След упавшей звезды

      Даже правитель Империи Руки должен выделять время, чтобы побыть с семьёй. Особенно, если его сыну исполняется восемнадцать лет.       Дом у моря, небольшой, но уютный, с белыми стенами и ажурной калиткой, сразу за которой начинается безлюдный пляж, с детства ассоциировался у Элиота и Кайе со счастьем. Отец часто надолго оставлял их, решая дела галактической важности, и хотя теперь дети всё чаще помогали ему, по-настоящему быть семьёй, заботиться лишь друг о друге они могли только в редкие моменты отдыха.       По приезду Кайе сразу побежала купаться. В воде и в космосе она чувствовала себя лучше, чем на твёрдой земле. Элиот и отец скоро присоединились к ней. Лара плавать не любила, она сидела на берегу и, улыбаясь, смотрела на своих детей и мужа. Она была счастлива. Только как всегда, забыв, что дети уже и не дети совсем, боялась, что они простудятся. Когда Кайе была маленькой, у неё часто возникали ожесточённые споры с матерью насчёт слишком долгого купания в холодной воде и слишком лёгкой одежды. Лара за семнадцать лет не смогла полностью примириться с тем, что у её дочери иная физиология, и то, что для Лары холод, для Кайе приятное тепло.       Потом был пикник на берегу, истории из детства, звонкий смех и крепкие объятия. Ни слова о войне, политике или о чём-то тяжёлом, неприятном. Непередаваемое чувство единения грело души всех членов семьи. В эти часы Траун был не командиром или правителем, а любящим мужем и заботливым отцом. Отцом взрослого сына, Элиоту завтра исполняется восемнадцать. Когда яркое красноватое солнце опустилось за горизонт, нырнуло в морские волны, появилась серебристая луна и пролила на водную гладь сверкающую дорожку. Элиот и Кайе ушли спать, девушка уже час до этого клевала носом, а Траун и Лара ещё долго сидели на остывающем песке.       Под куполом звёздного неба, в призрачном свете луны контуры предметов казались размытыми, тёмные волны тихо накатывали на песчаный берег, и лунные блики плясали на поверхности воды. Лара положила голову на плечо Трауну, нежась в кольце его сильных рук. Её любовь к Трауну прошла испытание временем, и постепенно прошлое стиралось, переставало иметь значение. Лара любила Трауна, и без него уже не представляла себя. Словно он — часть её души, её тела. Забота, покой, счастье… Восемнадцать лет, как один миг.       — До сих пор не понимаю, чем я заслужила всё это… Тебя, нашу жизнь, — произнесла Лара.       Траун тихо засмеялся, и Лара теснее прижалась к нему, обвивая руками обнажённый торс, уткнулась ему в шею, щекоча дыханием. Она почувствовала, как Траун сильнее сжал её в объятиях.       — Восемнадцать лет, — вздохнула Лара. — Ты можешь осмыслить то, что уже восемнадцать лет прошло?       — С трудом, — ответил Траун.       Ему было сложно поверить в то, что сейчас Элиот уже взрослый, а ведь совсем недавно Траун держал его на руках и постепенно с удивлением обнаруживал в себе крепнущее чувство привязанности, ответственности. Любовь к этому ребёнку, своему ребёнку. И когда появилась на свет Кайе, Траун не проводил черты между своими детьми. Пусть у Элиота другой цвет кожи, но по духу он сын Трауна.       — Сейчас ты так же прекрасна, как и восемнадцать лет назад, — сказал он, с нежностью наблюдая, как розовеют от смущения и удовольствия щёки Лары.       Пусть мелкие морщинки обозначились вокруг её глаз, Лара не стала менее красивой. Она просто изменилась внешне, как и внутренне, изменилась в лучшую сторону. И Эсва был неправ, полагая, что навсегда завладел её сердцем. Лара принадлежит Трауну, а он ей. Она никогда не забудет того, что было, но сердечные раны можно излечить любовью.       