Драко, заметно расслабившись, поскольку был уверен, что здесь нет его вины. — Зачем мне этот рыжий? — Рон пострадал по случайности, — девушка перевела на него тяжёлый взгляд, который не сулил Драко ничего хорошего. — Он выпил медовуху у профессора Слизнорта. Думаю, ты знаешь, кому она предназначалась. Мне казалось, мы с тобой договорились, — ее голос был холоден и почти не дрожал от волнения и обиды. — Черт, — Малфой развернулся к ней спиной и оперся руками о шкаф, чувствуя, как бешено ускоряется его сердцебиение. Он не ожидал, что эта затея даст о себе знать. Тем более, он не ожидал, что из-за его глупых попыток снова пострадает невинный человек. — Черт? — возмутилась Гермиона, всплеснув руками. — Это все, что ты скажешь, Малфой? — она уставилась в его спину, чувствуя, как по щеке скатывается слеза. Отвратительные ощущения. — Это, — его голос вдруг сел и еле пробивался сквозь комок паники в горле, — это было давно…до нашего с тобой первого разговора, — слова давались тяжело, Драко прикрыл глаза, пытаясь сосредоточится, — я узнал, что Слизнорт решил подарить бутылку Дамблдору, и отравил ее содержимое во время его вечеринки. А тебе не сказал, потому что…потому что… — Потому что ты трус, Малфой, — с отвращением сказала гриффиндорка, шумно выдохнув. — И ты исподтишка надеялся, что это сработает. И чуть не убил Рона. Если бы не Гарри, он бы умер. — Что ты собираешься делать? — на выдохе произнес парень, сжимая после зубы до неприятного скрипа, раздражающего мозг. К своему ужасу он не услышал ответа. Грейнджер, стоящая за его спиной, тихо вздохнула и вышла за дверь, захлопнув со звонким щелчком замка дверь в призрачный мир, где Драко спокоен, где он спасён.***
Ноги тяжело ступали по гравию, взгляд не цеплялся ни за что вокруг: пейзаж был серым и однообразным, небо затянуло серой дымкой, намекая, что близятся осенние дожди. Она, спрятав лицо в коленях, сидела на берегу Черного озера, вода которого была неестественно спокойной, неживой — так и хотелось назвать жилище кальмара «Мертвым». Драко приблизился к ней максимально бесшумно, страшась спугнуть. — Гермиона, — произнес он и шумно сглотнул, ожидая, когда она повернется на звук его голоса, но девушка не пошевелила и пальцем, будто его здесь не было, — прости, я не хотел, я должен был сказать, но…ты пошла бы к Дамблдору, так ведь? — речь путалась, глаза метались по ее спине и копне волос, призыва обернуться и улыбнуться ему. Но Грейнджер была по-прежнему неподвижна. — Ты слышишь меня вообще? Сколько ты будешь игнорировать меня? — взорвался Малфой, резко дернув ее за плечо. Гриффиндорка как-то странно покачнулась и с глухим звуком упала спиной на увядшую грязно-желтую траву. Он сделал шаг назад, пораженно уставившись на бледное лицо, широко раскрытые глаза, отражающие тусклое небо, и сухие приоткрытые губы, которых уже не касалось дыхание. Внутри что-то ужасающе мерзко сжалось, желая выпрыгнуть наружу, показать слабость аристократа. — Мерлин, что… — Драко упал на колени перед красавицей, врываясь холодными пальцами в ее густые пряди волос, — нет-нет-нет, — снова и снова шептал он, раскачивая ее на руках, — нет… — Снова будешь делать вид, что тебе жаль? — не присущим Гермионе грубым голосом спросило мертвенно-бледное тело на его руках. — Скажешь, что не хотел? — глаза девушки почернели, смотря слизеринцу в самую душу, вырывая рваные выдохи из его груди. — Посмотри, что они сделали со мной из-за тебя! Малфой шумно втянул в легкие воздух, подскочив на кровати в темноте слизеринской спальни. Казалось, каждый мускул был напряжен и доставлял неимоверное количество боли, на лбу проступил холодный пот, а левый глаз немного дергался. Парень устало откинулся обратно на подушку, не моргая уставившись в пространство. Его сон сочинял сам дьявол, подумал Драко. Он поворачивался то на левый, то на правый бок, прислушиваясь к завыванию ветра за окном спальни, и думал о том, как может проводить дни Гермиона Грейнджер. Малфой был уверен, что каждый день перед уроками и после них она приходит в Больничное крыло и присаживается на край кровати своего рыжего друга, а