***
Четверг Макс проводит частично на учёбе, а частично — у родителей Кристинки. У них годовщина свадьбы, а с ней глобальное застолье. И Кристинка решает, что именно этот день — лучшее время для того, чтобы познакомить родителей со своим бойфрендом. Они вместе уже кучу времени, всё вроде как становится совсем серьёзным. Настолько, насколько возможно в девятнадцать лет. Значит, пора. Макс влезает в рубашку с брюками, пытается причесать волосы так, чтобы они не торчали вихрами в разные стороны. С этой задачей он не справляется и решает, что родителям Кристинки придётся смириться с растрёпанностью её парня. Кристинка и её мама оказываются настолько похожими, что Макс и правда может судить о том, что его может ждать в будущем. Если вдруг он останется с Кристинкой до гробовой доски. Не то чтобы он планирует. Он прекрасно к ней относится и хорошо себя рядом с ней ощущает. Только у него ещё вся жизнь впереди, чтобы на неё загадывать. О Мише он старается не думать. Даже тогда, когда тот присылает ему какую-то смешную картинку в контакте. Вся переписка с ним ограничивается картинками, стикерами и эмоджи. Так, словно для них письменности никто не изобретал. Макс с этим ему даже благодарен. Вот уж с кем виртуальные беседы он вести точно не готов, так это с Мишей. И так слишком часто о нём вспоминает. Неприлично часто. Папа у Кристинки не особенно разговорчивый и приветливый. Он сурово осматривает Макса. По его непроницаемому виду неясно, одобряет он его или нет. Макс строит не менее непроницаемую физиономию весь вечер. Потому что ему в принципе не важно одобрение её родителей. Макс твёрдо уверен в том, что родители не должны диктовать своим детям, с кем им быть. Даже неформально, высказывая мнение или как-то оценивая. Его ситуация с бабушкой, конечно же, совсем другая. После застолья Макс провожает Кристинку до её дома. — С бабушкой всё хорошо? — спрашивает она. — Да, — отвечает Макс. — А что? — Просто ты в последнее время какой-то совсем отстранённый, — говорит Кристинка. — Вот я и подумала, что, может, у бабушки с сердцем опять нехорошо. И ты расстраиваешься. — Не, она бодрее всех. Я просто, кажется, устал. Ну, знаешь, халтура, учёба. Тараканы опять табунами ходят по общаге. — Хорошо, — улыбается Кристинка. — Тебе надо больше отдыхать. Не смей работать в эти выходные, когда домой поедешь. Идёт? Макс кивает. Он обнимает и целует её на прощание, не заходя в гости. Общага с соседями и тараканами слишком скоро закрывается.***
Вечером пятницы Макс снова «помогает» Мише закрываться после рабочей смены. И активно прикидывает, как бы ему успеть на последнюю маршрутку в свой областной городок. По идее, он может даже посидеть немного дольше: маршрутка уезжает где-то около полуночи. Но не особенно сильно, потому что до вокзала добираться дольше, чем до общаги. Их посиделки становятся более томными и тесными. Они лежат на диване, крепко вжимаясь друг в друга. Места мало. Да если бы его и было больше, они вряд ли бы хоть на миллиметр отстранились. Макс лежит чуть ниже, под его шеей — рука Миши. Они лениво целуются, не менее лениво обсуждают всякую ерунду. Кофе, погоду, музыку. Макс улыбается каждый раз, когда улыбается Миша, потому что это слишком заразно. — У меня сосед-анимешник отваливается на выходные в Москву на какой-то фест, — рассказывает Миша. — Мне ещё неделю придётся потом смотреть с ним фотки косплеерш. Меня ждёт ад. — Анимешники ужасны, — отвечает Макс. — У меня был один знакомый. Смотрел только всякое, где за невзрачным пацаном