Лара и Траун потянулись друг к другу, их губы соединились в долгом, мучительно-медленном поцелуе. Пальцы Трауна перебрали её локоны, и Лара утопала в этой нежности, упивалась чувством единения и доверия. Лара обвела языком контур прохладных губ Трауна и шумно выдохнула, когда он стал слегка посасывать её язычок, словно хотел впитать её всю. С влажным звуком разорвав поцелуй, она откинула голову, и губы Трауна тут же приникли к её шее. Он коснулся зубами тонкой кожи, слишком нежно и аккуратно, чтоб оставить следы, но достаточно ощутимо, чтобы с губ Лары сорвался стон. Поцелуи переместились на её ключицы, плечи. Прохладные, нежные прикосновения вызывали радостный трепет, пускали приятные искорки возбуждения по её телу. С Трауном каждый раз словно первый, и каждый поцелуй — обещание.       — Продолжим в доме? Становится прохладно.       Лара разочарованно застонала, стоило Трауну оторваться от неё. Она сидела на его бёдрах, обвив ногами талию. Лара и не заметила, когда успела поменять положение. С ним она не властна над своим телом. Огонь страсти согревал её изнутри, но кожей Лара ощущала свежий вечерний ветер. Она улыбнулась, Траун так заботится о ней.       Он поднял Лару на руки, и она доверчиво опустила голову на его плечо. Лара оставляла короткие поцелуи на синей коже и улыбалась, слушая тихое шипение чисса. Казалось, путь до спальни занял целую вечность. Когда Траун, наконец, позволил Ларе встать на ноги, алые глаза горели ярким пламенем нетерпения. Его взгляд притягивал, завораживал и словно прожигал Лару насквозь, проникал в самую душу, сжигая дотла и возрождая снова.       Как только дверь за ними закрылась, Траун заключил Лару в объятия и приник к её губам в страстном поцелуе, на который она с готовностью ответила. Его руки скользили по её спине, на ощупь ища застёжки одежды. На секунду Ларе пришлось разжать руки, чтобы позволить платью свободно соскользнуть с плеч. Широкие прохладные ладони легли на её живот, потом двинулись ниже, к бёдрам, высвобождая стройное тело из плена шёлковой ткани. В таинственном свете луны, что пробивался сквозь тонкие занавески, её бледная кожа словно светилась. Не разрывая поцелуя, они дошли до кровати, попутно избавляясь от остальной одежды. Наткнувшись в темноте на кровать, Лара охнула, но Траун поддержал её, бережно опуская на прохладные простыни. Лара потянулась в темноту, не желая выпускать его из объятий даже на мгновение, и Траун не заставил её ждать. За приятной тяжестью сильного мужского тела последовал поцелуй, полный неистовой жажды.       Руки Лары скользили телу Трауна, срывая с губ страстное шипение. В её прикосновениях нежность и пламя страсти, желание подчиниться и завладеть. Траун так часто оставляет Лару одну, рискуя своей жизнью где-то на другом конце Галактики, но здесь и сейчас он принадлежит только ей. А она ему.       Прохладный язык, дразня, чуть коснулся напряжённого соска. Дрожь прошла по её телу, Лара выгнулась, без слов прося ещё. Нежные, лёгкие прикосновения подушечек пальцев к чувствительной разгорячённой коже заставляли Лару нетерпеливо ёрзать на постели. Траун без труда находил точки удовольствия, и Лара уже не сдерживала стоны, лишь беспомощно извивалась, медленно сгорая изнутри. Траун играл её возбуждением, и тугой узел желания всё сильнее скручивался где-то в животе.       Блаженная улыбка не сходила с её лица, когда прикосновения рук и губ переместились на самое нежное и чувствительное местечко её тела. Его ласки, такие неторопливые, срывали вскрики с припухших губ Лары, он словно касался голых нервных окончаний. Пламя страсти всё ярче разгоралось, всё больнее обжигало, и Лара не заметила момент, когда притянула Трауна к себе, впиваясь в губы, на которых остался вкус её желания. Лара перевернулась, оказываясь сверху, теперь её черёд упиваться чужими стонами, бархатистым шипением, от которого у неё мурашки бегут по коже. Её губы скользили по гладкой синей коже, Лара чувствовала, как напрягаются его мышцы, и улыбалась, пряча лицо за прядями курчавых волос.       