***
Гранд-адмирал вернулся на «Предостерегающий», чтобы лично сопроводить Лару. Ей трудно сейчас, и пусть даже она не признаёт этого, Ларе нужна его поддержка. Траун не хотел причинять ей новую боль. Но у него нет выхода. — Ты обеспокоен, — заметила Лара, как только увидела Трауна. — Нусо жив, верно? Она надеялась, что он ответит утвердительно, и не скрывала этого. Они давно перестали что-либо скрывать друг от друга. Любовь Лары к Нусо Эсве ушла в прошлое, но всё же Лара не могла смириться с перспективой смерти того, кто прежде был её миром. — Я не знаю, — ответил Траун на её вопрос, — и мне нужна твоя помощь. Лара мгновенно побледнела, её тонкие пальцы сжались в кулаки. — Прошу, не заставляй меня, — прошептала она. В аквамариновых глазах была мольба. Это слишком жестокое испытание. Тем более для женщины в её состоянии. Траун не вправе просить… Но если Лара не спустится на поверхность Кветхолда сейчас, не войдёт в мрачный подвал больницы, не взглянет в лик смерти, то в случае если Нусо Эсва жив, он может сбежать, и тогда всё начнётся с начала. — Лара. Траун подошёл к ней и обнял за плечи, делясь спокойствием. Лара прижалась к нему, уткнувшись лицом в белый китель. Траун знал, как ей тяжело. Эсва никогда не станет просто призраком из прошлого ни для Галактики, ни для Лары Дерн. Он не просто оставил след в её жизни, Эсва стал частью её самой. — Хорошо, — она подняла взгляд на Трауна. — Я сделаю это. Ради Галактики и ради тебя. — Ты хорошо себя чувствуешь? — с беспокойством спросил Траун, сегодня Лара казалась уставшей. — Не очень, — призналась она. Причина её постоянного недомогания была уже очень хорошо заметна, даже свободные платья не скрывали огромный живот. Траун помнил, как Лара плакала у него на плече в тот день, когда узнала. Он успокаивал её, уверял, что на его к ней отношении это никак не скажется, а она всё рыдала, пока китель не промок насквозь, а потом, опустошённая нервным срывом, заснула на руках Трауна. Прошло уже больше одиннадцати месяцев, врачи ничего не знали о том, как проходит беременность у эараак, поэтому решили как можно меньше вмешиваться в естественное течение. Ребёнок был чрезвычайно крупный, хотя опять же возможно, что для эараак это норма. А ещё температура тела Лары постоянно была чуть выше человеческой нормы, ведь ребёнок, которого она носит, имеет совершенно другую физиологию. Лара, правда, устала, чересчур долгая для её расы беременность и постоянное нервное напряжение утомили её. Траун постарался окружить Лару заботой и вниманием, и его действия возымели плоды. Она уже почти не вспоминала о прошлом и порой казалась полностью счастливой. Траун надеялся, что сможет дать ей спокойную счастливую жизнь, когда всё закончится. Но для этого ему нужна её помощь.***
Уверенные шаги Трауна и осторожные, слегка неуклюжие Лары гулко отдавались в прохладном коридоре больницы. — Мы спускаемся в подвал, тебе не холодно? — спросил Траун. Лара покачала головой. Её рука была горячей, румянец то вспыхивал на щеках, то сменялся неестественной бледностью. Траун уже не знал, что тому виной, эмоциональные переживания или чисто физические причины. В морге их встретил всё тот же медицинский эксперт, и снова повторилась молчаливая процедура опознания. Только Лара знала по именам каждого их погибших, она была лично знакома с ними, знала их хорошие качества и искренне скорбела по друзьям. Она выразила желание осмотреть все тела, не только тех, кто по общим приметам напоминает Эсву. Траун был против, предполагая, как это отразится на её эмоциональном состоянии. Но в этот раз с несвойственной ей настойчивостью Лара добилась своего. Взглянув на тело юноши, Лара всхлипнула и, прижав ладонь к подрагивающим губам, отвернулась. — Его звали Лерто Тэлла, — голос Лары звучал хрипло. — Ему было шестнадцать лет. Когда она, наконец, посмотрела на Трауна, её глаза были полны слёз. В них застыл немой вопрос «Почему?». Почему такие, как Лерто, умирают на чужих войнах, и прекратится ли это когда-нибудь? У Трауна не было обнадёживающего ответа. — Мне жаль, Лара, — сказал он. При взгляде на мальчика приходило ощущение ужасной