***
«Ты где сейчас?» — получает Макс sms от Миши. «В универе», — быстро отвечает Макс. На момент он задумывается о том, а какого чёрта Миша ему пишет sms-ку, а не строчит сообщения в контакте. Но отвлекается на старосту группы, которая подходит к нему что-то спросить. Макс отвечает невпопад. У него чёртов экзамен, а он не может сосредоточиться. В голове какой-то дикий хаос, учил он всю ночь. И всё равно думает, что не готов, всё завалит и вообще моментально вылетит как пробка из-за пропусков и хвостов. Макс сдаёт. Забирает зачётку, вылетает из аудитории и срочно набирает номер Миши, чтобы сообщить ему об этом. — Круто, — говорит Миша. — Значит, ты всё на сегодня? — Да. — Тогда выходи. Макс останавливается посреди коридора. Моргает. — В смысле? — переспрашивает он. — Ну, я снаружи, — добавляет Миша. — Тебя дожидаюсь. Макс сбрасывает звонок и срывается с места. Он бежит по коридору, несётся к лестницам, перепрыгивает через несколько ступенек сразу и чуть не сбивает с ног кого-то из преподавателей. Он извиняется на бегу, не оборачиваясь. Вылетает со стороны главного входа и действительно видит Мишу. Который стоит у одной из колонн и вертит в руках сигарету. И улыбается, когда видит Макса. — Погоди, отдышусь, — говорит Макс. И чуть наклоняется, чтобы восстановить дыхание. Он особым спортсменом никогда не был. А тут опять прокурил себе все лёгкие. Дыхалка его предаёт, в груди колет, в горле режет. — Бежал? — удивлённо спрашивает Миша. — Ага, — выдыхает Макс. Миша протягивает руку и треплет Макса по плечу. — Ты чего вообще притащился? — спрашивает Макс, когда наконец выпрямляется. — У тебя же всё ещё постельный режим. Не? — Я отпросился у отца, — пожимает плечами Миша. — Ну, традиционно — сказал, что мама разрешила, но просила уточнить у него. — Мама не разрешала? — Само собой. Ну, я чуть от скуки уже не вешаюсь. Мне нужно было хотя бы воздухом подышать. И я решил, что навещу тебя. Встречу своего бойфренда с учёбы. — Тише ты, — тут же подбирается Макс. И озирается. Мало ли кто из знакомых услышал. — Я пока к обнародованию не готов. Миша поднимает перед собой руки и виновато улыбается. Макс хмуро смотрит на него, отступает на полшага. Это у Миши всё было радужно с приятелями на учёбе. Макс проверять толерантность однокурсников и преподавательского состава на своей шкуре не хочет. У него слишком много стресса, связанного с экзаменами, чтобы ещё и выходить из шкафа. — Я не буду ничего обнародовать, — говорит Миша тихо. — Но ты бы тогда сразу границы очерчивал. Про бабушку ты говорил. Про весь университет — нет. То есть, мне без разницы, кому говорить, а кому — нет. Пока на моём горизонте не появляются какие-нибудь дурочки, подбивающие к тебе клинья. — Нет никаких дурочек, — отвечает Макс. А затем хватает Мишу за рукав и тянет за собой подальше от университета. — Я не поэтому не хочу обнародовать. Я просто... Не готов. Окей? Я не хочу, чтобы за моей спиной о чём-то таком говорили. Или чтобы травить начали, — он запинается, оборачивается. И добавляет тише: — А нужен мне только ты. — Я, наверное, сейчас похож на неуверенного в себе придурка, — бормочет Миша. — Есть немного. А ещё неуверенного во мне. — Извини. Мне от безделья лезет в голову слишком много разного дерьма. Вот поэтому мне нельзя сидеть в четырёх стенах. Сечёшь? — Секу, — вздыхает Макс. — Куда двинем? В «Кейв»? — Смотреть, как хорошо там справляются без меня? Нет уж. — В кино? — В кино. Только фильм я выбираю. — Я не сомневался. Миша поддевает его плечом. И закуривает на ходу свою сигарету.***
