Рационализация и утилизация

— Гррммм… — сказал председатель Подкомиссии по малым делам товарищ Привалов А.И. У него это получилось не так грандиозно, как у товарища Вунюкова, но Александр Иванович с должным старанием выполнял положенные ему функции. Александр Иванович, или, как все, включая уже и Сириуса, его называли, Саша, был в НИИЧАВО программистом, а в Китежграде — председателем «Подкомиссии». Несколько лет назад Саша и его товарищи по институту героически выбили у Тройки право на самостоятельное рассмотрение дел, имеющих за собой не более одной заявки. Саша был бородат, носил очки, свитер крупной вязки, был дружелюбен, неглуп и, что особенно покорило Сириуса, отлично знал английский язык, так что всё утро недавние знакомцы провели за чаем и приятным разговором. Александр рассказывал про НИИ, про отделы, про необычные происшествия, случавшиеся под крышей института, а Блэк погрузился в воспоминания и предложил на обмен несколько историй из школьного детства. Про себя Сириус отметил, что не то Саша оказался таким лёгким собеседником, не то всё дело в манипуляциях Хунты, а может, просто уже прошло достаточно времени, но говорить о проделках мародёров было неожиданно легко. Заседание Подкомиссии проходило в том же кабинете, где и обычное заседание Тройки. Стол, покрытый зелёным сукном, был пуст, если не считать ног товарища Привалова. Саша восседал в кресле главы комиссии и листал папку с делом сто двадцать семь жэ. — Итак, дело номер сто двадцать семь жэ. Фамилия, имя, — он усмехнулся, — отчество. Ну понятно. Тааак… Интересно… — похоже Саша дочитал до пункта про рационализацию. Он присвистнул. — Ты знаешь, что здесь написано? «Наполовину человек, наполовину собака, родственник товарища Мерлина», что ж, веский повод для рационализации. О, тут еще: «примечание: стоит рассмотреть товарища Мерлина, как необъяснённое явление». А что, отличная мысль! Ну да ладно. Протокол! Но не успел протокол заседания коснуться поверхности стола, как дверь распахнулась и в кабинет влетел товарищ Зубо. — Александр Иванович! Александр Иванович, они идут! — Кто они? — Саша задал этот вопрос скорее на автомате. По тому, как он вскочил с кресла, и по выражению отчаяния, на секунду посетившему его лицо, Сириус понял, что «уладить всё миром», как назвал это Кристобаль Хозевич, всё-таки не удастся. — Тройка! — высказал очевидное комендант. — Они идут сюда! И они… Они… Что они, договорить товарищ Зубо не успел, так как в спину ему врезалась тяжёлая, обитая дермантином дверь. В ней, нежданный, неотвратимый и внушительный, будто ядерный гриб на горизонте, возник Лавр Федотович Вунюков. Левая длань его покоилась на плече у научного консультанта, профессора Амвросия Амбруазовича Выбегаллы, правая же ниспадала на куда более низкие плечи Фарфуркиса. Кто кого в итоге поддерживал, понять было невозмжно, но эти трое были вполне довольны собой. Ни товарища Хлебовводова, ни отставного полковника, как ни странно, поблизости не наблюдалось. Высокая комиссия, пошатываясь, сделала первый шаг в кабинет. Потом ещё один, и ещё… Наконец они подошли к столу, наткнулись на впавшего в ступор от такого зрелища Привалова и остановились. Повисла неловкая пауза. — Гррммм… — наконец высказал общее мнение Лавр Федотович. — Затруднение. Амвросий Амбруазович, устраните, пожалуйста. Выбегалло посмотрел в сторону Александра, ещё более опешившего от такой фамильярности товарища Вунюкова, старательно сфокусировал на нём взгляд и выдал: — Сашка! Же не… компре… па… Брысь! — и попытался махнуть в сторону программиста рукой, но в итоге не удержал равновесие и начал заваливаться. Это сработало лучше всяких отталкивающих заклинаний. В следующее мгновение Саша уже прятался за столом научного консультанта, так вжавшись в кресло, будто падение оного могло бы закончиться катастрофой. Впрочем, Амвросий Амбруазович устоял. Отклонившись практически до критической отметки, он ухватился за руку Лавра Федотовича и в изящнейшем en tournant