тот старательно изображает страшные мучения, принуждая ее руку сжать его ладонь. Ее ладони всегда были холодными, всегда, когда бы они не коснулись друг друга, склоняясь над книгами в Выручай-комнате. Каждое приятное воспоминание и каждый придуманный момент ее близости с кем-то другим будил зябкое, противное чувство внизу живота, делал мышцы слабыми, а образы слишком навязчивыми. А Гермиона в это самое мгновение не спала, разглядывая еле проглядывающую сквозь плотные облака луну: сон никак не приходил из-за обилия тяжёлых мыслей. Рон едва не погиб, а она покрывала виновника этого всего, помогала Малфою. Разве это похоже на Гермиону Грейнджер, подругу Гарри Поттера? Она кусала губы, силясь почувствовать боль, чтобы переключить внимания с постыдных мыслей. Гриффиндорка никак не могла поверить, что ее провели вокруг пальца — слишком искренним ей показался Драко, слишком жалко он выглядел, слишком тёплые чувства вызывал в ее груди, когда смотрел на нее исподлобья с лёгкой улыбкой, пока никто не видит. Руки привычным жестом метнулись под подушку и нащупали пергамент зачарованной карты, подвергающийся пристальному наблюдению девушки каждую ночь. Глаза ловко выхватили «Драко Малфоя» в спальной Слизерина — он не спал, поняла Гермиона, отметив, что надпись движется. Что, если именно в эту ночь шкаф ему откроется и в школу проникнут Пожиратели? Что ты сделаешь тогда, Гермиона?***
За две недели Гермиона Грейнджер почти призналась себе в том, что она не сможет выдать Драко, пока тот не сделает еще какую-нибудь гадость хоть одному живому существу. Малфой будоражил ее кровь одним своим присутствием, просто находясь слишком близко — где бы он не появлялся, ее кожа покрывалась мурашками, а язык не слушался. Особенно она ненавидела весь мир, когда Гораций Слизнорт поставил их в пару под сочувственные взгляды друзей. Девушка не двинулась с места, наблюдая, как блондин сам поднялся со своего места и вальяжно приблизился, отодвигая рядом стоящий стул. Странным волнением был окутан момент, когда их взгляды наконец встретились, и Драко не отвел его вопреки обыкновению, а внимательно ее разглядывал. Удивительно, как может отложиться в памяти какая-нибудь мелочь, жест, слова или ритм дыхания, если ты неравнодушен к человеку. Будь с ней сейчас рядом Невилл или Рон с Гарри, гриффиндорка смогла бы спокойно дышать. Не сговариваясь, они оба не говорили ни слова в процессе работы, только Гермиона вздрагивала, когда Малфой издавал лишние звуки — кашель или громкий вздох. Ему было чертовски сложно сдержать сейчас желание еще раз попытаться заговорить с ней, он разглядывал ее черты лица, отмечая, что и она, кажется, плохо спит все это время. — Малфой, мне надоело делать больше половины работы за тебя, порежь корень! — наверное, она прошипела слишком раздраженно, потому что Драко в немом удивлении изогнул бровь. — Могла бы просто сказать, Грейнджер, а не переходить на порсултангский, — Малфой насмешливо хмыкнул и принялся за корень. — И, к слову сказать, я сделал не меньше тебя. — Кто бы сомневался, что ты будешь другого мнения, — снова огрызнулась Гермиона, хмуро взглянув на него. — Но я прав, ты придираешься, — в той же насмешливой интонации протянул парень, пряча ухмылку — все его существо желало метаться сейчас по классу от радости того, что она хотя бы замечает его. Постоянное соприкосновение их рук определенно не входило в планы девушки, когда она из детской вредности просила о помощи. Хотелось умолять Мерлина о том, чтобы Малфой стал огрызаться и задирать ее, чтобы он максимально походил на Алана — в спокойного Драко был риск влюбиться. Неужели она и правда об этом подумала? — Я закончу, — слизеринец взял последний корень, и Гермионе ничего не оставалось, кроме как сидеть и наблюдать за его действиями. Драко умело и достаточно быстро орудовал ножом, длинные пальцы ловко держали корень — Гермиона покраснела, представляя, как это — держать его за руку, переплетая пальцы. Когда вообще она стала думать о Малфое в таком русле? От нескромных мыслей отвлек громкий вопль кого-то из гриффиндорцев — зелье попало на кожу неловкого Невилла. — Минус десять баллов Гриффиндору, — почти с сожалением протянул Слизнорт, — мистер Долгопупс может отправиться в больничное крыло, а остальных попрошу продемонстрировать действие своих зелий.***