Макс традиционно уезжает на выходные. А когда приезжает, застаёт на квартире Мишу, поджаривающего на сковородке покупные котлеты. — Лёха куда-то умотал с какими-то тянками, — рапортует Миша. — А я как раз вчера сделал новые ключи. Ну, раз уж наши запасные у тебя. Макс обращает внимание, что Миша одет в его домашнюю футболку. Которую он оставлял где-то на стуле в состоянии комка, когда уезжал в область. И ведь надо же — ни один не додумался ему написать. Ни про ключи, ни про то, что Миша будет на квартире. Получается сюрприз. Приятный. Вдвойне — благодаря котлетам. Макс, пока ехал из области, успел проголодаться. Долго стояли в пробках на въезде в городе, а у него не было даже какого-нибудь шоколадного батончика на перекус. — Я свалил из дома, — говорит Миша. — Домой. — Родители в курсе? — Да, — он кивает и ловко переворачивает котлеты на сковороде. — Мне уже не обязательно прямо валяться. Доктор сказал, что перенапрягаться лишний раз всё равно не стоит, но можно уже не соблюдать постельный режим. Ну я и решил, что всё. Повалялся там и хватит. Так и знал, что вы тут без меня пропадаете. Домашняя футболка Макса на Мише сидит очень здорово. Уютно. Растянутая, с потёртым принтом и маленькими дырочками. В такой можно только пойти мусор выкидывать или за пельменями в ближайший магазин. Но на Мише она даже становится соблазнительной. Ему, впрочем, всё идёт, во что не запихни. Без всего, конечно, ещё лучше. Макс сглатывает и садится за кухонный стол. Ему надо перекурить. Очень срочно, потому что ещё чуть-чуть и за него начнёт говорить недотрах. И не просто говорить, а качать права. Макс заглядывает в электрический чайник, который стоит на столе. Видит, что воды там достаточно, включает его. Миша оборачивается на звук, кивает. Отвлекается от котлет и ставит на стол сразу пару чашек. — Как же заебись дома, — говорит он. — Ты не представляешь, как я соскучился по этому гадюшнику. Миша наклоняется к Максу, быстро целует его и добавляет: — И по тебе. Макс с грустью думает о том, что ключи придётся возвращать. И перебираться в область, потому что общага уже практически всё. Осталась пара экзаменов, а там и летние каникулы. А Макс уже привязался к этой квартире. Миша, конечно, предлагал ему пожить, потому что сам же побил стёкла в общаге. Но «пожить» это не «не вопрос, переезжай с концами». С концами ему не предлагали. Значит, надо собирать манатки. Грустно, но зато всё на своих местах. Тут место Миши. Он просто грел, чтобы не остыло к его возвращению. — У меня завтра два собеседования, — говорит Миша. — Я в душе не ебу, что делать с такой желтушной рожей. Я выгляжу так, будто бухаю все восемнадцать лет своей жизни. И печёнка уже отвалилась. — Да нет, — отвечает Макс. — Не так всё страшно. Если будут спрашивать, прямо скажи, что грабанули. Или приври. Скажи, что защищал честь какой-нибудь девчонки в не очень честном бою. — Да кто мне поверит. — Кто угодно. А куда ты собеседоваться-то пойдёшь? — На баристу. В разные сетевые кофейни. А куда мне ещё? Лизка в «Кейве» прижилась. Меня со всеми моими обезьянниками и больницами там, очевидно, не очень хотят видеть в качестве сотрудника. Это понятно. Короче, Карим обещал написать рекомендацию на всякий случай. Максу хочется сказать что-то в поддержку, но он понимает — на месте Карима он бы тоже предпочёл стабильную работницу, а не начинающего анархиста. Дружбе и бизнесу не стоит идти рука об руку. Миша выключает газовую горелку, снимает сковороду с котлетами и раскидывает их по тарелкам без гарнира. Макс разливает чай по кружкам, засыпает себе сахар. Насаживает котлету на вилку, вгрызается в неё зубами. — Кстати, — говорит Миша, вытаскивая чайный пакетик из своей кружки, пока он не заварился слишком