гоняется куча няшек. И хентай. — Проблемы у пацана, что поделать, — отзывается Миша. — Гаремники и хентай. Не, мой сосед смотрит всякое с драчками, где у героев пятнадцать литров крови. И «Евангелион». Наиболее ужасны они только когда собираются толпой. У нас как-то такая толпа собиралась тут, в «Кейве». Я за два часа на их мунспике говорить научился. — Капец, — говорит Макс. — Капец, — соглашается Миша. — Не хочешь, кстати, у меня зависнуть? Макс напрягается. Такое предложение застаёт его врасплох. Ставит перед смутным моральным выбором. Они не выходили за пределы «Кейва» с этими своими странными отношениями. Они их даже не обсуждали, что Макса, откровенно говоря, очень радует. Зависают по вечерам, целуются на диване, немного общаются — всё. Вот и все отношения. Хрупкие, странные, безымянные. А перенос их за пределы «Кейва» — это серьёзное дерьмо. Особенно к Мише домой. Это заявка на... Макс не знает на что. И не думает, что готов. Ему нужно больше времени на то, чтобы осознать, как с этим жить и в какую сторону двигаться. Он же не извращенец, всё-таки. Ну, только за закрытыми дверьми «Кейва». И поцелуи — разве считаются? Макс не шарит. — Слушай, я... — он зависает, облизывает губы. — Я не знаю. Я... У меня же, ну... — Девушка есть, я помню, — перебивает его Миша. — Что, тебе нормально обжиматься со мной тут и не хочется на моей хате? Какого хуя, Максим? Миша смотрит на него пристально, выбивая этим взглядом из без того сомнительной зоны комфорта. А вот и разговоры, которых он не хотел. Макс пытается подняться, но Миша из своих рук его не выпускает. — Во-первых, я не сделаю ничего, на что ты не был бы готов, — говорит Миша. — Во-вторых, «Кейв» тебе не мотель, а я не мальчик по вызову. И, в-третьих, вынь голову из жопы, тебе встречаться никто не предлагает. — А... — Макс зависает, удивлённо смотрит на Мишу. — Серьёзно? — Абсолютно. Мы отлично проводим время, зачем мозги друг другу трахать? Ну, знаешь. Когда можно не мозги. На губах Миши появляется какая-то шкодливая усмешка. Он двигает ногой так, чтобы теснее прижаться. У Макса сбивается дыхание и вырывается глухой стон. Миша — сущий дьявол. Макса это полностью устраивает. Он сам тянется за новым поцелуем, на краткие мгновения забывая обо всём на свете. Пока не раздаётся звук открывающейся входной двери. Сердце из груди Макса едва ли не выпрыгивает. Моментально становится холоднее, потому что Миша скатывается с дивана. Но нормально подняться и оправиться они не успевают. В «Кейв» заходит Карим. А с ним — незнакомый Максу высокий парень. — Миш, ну тут не дом свиданий, — говорит Карим. — Я... — Миша запинается, быстро оборачивается на Макса. — Мы... Это... Тут... — Это не то, о чём ты подумал, мамочка, они тут просто заигрались в «Марио», — фыркает спутник Карима. — Спутались проводами джойстиков, пока прыгали в трубы. Карим пихает парня локтем в бок. Улыбается, глядя на него. Макс выдыхает, резко поднимается, зависает рядом с Мишей, едва касаясь его плеча своим. — Максим просто помогал мне прибраться после смены, — говорит Миша. — И мы увлеклись. — Мы идём кино смотреть, — говорит незнакомый Максу парень. — В дальнюю. Можете с нами зависнуть, если вам больше негде. — «Лунный свет», — добавляет Карим. — Хотим посмотреть, откуда весь хайп и «Оскар». Миша смотрит на Макса вопросительно. Макс нервно сглатывает. Он ещё в себя прийти не может с тем, что их вот так застали. И что совершенно не парятся. Понимает только, что у него нет возможности здесь с этими парнями зависнуть. У