Тем же днем за ужином Драко с разочарованием разглядел среди пернатых почтальонов вредного филина своего брата — ждать хороших вестей из дома давно не стоит. Пустая болтовня с Пэнси и Блейзом сразу отошла на второй план, когда блондин нехотя разворачивал маленькую записку. Он ждет от тебя результата. Поторопись! В противном случае ты знаешь, что ждет вашу семью. Он часто навещает Нарциссу. Б.Л. Дьявол. Отец может умереть в Азкабане вместо того, чтобы обрести свободу. Его мать могут убить. И все это зависит от Темного Лорда, а в конечном счете — от самого Драко. А он не сможет, ничего не сможет, ничего не получится. Пергамент вспыхнул, растворившись, а кожу Малфоя покрыли мурышки, внутренности выворачивало наизнанку. — Что там, Ал? Новости из дома? — как из тумана донесся любопытный голос Паркинсон под молчаливый и понимающий взгляд друга. Пальцы дрожали, когда Драко поднес тыквенный сок к губам, желая смочить пересохшее горло, неловкое движение — содержимое кубка оказывается на мантии. Дьявол. Окружающее плывет перед глазами, голову сжимает как в тисках, желая раздавить, уничтожить. У него ничего уже не получится. Грейнджер не позволит. Только Мерлину известно, почему он до сих пор не на допросе у старика-директора, предлагающего лимонные дольки, заботливо приправленные ядом. Ноги сами понесли Гермиону Грейнджер в туалет Плаксы Миртл после сцены «Малфой аристократически проливает сок себе на мантию», она вошла туда в надежде найти его и не найти одновременно. Помочь ему или понять, что их пути разошлись окончательно, дав волю судьбе выбирать. И увидела там причину своих бед. Он судорожно ополаскивал лицо водой, галстук на рубашке был ослаблен, и Малфой был чертовски сексуален. Он медленно провел руками по лицу, глянул в зеркало и статно выпрямился, увидев чужое отражение позади себя. Гермиона почти спокойно наблюдала за ним, ожидая, что он заговорит. Но Драко поджал губы и никак не отводил от нее взгляд, не открывая рта. Гермиона сделала пару шагов назад, наблюдая, как ее отражение покидает зеркало. Пусть себе молчит дальше, пусть так. Еще шаг назад. — Не уходи, — хрипло произнес слизеринец, все также стоя к ней спиной, и опустил голову вниз, — я не хотел, я… — за каждое слово ему хотелось вырвать себе язык, унижение было недопустимо, но он так остро нуждался в этой девушке. Малфой едва не задохнулся, когда почувствовал ладошку на своем плече. — Что произошло? — спокойно начала Гермиона, не убирая руки. — Как мне поверить тебе снова? Что за сила в отношениях между людьми — химия? Она проникает в твою кровь и так до сердца, его ритм неконтролируемо учащается рядом с объектом твоего вожделения. Ты словно под катализатором, твое дыхание прерывистое и частое. Прекрасно, если объект испытывает тоже самое, если и его кровь реагирует на тебя так. Прекрасно, если вы оба это понимаете. Если же нет — химические процессы не находят выход и начинают атаковать твои слабые места, разрушают, едят тебя изнутри, изнуряют, заставляют чахнуть и думать о своем желании с удвоенной силой, жаждая наконец дать выход реакциям, пожирающих тебя. Гермиона чувствовала тепло его тела и не могла убрать ладонь, прикосновение казалось неприлично интимным, непривычно сложным. Когда она стала такой слабой рядом с ним? Когда позволила себе сдаться? Чувствовалось, как Драко успокаивается, дышит все ровнее. Главное, ничего сейчас не разрушить, не упустить. — Спасибо, Грейнджер, — он выдавил из себя грустную ухмылку и повернулся к своей гриффиндорской спасительнице лицом. — Больше нельзя тянуть с визитом к Дамблдору, — твердо произнесла она. — Я пока не готов, то есть, я понимаю, что это необходимо, — Малфой опустил взгляд в пол и снова поднял на нее глаза, — просто мне надо собраться, понять, что говорить. — Правду, — почти непонимающе произнесла Гермиона, скрестив руки на груди, — и только правду. — Мне надо