Победитель дракона, или Богиня благословляет это Темнейшее Подземелье.

      Из самозабвенного, пронизанного почти боготворящим трепетом созерцания Казуму вывел чей-то заливистый весёлый свист. Ему вторило громкое синхронное похлопыванье в ладоши, после чего последовало протяжное многоголосое пение без слов, создавая впечатление игры целого оркестра. Но музыка совсем не походила на хоровое исполнение, хотя она и была неспешной и торжественной, но в ней явственно проскальзывало нечто бойкое, нетерпеливое, но пока ещё только разогревающееся.       С узкой террасы второго этажа трактира молодой авантюрист, оторвавшись от горизонта, узрел неожиданное для себя зрелище – танцы. Нет, в трактирах по вечерам, само собой, подобному удивляться не стоит, но в этом мрачном краю, над которым высится кошмарный утёс-«дракон», сама мысль о веселье казалась напрасной и неуместной. И тем не менее, кто-то здесь нашёл в себе силы плюнуть на нависшую тень Темнейшего Подземелья и предаться куражу. Как ни банально, это снова были «Закатные твари».       Во дворике на грязном дощатом настиле перед столами и скамьями вытанцовывали, угрожая продавить отчаянно скрипевшие доски, четверо «красно-золотых» усачей на пару с четырьмя женщинами с заплетёнными косами в лентах, значительно более старшими, чем их партнёры. В пляшущем свете факелов и редких свечных фонарей разглядывать мелькающие женские лица было не с руки, но по мнению Казумы привлекательностью ни одна не блистала, сплошные иллюстрации суровой крестьянской жизни у черта на рогах (почти в буквальном смысле). Впрочем, не бывшему хикки осуждать вкусы фульгатов. Хотя к одной вещи его неслабо тянуло придраться – юноша в упор не понимал, на кой хер вояки выперлись на «танцпол» в доспехах! Пусть без шлемов и оружия, но это, как говорит согильдиец Даст, всё равно, что целоваться с набитым ртом – чистой воды извращение.       - Это такой обычай у фульгатов: перед отправкой на задание они, когда есть на то время и возможность, танцуют и поют, будто в последний раз, - Казума едва не подпрыгнул, когда за его плечом раздался чей-то тоненький голосок, как у ребёнка. Выматерившись про себя и только чудом не схватившись за меч, будущий герой эпохи резко обернулся и в самом деле обнаружил ребёнка.       Впрочем, ребёнком этот худощавый мальчуган с заплетёнными в хвостик светлыми волосами был в той же степени, что и Мегумин, выглядел лет на тринадцать-четырнадцать, не больше. Откровенно говоря, по вытянутому, невыразительному лицу и трепетному голосу вообще было трудно определить, мальчик это или девочка. Разве что наряд, длинная подпоясанная серо-зелёная рубаха с широкими штанами, онучами и полусапожками, позволял более-менее уверенно предположить, что это всё же мальчонка, так как в этом мире, зиждущемся на традиционном обществе, для девиц в одежде присуще наличие юбки.       - Вот это полузвено, например, отправляется в патруль, а их вернувшиеся ранее товарищи им поют, будто благословляя и делясь своей удачей, – широко раскрыв голубые глазища, возбуждённо затараторил юнец, словно самый преданный фанат, буквально пожирая восторженным взглядом «красно-золотых» усачей. Судя по ведру с грязной мыльной водой и мокрым тряпкам в руках, трактирный работник, возможно, помогает родителям, которые тут работают. Похоже, бывший хикки, сам того не заметив, озвучил своё недоумение касательно танцоров в доспехах, а мальчонка, проходя мимо, не утерпел и поспешил поделиться с взрослым дядей своими познаниями, которыми определённо гордился. - Символично, правда ведь? А ещё так красиво!       Здесь с мальцом было трудно спорить. Пока женщины, гордо вперев руки в пояс, вертели широкими подолами чёрных в белый горошек платьев с зелёными передниками и вышагивали вприпрыжку по кругу, парни в обшитых бархатом бригантинах, громыхая как барабанщики на ударных установках, то медленно, то быстро проходили сквозь женское кольцо, ловко хлопая себя по рукам и ногам. Мало-помалу, но телодвижения становились резче, шаги чаще, а «музыка» распевавших в стороне четырёх других фульгатов жарче. Назревал ураган.       И вот, наконец, пошёл «разгон» - парни прильнули к женщинам… нет, даже не прильнули – подскочили и подхватили, будто хищники добычу. Дамы ответили смехом и плотными объятьями, повиснув на короткое время у партнёров на шеях. Затем пары приняли более привычное положение и закружились, синхронно и задорно перестукиваясь стопами и коленками во время пауз. Это смотрелось настолько зажигательно, что Казуме хотелось если не присоединиться к танцующим, то подпевать «оркестру» точно.       - Странный танец, никогда таких не видел. Чем-то напоминает польку и менуэт. Что-то народное? – с видом знатока лениво осведомился Казума, на деле разбираясь в танцах не больше, чем свинья в апельсинах. Просто молча уйти сейчас было бы невежливо и… не по-рыцарски, образ которого юноша сам на себя согласился натянуть. Да и этот малой, несмотря на тонкий голос, своим энтузиазмом не раздражал, скорее даже наоборот.       - Это «чардаш», его к нам завезли из Золотых Земель первые фульгаты, три года назад приплывшие с капитаном Марикьяре на кампанию по отвоеванию северных Вольных Герцогств, - с ожидаемой готовностью взялся отвечать мальчуган, всецело поглощённый зрелищем. Опустив ведро и тряпки, он припал к перилам и даже начал притопывать ногой в такт музыке. Отчего-то Казуму это умилило. Восторженные дурачки всегда смотрятся забавно, пока не попадают в твой отряд, хотя этот малый впечатления полного балбеса не производил. Наоборот, его манера речи разительно отличалась от простецкого говора необразованных крестьян. - Он смотрится сложным и беспорядочным, и это неудивительно, ведь этот танец имитирует сумятицу ближнего боя, где очень важно иметь чувство локтя и равновесия и владеть координацией ног. Поэтому для патрульных чардаш ещё и своего рода разминка.       - Похоже, ты серьёзно увлечён этими фульгатами. Поди, тоже хочешь обрядиться в красно-золотое и носить крылатого кота на плече? – усмехнулся молодой авантюрист, с какой-то отеческой иронией предвкушая бурю, которая сейчас на него обрушится. И не прогадал. Дети есть дети, что Мегумин, что этот.       - Закатные твари, ещё бы! Ведь фульгаты всегда такие красивые, благородные и на конях, как рыцари, но при этом хитрые и ловкие, как разбойники, а ещё весёлые и находчивые, ничего не боятся и не терпят глупцов! Их любят девушки, уважают мужчины и боятся чудовища! – Юноша скривился от искренних, но до возмутительного наивных од «светлым эльфам», «ненароком» вспомнив о пропавших сокровищах и прочих трофеях из святилища. «Закатные твари», может, и были профессионалами в своём деле, но уж никак не тянули на идолов, какими их описывают этот пострел и Даркнесс (которую вообще-то от пай-мальчиков неслабо так воротит, что особенно намекает), и мнение Дисмаса тут ни причём. Впрочем, мальчуган был слишком счастлив, чтобы обращать внимание на реакцию собеседника. - Во всём Бельзерге нет таких мастеров внезапных атак, ибо «Летучий эскадрон» бьёт как молния, стоит только зазвучать громом посреди ясного неба его кличу – «Эномбрэдастрапэ»!       - Эномбрэдакоманданте!       Внезапно и дружно подхваченный снизу клич всполошил как Казуму, так и юнца. Последнего даже в большей степени, так как он, в порыве ажиотажа начавший размахивать тряпкой, будто воображаемым мечом (или скорее кистенем), от неожиданности выпустил «оружие» из рук, и то полетело прямиков в бывшего хикки. Молодой авантюрист, даром, что тоже растерялся из-за вопля фульгатов, всё же успел среагировать и поймал тряпку на лету. О том, что ему следовало бы уклониться, Казума понял почти сразу, когда всё ещё мокрая рванина окатила его брызгами и противно обвилась змеёй вокруг запястья, вызвав не самые приятные воспоминания о подземной схватке с щупальцемордой культисткой с рукой-муреной.       - Хляби болотные, только не опять! О, боги, простите! Простите остолопа, милсдарь, сейчас я вас вытру! – Узрев, что натворил, зардевшийся со стыда малец бросился к будущему герою эпохи, спешно снял тряпку и со всей ретивостью начал оттирать пятна собственным рукавом. О том, что и его одежда была, мягко говоря, нечистой, мальчуган понял слишком поздно, когда добавил фуфайке грязных разводов, заметные даже на серой конопляной ткани. – Просперо побери…       Маленький работничек в эту минуту выглядел самым несчастным существом на свете, казалось, ещё немного, и он расплачется. Первичная вспышка возмущения, вызванная «посылочкой», скоротечно прошла, и на смену никчемушной злости в сердце Казумы пришла жалость. Но только он поднял руку, желая похлопать малого по плечу и приободрить, как тот вдруг резко шарахнулся назад, только чудом не свалив ведро с грязной водой. Мальчишка и прежде был напуган, но сейчас его лицо буквально побледнело от ужаса, похоже, у него даже дыхание перехватило. Бывший хикки не сразу понял, что произошло, но затем заметил, что синие глаза неотрывно таращатся на его плащ.       - Милсдарь! Господин оруженосец, сэр! Помилуйте! Нижайше прошу прощения, не признал вас! Я не хотел… в смысле, не хотел вас пачкать… - Пострел вдруг пал ниц, в отчаянии схватив себя за волосы. Похоже, он узнал накидку, которую фульгаты подарили «Её Сиятельству», и верно угадал, что та досталась «господину оруженосцу». Что ж, ещё один на полном серьёзе уверовал в легенду Лалатины, но к подобным последствиям молодой авантюрист готов не был. Казума был очень честолюбив и жаждал признания, чего и не пытался скрывать, но вид уничижающегося крестьянского сына, до смерти напуганного возможным гневом «вышестоящей особы» бывшего хикки совершенно не радовал. Видимо, поэтому Даркнесс и не любила открывать публике своё происхождение; теперь юноша начал понемногу понимать подругу. - Ради всех светлых богов, пожалуйста, не гневайтесь, не сообщайте о том господину констеблю, не то меня сошлют в тюрьму, а я ведь один у мамки остался – папаня погиб в ополчении, дядька тоже, брат ушёл в разбойники, а сестрёнку умыкнула Карга. Ну не сдюжит мамка без меня!       - Поднимись, парень, мужчинам полагается разговаривать стоя, - мягко, но уверенно повелел Казума, с неохотой входя в свой новый образ. Как говорится, назвался горшком – полезай в печь, планку надо держать. Тем более при зрителях; не то, чтобы народ внизу оторвался от танцев, но мало ли, кто там следит за сценой на террасе. Немного помедлив в нерешительности, молодой авантюрист всё же протянул растерянному мальчугану руку, всерьёз опасаясь, что тот неправильно всё поймёт, и возьмётся её целовать. К счастью, малой оказался не таким лизоблюдом. – Как твоё имя?       - Лир, господин оруженосец, сэр, - опасливо, с глубокой тревогой, но уже хотя бы без прежнего суеверного ужаса ответил поднявшийся малец, отпустив руку с таким благоговейным видом, будто прикоснулся к святыне. Что ж, не зря говорят, что улыбка и рукопожатие сближают, хотя «знатным господам» и не пристало равняться с низшими сословиями, могут пойти ненужные пересуды. С другой стороны, раз уж начал показывать себя честным и простодушным, то и стоит продолжать, апеллируя если не к рыцарской, то к воинской этике. К тому же «оруженосец» знатным по легенде Лалатины не был.       - Сато Казума, младший сын Эзелхарда, капитана домашней гвардии семьи Дастинесс Форд. Да, я оруженосец леди Лалатины, но, как видишь, выходец из простого народа, как и ты. А раз я не рыцарь, то и никакой не «сэр», так что не трясись осиной, рубить с плеча за «непочтительность» мне не пристало ни по статусу, ни по совести, - с утешительной улыбкой вальяжно сообщил молодой авантюрист, искоса поглядывая по сторонам – не смотрит ли кто. Но, похоже, оценивать игру бывшего хикки на публику никто не собирался, что, с учётом непрекращающегося веселья внизу, было неудивительно.       - Боги и Пророки, спасибо! Тысяча благодарностей, господин Сато! Ведь я взаправду не хотел причинять вам неудобства, просто… - Лир замялся, вновь краснея, но уже, похоже, не из-за стыда, а от смущения. Собирался выдать малоприятную тайну, не иначе. Вот она, политика честности – чем проще и прямее с кем-то общаешься, тем сильнее кто-то начинает верить, будто тебе можно доверять. Особенно когда этот «кто-то» попросту юнец желторотый. - Просто такое вечно со мной случается. Самому обидно до слёз, но у меня крайне низкая Удача, так мне в Гильдии искателей приключений Гамлета сказали. Из-за неё я даже класс выбрать не смог – прибежал дядька Беннетт и за ухо привёл домой.       - Лир, ты, вроде бы, не дурак, знаний в голове явно побольше, чем у твоих сверстников, так ответь на простой вопрос, и в первую очередь самому себе – а оно тебе надо? – с искренней жалостью спросил бывший хикки, сходу оценив перспективы мальца в качестве искателя приключений. Результат ему настолько показался плачевным и знакомым, что Казума решительно взял всполошившегося паренька за предплечья и твёрдо взглянул ему в синие глаза. - Думаешь, быть искателем приключений весело и прибыльно? Поверь мне, это совсем не так; я лично знаком с рядом юных дарований, начитавшихся бестолковых романов и возомнивших о себе невесть что. Осознание собственной ошибки пришло к ним слишком поздно, когда уже связались с оравой бесполезных бестолочей, угробив в процессе болезненных и унизительных приключений как свою репутацию, так и кошелёк.       - Да не в деньгах и славе дело! Я защищать людей от монстров хочу, как вы все этого не понимаете! – внезапно вспылил Лир, будто ему надавили на больную мозоль. Но уже через секунду порывистый мальчуган, осознав, с кем говорит, вновь налился краской и смиренно потупил взгляд. Не держи его Казума, мог бы и на колени упасть. – Простите… Нижайше прошу прощения, господин оруженосец, просто… Я теперь единственный мужчина в семье, а первейший долг мужчины – заботиться о семье и доме. Но для меня это не только мама и этот трактир, но и сам Гамлет со всеми его жителями! Чудовища и разбойники угрожают нам каждый день, погибли уже сотни людей и ещё больше бежали в страхе и отчаянии. Гамлету необходим каждый, кто может держать меч. Но ополчение рассеяно по всему краю, и может только обороняться, а чтобы победить, надо атаковать, силы и навыки для этого есть только у искателей приключений и наёмников, знающих и умеющих побеждать даже малым числом. Чем больше людей научатся быть такими, как они, тем ближе станет час, когда наша земля вздохнёт спокойно, разве не так? Хотя вы-то наверняка это и сами знаете, милсдарь, раз пришли в Гамлет.       - Лир, не подумай, что я не разделяю твоё мнение, оно в определённом смысле очень даже правильное и человечное. Но там, откуда я родом, есть пословица – «Не откусывай больше, чем способен проглотить»; заботиться о том, что любишь, можно и по-другому, необязательно для того садиться играть со смертью, особенно когда ты к этому не готов. Нет ничего позорного в том, чтобы помогать из «тыла»: выращивать пищу, строить дома, заводить детей… Даже самый лучший воин нуждается в еде, одежде, оружии, крыше над головой и соратниках, а когда ему на передовой этим заниматься? - Казума не планировал посвящать мальца в тонкости экономики, инфраструктуры и демографии (о которых он имел не самое богатое представление), это получилось как-то само. Видимо, сыграло роль подсознательное желание исправить одну донельзя дурацкую ошибку из прошлого. - Да и вообще, просто представь, каково твоей маме будет остаться одной, если ты, сунувшись с разбегу в пекло, погибнешь?       - Вы… вы говорите такие мудрые слова, милсдарь Казума. Нашим хозяйством и впрямь почти некому заниматься, ведь мужчин осталось так немного, а детей ещё меньше. Я об этом задумывался, но вовсе не с такой стороны… Подождите! Ох, ну как же я сразу не догадался, ведь это же проверка! – Настал момент растерянно хлопать глазами уже Казуме, когда Лир вдруг поднял на него взгляд, преисполненный неподдельного уважения. Что-то подсказывало молодому авантюристу, что он только что провалил проверку на Убеждение, а то и вовсе выбросил единицу. – Будущих рыцарей испытывают не только телом, но духом, заставляя сомневаться в выбранном пути, чтобы закалить их волю. Я даже не представлял себе, что силу стремления можно колебать настолько искусно и незаметно! У вас ведь даже почти получилось, но на то вы и оруженосец, господин Сато, вы через это прошли, и я пройду!       - Ты чё несёшь? У меня и в мыслях такого не было! – возмущённо ахнул внезапно сбившимся голосом «оруженосец», уже жалея, что начал разговор с этим бледным юнцом со взглядом горящим. Не хватало ещё, чтобы бывший хикки, погубив в обоих смыслах свою жизнь, оказался в ответе и за чужую. Крестьянский быт неказист, скучен, может, не очень и благополучен, но зато он куда более спокоен и безопасен, чем прозябание по правилу «Где наша не пропадала». - Парень, ты всё не так понял, я о выживании речь веду!       - Я научусь, честно-честно! Ведь никто так не умеет выживать, как неуловимые «Закатные твари»! С тех пор, как они и другие наёмники к нам пришли, мы стали жить лучше, но нельзя на этом останавливаться и отдыхать, надо сражаться, надо додавить! И лишь после победы можно будет перековать мечи на плуги, - По всей видимости, будущий герой эпохи переоценил умственные способности пострела; казалось, будто в Лира вселился кто – до того рьяно и самозабвенно он нёс свои наивные бредни. Казуме даже стало жутко, настолько, что он только силой воли заставил себя не покоситься в сторону проклятого утёса, схватившись за меч. – Прежде мне не хватало решимости идти наперекор воле маменьки, уйди я сразу, то был бы сейчас на десяток уровней выше, и тогда меня сразу бы взяли в «Летучий эскадрон», как Макбета и Макдуфа из Розенкранца. Но теперь я готов как никогда, я обязательно стану фульгатом, тем более что сегодня у меня есть наилучшие для этого шансы!       - Сразу предупреждаю – на мою помощь полагаться не надо, - резко заявил «господин оруженосец», догадавшись, к чему клонит этот мелкий блатмейстер. Верно говорят, что чем лучше относишься к людям, тем удобнее они устраиваются на твоей шее. Словно примера со своими «титановыми якорями» было мало. - Во-первых, я не одобряю необдуманные решения, а во-вторых, я не знаком ни с кем из твоих «красно-золотых» любимцев, чтобы замолвить слово, а привлекать для этого Дарк… кхм, леди Лалатину попросту неприлично.       - Что вы, господин Сато, я сам собираюсь всего добиться, как должно мужчине! И у меня даже план есть! – доверительным тоном сообщил чуть смутившийся Лир, в пух и прах разбив все подозрения бывшего хикки. С чувством собственного достоинства у мальца, несмотря на юный возраст, был полный порядок, что одновременно вызывало симпатию и раздражало; иметь идеалы хорошо, но безоглядно им следовать опасно - легко сослепу споткнуться и свернуть шею по дороге. – Три года назад у фульгатов появилась новая традиция – каждый месяц Янтаря с первого по четвёртый день они празднуют своё второе рождение; именно в эти дни, после поражения королевского войска на Треблецкой переправе, обескровленный «Летучий эскадрон» собрал под знамя капитана Марикьяре выживших смельчаков и совершил грандиозный рейд вглубь захваченных врагом земель Вольных Герцогств, отвлекая на себя часть сил Повелителя Демонов, что позволило остаткам армии отступить и перегруппироваться. Позавчера в городе кутил взвод Дорак, вчера в Розенкранце настал черёд взвода Ариго, а сегодня вечером капитан Марикьяре приедет к нам в Гильденштерн и привезёт взводу Савиньяк целую телегу вина. Вот выпьют они хорошенько, раздобреют, тогда я и предложу им свою кандидатуру. Другого такого шанса у меня не будет.       - Даже спрашивать не буду, как ты, разведчик малолетний, всё это вызнал. Но мне зато вот интересно, Лир, ты задумывался, зачем фульгатам тебя к себе брать? – осторожно подбирая слова, суровым тоном осведомился Казума. Несмотря на обескураживающую наивность «наполеоновских планов», голова у парня определённо умела варить, но сейчас в ней варилось слишком много дури, и первая попытка её убрать сделала только хуже. Обидно, когда несёшь свет истины, а от него вспыхивает фитиль от пороховой бочки. Ибо нефиг светить где попало. - Допустим они, напившись до белой горячки, и впрямь объявят тебя своим, может, даже плащик с кошаком подгонят, так ведь они потом всё равно протрезвеют. Чем тогда будешь убеждать их не отправлять за ухо домой?       - Пусть у меня низкая Удача, зато очень даже пристойная Ловкость, а ещё благодаря отцу Авениру неплохо знаю грамоту и землеописание, умею готовить, метать ножи и ладить с лошадьми. Из меня выйдет неплохой авантюрист или рейнджер, точно вам говорю, - уверовав, что его продолжают «испытывать», пострел бросился самозабвенно парировать «аргументами». При всей скромности их веса, подача была почти убедительной. – Кроме того, я не боюсь ни крови, ни смерти, а капитан Марикьяре любит смелых и отчаянных, не теряющих головы, я докажу…       - ЛИИИИР!!!       Казалось, что от громогласного, перекрывшего даже пение фульгатов недовольного женского вопля, встряхнуло сам трактир. Это было настолько неожиданно и страшно, что Казума всё же не утерпел и схватился-таки за меч, даже успев вытащить его наполовину, прежде чем вернул самоконтроль. А вот окликнутому мальцу собраться оказалось не под силу – застыл, как вкопанный, превратившись в белую осину, с которой разве только листья не слетали. Казалось, что у него побледнели даже волосы.       - Мамка… - растерянно прохрипел «смелый и отчаянный, не теряющий головы». Вот тебе и кандидат в «Закатные твари», он же ж на первом мобе в самом простецком подземелье скуксится, не найдя себе ни красавиц, ни богинь, ни хотя бы сокровищ. Собственные же воспоминания о том, как его с Аквой гигантские жабы гоняли как истеричных муравьёв, Казума предпочёл затолкать куда подальше и поглубже. – Просперо побери, я ж должен был сейчас уже тарелки на кухне драить… Ох, она мне устроит…       - Не устроит, если узнает, что господин оруженосец потребовал у юного работника трактира сведения о заинтересовавших его фульгатах. А чтобы твоя матушка в этом убедилась, я заверю её самолично, - немного погодя, заявил к вящему удивлению и радости мальчугана молодой авантюрист. Будущий герой эпохи мог бы сейчас съязвить, посмеяться над страхом мальца или, того лучше, предложить свою опеку от гнева матери в обмен на уговор не становиться наёмником или искателем приключений. Но это только бы подлило масла в огонь и спровоцировало бы Лира на глупость окончательно. Казума и так наделал делов, усугублять проблему не стоило. – Не проводишь меня к ней?       - Ну разумеется, господин Сато! И спасибо, просто огромнейшее спасибо вам, милсдарь! – расплылся в довольной, не верящей своему счастью улыбке вернувшийся к жизни Лир. Бойко подхватив ведёрко, пострел с готовностью уставился на «господина оруженосца», словно рядовой на генерала, даже каблуками прищёлкнул. – А давайте вы по дороге меня и взаправду расспросите о фульгатах? Чтобы нам мамке не пришлось врать…       - Нет уж, спасибо, я «Закатными тварями» уж пресытился. Ты лучше мне про вашего лорда Шекспира расскажи чего. Какой он из себя, ваш Калибан? – едва скривившись, спросил Казума, в самом деле устав от приторных од «красно-золотым». Говоря по чести, задавать подобные вопросы следовало «Шляпнице» и прочей компашке, да и не сильно-то интересовала юношу фигура здешнего феодала. Но «расследование» всё равно надо с чего-то начинать. И молодой авантюрист не мог с уверенностью утверждать, что делает это уже только ради спокойствия Лалатины. - Можешь быть честным, я служу семье Дастинесс Форд, а не правителю Гамлета, я должен знать, чего моей наставнице стоит ждать в городе.       Поверил ему Лир или нет, Казума так и не понял. За весь недолгий маршрут мальчуган всё равно не смог бы рассказать многого, да и будущий герой эпохи не ждал услышать каких-то откровений, какого бы разведчика малой из себя не строил. «Смелый и отчаянный» фанат фульгатов говорил бодро, но осторожно, в нейтральных тонах, явно опасаясь если не Казуму, то тех, кто мог бы их подслушивать. Из рассказанного бывший хикки сделал вывод, что самому Лиру новый Шекспир скорее нравился, во многом из-за того, что не скупился на наёмников и искателей приключений для защиты населения от порождений Темнейшего Подземелья.       