крепко. — Ты же остаёшься у нас, да? Мы с Лёхой говорили, общую аренду и коммуналку просто раскидаем на троих. Котлетой Макс давится. Прокашливается, хлопает глазами, недоумённо пялится на Мишу. Это что, ему не надо собирать манатки? Это то самое «переезжай с концами»? Макс откладывает котлету обратно на тарелку, внимательно смотрит на Мишу. — Ты серьёзно сейчас? — спрашивает он. — Конечно. Или ты не хочешь со мной жить? Макс двигает тарелку и кружку с горячим чаем в сторону. Он перегибается через стол, сгребает Мишу за свою футболку и целует его вместо ответа. Хочет, пиздец как хочет.***
Бабушка Макса оказывается не в восторге, когда он приезжает в область и объявляет, что лето тоже проведёт в городе. Она грустно опускает взгляд, складывает перед собой руки и тяжело вздыхает. Максу сразу же становится совестно от того, что он оставляет её на летние каникулы одну. Но ему тоже надо жить. Она должна понимать. А здесь, в области... О какой жизни тут вообще может идти речь? Пойти некуда, делать нечего, гулять не с кем, Миши рядом не будет. Макс решает, что он ни в коем случае не отступится от этого своего решения. Не готов он тут тухнуть. — На огород с тобой я буду ездить, — говорит он. И кладёт руку на плечо бабушки. — Да хоть на этой неделе поедем, да? Я даже могу Мишку с собой позвать, лишние руки-то не помешают. Макс сначала говорит, а потом задумывается. И прикусывает язык. Мише, наверное, пока не стоит лишний раз перенапрягаться. Максу надо или срочно брать свои слова назад, или впахивать на огороде за двоих. — Хотя, если с Мишкой, — быстро добавляет он, — то лучше на следующей неделе. Если он работу к этому времени не найдёт. Макс думает, что берёт на себя слишком многое. Но бабушка поднимает на него взгляд, мягко улыбается и соглашается. Помощь ей нужна, сама она со всем на огороде не справится. А забрасывать не станет — она слишком любит копаться в земле, собирать урожай и потом делать целую прорву заготовок, которую не всегда получается одолеть за зиму. — Хорошо, что вы друг у друга есть, — говорит бабушка, заставляя Макса нервно улыбнуться. — Без друзей по этой жизни не пройти. Как дела у него? — Он поправляется, — кивает Макс. — И новую работу ищет. — Он — хороший мальчик, — отзывается бабушка. — У него наверняка всё получится. Возьмёшь с собой вареньица, когда поедешь? Макс соглашается. И с тем, что Миша — хороший мальчик, и с тем, что у него всё получится, и даже с вареньем, которое сам Макс не очень любит. Ему слишком сладко и ягодно, а вот Мише с Лёхой его наверняка получится скормить. Бабушка будет рада, особенно если кто-то по достоинству оценит её старания. А не как Макс. Он шмыгает носом и идёт в свою комнату. Достаёт смартфон, открывает список вызовов. Понимает, что просто звонить не хочет. Поэтому он втыкает наушники, открывает скайп и нажимает на кнопку видео-звонка. Не отзывается Миша слишком долго. А когда на экране смартфона всё-таки показывается его физиономия, становится понятно — Макс его бессовестно разбудил. Миша едва моргает, зевает и явно всё также валяется на диване. Под его головой Макс видит подушку в мятой наволочке. Он смотрит на сонного Мишу и не может сдержать улыбку. Слишком умилительно он смотрится. Слишком беззащитно. — Доброе утро, — говорит Макс. — Ты же просыпался, когда я с утра уезжал. — Это тебе кажется, что я просыпался, — отвечает Миша. — Я был в автоматическом режиме. Миша зевает во весь рот. На экране смартфона это смотрится немного ужасающе. — Ты чего, уже соскучился? — спрашивает Миша. — Я просто спал и не успел. — Я спросить хочу, — говорит Макс. — Ты как относишься к отдыху на