него нет времени на просмотры фильмов. Да и зависать с ними стрёмно. С ним происходит слишком много всякой ерунды, к которой он не готовился. — Мне в общагу, — говорит он. И тут же вспоминает, что не в общагу, а на вокзал, конечно же. Но, видимо, внутри себя он уже в этом сомневается. Миша кивает. — Ему в общагу, — повторяет он. — А я пойду провожать. Спасибо, ребят. Больше не повторится. — Да ладно, — машет рукой спутник Карима. — Мы тоже были молодыми. Макс быстро накидывает на себя толстовку, влезает в джинсовку и подхватывает свой рюкзак. Миша тоже собирается. Они прощаются с парнями и уходят из «Кейва». Макс выдыхает, Миша лезет за сигаретами, протягивает ему одну. — Извини, что так, — говорит Миша. — Я не думал, что они могут прийти вот так внезапно. То есть, они имеют полное право, конечно. Это же Дэн — основной владелец «Кейва». — Тот второй? — спрашивает Макс. — Угу. Ну, то есть, они с Каримом вроде как партнёры, но всё записано на Дэна. Карим же управляет. Всем, включая Дэна. Да, Макс, не смотри на меня так вопросительно. Вместе они. Закуривая, они отходят от «Кейва». Максу странно. Его не так воспитывали, чтобы он мог совершенно адекватно воспринимать то, что двое парней вместе. Эти двое выглядели как экстремально близкие друг другу люди. Он впервые увидел их вдвоём и уже это понял. По взглядам, по улыбкам, по тому, как они себя вели. И ему не показалось это чем-то отвратительным или неправильным. Максу странно именно от этого. — Так что с выходными? — спрашивает его Миша. — Я завтра, конечно, работаю. Но ты можешь потусить у нас в «Кейве» днём, а потом вечером сразу со мной поехать. — Я домой собирался, — говорит Макс. — В область. Мне сегодня надо на маршрутку успеть. Миша останавливается. Он сбрасывает пепел и смотрит прямо на Макса, хмурясь. — Ты говорил про общагу. Макс, если ты опять ломаться собираешься... — Я позвоню домой бабушке, — быстро перебивает его Макс. — Скажу, что заболел и не могу приехать. Лоб Миши разглаживается. Он облегчённо улыбается. — Придёшь днём? — спрашивает он. — Приду, — решительно отвечает Макс. И ощущает прилив волнения, встречаясь с Мишей взглядом. Волнения, которое перекрывает неприятное чувство, появившееся было от необходимости врать бабушке.***
— Пиво? — спрашивает Миша, когда они проходят в его комнату. — Я с утра перед работой закупился. Забыл паспорт, еле уломал продавщицу продать. — Да ты мёртвого уломаешь, — хмыкает Макс. — Я не нашёл никаких мертвецов, чтобы уломать купить мне пива, — с самым серьёзным выражением лица отвечает Миша. — Пришлось самому. Макс улыбается. Он садится на разложенный диван, сцепляет перед собой руки в замок. Ему неловко до ужаса. Когда Миша уходит за пивом на кухню, он осматривается. Комната небольшая и простая. Компьютерный стол со стационарником, разложенный диван, стул с одеждой и старый, ещё советский, наверное, шкаф с целой кучей разных наклеек на дверцах. И, конечно, в углу у шкафа — зачехлённая гитара. Миша возвращается с двумя открытыми запотевшими бутылками, протягивает ему одну. Он забирается на диван с ногами и прислоняется спиной к стене. — В прошлом году мне без проблем продавали, — говорит Миша. — Но, знаешь, по закону подлости, стоило стать совершеннолетним... Макс разворачивается, едва не разливая пиво. — Тебе восемнадцать? — спрашивает он. — Ага, — кивает Миша. Самому Максу двадцать исполняется в следующем месяце. Он и подумать не мог, что Миша может оказаться младше его. Ведёт он себя точно не как восемнадцатилетний