решиться, — поморщился аристократ, снова отводя взгляд. — Мне грозят Нарциссой… — Этого стоило ожидать, соберись, Малфой, — отрезала она, вздохнув. — Драко, ты справишься, — чуть смягчила тон гриффиндорка и тепло ему улыбнулась. — Хорошо, — ответил он полушепотом и приподнял уголки губ в подобии улыбки, — хорошо, — снова, еще чуть тише повторил блондин, заглянув в ее глаза. Уже разойдясь в разные части замка, они оба позволили себе совершенно необоснованную, глупую улыбку в пустоту: Гермиона старательно тряхнула волосами, прогоняя из мыслей образ Драко Малфоя, его потерянный взгляд и горячее тело, а сам он даже не пытался скрыть от себя то, что в высшей степени рад вновь появившейся в его жизни гриффиндорке. Такой обычный и одновременно неповторимый танец пламени в камине завораживал и дарил долгожданное умиротворение, ограждающее от внешнего мира. Драко Малфой усмехнулся своим мыслям и едва заметно покачал головой, споря с самим собой — блаженное спокойствие в груди дарило не пламя, а возобновившаяся связь с Гермионой. — В честь чего полуночное одиночество? — ворвался в тишину голос Забини, направлявшегося в свою комнату. — Уже иду спать, — вяло откликнулся Драко, не отрывая взгляд от огня. Не мог же он признаться, что пойти спать мешает резко возникший страх. Страх проснуться и понять, что разговор с Грейнджер — всего лишь больное воображение, сон, видение, а он по-прежнему наедине со своими проблемами. — Всегда любил точность твоих ответов, — закатил глаза друг и скрылся за дверью спальни мальчиков.***
Вечером следующего дня в гостиной Гриффиндора Гермиона помогала выздоровевшему Рону с домашним заданием, сдерживая в себе порывы стукнуть его чем-нибудь тяжелым, когда вдруг раздался хлопок и перед друзьями появились Кикимер и Добби. Брови девушки поднимались все выше, пока она слушала разговор Гаррри и домовиков. — Вы приказывали следить за молодым Малфоем днем и ночью… — продолжал свой монотонный доклад Кикимер. Сердце Гермионы, определенно, могло бы остановиться прямо сейчас, после этой фразы, но она стойко сохраняла самообладание, напряженно вслушиваясь в слова эльфов. — Мальчик Малфой — дрянной мальчишка, Гарри Поттер! — нетерпеливо внес свою лепту Добби. — Вы выяснили, где он пропадает? — Гарри, кажется, был доволен собой, а Гермиона едва дышала. — Малфой не занимается ничем противозаконным, сэр, а большую часть свободного времени проводит в выручай-комнате, сэр Гарри Поттер, — лепетал бывший домовик Малфоев. — И как давно ты заставляешь бедных домовиков не спать днями и ночами? — неожиданно хрипло спросила староста, возмущенно смотря на друга. — Всего несколько дней, Гермиона! И, Добби, ты вполне можешь спать, — поспешил ответить Гарри, после чего Гермиона мысленно благодарила вселенную за то, что с Драко они помирились только вчера и она не успела попасть под слежку. — Спасибо, Гарри Поттер! — восторженно отозвался Добби. — И Гарри больше не нуждается в вашей помощи, правда, Гарри? — с нажимом произнесла гриффиндорка, смотря на друга как на провинившегося ребенка. — Эм, — засомневался он, — да, дальше я сам. Эльфы-домовики исчезли с хлопком, а Гермиона скрестила руки на груди и выжидающе смотрела на Гарри. — Что? — невинно улыбнулся он, довольный тем, что значительно продвинулся в своей мечте разоблачения Малфоя. — Ты должен заниматься Слизнортом, а не глупыми расследованиями. — Глупыми? Он Пожиратель Смерти! — от спокойного довольного Гарри не осталось и следа. « — Ты смешон, — хмыкнула Гермиона, гордо вздернув нос, не отрывая глаз от руки парня. Малфой молча оголил Черную Метку, сжав губы в неопределенной гримасе. — Ещё не передумала помогать мне?». — Ты этого не знаешь, — она прилагала немало усилий для того, чтобы выглядеть спокойно и осуждающе, хотя, могла поклясться, что на щеках проступил стыдливый румянец. — Мы еще посмотрим, Гермиона, — процедил друг и демонстративно отвернулся к камину.***