Что малец не понимал, так это нежелание Калибана ставить под копьё каждого здорового мужчину края, ведь это могло усилить ополчение настолько, что они смогли бы взять самое логово зла штурмом. Кроме того, Лир разделял мнение большинства, что новому Шекспиру стоило прогнать взашей некоего Смотрителя города, странного и жуткого старикана, фанатично служившего ещё его одиозному родичу. Но всего этого было совершенно недостаточно, чтобы мальчуган проникся всей той неприязнью, что более старшие поколения испытывали к Калибану только из-за того, что тот был родичем Просперо.       Некоторые из таких взрослых на почве укоренившихся страхов даже подняли восстания, которые лорду Шекспиру пришлось жестоко подавить. Поговаривали, что их подначивал кто-то из старых аристократов, потомков рыцарей-разбойников, правивших здесь ещё со времён основания Гамлета. Особое подозрение падало на нелюдимого барона Шейлока, на границах чьих владений бандитские шайки лютовали особенно лихо, но слухи так и остались слухами, во всяком случае, Калибан своего вассала в опале не держал.       Пока «господин оруженосец» со своим юным «осведомителем» спускались к широкому столбчатому крыльцу, «музыка», наконец, прекратилась, и фульгаты перестали танцевать свой чардаш. Под томные и вроде как даже искренние вздохи барышень четверо «красно-золотых» демонстративно строевым шагом направились к трактирному загону, где их уже дожидались конюхи с оседланными скакунами. Напялив поднесённые подшлемники и салады с плюмажами на голову, «Закатные твари» играючи взлетели на рыже-бурых лошадок, но, вопреки ожиданию, в галоп под овации дам не сорвались. Пустив четвероногих товарищей тихой рысью, колонна уходящих в патруль свернула на мостовую и двинулась в наступающие сумерки. То бишь, в направлении видневшейся в конце улицы караулки, по пути на скаку похлопав по протянутым рукам остающихся соратников. Вроде бы и ничего такого, но хлопали зачем-то левыми.       Молча проводив неодобрительным взглядом разукрашенных всадников, по чести говоря, не заслуживавших его предвзятого отношения, Казума про себя всё же пожелал воякам вернуться живыми и невредимыми, после чего переключил внимание на сам трактир, перед чьим фасадом оказался. Весь второй этаж был построен из цельных брёвен, а вот основание было каменным, и довольно грубым, вызывая ассоциации с неким древним монументом, на котором соорудили более современную конструкцию.       Насколько молодой авантюрист видел, далеко не каждый дом вокруг был таким же «комбинированным», больше половины представляли собой чисто деревянные срубы с двускатными дощатыми и даже соломенными крышами. Конечно, негоже сравнивать город и деревню, но в Акселе, уделяя должное внимание надёжному каменному фундаменту, стены делали из белого кирпича, соломы и пиленых досок, а не покрытых хоть какой-нибудь черепицей крыш почти и не было. С другой стороны, у родного города под боком был вырыт глиняный карьер, а гамлетцам, видимо, повезло только с лесом, которого в округе было уж слишком много. Да и разница в климате сказывалась – здесь, на юге, как ни парадоксально, было определённо холоднее и влажнее, деревянные дома тут более предпочтительны.       Ведомый заметно напрягшимся пострелом, будущий герой эпохи прошёл под весьма аллегоричной деревянной вывеской, изображавшей двух льнущих друг к другу птиц – маленькую белую и объятую пламенем большую, обнимающую меньшую горящими крылами - в окружении надписей: «Феникс и голубка» сверху и «Тот же лик в двойном обличье» снизу. Ступая на резной порог, он не удержался и на ходу провел рукой по добротной резьбе. Странно, но ромбовидный с завитушками орнамент вызывал у него ассоциации с глифами, которые Аква чертит на своих печатях для отпугивания нежити. Совпадение? Навряд ли.       В лицо пахнуло жаром раскочегаренных печей, будто в кузницу зашёл. На улице, конечно, к вечеру осенняя прохлада стала куда ощутимей, но не настолько, чтобы из-за неё превращать помещение в предбанник. Хотя если здешний очаг через вытяжки передавал тепло в гостиничные комнаты этажом выше, то в этом смысл был – Казума, разбалованный жизнью в особняке, уже начал привыкать к тому, что в каждой жилой комнате имеется свой камин. Для местных, видимо, этот вариант был слишком жирным. О встроенной в пол и стены системе медных труб, по которым проводится тепло из подвальной печи, разумеется, не шло и речи – подобное «центральное отопление» юноша наблюдал лишь в Гильдии и в родовом поместье семьи Дастинесс Форд.       Редко какой трактир не напоминает другой, но каждый уважающий себя при этом старается внести изюминку, стать по-своему самобытным и неповторимым. «Феникс и голубка» исключением тут не был: хотя площадью и богатством убранства заведение серьёзно уступало гильдейскому бару в Акселе, назвать бедным или хотя бы просто скромным окружение язык не поворачивался. Не было ни статуй, ни витрин с оружием, ни чучел монстров, ни прочих трофеев, принятых в среде искателей приключений, зато все полы были просто устланы коврами с цветочными узорами (хоть и истоптанными), а стены – яркими, изображающими созревшие яблони гобеленами (хоть и обветшалыми), вызывая приятное ощущение пребывания в саду. Знакомая толстая матовая ткань говорила сама за себя, и всё же не верилось, что всё это было соткано из конопли!       