Следуя за Вергилием

Была раскрыта каждая могила, И горестный свидетельствовал стон, Каких она отверженцев таила. Данте Алигьери, "Божественная комедия"

С каждым днём Уи словно становится всё меньше и меньше — он почти готов, поднявшись утром с расхристанной кровати, обнаружить, что в зеркале осталась только пара глазных яблок, парящих над полом в том месте, где должна находиться голова. Кончики пальцев желтовато-белые, полупрозрачные; а вот мешки под глазами всё багровеют и багровеют день ото дня. Его волосы стали совсем ломкими, говорит мама; нормально ли он питается, спрашивает мама. Да, мамочка, всё хорошо, лжёт он. — Вашу-сан не может обходиться без моей помощи. Помогаю ему, как могу. Отец хлопает его по плечу, молчаливо выражая одобрение. Уи думает, что надави он чуть сильнее, и ключица бы рассыпалась в труху. Он истончается и становится призраком, тенью нового директора — безмолвно следующей за ним, открывающей рот, чтобы что-то каркнуть, под горло затянутый в военную униформу. Он говорит только то, что велит ему Фурута, монотонно и безжизненно, и его похоронный вид так дико контрастирует с постоянно паясничающим Фурутой, что вокруг него само собой образовывается пустое пространство; и если дистанция между Фурутой и слушателями вызвана почтением, то его — сторонятся. Да, скоро Токио будет очищен от гулей. Да, директор прилагает все возможные усилия, дабы люди перестали жить в страхе. О да, директор всем сердцем ненавидит гулей и желает им смерти… Уи вспоминает взгляд Фуруты и думает, а есть ли вообще в этом мире хоть что-то, что Фурута не ненавидит. Мы должны делать так, как велит нам директор, говорит Уи, и Сузуя от удивления роняет на пол только что сунутый в рот леденец. Директору лучше знать, говорит Уи, и Урие так сильно стискивает зубы, что тонкая нитка губ практически теряется на лице. Моган качает головой, гневно пыхтя сквозь усы. Аура отворачивается к окну. Директор то, директор сё — и Уи видит, как его сослуживцы и соратники отступают от него, делая шаг назад, а потом ощущает ладони на своих плечах и жаркое дыхание в затылок. — Какой вы умница, Уи-сан. Ещё бы лицо попроще сделали, было бы вообще замечательно. Директор обязательно вернёт вас мне, думает Уи, обращаясь к двум пока недосягаемым фигурам, постоянно опережающим его на пару шагов. Они оборачиваются через плечо, и Уи видит, как губы Ихей неслышно произносят такое знакомое ему «Вы что, дурак?». Арима молчит, но Уи был рядом с ним так долго, что умудряется теперь различать даже оттенки его молчания — сейчас оно тяжёлое, почти неприятное. Ариме более чем не нравится то, как ведёт себя Уи. — Ради того, чтобы вы вернулись, я согласен лизать ему ботинки, — цедит Уи, глядя в зеркало. — Проклятье, я провозглашу его королём, господом богом, сатаной — кем угодно, лишь бы снова дотронуться до вас. Если понадобится, я пройду по трупам всех гулей Токио и собственноручно вырежу каждого гульего детёныша. Да, директор пообещал, что к следующему месяцу вы сможете без опаски гулять со своими детьми допоздна. Да, директор смог сделать работу Управления чрезвычайно продуктивной — такого ещё не было. Никогда ещё Кокурия не была настолько пуста, и никогда ещё временные камеры с осуждёнными за сокрытие гулей не видели такого количества с ужасающей скоростью сменяющих друг друга людей. Да, директор приставит к награде всех, кто доложит ему о скрывающихся гулях или о тех, кто скрывает этих гулей. И да не оскудеет рука его, аминь.