природе? — Положительно. У отца есть палатка и спальник, если что, мы поместимся в нём вдвоём без проблем. Можно поехать поставить лагерь на озеро и... — Я не о таком отдыхе. Я о даче. Хочешь поехать к моей бабушке на дачу? Свежий воздух, комары, грядки, деревья с иргой... — Полоть? — Миша вскидывает брови. — Мне? Ну, бля, Макс... — Ладно, забей. — Не-не-не, я же не отказываюсь. Просто ты мне должен будешь. — Как обычно. — Нет, не как обычно. Как-нибудь... Не знаю, завтраком в постель. С круассанами и апельсиновым соком. Или разучишь для меня какую-нибудь мелодию на гитаре. Короче, Макс, бля, я за тебя романтику придумывать должен? Макс закрывает лицо рукой, тихо смеётся. — Не думал, что тебе это нужно, — говорит он. — Я просто хочу всё попробовать, — серьёзно отвечает Миша. — В том числе — романтику в отношениях. Эй, я не прикалываюсь сейчас, вообще-то! Я всё ещё в автономном режиме. — Ладно, ладно, дома поговорим. Звучит это странно. Максу приходится привыкать. У него раньше были только дом в области и общага. Она за дом не считалась в принципе. А теперь он внезапно будет всё лето жить в квартире, к которой успел привыкнуть за слишком короткое время. Это что-то космическое. С Максом такого обычно не случается. Поэтому он не может перестать думать о том, что где-то за углом скрывается какой-то подвох. Без паранойи, как и без хороших друзей, тоже далеко не уедешь.***
Огород у бабушки Макса большой. С несколькими сараями, деревянной баней и домушкой, на чердаке которой сформирована спаленка со старым раскладным диваном. — Диван скрипит, — предупреждает Макс Мишу. — Спать нам придётся на нём. Только спать, потому что тут слышимость ого-го какая. Миша осматривает участок. — Да найдём, где уединиться, если что, — говорит он. И подмигивает Максу, а затем широко улыбается, когда видит его бабушку, выходящую из домушки их встречать. — Тамара Ивановна! А вы выглядите ещё лучше! Свежий воздух идёт вам на пользу. Бабушка Макса улыбается в ответ и зовёт их в домушку, где уже накрыт стол с простой едой. Они оставляют рюкзаки в предбаннике, идут мыть руки. Миша чуть ли не светится. Макса тоже распирает. Конечно, он не может бабушке признаться в том, что они с Мишей не просто дружат. Но то, как они быстро находят общий язык, его очень радует. Пусть бабушка и не в курсе, но она одобряет его парня. Для Макса это очень важно, у него больше нет людей, чьё одобрение его бы волновало по-настоящему. Жаль только, что обнять его при бабушке Макс не может. А в остальном — он предельно счастлив.***
Миша набирает целую кружку ирги с куста. — Моя спина меня ненавидит, — говорит он Максу, когда идёт промывать под уличным рукомойником ягоды. Они пропололи все грядки с земляникой и клубникой за утро. Спина у Макса тоже ноет, но он старается не ныть вместе с ней. Ему надо ещё скосить траву на участке у бани под яблочными деревьями. К этому надо приготовиться морально, а не страдать на тему уставшей спины. — Я тебе вечером спину разомну, — отвечает Макс. — Если сам не умру. — Только спину? Макс пихает Мишу локтем в бок. Тот смеётся, а затем закидывает в рот горсть ягод. Бабушка говорила, что иргу надо собрать как можно быстрей. И что жрать её можно сколько угодно. Ягод полно, большая часть всё равно уйдёт птицам. Миша этим и пользуется. У него идёт уже третья кружка. Они идут с помытыми ягодами за один из сараев. Там и перекурить можно, и посидеть на невысоком железном заборе, отделяющим один участок от другого. Макс в прошлые годы тут торчал постоянно. А когда было не слишком солнечно, вообще забирался на крышу сарая. Сейчас солнце палит, а крыша покрыта смолой. Раскалённая, не