Оседлав его бёдра, Лара поймала пылающий взгляд, её собственные глаза лихорадочно блестели из-под полуопущенных ресниц. Она медленно опустилась, принимая его в себя, запрокинув голову с миг чистого восторга, музыкой для её ушей позвучало протяжное шипение. Пальцы Трауна, уже не такие прохладные, как обычно, сжали её бёдра. Так восхитительно приятно ощущать его желание, возбуждение, эту нежность и лёгкую властность прикосновений! Лара приподнялась, упираясь коленями в матрас, но тут же сильным рывком Траун буквально впечатал её в себя, вырвав громкий крик из её груди. Они двигались в быстром темпе, женские стоны и вскрики, шипение чисса, скрип кровати, влажные звуки соединения тел сливались в одну мелодию страсти. Лара ахнула от неожиданности, когда Траун перевернул её, укладывая на спину, и она оказалась зажата между мягкой постелью и сильным мужским телом.       Лара потеряла всякую связь с реальностью, словно парила в безвоздушном пространстве далеко от всех галактик, и только Траун был рядом с ней. Только сильные размеренные движения, напряжение мышц его спины и ягодиц под её руками, шёпот у самого уха, переходящий в шипение. Когда волна тепла прошла сквозь её тело и сознание, напряжение достигло пика и резко спало, Траун накрыл губы Лары своими, ловя её стон, будто выпивая до капельки её страсть и любовь.       Лара нежно провела руками по его спине, оставила поцелуй на виске, вплела пальцы во влажные от пота волосы. Тихий вздох пощекотал её кожу, и Траун перевернулся на бок, притягивая Лару к себе. Она знала, сейчас Траун испытывает то же неповторимое, всепоглощающее ощущение счастья и покоя, которое не померкло за восемнадцать лет. И так будет всю жизнь.

***

      Проснувшись, Кайе некоторое время лежала в кровати и прислушивалась. Элиот ходил из угла в угол в своей спальне, что была под комнатой Кайе. Обычно он ходит, когда напряжённо думает. Какую дилемму пытался решить Элиот в день своего рождения, Кайе не знала. Она думала лишь о том, что если брат уже проснулся, можно бежать поздравлять его.       — С днём рождения, Элиот!       Кайе с радостным криком ворвалась в комнату брата, но тут же замолчала, увидев его лицо. Элиот был сильно встревожен. Не дожидаясь вопроса, он протянул сестре большую книгу в яркой обложке.       — Нашёл утром у себя на подоконнике. Окно было открыто ночью.       Ничего не понимая, Кайе открыла книгу, которая оказалась очередным учебником по изобразительному искусству, коих у Элиота было множество. Но вглядевшись в картинки на первой странице, Кайе ахнула. Это было слишком похоже… на искусство эараак!       — Вот это было вложено, — Кайе взяла из рук Элиота листок флимси.       Она не спешила читать послание, адресованное брату, не знала, хочет ли вообще знать, что там написано, что хотел сказать Элиоту Нусо Эсва. Кайе даже не раздумывала, от кого этот неожиданный подарок.       — Мне можно прочесть? — спросила она.       — Читай вслух.       Элиот явно был на взводе, но старался держать себя в руках. Кайе помедлила немного, наблюдая за братом. Она волновалась за него.       — «Дорогой Элиот, — буквы общегала у автора письма выходили угловатыми, какими-то острыми, казалось, о них можно порезаться. — Сегодня твой день рождения, и по обычаям людей ты уже считаешься совершеннолетним. Несмотря на то, что по законам нашего, — Кайе запнулась на слове „нашего“, которое было написано с сильным нажимом, — народа совершеннолетие наступит только через четыре стандартных года, я считаю, что ты уже взрослый и имеешь право на самостоятельные решения. Я уверен, что за восемнадцать лет ты выяснил, кто твой отец по крови. Я знаю, как сильно ты любишь свою семью, как привязан к тому, кто