неправильности происходящего. Он не должен был умереть. Как и люди, что погибли при штурме Алого города, как и тысячи разумных существ, чьи жизни забрала эта война. Когда остались два последних тела, Лара была близка к истерике. Под каждой белой простынёй она боялась увидеть Нусо. Но если его здесь нет, то солдаты перероют весь Кверхолд и всё равно его найдут. Нусо Эсва обречён на смерть с того самого момента, когда начал великую экспансию. Эксперт отогнул край простыни, и Траун слышал, как Лара прерывисто вздохнула. Не стоило приводить её сюда, это слишком жестоко. — Не он, — сказала Лара срывающимся шёпотом. — Я не могу понять, кто это, но точно не Нусо. — Остался последний. Сюда, пожалуйста, — эксперт вёл себя очень профессионально, Лара не замечала сочувственных взглядов. На последнее тело она смотрела в молчании несколько минут, потом жестом попросила сдвинуть простыню, чтобы видеть руки и верхнюю часть туловища. Лицо её не выражало никаких эмоций, что было крайне нетипично. Траун редко не мог понять, что у неё на сердце, и сейчас Лара закрылась полностью, словно пытаясь защититься от боли, заперев её внутри себя. — Это Нусо Эсва, — сказала она, отступив на шаг. — Ты уверена? — спросил Траун. — Да. В безжизненном голосе проскальзывали истерические нотки. Её руки дрожали, и слёзы беззвучно текли по бледным щекам. — Я хочу уйти отсюда. — Конечно, — Траун подал ей руку, и вскоре они покинули это страшное место.***
Лару оставили в одиночестве в светлой палате после того, как она уверила Трауна, что с ней всё в порядке. Скоро она вернётся на «Предостерегающий», и всё это останется в прошлом… Опять самообман. Лара горько усмехнулась. Ребёнок Нусо Эсвы ворочался в ней, наверное, ощущая эмоции матери, которая прикладывала все усилия, чтобы не сойти с ума. Лара стояла у окна, вцепившись побелевшими пальцами в край подоконника. Солнце клонилось к горизонту, последние лучи пронизывали мутноватый воздух, создавая причудливую игру теней, гротескными силуэтами выделялись на фоне розоватого неба башни Цитадели Алого города. Лара пыталась сосредоточиться на пейзаже, а не на навязчивом желании снова спуститься в морг и ещё раз убедиться… Или пойти к Трауну и, разрыдавшись, дав, наконец, волю эмоциям, признаться в обмане и попросить прощения. Но тогда Лара подписала бы Нусо смертный приговор. Несколькими этажами ниже в мрачном помещении морга под белой простынёй лежал Ранкив. Его Лара опознала, как Нусо Эсву, зная, что лжет в лицо самому дорогому ей существу. — Прощай, друг мой, — беззвучно шептали её губы. Даже после смерти избранник оказал последнюю услугу своему господину и другу. Ранкив всегда был предан Нусо. И теперь, если Нусо умрёт, то его жертва, как и Лерто, окажется напрасной. Лара надеялась, что Нусо снова пересилит себя и признает поражение. Вернётся домой, чтобы оберегать свой мир и свой народ. Так он принесёт эараак больше пользы. Лишь бы Нусо это понял… Лара подумала, каков он, этот мир, который Нусо хотел однажды показать ей? Она никогда не узнает. И никогда не встретится с Нусо Эсвой. Но образ его Лара будет видеть каждый день в ребёнке, что был зачат при обстоятельствах, которые хочется забыть. Но всё же она будет любить этого ребёнка. Не только лишь боль и разочарование были в её прошлом, но и любовь, счастье. Пусть малыш станет напоминанием о том мимолётном счастье. Он вырастет непохожим на своего отца. А вдруг, подумала с внезапной тревогой Лара, Нусо как-то узнает? Захочет отобрать его? Траун не позволит ему. При мысли о гранд-адмирале приятное тепло разлилось в груди. Траун защитит её и ребёнка. Лара не знала, как смотреть ему в глаза, если когда-нибудь Траун узнает об обмане. Но в тот момент, когда от неё зависела судьба Нусо Эсвы, Лара не могла поступить иначе. Она всегда следовала велениям сердца, а не разума, и уже много раз поплатилась за это… Почувствовав боль от первых схваток, Лара ещё долго никого не звала. Она смотрела на освещённый предзакатным солнцем Алый город и думала о том, что Нусо где-то здесь, на этой планете. И он не знает, что скоро на свет появится его дитя. Он никогда не узнает, ради благополучия ребёнка. Когда утренняя заря кровавым багрянцем пролилась на небо Кветхолда, Лара Дерн родила сына.***