посидеть. Миша забирается на забор, Макс прислоняется спиной к стене сарая. На соседской стороне полно кустов, через которые их всё равно не видно. Уединение, которым можно пользоваться. Макс только не спешит. Ему страшновато. А вдруг увлекутся? А вдруг бабушка увидит? — Меня, кажись, берут в ту кофейню, кстати, — говорит Миша, вытаскивая пачку с сигаретами из кармана шорт. — Звонили, спрашивали, когда я могу выйти на работу. Ну, в ту первую, куда я собеседовался. Хотя, я был уверен, что возьмут во вторую. Там собеседование отлично прошло. Ну, я тебе говорил. А мне менеджер, с которым я там собеседовался, сегодня написал в контакте. Мол, я им не подхожу, они типа ищут сотрудника с образованием дальше школьного. При том, что на собеседовании он же мне и говорил, падла, что им это не важно. Наверняка пропалил меня по странице. Не позвонил даже, а отписку в личку кинул, прикинь? — Прикидываю, — кивает Макс. — Может, тебе завести вторую страницу? Цивильную, без подписок на тематические сообщества. Нет? — Нет, — мотает головой Миша. — Я не собираюсь скрываться. Я не хочу становиться невидимым. Какая разница, с кем я сплю, если я умею управляться с кофе-машиной? Какая, блять, вообще кому какая разница? Они права не имеют лезть в мою жизнь таким образом. Макс отлипает от стены и шагает к нему. Страхи за то, что запалят, переходят на периферию. Вылезает другой страх — всё-таки потерять этого балбеса, если он опять заведётся и решит лезть на все окрестные баррикады. Макс кладёт руки ему на плечи, заглядывает в глаза и надеется, что Миша не услышит, как громко бьётся его сердце от этого страха. — Не имеют, — соглашается он, — ни лезть, ни даже интересоваться. Но когда это работало справедливо? В другой-то кофейне тебя берут. — В другой ставка за час меньше, — хмурится Миша. — И она хипстерская какая-то. Сетка может не прижиться в нашем городе. И мне опять придётся искать работу. — Ты не можешь быть в этом уверен. Посмотри на «Кейв». Тоже нестандартное место. А держится на плаву. — Именно что держится. Там прирост прибыли пока не самый высокий, мне Карим рассказывал. Развивается и поднимается медленнее, чем для какой-нибудь кофейни или бара. Кстати, они хотят в перспективе и бар открывать. — Круто. — Сначала они выплатят оставшуюся сумму за квартиру, а потом Данил будет брать кредит на этот бар. И, если к тому времени «Кейв» не начнёт приносить хороший доход, они не станут разрываться между двумя проектами. Сечёшь? Макс кивает, его лицо мрачнеет. Это не то, что ему хотелось бы знать. Он слишком прикипел к «Кейву», чтобы слышать такие новости. Да, за квартиру им ещё расплачиваться около года, это Макс помнит, Карим говорил. Но сможет ли «Кейв» выплыть за год? Макс на это очень надеется. Но вспоминает, как мало там при нём бывало людей и понимает, что вероятность закрытия высока. Тяжёлый и беспощадный малый бизнес. Макс мотает головой, чтобы переключиться на более актуальный вопрос. — В любом случае, — говорит он, — ты не можешь предугадать, что станет с хипстерской кофейней. И вообще, у нас с тобой загородный отдых. Прекрати думать о проблемах, расслабься и жри иргу. — У меня спина всё ещё болит от такого отдыха. — Активный отдых на природе. Думал, в сказку попал? Макс подаётся вперёд и коротко целует Мишу. Так, чтобы точно не увлечься и не проторчать за сараем дольше перекура. Газонокосилка ждёт.***
К вечеру первого дня на даче Макс топит под чутким контролем бабушки баню. Там им с Мишей удаётся полноценно уединиться. И стены толстые, и бабушка стопроцентно не полезет. Выходят они расслабленные и довольные — преимущественно друг другом. Максу начинает казаться, что гроза миновала.***