Живости этому «саду» добавляли развешанные под почернелыми от сажи перекладинами плетёные фигурки птиц с приделанными перьями, по виду, петушиными. Птицы присутствовали не только в «небе», но и на «земле»: крылатые поделки из бересты, лозы и дерева сидели на углах подоконников, выглядывали из-за шкафов с утварью, следили с железной ограды за схоронившимся под камнями кострищем посреди помещения. И даже на круглых столах, предназначенных для небольших компаний, что для деревень обычное дело, красовались миленькие гнёздышки с парой разномастных пигалиц, раскрашенных в красный и белый.       От всего этого веяло таким уютом, что впору было удивляться желанию Лира бросить всё это ради мерзлых ночей на медвежьих тропах и кровопролитных стычек со всякой нечистью в местах, где не светит солнце, рассчитывая на призрачный шанс сорвать куш. Впрочем, кое-что в данном пейзаже всё же напрягало Казуму, причём с самой неожиданной стороны. Всех этих птах делал явно не один человек, и собранная с таким тщанием (если не фанатизмом) коллекция внезапно вызвала у будущего героя эпохи на редкость неприятную ассоциацию – он вспомнил другой трактир, с другой «любовно» добытой коллекцией. И её хозяина.       Казума не представлял, как в таком тёплом, почти домашнем уголке к нему могли прийти мысли о проклятом почившем Лапише Каблуке и его не менее проклятых и почивших «Двух сапогах». Возможно, дело было в немногих посетителях трактира, вернее, в выражении их лиц: мрачные, отрешённые, пустые, будто и неживые вовсе. В «Фениксе и голубке» находилось порядка дюжины человек, но более-менее оживлёнными выглядела только тройка стариков, перебрасывавшихся в карты. Остальные, преимущественно женщины околопожилого возраста и старухи, молча взирали кто в очаг, кто в свои кружки, кто просто в пустоту. Было непонятно, следствие ли это усталости, безрадостной жизни или пережитых потерь, скорее всего, что и того, и другого, и третьего сразу.       На зашедшего «господина оруженосца» обратила внимание, похоже, всего пара человек – сидевшие у входа бывалого вида дедок с закуренной трубкой и дёрганный мужичок с не по возрасту седыми висками. Судя по их схожим залатанным чёрным стеганкам с бежево-красными воротниками-накидками, дубинкам на поясах и поставленным на стол широкополым шлемам-шапелям, стражники или ополченцы. Таким, в принципе, по долгу службы полагается интересоваться всяческими новыми лицами, и всё же Казуме стало жутко не по себе от подозрительности в их взглядах, граничащей если не с враждебностью, то с неприязнью точно. И что-то бывшему хикки подсказывало, что причина вовсе не в его «благородном» статусе. Хотя не стоило исключать и то, что мужики просто раздражены из-за того, что достало париться в своих обязательных к ношению стеганках. Особенно в таком месте.       Проходя через полузабитый зал, Казума заметил, что жар исходил не только от центрового очага, во многом благодаря донёсшимся спереди ароматам. Голодное брюхо взвыло раненным зверем – нос различил ни с чем не сравнимый запах мяса. Курятина, её душок. Тушёная с перцем и луком курятина, а возможно и суп, соус или подливка. Такой игривый, такой щекочущий горьковатый аромат… Неужто Даркнесс и впрямь последовала его требованию и убедила трактирщицу приготовить «благородным господам» нормальную жратву?! Может, оттого-то у посетителей на почве зависти такие понурые и недовольные мины? Ай, да Лалатина, ай, да «Её Сиятельство»!       Сама златовласая девица обнаружилась подле внушительной, напоминающей редут барной стойки, выпиленной из целого дубового ствола, невесть какими силами затащенный в трактир. Бревнище, коим было впору Стену Розы таранить, аккуратно обтесали и даже умудрились вырезать целый сюжет на фасаде – как ни банально, он был посвящён всё тем же фениксу и голубке с вывески. Вот птицы синхронно кружатся в выси, вот феникс горестно прижимает к себе усопшую, судя по наклону шеи, подругу, и вот, наконец, два птичьих черепа выглядывают из цветка пламени. Сюжет прост, лиричен и прекрасен, и всё же странный выбор для окраинного трактира.       Можно было, конечно, о том расспросить саму хозяйку заведения (в том, что именно с ней Даркнесс сейчас разговаривала, юноша понял по чертам лица, схожим с таковыми у мальца), но при одном только взгляде на неё желание у Казумы отпало. Почему-то он представлял себе матушку Лира статной и дородной женщиной средних лет, в строгом, но добротном платье; на деле же юноша увидел в компании своей соратницы высоченную, не уступающую крестоносцу костлявую старуху. Длинными сухими ручонками и шустрыми, необыкновенно быстрыми для своего возраста движениями она напоминала паучиху, а цепким, бегающим взглядом и по-птичьи наклоненной головой – сороку.       