— Все уже идут на игру, — заметил Драко Малфой, провожая взглядами учеников, выходящих из школы. Он и Гермиона скрылись от лишних глаз, пока девушка втолковывала ему новую информацию, с трудом добытую из книг. — Ты уверен, что хочешь пропустить ее? У тебя здорово получается, — совсем немного смутившись сказала она, посмотрев на парня. — Что, лучше, чем у Поттера? — весело усмехнулся Малфой, разглядывая, как солнечные лучи играют на ее волосах. — Сегодня как раз была возможность проверить, — ловко избежала прямого ответа Гермиона, убирая прядь волос за ухо. — Мы оба знаем, что с тотальной слежкой твоего Поттера у меня не так много возможностей спокойно проникать к шкафу, а время не на моей стороне, — он вздохнул, снова переводя взгляд на постепенно стихающую толпу студентов. — Удачи, Драко, — мягко улыбнулась гриффиндорка, задержав взгляд на его губах, — напиши мне, когда вернешься, я хочу знать, что у тебя получится. — Обязательно, — хмыкнул Драко, — иди. — Уже ушла, — как-то грустно протянула Гермиона и поспешно вышла из укрытия, вливаясь в кучку гриффиндорцев. Последнее время ей было неспокойно, какое-то странное чувство тревоги щекотало нервы, заставляло потеть ладони и испытывать чувство накатывающей тошноты, когда она думала о Драко. Гермиона все чаще ловила себя на мысли о том, что переживает о нем больше, чем о Гарри, который никак не может получить воспоминания упрямого Горация Слизнорта. Время шло пугающе быстро, виделись они крайне редко — лишь тогда, когда были уверены, что Гарри их не встретит, и в один из приступов тревоги девушка не выдержала и с картой Мародеров решительно вышла на поиски слизеринца. Она хотела сказать ему, как он стал ей дорог, хотела его обнять крепко-крепко и слышать биение сердца, но была больше, чем уверена, что струсит и не сделает этого. Гермиона нашла точку «Драко Малфой» в туалете Плаксы Миртл вместе со странным обстоятельством: рядом с ним был Гарри Поттер. Совсем вплотную. Спустя несколько секунд Гарри быстро удалился из туалета, а вот Малфой остался на месте. Он оставался на месте слишком долго. Не шевелился. Совсем. Гриффиндорка бросилась бежать. Бежала так быстро, что не успевала дышать, под ребрами кололо — она никогда не умела и чертовски не любила бегать. Уже у входа в злополучный туалет она остановилась, увидев, как черный силуэт декана Слизерина склонился над телом Драко, проговаривая какие-то заклинания. Глаза защипало, девушка прерывисто вздохнула, глядя на лужи, окрашенные в багровый. Профессор услышал ее и повернулся, но увидел лишь пустой коридор и покачивающуюся дверь.***
Уже несколько дней Гермиона избегала друзей, ссылаясь на приближение экзаменов. Она не могла смотреть Гарри в глаза, не мола разобраться в своих чувствах. Лучший друг был виноват и не виноват одновременно, но ясно было одно — если бы не его паранойя, Малфой бы был цел. И сейчас, сидя на постели слизеринца в Больничном крыле она ощущала себя совершенно на своем месте. Здесь она и должна быть, рядом с этим парнем, оказавшемся на чужом месте, переживающем чужие испытания. Взять его руку казалось таким правильным, поглаживать его ладонь, наблюдая за медленным пробуждением. — Привет, — подал он голос, щурясь от яркого дневного света. — Привет, — тихо прошептала гриффиндорка, не отпуская его руку. Чувствовать его слабое пожатие руки в ответ. — Если бы я знал, что первое, что я увижу после потери сознания — это ты, я бы поддался Поттеру с большой радостью, — в глазах парня искрилось веселье. — Глупый, — не могла скрыть улыбку Гермиона, — какой глупый. — Неправда, — почти шепотом сказал блондин, любуясь девушкой. — Я соскучилась, — усмехнулась она, покачав головой. — Мадам Помфри как реагирует на твои визиты? — О, ты недооцениваешь мое умение находить выход в любой ситуации. — Заинтриговала, расскажешь? Ничего не значащие фразы приносили умиротворение, говорить о проблемах сейчас не хотелось. Чувствовать, как он поглаживает твою ладонь, массируя, даря тепло. — Гермиона! — раздается за спиной голос Рона, разрушая момент нежного наслаждения. Поворачиваться не хочется. Внутри будто что-то лопается, кружится голова. — Уизли, Поттер, какая встреча, — грубо произнес Малфой, подтягиваясь на подушках, принимая сидячее положение. — Заткнись, Малфой! — встревает Гарри. — Гермиона, как