— Что же вы всё на участке сидите? — спрашивает бабушка. — Шли бы на речку искупались. Миша пихает Макса в бок, широко улыбается. Он активно соглашается с тем, что им нужно вот прямо сейчас отправиться на речку купаться. И никак не вечером или завтра. Они успели с утра разобраться с поливом грядок. Теперь им временно нечего делать. Поэтому Макс закатывает глаза и соглашается. В противном случае он никуда бы не ушёл, пока всё было бы не сделано: иначе его бабушка займётся, перенапряжётся, а вечером будет страдать от усталости и головной боли. Макс подхватывает пару полотенец, наливает питьевой воды в бутылку. Миша берёт с собой иргу. Странно, что его ещё не тошнит от этих ягод. Максу они очень быстро надоедают. Путь до реки лежит через лес. Идти не особо близко, но по дачным меркам — нормально. В прошлые годы Макс обычно гонял туда на велосипеде. Велосипед стоит в сарае, но он только один. Протоптанная тропа в лесу абсолютно пустая. Макс поправляет полотенца на плече, перехватывает поудобнее бутылку с водой и решительно берёт Мишу за руку. И, несмотря на то, что тут действительно никого нет, от волнения быстро проводит языком по губам. Макс впервые идёт куда-то, держа за руку своего парня. Это слишком удивительное ощущение. Он косится на Мишу, тот ловит его взгляд, широко улыбается и в ответ сжимает ладонь в руке крепче.***
Наплескавшись в небольшой речушке, они расстилают на прибрежной траве полотенца. Вместо того, чтобы вытираться, заваливаются на них. Мокрая кожа на понемногу заходящем солнце высыхает всё равно быстро. На берегу никого нет. За всё время, что они здесь провели, только один раз мимо прошла девчонка с собакой. На них она не обратила никакого внимания. В отличие от собаки, попытавшейся влезть в воду. Хозяйка дёрнула её за поводок и увела за собой. Они лежат, соприкасаясь плечами. Макс понимает, что без какого-либо контакта он бы просто сошёл с ума. Но когда Миша кладёт руку на его бедро, Макс напрягается и чуть отодвигается. Руку Миша моментально убирает, выпрямляется и тянется за шортами, в кармане которых остались сигареты. — Вот поэтому я должен что-то делать, — говорит Миша. — Чтобы ты мог в какой-то момент от меня не отшатываться просто потому, что кто-то левый может увидеть. Он бросает быстрый взгляд в сторону Макса, оборачиваясь на него через плечо. Макс приподнимается на локтях и хмурится. — Мне плевать на левых, — отвечает он. — Мне не плевать на то, что тут половина посёлка знакома с моей бабушкой и может донести. — Половина нашего города тоже знакома с твоей бабушкой? — Нет, но... — Я об этом и говорю. Ты боишься. Я понимаю. И знаю, что общество не даст тебе перестать бояться, если не начнёт меняться. — Ты не изменишь всё общество. — Знаю. Но я должен что-то делать, Макс. Он подтягивает к себе колени, прогибается в спине вперёд и закуривает. На Макса больше не смотрит, его взгляд устремлён куда-то на другую сторону реки. — Я по сети нашёл пару девчонок, — тихо говорит Миша. — Которые готовы с плакатами постоять у того ресторана. Да и вообще готовы на любую движуху. У них есть знакомый, который может писать акции на камеру. Запилить канал на ютубе, привлекать внимание общественности к нашим проблемам. Макс ложится обратно на спину и закрывает глаза. Связался с реакционистом на свою беду. И теперь так влип, что не отвязаться. Слишком сильно влюблён, в том числе и в этот огонь, которым Миша пылает. Но Макс знает, что кому-то в какой-то момент будет больно. Любить бунтаря хорошо на экране кино. Киношный бунтарь обязательно выживет, добившись всего, за что боролся. В