пацан, только вчера выпустившийся со школы. Макс о такой, как у него, уверенности в поведении может только мечтать. Весь этот откровенный флирт, взгляды, прикосновения. Да, разница в возрасте не особенно большая, но она есть. И пока она кажется существенной. — Эй, скажи спасибо, что я вообще совершеннолетний, — поднимает брови Миша. — Чего ты пялишься на меня так? — Мне двадцать в следующем месяце, — так и говорит Макс. — Что, уже не встаёт на мальчиков помоложе? — усмехается Миша. Макс заливается краской и прикладывается к бутылке с пивом. Всё у него встаёт. Он просто в жизни бы не подумал. Ему становится стрёмно смущаться. Он краснеет как дурак от того, что говорит парень младше его. Он постоянно с его слов краснеет, теряется и не находит себе места. Теперь стыдно должно быть. Пиво немного расслабляет. Макс забирается на диван с ногами следом за Мишей. Прислоняется к стене, подтягивает к себе колени. — Ты на заочке? — спрашивает он Мишу, поворачивает к нему голову. — Неа, — мотает тот головой. Затем подносит бутылку к бутылке Макса и сталкивает их горлышками, вроде как чокаясь. — Ушёл в девятом, пошёл в путягу. Но меня нахрен выгнали и теперь вот работаю. — Из путяги выгнали? — удивляется Макс. — Оттуда выгоняют? — Я был слишком хорош для секретутского направления, — отвечает Миша. — Выжили конкурентки. — Прикалываешься? — Неа. Я реально учился в профессиональном училище на секретаря. Сплошные девчонки в группе. И я. — Из тебя вышла бы отличная секретутка, — фыркает Макс. — Лучшая, — кивает Миша. — Парень стопроцентно сосать будет лучше. Макс давится пивом. Больше от того, что ему смешно, чем от смущения. Миша с каждым разом раскрывается перед ним с новых сторон. А потом всё возвращает к пошлостям, от которых чуть ли голова не кружится. К слишком многообещающим пошлостям, до которых у них ещё ни разу не дошло. — Кстати, об этом, — говорит Миша. — Чем займёмся? Не заплюй мне диван пивом, мы можем сначала что-нибудь посмотреть. Макс облизывает губы. Он решает, что пришла пора ему самому что-то делать, связанное с этими самыми пошлостями. Поэтому он забирает бутылку у Миши и слезает с дивана, чтобы поставить недопитое пиво на компьютерный стол. Миша с интересом наблюдает за ним. Улыбается, больше ничего не говоря. Макс неровно выдыхает и возвращается на диван. Перекидывает одну ногу через Мишу, седлает его бёдра. Руки Макс устраивает на его плечах. Ощущает он себя не совсем на своём месте. Ещё и дыхание сбивается, когда Миша кладёт свои руки на его бёдра, а затем проезжается ими до затянутых в джинсы ягодиц. Макс чувствует себя последней блядью, восседая на нём таким образом. Но у него всё ещё хреново с инициативой, а порно он много не смотрит: вечно парится, что кто-нибудь запалит. В общаге соседи, а дома — бабушка. — Всё, ты кончился? — тихо спрашивает Миша, когда Макс начинает ёрзать, пытаясь устроиться удобнее. И когда при этом ничего не происходит. — Захлопнись, — шипит Макс. — Заставь меня, — усмехается Миша. И сжимает в своих ладонях его задницу. Макс наклоняется и целует Мишу, ловя прилив решимости. Напористо проталкивает язык в его рот, проезжается ладонью по груди до живота. Кое-как нашаривает пуговицу на джинсах Миши и расстёгивает её, следом дёргает вниз молнию. Руки самого Миши перебираются с его задницы в ту же область. При попытках справиться с джинсами друг друга, они стукаются руками. Это ни хрена не удобно. Одновременно целоваться и пытаться избавляться от одежды — вообще нереально. Макс выпрямляется. Смотрит сверху вниз на Мишу. Тот неровно улыбается, а затем заваливает его на диван. Путаются они уже в ногах. Макс не осознаёт даже, кто первым начинает ржать надо всей этой дремучей неловкостью. Возможно одновременно. Такие совместные фейлы расслабляют больше, чем алкоголь. И, расцепившись, удаётся успешнее и быстрее справиться с лишними слоями одежды.***