Тихий, деликатный стук в дверь вызвал у Лары улыбку. Она знала, кто пришёл, и больше всего на свете желала увидеть его, поделиться частичкой того счастья, которым полнилась её душа. Но всё же Лара чувствовала страх. Она любит Трауна, и Траун любит её. Но в колыбельке рядом с её кроватью спит чужой ребёнок, не его. Сын Нусо Эсвы. — Войди, — отозвалась Лара почти шёпотом, она боялась разбудить сына. — Ты будто светишься. Траун улыбнулся ей, и Лара ответила искренней открытой улыбкой, которой постаралась выразить всю свою любовь, ведь столь сильные чувства невозможно заключить в плен слов. — Мне сказали, роды были тяжёлые, — Траун тоже шептал, видя, что ребёнок спит. — Со мной всё хорошо, — уверила она. Он подошёл к колыбельке, и Лара не нарушала затянувшегося молчания, наблюдая за выражением лица Трауна. За прошедшие месяцы она изучила гранд-адмирала, стала понимать его загадочный взгляд, различать эмоции на бесстрастном лице. Лара боялась увидеть неприязнь, ведь этот ребёнок сын злейшего врага Трауна. Но когда уголки губ гранд-адмирала приподнялись в едва заметной улыбке, Лара отругала себя, что могла плохо думать о Трауне. Конечно, ненависть к какому-либо существу он никогда не распространит на невинное дитя. Траун вообще выше ненависти. Он смотрел изучающе, словно перед ним было редкое произведение искусства, а ещё алые глаза потеплели. Так Траун смотрел на Лару. Ребёнок мирно спал, не подозревая, в каком напряжении и растерянности находится его мать. А Траун чувствовал настроение Лары. Она счастлива, но вместе с тем напугана и растеряна. Она волнуется о ребёнке. Со своей стороны Траун намеревался сделать всё, чтобы этот малыш не повторил печальную судьбу своего отца. Это ребёнок Лары, её плоть и кровь. А Лара стала неотъемлемой частью жизни Трауна, частью его самого. О прошлом Лары, пылком юношеском чувстве будет напоминать лишь внешность ребёнка, единственного в своём роде получеловека-полуэараак. Он был заметно крупнее любого человеческого или чисского младенца, кожа малыша переливалась перламутровыми бликами. Тёмно-рыжие волосы были намного более густыми, чем обычно у новорождённых. Словно почувствовав на себе пристальный взгляд Трауна, малыш открыл глаза, аквамариновые, как у его матери. Фасеточные, лишённые зрачков и пронизанные золотистыми прожилками. Трауну показалось, что эти необычные глаза смотрят удивлённо, заинтересованно. Ребёнок тоже изучал новое для него существо. Звонкая, переливающаяся трель совсем не напоминала голос человеческого дитя, её можно было сравнить с песней птицы. Траун заметил, что малыш родился с полным набором зубов. Лара хотела встать с кровати и успокоить ребёнка, но Траун её опередил. Он бережно взял на руки младенца и, укачивая его, обошёл круг по комнате. Лара с крайним удивлением наблюдала за этой картиной. Ребёнок успокоился на удивление быстро, но не заснул снова, а продолжал смотреть на Трауна. — Как ты назвала его? — Элиот, — ответила Лара. Траун присел на край кровати, и, увидев мать, Элиот радостно взвизгнул. — Красивое имя, — сказал Траун, снова завладевая вниманием ребёнка. — Сначала я хотела назвать его в честь… не важно. Я выбрала простое человеческое имя. Элиот притих на руках у Трауна, словно понимал, что речь идёт о нём. — А вдруг?.. — Лара запнулась, не в силах даже высказать свои страхи. Она грустно улыбнулась в ответ на ободряющий взгляд и придвинулась ближе к Трауну. — Вдруг он вырастет таким же, как его отец? — спросила Лара шёпотом, страх и горечь плескались в её глазах. — Жестокость не разведена в нашей крови, — сказал Траун. — Она не передаётся по наследству. Каждый из нас сам решает, на что направить свои таланты. И вставая на путь разрушения, мы делаем собственный выбор. Нусо Эсва ступил на дорогу, которая вела в никуда. — А что мне сказать Элиоту, когда он вырастет и спросит, кем был его отец? — Правду, — ответил Траун. — Правда, какой бы она ни была, всегда лучше самой красивой лжи. Траун заметил, как Лара опустила взгляд и прикусила губу, услышав