реальности бунтаря ждёт следственный изолятор, побои от ментов и загубленная к чертям жизнь, полная преследований и проблем с устройством на ту же работу. А его партнёра ждёт череда постоянных волнений, загубленные нервы и алкоголизм. Ну или дурка, тут как получится. — Делай, что хочешь, — устало говорит Макс. Он кладёт руку на закрытые глаза. — Но я тебя не поддержу. — Я не прошу поддерживать, — отвечает Миша. — Я просто... Делюсь своими мыслями. Нельзя? Чего ты такой враждебный? — Слишком хорошо знаю, что у тебя мысли с делами хреново расходятся, — Макс вздыхает. Сглатывает, проводит языком по губам и, сделав паузу, продолжает: — Ты распалишься, начнёшь что-то, как ты говоришь, делать. А я буду сидеть дома и ждать, когда мне позвонит твоя мать, чтобы сказать, что ты в мусарне или в больнице. Или похуже. Я не готов к этому. — Это типа ультиматум? — Нет. Это просто уже я делюсь своими мыслями. И говорю тебе, что если ты начнёшь ввязываться в какое-то реакционистское дерьмо, ты сделаешь меня несчастным. — Макс, блять. Я не могу просто сидеть на жопе ровно. Макс убирает руку, открывает глаза. Он тоже не может, но ему в случае чего не останется другого выхода. Потому что не найдётся сил на то, чтобы прекратить эти отношения, когда они станут болезненными. Макс тянул с отношениями, которые ничего не значили для него. Он не сможет разорвать настоящие. — Ты можешь делать что-то, из-за чего тебя не закроют и не побьют. Без вот этого вот анархизма. Протесты у нас ни черта не решают. Ты не читаешь новости о митингах? Не натыкаешься на заметки о том, как задерживают кого попало и вообще травят газом в СИЗО? Голос Макса дрожит. Он рывком выпрямляется, подаётся к Мише и хватает его за плечо. Смотрит, хмурясь, прямо в глаза. Его пугает собственная смелость, но он уже слишком много сказал, чтобы останавливаться. — Хотел бы я ходить с тобой так за руку по нашим улицам? Да. И чтобы никого не увольняли из-за ориентации — тоже да. Но ещё больше я хочу просто быть с тобой. А не терять тебя в протестах и не ждать звонка от твоей матери. Если тебя это не парит и ты готов сделать меня несчастным, лучше сам это... прекращай. Потому что я не смогу. Макс опускает взгляд. Его трясёт. Он цепляется за плечо Миши как за последнюю соломинку. И не знает, чего ждать от следующего момента. Кончится его жизнь или наоборот начнётся заново? Максу слишком страшно. — Хорошо, — говорит Миша. Слишком ровно, чтобы понять, что это «хорошо» значит. — Я не хочу сражаться с ветряными мельницами, если тебя на моей стороне не будет. И делать тебя несчастным не хочу. Макс видит, как он тушит сигарету об землю. Смотрит, как отскакивают искры. Моргает и ловит себя на мысли о том, что это вот он — затушил своими капризами Мишу. Наплевательски отнёсся к его внутреннему огню, потому что самому оказалось слишком жарко. Он рискует и смотрит Мише в лицо. И пропадает, встречаясь с ним взглядом. Тонет в его проклятых глазах. Чуть ли не перегревается, понимая, с каким теплом на него смотрит Миша. Голова у Макса идёт кругом от одного отчётливого осознания: он важнее. Отношения, близость, даже, наверное, дружба — всё это перевешивает под угрозой потерять. То, что Макс понял, когда Миша загремел в больницу. Он подаётся к Мише, пихает его в грудь, заставляет завалиться обратно на спину. А затем перекидывает ногу через него и восседает сверху. Наклоняется, наваливается, целует. Чувствует табачный привкус в своём рту, сжимает коленями бёдра Миши, вжимается в него сам. И прямо сейчас ему совершенно наплевать, запалит его кто-то или нет. Ну, практически. Скатиться в сторону, услышав шум, он всегда успеет.