это понимать? — голос друга срывается, чувствуется, как он ошарашен. И как они нашли их? Почему пришли? — Мальчики, — наконец повернулась она, встав с больничной койки, — прошу, не думайте сейчас то, что… — А что здесь можно подумать, кроме очевидного? — фыркнул Гарри, смотря на подругу с непривычным презрением. — Гарри, Рон, я…мы можем все объяснить, мы и так собирались, — лепетала староста. Ты выглядишь жалко. — Мы?! — окончательно взорвался Рон, делая выпал в сторону поднимающегося с постели Малфоя за спиной Гермионы. — Прошу, не надо, — говорит Грейнджер, сдерживая слезы, заставляя сердце Драко сжаться от прилива чувств к девушке. — Идем, Рон, — сухо произнес Гарри Поттер, — увидимся в гостиной. Ты тянешь руку назад к стоящему за спиной слизеринцу, желая чувствовать поддержку, и не помнишь, увидел ли он твой жест, взялись ли вы за руки. Уже тогда ты заменила им весь мир. Друзья уходят, оставляя звенящую пустоту. Парень за твоей спиной едва слышно вздыхает. Ты поворачиваешься к нему, вы невесомо обнимаетесь. Объятия, в которых привычно ищут поддержку, опору, надежду. Объятия, в которых тебе надежно, в которых не нужны слова. Ты видишь, как он приближается к твоему лицу и спустя мгновение ощущаешь его губы на своих. Нет, не было никаких разрядов тока по телу. Была химия. Ты всегда думала, что целоваться сложно, но даже не думаешь об этом сейчас. Ты целуешь его в ответ и растворяешься в ощущениях. Как бы банально не звучало, в этот момент мир перестал для тебя существовать. Ты не помнишь, как долго вы так простояли и почему безмолвно отстранились, смотря друг на друга во все глаза. Ты пылаешь. В голове что-то щелкает, ты совершенно счастлива. Вы снова целуетесь, пока он медленно не подводит тебя к своему больничному пристанищу, ни на секунду не ослабляя плен твоих губ. Кажется, он произносит: «Может зря мы все это? Будем жалеть», а ты отрицаешь это спокойно, искренне. Ведь благоразумным недоступно наслаждение. Говоришь взамен грустных, никому не нужных слов: «Ты так вкусно пахнешь», он признался позже, что ему было очень приятно. Жаль, что не фраза «ну какой же я хороший» возымела на тебя большее действие. Сейчас это кажется сном, ты не можешь поверить, что ты лежала с ним там, таяла в его объятиях, слышала шепот: «Так хорошо». Его руки осторожно касались тебя под кофтой и ты краснела, потому что колготки были почти до талии, он не смел подняться к груди под кофтой, но касания поверх рубашки ты чувствовала остро. Губы твоего счастья почти невесомо и так приятно касались твоей шеи, пальцы то и дело норовили запутаться в твоих волосах, но он лишь мягко поглаживал их, едва задевая уши. Ты не проявляла смелости, ты растерялась, лишь немного ласкала его спину, ты не знала, что нужно делать, тебе было мало времени. Слишком мало времени для того, чтобы проявить инициативу. Вам не хватало воздуха и порой он просто лежал, едва касаясь твоих губ, вдыхая тебя, а ты самозабвенно тянулась к его губам снова и снова. Ваши языки будто знали, что нужно делать, вы понимали друг друга с полуслова, поцелуи были сладкими, влажными и чертовски приятными. Ты долго помнила вкус его губ, и если постараешься, вспомнишь и сейчас, что непременно завяжет тугой узел внизу твоего живота. Вам было наплевать на всё. Вас было двое. Тебе больно сейчас думать о том, что он мог лукавить, что он просто воспользовался тобой, ничего не почувствовав. Ты хочешь верить, что ему действительно было хорошо в тот день. Ты чувствовала себя живой. Ты существовала. Вы не хотели отрываться друг от друга, ты первая заставила его остановиться. Как только смогла? И так приятно затем вечером получать с филином записки вроде: «Ел, ел и не наелся», и «Вкусная Гермиона», краснеть и улыбаться в пустой комнате, забывая про ссору с друзьями. — Я пойду, — неуверенно прошептала Гермиона, касаясь губами его щеки. — Не плачь только, хорошо? — также тихо сказал Малфой, ободряюще улыбаясь. — Хорошо, — она встала и со смутными чувствами покинула больничное крыло. Неверяще коснулась своих губ пальцами. Что только что было? Неужели это было с ней?