его слова. И он знал причину её состояния. Траун не винил её. Лара знала Нусо Эсву почти всю жизнь, и была уверена, что в глубине души он сохранил сострадание и доброту. Она не могла допустить смерти существа, если есть хоть малейшая надежда, что душа его не совсем окаменела. Такова Лара Дерн, и она совершенно не умеет врать. Эта ложь не была предательством, просто Лара не могла поступить иначе, она следовала за своим сердцем, и винить её за это невозможно. Поиски Нусо Эсвы пока не увенчались успехом. Почему-то Трауну казалось, что военного диктатора уже нет на Кветхолде. Быть может, он поймёт теперь, что завоевание Галактики никак не поможет эараак, вернётся домой, чтобы защищать свой народ. И кто знает, может быть спустя годы, когда Галактика содрогнётся от удара невиданной силы, величайшие стратеги своей эпохи снова встретятся, только на этот раз по одну сторону баррикад. — Ты злишься на меня? — спросила Лара, вырывая Трауна из раздумий. Прочла ли она по его взгляду, что Траун знает правду или имела в виду нечто другое? — Ты помогла мне выиграть эту войну, Лара, — ответил он. — И ты виновата лишь в том, что слишком доброе сердце бьётся в твоей груди. Она отвела взгляд, Траун заметил, что её глаза блестят непролитыми слезами. Лара думает, что не заслужила ни похвалы, ни прощения. Траун обнял её за плечи, привлекая к себе, и Лара уткнулась ему в плечо. Беспокойно зашевелился младенец. Траун укачивал его одной рукой. Эта хрупкость и красота невинной новой жизни восхищали и удивляли его. Само появление на свет Элиота можно приравнять к чудесам. — Я запуталась, — проговорила Лара. — Я уже не знаю, любила ли Нусо. Это совсем не похоже на то, что я чувствую к тебе. В твоей любви я нашла покой и безмятежность, а в его страсти лишь страх и страдание. — Вы, люди, странно понимаете любовь, — задумчиво произнёс Траун. — Она способна принимать самые разные формы. Порой настолько извращённые, что счастье оборачивается страданием. — Я люблю тебя. Лара подняла голову и взглянула в глаза гранд-адмирала, сейчас такие тёплые, не пугающие и не обжигающие. Траун осторожно провёл рукой по её волосам, пропуская между пальцами рыжие пряди. Лара прикрыла глаза, отдаваясь мимолётной ласке. В каждом его прикосновении чувствовались нежность и забота, сила, не переходящая в желание показать свою власть над ней. Но эту власть Лара с радостью признавала. Она потянулась за поцелуем, постепенно теряя голову от прикосновения прохладных губ Трауна к её губам, щекам, шее… — Значит ли это, что ты останешься со мной навсегда? — спросил Траун. Бархатный тихий шёпот словно влился в сознание, минуя органы слуха. Лара хотела простонать «Да», оставаясь в собственной маленькой вселенной, где нет ничего, кроме прохладных прикосновений, каждое из которых пускало приятную волну мурашек по позвоночнику. Но какую бы уютную вселенную ни выстроила для себя Лара, теперь частью её мира неизменно будет и другое существо, о котором она должна заботиться. — А Элиот? — У ребёнка должен быть отец, — сказал Траун с серьёзной интонацией. — Корни наших роковых решений всегда идут из детства, из воспоминаний, страхов и впечатлений, которые мы не конца осознаём. Окружив Элиота любовью, мы убережём его от неверных шагов. — Траун! Ты говорил, что у меня чересчур доброе сердце. Но это я не заслуживаю всего того, что ты даёшь мне. Во всём, что произошло, есть и часть моей вины. — Ты ни в чём не виновата, — уверил Лару Траун. — И тем более, Элиот не виноват в поступках своего биологического отца. Как и любой ребёнок он заслуживает любви и заботы. Ты так и не ответила, Лара. Ты останешься? Позволишь дать тебе спокойствие, о котором ты так мечтала? Лара уже набрала в грудь воздуха, чтобы ответить, но её прервал крик ребёнка, нежная трель, совсем не похожая на плач. — Элиот! — Лара взяла младенца из рук Трауна, прижалась щекой к его головке. — Твой отец слишком снисходителен ко мне. — Сын мой, тебе повезло иметь такую мать, — сказал Траун, нежно улыбаясь Ларе. Из уголка её глаза скатилась слезинка, словно сверкающий бриллиант на бледной коже. Лара никогда прежде не плакала от счастья.