вырастил тебя, кого ты называешь отцом. Я не претендую на его место в твоей жизни и твоём сердце, потому что понимаю, что теперь это уже невозможно. Ты вправе злиться на меня, ведь за восемнадцать лет я, твой настоящий отец, видел тебя лишь раз. Наверное, ты этого не помнишь, ты был слишком мал. Но не думай, что я не интересовался твоей жизнью. Я многое о тебе знаю, Элиот. Решение оставить тебя в семье, с приёмным отцом, я принял, скрепя сердце. Но не было и дня, чтобы я не думал о тебе, не терзался мыслью, что мой сын растёт вдали от меня. Я хотел забрать тебя к себе, но видя, как ты счастлив, я просто не смог. Ради твоего блага, твоего счастья я не появлялся в твоей жизни. Теперь же прошу дать мне шанс. Я приглашаю тебя посетить Карсаата, планету твоих предков, колыбель твоего народа. Думаю, нет надобности отдельно замечать, что её координаты не подлежат разглашению. Я доверяю тебе, сын, и надеюсь, что ты доверишься мне. На Карсаата приземлись в нашей столице Аэрхааре. Он расположен почти на самом экваторе, это самый крупный город Карсаата, ты его ни с чем не спутаешь. Меня ты всегда сможешь найти в здании правительства, что в самом центре города. Скажи стражам у входа кодовые слова „тенраа калэ раунаэ“. Не знаю, прилетишь ли ты, боюсь даже надеяться, но пусть это будет твоё решение. С днём рождения, Элиот, сын мой, и надеюсь, до встречи».       Внизу листка были написаны координаты.       Кайе глубоко вздохнула, собираясь с мыслями. Всё происходящее казалось нереальным. Эсва действительно много знает про Элиота. Сам выбор подарка — тому доказательство. Если бы Кайе писала брату письмо, желая, чтобы он сделал что-то, нужное ей, она бы использовала такой же стиль. Эсва знает, что нежелание делать больно другим неотделимо от натуры Элиота, как и простое любопытство. Эсва прекрасно знает, что Элиот прилетит к нему. А задача Кайе — уберечь брата от необдуманных поступков.       — Думаю, нужно сообщить координаты отцу, — сказала Кайе, хотя уже знала, что Элиот будет возражать.       — Во-первых, он наверняка и без нас их знает, — ответил Элиот. — А во-вторых, Нусо Эсва доверился мне, сообщив координаты Карсаата, своего дома. Я не могу предать это доверие.       — Доверие военного диктатора, который пытался завоевать Галактику, — фыркнула Кайе.       — Я сын военного диктатора. Моё доверие тоже ничего не стоит? — неприятное, жёсткое щёлканье появилось в его речи.       — Ты же не собираешься на полном серьёзе лететь туда? — Кайе тоже злилась, в основном из-за того, что уже знала о своём поражении.       — Собираюсь, — ответил Элиот. — И никто не должен об этом знать, особенно, родители.       — Элиот, ты хочешь полететь туда, не знаю, куда, чтобы поговорить с тем, не знаю, кем, о… кстати, о чём?       — Я не знаю.       — Какая она, эта планета?       — Я не знаю.       — Когда ты вернёшься?       — Я не знаю.       — Тебе не кажется, что твой план чуть-чуть недоработан? — съязвила Кайе, получив в ответ гневное стрекотание.       — Я принял решение!       — Хорошо.       Элиот был так удивлён тем, что Кайе решила не спорить, что даже потерял весь воинственный настрой. Но, зная сестру, он догадывался, что это лишь хитрый манёвр.       — Я не буду препятствовать, ничего не скажу родителям, обещаю, — продолжила Кайе.       — И что взамен? — настороженно спросил Элиот.       — Я полечу с тобой.       Элиот ожидал такого поворота и знал, что не найдёт аргументов, способных убедить Кайе. Если она решила заботиться о брате, то даже его возражения для неё ничего не значат.       — Иначе всё расскажу, и никуда ты не полетишь, — сказала Кайе, загнув вверх уголки губ в хитрой улыбке.       — Ладно, — вздохнул Элиот. — Ты умеешь торговаться. Надо решить, на чём мы полетим. Придётся объяснять родителям, для чего нам нужен корабль.       — Транспорт не проблема, — усмехнулась Кайе. — Мы полетим на твоей яхте, которую родители подарят тебе сегодня.       — Яхту? — изумился Элиот. — Ты знала и не сказала мне?       — Не хотела портить сюрприз, — ответила она. — А теперь давай вспомним и объединим всё, что нам известно о Нусо Эсве. Опять тактический ход. Кайе всё ещё надеется отговорить Элиота от поездки.       — Мама рассказывала…       — Мама была в него влюблена, — перебила брата Кайе. — Её оценка необъективна. Так что давай обратимся к фактам.       Элиот только махнул рукой, ему придётся выслушать сестру, но в конце концов он поступит по-своему.       — Нусо Эсва хотел завоевать Галактику. Из покорённых планет он выкачивал все ресурсы, в том числе человеческие. Он мог уничтожить целый город или даже население планеты за неповиновение. Эта Галактика запомнила Нусо Эсву как стихийное бедствие.       — Он думал, что действует в интересах своего народа. Отец так сказал.       Элиот убеждал себя, что не пытается оправдывать Эсву. Он знал, что Эсва не абсолютное зло. Элиот помнил его взгляд, полный грусти, любви. Это не был взгляд чудовища.       — Что он там думал, мы не можем знать доподлинно, — парировала Кайе. — Факты говорят…       — Меня не интересуют исторические факты, — прервал её Элиот, которому начал надоедать этот разговор. — Меня интересует Нусо Эсва. Я хочу узнать его, хочу сам спросить о его мотивах. И у меня будет такая возможность, когда мы доберёмся до Карсаата.       Кайе поджала губы некоторое время сверлила брата гневным взглядом, алый ободок её глаз опасно сверкал.       — И когда мы вылетаем? — спросила она, не признавая поражение, а лишь предпринимая тактическое отступление.       — Завтра ночью, — безапелляционным тоном заявил Элиот. — А сегодня не подаём виду, что мы что-то задумали. И не забудь, ты обещала мне.

***

      Первой мыслью, когда Кайе увидела с утра родителей, было сейчас же рассказать им всё. Но она дала обещание брату. Кайе понимала его желание увидеться со своим биологическим отцом, и почему Элиот хочет доверять Эсве. Но сама Кайе ему не доверяла. Всё, что она знала об этом существе, говорило, что не стоит лететь к нему в гости. Кайе немного запоздало задумалась о том, как отнесётся Эсва к ней. Элиот его сын, и судя по письму, по той встрече много лет назад, Эсва действительно испытывает к нему привязанность, он способен на тёплые чувства. Но Кайе дочь его злейшего врага и женщины, которую Эсва когда-то любил, и которая оставила его. Кайе с трудом призналась самой себе, что боится. Но собственный страх отступал на второй план, терялся на фоне страха за брата. Кайе не отпустит его одного.       Несколько раз за день Кайе ловила на себе вопросительный взгляд отца. Они с Элиотом могли обмануть кого угодно, только не его. Кайе отворачивалась, кусая губы, отводила глаза. Она связана обещанием, данным брату. Но отец видел, чувствовал, что что-то не так. Мать, возможно, тоже чувствовала. Кайе представила, как они будут ругаться, когда дети вернутся, и решила, что лучше вообще тогда не возвращаться домой.       Побег, а иначе это не назовёшь, был назначен на два часа ночи. Около одиннадцати вечера все члены семьи сидели в гостиной. Элиот пытался рисовать, но то и дело нервно поглядывал на часы, опасаясь, что родители лягут спасть поздно, и побег придётся отложить. Кайе сидела на подоконнике и делала вид, что читает, поверх книги она наблюдала за своими родными. Мать и отец разговаривали, сидя на ковре перед декоративным камином. Искусственный огонь весело плясал на стеклянной панели, бросая мягкие, тёплые блики на их лица. Мама улыбалась, слушая отца, и в её глазах отражались чувства, которые Кайе ещё не могла понять. Она не испытывала ничего подобного, боялась и надеялась однажды испытать. Вдруг