Они не заходят дальше взаимной дрочки. На что-то большее решимости Макса не хватает, а Миша тактично не лезет. После они лежат и курят прямо в комнате, перевернувшись на животы, вопреки всем требованиям пожарной безопасности. Соприкасаются плечами, приходят в себя. — Как вообще решается, кто кого? — лениво интересуется Макс. Смущаться и по тридцать раз думать о том, как это всё неправильно и почему его тут быть не должно, ему тоже лениво. — Тут всё дело в пристрастиях, — отвечает Миша. — Кому как нравится. — А если не знаешь ничего о пристрастиях? Если это впервые. И я не знаю, что мне и как нравится. — Подкинуть монетку? Забиться на камень-ножницы-бумагу? — Не, я не хочу решать судьбу своей задницы рандомом. — Тогда надо как-то по справедливости. — Я старше, — Макс хитро косится на Мишу. — У меня должно быть преимущество по праву старшего. — У меня больше, — парирует Миша, поддевая его плечом. — Вообще-то, у меня тоже не так много опыта. Ну, знаешь, я кроме такой ручной работы разве что как-то по пьяни отсосал другу детства. Потом мы протрезвели. И друга детства у меня не стало. — Соболезную, — говорит Макс. — Ну, не такой уж и хороший друг был, получается. Не велика потеря, если он не может закрыть глаза на пьяную ошибку. Макс тушит сигарету о стеклянную пепельницу, дно которой покрыто пеплом так, что его и не видно. Миша на него не смотрит и некоторое время выглядит как-то потерянно. Настолько, что его хочется обнять. Впервые за всё время через его расслабленную самоуверенность пробивается грустный и одинокий парень. Ничего такого Максу знать не хотелось. Ему страшно от того, что он узнает слишком много и не сможет оставить Мишу позади. — Я лет, кажется, в шестнадцать, — начинает Макс своё собственное признание, — познакомился в интернете с одним парнем. Переписывался с ним с фейковой страницы. Ну, знаешь, секстился понемногу. Потом он прислал мне фотку своего члена, я охуел от жизни и удалил страницу. — Серьёзно? — переспрашивает Миша, поворачивая к нему голову. — Ты фриканулся с дикпика? Получается, мне ещё повезло. Кстати, я думал тебе свою послать как-нибудь. — Миша, блять, — выдыхает Макс. — Что? Я бы сразу дописал «сорян, бро, не тебе». Чтобы твоя тянка, если переписку вдруг бы запалила, ничего не заподозревала. Макс передёргивает плечами. Он бы с таким раскладом, конечно, подумал, что это действительно не ему. И это его наверняка бы расстроило. Только Мише об этом знать не обязательно. — Тебе бы понравилось, — добавляет Миша. — Я предварительно нарисовал бы на нём глаза. — Долбоёб, — усмехается Макс. Миша подхватывает пепельницу, составляет её на пол, а затем поднимается сам. Максу открывается отличный вид, когда он идёт к компьютерному столу за недопитыми бутылками с пивом. Он хорошо сложен и явно не стесняется наготы, потому что в отличие от Макса не спешит натягивать трусы или прикрываться диванным пледом. Макс выпадает из реальности, наблюдая за ним. — Посмотрим чего-нибудь? — спрашивает Миша, протягивая Максу бутылку с пивом. — Только не топ ютуба, — отвечает Макс. Миша хмыкает и возвращается к компьютерному столу. Выводит компьютер из спящего режима и, не