приземлился в полковничье кресло. Товарищ Вунюков, в попытке понять, что же произошло, приставил к глазам бинокль. Несколько минут Лавр Федотович изучал то глупо хихикающего в кресле Выбегалло, то уже вытянувшихся в струнку на представительских креслах Привалова и Блэка, то постанывающего в углу коменданта. Потом, видимо, сделав вывод, что затруднение устранено, а честь народа не пострадала, он уже куда менее изящно усадил Фарфуркиса на подобающее ему место, и прошествовал во главу стола. — Гррммм… — протянул он, усажываясь, сложил руки перед собой на столе и… уснул. А уснув — захрапел, и храп этот был храпом абсолютно довольного человека. И даже не человека — народа. Народа, вдоволь потрудившегося и теперь изволившего почивать на лаврах собственных трудовых достижений. Он, храп, разносился над поверхностью стола, заполнял собой кабинет заседаний и гулким эхом оседал где-то на глубине сознания всех присутствующих. — И что теперь? — прошептал Саша. — Ни жены, ни погоста не хочу выбирать, на Васильевский остров я приду умирать! — вдруг взвился Фарфуркис, на миг застыл в высшей точке и обрушился обратно, сбитый влёт прицельным всхрапом. Более трагического падения Сириус на своём веку ещё не видел. — Что это было? — спросил он. — Кажется, Бродский. По крайней мере большая часть. Они переглянулись и прыснули. Выступление Фарфуркиса разрядило атмосферу. И программист, и волшебник почувствовали себя более уверенными, будто появилось обстоятельство, позволяющее им выкрутиться из этой непростой ситуации. — Алехандро, вы позорите свою страну, — произнесло обстоятельство голосом Кристобаля Хозевича Хунты, незаметно для всех, материализовавшегося на третьем представительском стуле. — В других обстоятельствах это было бы оправдано, но здесь на лицо типичная невоздержанность по отношению к алкоголю. Вы, как представитель великого русского народа, как никто другой должны знать, что делать в подобных случаях. Саша побледнел. — Вы имеете в виду… — Методику Менделеева-Гильпина, конечно же. — Но, Кристобаль Хозевич, вы не думаете, что это немного слишком? Хунта покачал головой. — Именно поэтому, Алехандро, вы не мой лаборант. Вы слишком много думаете о комфорте других людей. Действуйте. Или вы предоставите эту честь мне? Саша сглотнул. Саша нахмурился. Саша почесал затылок. Саша зевнул. Саша втянул носом воздух. Сириус не понял, когда Привалов начал творить заклинание, просто в один момент храп Лавра Федотовича стих, а хихиканье Выбегалло превратилось в жалобное поскуливание. Потом стихло и оно. В кабинете запахло озоном и вдруг стало очень тесно, будто некий великан вдохнул через окно большую порцию воздуха. И тут упавшую было на помещение тишину прорезал странный утробный звук. Сириус готов был поклясться, что раньше он никогда не слышал ничего подобного. Этот звук каялся, взывал к отмщению, рвал на себе последнюю рубаху. В нём сквозило бессилие и всенародная скорбь. Это плакал Лавр Федотович Вунюков, председатель Тройки по Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений и представитель широких народных масс. — Я… — деревянным голосом произнёс Кристобаль Хозевич Хунта, когда начальственные рыдания начали стихать. — Я вынужден признать, Алехандро, что ошибался в вас. Иногда вы — истинное чудовище. Эти господа должны были протрезветь, у них должна была заболеть голова, они бы стали раздражительны и злы, впрочем, не больше чем обычно. Но вы, с вашей манерой добавлять в формулы что-то от себя… — Что я сделал? — Саша схватился за голову. — Вы разбудили в них совесть. По крайней мере на какое-то время. Вы понимаете? Вунюков и совесть, Выбегалло и совесть, Фарфуркис и совесть. Это может оказаться смертельно, — Хунта пожал плечами и начал растворяться в воздухе. — В любом случае, заседание не состоится. Рекомендую покинуть помещение, скоро выжившие начнут приходить в себя. Сириус и Александр переглянулись, подхватили под руки бросившегося было к пострадавшим коменданта и выскочили за дверь.