Приятная работа. Сборник PWP

Шаги сзади приближались. Я спешила по коридору базы, нервно ища тайный ход. Дверь, дверь... где же она? Наконец-то! Уже захлопывая ее за собой, я вытащила нож, чтобы еще и заклинить. В этот момент дверь рванули. Я замерла с ножом в руке, осознавая, что поймана. Солдат в нем среагировал закономерно – сначала нужно отнять оружие. Ринулся на меня в темноту хода, я инстинктивно поставила блок. Не рвалась сопротивляться, тоже реагировала по привычке. Не хотела случайно ранить, неловко дала выбить нож, тот укатился по пыльному полу. Барнс прижал меня к стене, перехватив руки: – Что происходит?! – спросил он. Сейчас не был похож на Зимнего, в огромных близких глазах столько чувств, непонимание, злость, беспокойство. Мне было, что ответить. Что молчать меня обязывает секретность, дурак он этакий, если не понимает. Что кинжалом хотела заблокировать дверь и избавиться от преследований, и нечего воображать другое. Что как можно всерьез любить ту, кого знаешь без году неделю? Минуту назад он сказал лучшему другу «я уже полюбил ее». Сказал решительно и твердо в ответ на вопрос, что будет делать с моей внезапной переменой. Еще вчера водила парня в тир и вкладывала в руки новейшие пушки. Всматривалась в лицо, смеялась анекдотам и правдивым рассказам. Он старался понравиться. Видел, что нравится. Сегодня я вернулась от начальства и начала избегать. Выходила из комнаты, только он входил, неведомым образом исчезала в коридорах, стоило за мной побежать. Не знал, что сейчас пряталась за стеллажом, подслушивая его и Стива. Услышав признание, я уронила папку, что держала в руках. И попыталась скрыться. Еще не понимала, что мы оба дураки. Правда считала, что поступаю как лучше. Я делала все, чтобы избегнуть вопросов, ведь если скажу «а», Агент вытянет из меня и «б». Не хотела сближаться, если мое задание все рано нас разлучит. Отправили бессрочно в дальний «порт приписки». Про него-то можно сказать, он – прикрытие для моей настоящей деятельности как раз на случай интереса спецслужб. Но что дальше? Всю жизнь врать ему? Любимому человеку? Не хочу. Зимнему солдату? Не выйдет. Да, я тоже его… уже полюбила. И сейчас чувства сдавливали горло, я лишь беззвучно раскрывала рот. Хотела ответить, да не могла. Я поцеловала его. В первый, такой желанный раз. Бездумно, повинуясь только порыву. Чтобы отвлечь от расспросов. Чтобы не расплакаться. Барнс не оттолкнул меня. Не злился, не на меня, по крайней мере. Обнял ладонями лицо и ответил с такой нежностью. Беспечно выпустил мои руки, но те лишь повисли. Я больше не сопротивлялась. Его губы были такими мягкими, ничто в мире не оторвало бы меня от них. Он скользнул руками за спину, прижал к себе, будто в последний раз. Я чувствовала его желание задать вопрос еще раз, беспомощно, без надежды понять. Поцелуй – это все, что нам оставалось. Я тонула в его чувстве, хваталась за него и за стену. По руке пробежал испуганный паук, я не заметила. Мы целовались долго, его руки нежно сжимали и гладили плечи, оплетали крепким кольцом, не собираясь отпускать. От мысли о том, какой он оказался широкоплечий и большой, начинало темнеть в глазах. А может быть, от жара его тела. Я откинула голову, пытаясь вдохнуть, и его губы тут же прижались к шее. Я застонала, тихо вздрагивая. Он все понял. Тоже хотел этого, выпуклость на брюках явно намекала. Но боялся быть грубым, потому жадно исцеловывал, пока я сама не закинула ноги ему на талию. Мы соскользнули на пол. Пальцы обоих дрожали, когда мы раздевали друг друга, между поцелуями и вздохами. Разгоряченно касались оголившейся кожей, сбито стонали. Ресницы Баки дрожали, когда он прижимал ладонь к моей груди. Язык нервно облизывал тонкие губы, когда пальцами скользил ниже. Я скользнула ему на колени, прижавшись к горячему телу. Сильные мускулы под мягкой кожей. Мягкие прикосновения твердой стали протеза. Мягко, но настойчиво направленный в меня член. Я зацарапала ему спину, не от боли, он невыразимого желания. Лицом утыкалась в живое плечо, покусывала солоноватую кожу, пока толчки не стали слишком приятными. До всполохов перед глазами, до рывков навстречу, плавяще, развратно приятными. Мы оба стонали. За неплотно закрывшейся дверью, должно быть, все слышно. В тусклом свете из щелей у косяка Баки выглядел как порно-звезда – рельефный и блестящий, развязный, с помутневшим взглядом. Заводил невыносимо, Баки, Баки, Баки… до всхлипов и неуместных слез. Он встревоженно замедлился, прижался лбом к моему. Заглядывал в глаза, я успокаивающе целовала его, сколько хватало воздуха, новые толчки из меня его выбили. Бак больше не мог сдерживаться, исступленно двигал бедрами, сладко закатывал глаза. Вздрогнув, излившись, стонал мое имя. Я ему улыбалась, ласкала мягкие губы. Со смехом убеждала, что да, я тоже кончила, еще раньше, если он не понял, откуда слезы. Он смущенно качал головой, такой милый. Красивый. Желанный. Любимый. К слову, никто из нас тогда не вспомнил о контрацепции. Это напомнит о себе через два месяца, утренней тошнотой.