закралась мысль: «А на Эсву мама так же смотрела?» Но Кайе поспешила прогнать от себя эту неприятную мысль. Даже если так, то это было давно, теперь же мама любит её отца. Невозможно так любить сразу двоих, Кайе была в этом уверена. Интересно, что бы сказал Эсва, увидев их сейчас? Кайе усмехнулась с мрачным злорадством. Восемнадцать лет назад он проиграл не только войну. А что если Эсва смотрел на маму так же, как смотрит отец? Любил её так же сильно? Тогда ему должно быть ужасно больно…       — Я пойду спать, — сказала Кайе, поднимаясь. — Доброй ночи, — она коснулась руки Элиота, нервно сжимающей карандаш.       — Доброй ночи, — ответил он и шёпотом добавил, — Помни, не опаздывай.       Кайе кивнула и, нацепив на лицо вполне искреннюю улыбку, подошла к родителям.       — Доброй ночи.       Кайе обняла сначала маму затем отца. Возможно, она долго не увидит их.       — Сладких снов, милая, — сказала мама, нежно проведя ладонью по её непослушным волосам.       — Доброй ночи, — Кайе опустила глаза, не в силах выдержать взгляд отца, ведь она знала, что фактически обманывает его, и он тоже это знал. — Ты ничем не хочешь поделиться со мной? — спросил отец, и в его голосе не было упрёка, только искреннее желание помочь.       Кайе покачала головой и, бросив осуждающий взгляд на брата, поднялась к себе. Она, не раздеваясь, легла в постель и стала прислушиваться к звукам на первом этаже. Родители тихо разговаривали ещё какое-то время, потом, пожелав Элиоту спокойной ночи, ушли в свою спальню. Элиот тоже скоро покинул гостиную. В своей комнате он долго ходил из угла в угол, Кайе даже чудилось, что она слышит, как Элиот бормочет что-то себе под нос, но скорее всего это была лишь её фантазия. Когда затихли все звуки, кроме шагов Элиота, Кайе, подождав ещё немного на всякий случай, поднялась с постели. Жаль, что Эсва не сообщил ничего о климате своей планеты, думала Кайе, собирая вещи. В дом у моря она не брала с собой тёплой одежды. Но вряд ли на Карсаата температура опускается до такого уровня, когда Кайе может замёрзнуть, всё-таки она получисс, холодом её не испугаешь. Элиот тоже чем-то шуршал, должно быть, собирал вещи. Потом из его комнаты перестали доноситься звуки.       Положив собранную сумку на кровать, Кайе села и некоторое время вслушивалась в тишину. Правильно ли она поступает? Девушка вздохнула, понимая, что правильного выбора здесь быть не может. Кайе сделала свой, она не позволит брату быть в одиночестве. Ровно в два часа ночи Кайе встретилась с Элиотом у калитки, они обогнули дом и пошли к маленькой посадочной площадке, где стоял корабль отца и новенькая яхта Элиота. В доме не будет слышно звука двигателя, родители узнают об исчезновении Кайе и Элиота только утром.       — Это плохая идея, — сказала Кайе, плюхнувшись в кресло.       — Тебя никто не просил со мной лететь, — ответил Элиот.       Он занял место пилота и запустил предполётную проверку.       — Родители будут волноваться за нас, — даже сейчас она не оставляла попыток отговорить брата.       — Я оставил им записку.       — И что ты в ней написал? — спросила Кайе, не скрывая усмешки.       — Написал всё, как есть, — ответил Элиот.       Кайе поджала губы, а Элиот не встречался с ней взглядом, как и сестра, прекрасно понимая, что такая записка заставит родителей волноваться ещё больше.       Приборная панель замигала зелёными огоньками, корабль был готов к взлёту.       — У тебя ещё есть шанс передумать и остаться, — сказал Элиот, но Кайе покачала головой.       Он не стал спорить, никто не сможет заставить Кайе не делать то, что она хочет. В этом они с Элиотом похожи. Он вывел корабль на орбиту и ввёл координаты гиперпрыжка.       — Всё равно это плохая идея, — сказала Кайе, когда звёзды за иллюминатором растянулись в белые ниточки.