садясь за стол, наклоняется к мыши и клавиатуре. — У меня есть аж три сезона «Гриффинов», — говорит Миша. — И «Поллитровая мышь». Даже в Гоблине. Интернет тоже работает, можно что-то онлайн глянуть. О, и похавать. У меня есть пельмени в морозилке. И скидка в одной пиццерии. Если хочешь, можем скинуться на пиццу. — Пельмени и у меня в общаге есть, — говорит Макс. Он садится на диване, заворачивается в плед, а затем поднимается. Подходит к Мише, кладёт руку ему на поясницу и заглядывает на монитор. — Ты, кстати, слышал? — спрашивает он. — Сенсация. Птица — это слово. — Нет, Макс, не начинай, — выпрямляется Миша. — Макс, я тебя предупреждаю, что если ты внесёшь эту песню в мой дом... — Bird, Миш. Bird is the word. * — Ну и мудак же ты. Миша берётся за плед, притягивает Макса к себе и затыкает его рот поцелуем, не давая начать напевать дурацкую песенку, которая непременно засядет в головах.***
Они валяются на диване под пледами, обнимаясь и глядя смешные, но совершенно идиотские мультфильмы. Голова у Макса лёгкая-лёгкая. И даже не от бутылки пива. Он поворачивает голову, чтобы посмотреть на Мишу, изучить все родинки на его коже, заметить царапинку от бритья. Миша, всё-таки, чертовски привлекательный. — Кинг Стар Кинга ** смотрел? — спрашивает Миша. Он смотрит на Макса, моментально расплывается в улыбке и быстро целует его, прижимая к себе крепче. Макс понимает, что когда от человека начинает так кружиться голова, это не к добру. Просто потому, что с ним такого раньше не бывало. Макс не доверяет новым чувствам. Почти за двадцать лет ведь можно было испытать всё необходимое для нормального жизненного функционирования, да? — Не, — отвечает Макс замедленно. — Не смотрел. — Это дичь, конечно, — говорит Миша. — Но угарная дичь. Типа того мульта про тюрячку, но хлеще. — Запускай. Миша тянется за беспроводной мышкой, чуть отстраняясь от Макса. Дёргается, когда раздаётся звонок в дверь. — Наша пицца там, наверное, инеем покрылась, — ворчит он. Выбирается из-под пледа, слезает с дивана, подхватывает джинсы со стула и идёт открывать. Макс выдыхает и облизывает губы. Ему начинает казаться, что он сходит с ума. Он поднимается тоже, берёт свои джинсы, достаёт смартфон. И видит смску от Кристинки. «Ты можешь завтра пораньше приехать в город? Надеюсь, ты не забыл, что мы выступаем в атриуме. Я была бы рада, если бы ты пришёл меня поддержать». На него сразу накатывает тоска. Кристинке он не сказал, что остаётся в городе на выходные. Само собой, у него ведь такие планы, не включающие её присутствия. И встречаться с ней воскресным вечером на каком-то мероприятии ему не хочется. Стыдно в глаза будет смотреть. Но от того, что он тут, проводит время в интимной плоскости с обалденно привлекательным парнем, Макс чувствует себя обязанным пойти. И поддерживать Кристинку изо всех оставшихся моральных сил. Миша возвращается с пиццей и широченной улыбкой на губах. Макс решительно отключает телефон. Нет, к чёрту. У него вся ночь впереди, он не хочет отвлекаться ни на что иное. Он оставляет телефон на компьютерном столе, подходит к Мише, забирает у него коробку с пиццей, откладывает её на диван. — Знаешь, что? — говорит он, глядя прямо в пронзительно серые глаза. — Потом как-нибудь Стар Кинга посмотрим. Он шагает к Мише, подцепляет пальцами шлёвки для ремня на его джинсах, дёргает на себя, прижимается бёдрами к бёдрам. К чёрту всё, что за пределами этой комнаты. Прямо сейчас ему становится дьявольски жарко. И гореть в этом пламени один он не собирается.