Хотя сходство с последней женщине придавало в первую очередь засаленное чёрное платье с грязно-белым передником, вдобавок украшенное длинными пучками характерных иссиня-чёрных перьев на плечах и на поясе. В сочетании с замысловатыми деревянными подвесками, гроздьями засушенных ягодами и связками стеклянных бус создавался довольно жуткий, почти колдовской образ, вызывая в памяти будущего героя эпохи события минувшей кошмарной ночи.       Нет, лицо матери Лира, столь же вытянутое, как и у наивного пострела, даже близко не походило на непередаваемо отвратительные морды, которые ведьмы Скрытой Луны прятали за своими масками-черепами. И всё же в острых чертах лица с бугристым, будто обожжённым носом и истрескавшимися крупными губами было мало привлекательного. Сказать, сколько ей лет, не представлялось возможным – выглядывавшие из-под белого чепца выцветшие волосы, конечно, намекали на почтительную старость, но в этом проклятом краю запросто можно поседеть и огрубеть хоть в тридцать лет, особенно если приходится жрать мухоморы и вкалывать в три погибели.       - Лир! Хляби болотные, где ты пропадаешь, сонная тетеря? Опять средь наёмников скакал что воробышек несмышлёный среди котов? Али им больше не нужно из чистой посуды есть? – резко и громко, вопреки образу, по-вороньи прокаркала старуха, недовольно сощурив тёмные глаза на покрасневшем парне. Малец ещё неплохо держался – Казуму, например, уже вовсю бил знакомый мандраж, хотя трактирщица на него даже не смотрела. Ну вот, накликал. – Ах, милсдарь оруженосец! Доброго вам вечера, в «Фениксе и голубке» всегда рады благородным рыцарям и их отважной свите. Надеюсь, вы простите старую клушу Корделию за доставленные неудобства?       - Сато Казума, оруженосец при особе леди Лалатины, рад нашему с вами знакомству, почтенная Корделия, - молодой авантюрист, взяв себя в руки, предпочёл для начала представиться. Как и Даркнесс, он по желанию мог играть в благородство и изысканно лить воду лишь немногим хуже урожденной Дастинесс Форд. Причём, благодаря не столько общению с родовитой подругой, сколько одной найденной в библиотеке прошлых хозяев особняка книжке. Не то роман, не то стилизованная автобиография, она весьма интересно повествовала о жизни некоего вращавшегося в светских кругах менестреля, с более, чем подробным описанием этикета. Как удачно, что юноша успел её дочитать до этого идиотского похода на свою голову – потерять такую вещь было бы обидно. - Прошу не беспокоиться понапрасну, ваш славный сын никоим образом меня не обременял. Более того, я сам воззвал к его помощи, чтобы разузнать о наших спасителях. Однако же я увлёкся, а потому глубоко извиняюсь, сударыня, что отвлёк вашего сына от дел. Я также прошу прощения и у вас, леди Лалатина, что заставил себя ждать.       - Вы, как всегда, предельно учтивы и тактичны, юный Казума, - на «Лалатину» подруга ответила уже не только скривившимися уголками губ. Похоже, «юный» командир выдал своим видом отношение к данному эпитету, а она внезапно взяла на вооружение. Что ж, колкость за колкость, есть в этом нечто восхитительное. - Скромность – благодетель, однако не стоит стесняться своих обетов, ведь они служат не для хвастовства, но для предупреждения и просвещения окружающих.       - Право, если бы я знала, что этой ночью вы в бою с грибными зомби провозгласили против них Клятву Ненависти, и теперь не можете есть грибы, то я бы ни за что не посмела смущать вас нечестивой пищей, - кающимся тоном ошарашила молодого авантюриста Корделия, опасливо посматривая то на Казуму, то на Даркнесс, то на своего сына. Будущий герой эпохи тоже пересёкся взглядом с соратницей, постаравшись вложить в него всё недоумение, на какое был способен. Извиняющаяся улыбка златовласой извращенки сказала ему больше любых слов – эта паскудница и тут накуролесила, как всегда, без разрешения и уведомления дорогого начальства. – Господин Сато, надеюсь, вы не имеете ничего против полбы? Хорошая, сытная, урожая этого лета. Мой подёнщик, Эдмунд, умеет делать из неё просто чудесную кашицу с помощью своего топора!       - Хмпф! – вдруг донеслось жуткое фырчанье из-за спины старухи, едва не заставив Казуму схватиться за меч. Там меж двух пылавших печей, в которых соблазнительно булькали здоровенные котлы с густым наваром, обнаружился широченный загорелый верзила, меньше всего походивший на повара, несмотря на смешной белый платок на голове и замызганный передник. Обветренному носатому лицу не хватало только кустистой бороды и распущенных косм, чтобы сойти за бюст какого-нибудь древнего морского божества, гордого и грозного.       Сосредоточенный на котлах синий взгляд и уверенные отточенные движения в его исполнении вызывали ассоциации не с матёрым кулинаром, а с отошедшим от дел воином, скорее всего моряком-абордажником, судя по татуировке акулы на мощной шее. Половник в его бугристой руке – и тот смотрелся булавой, а увешанная мешочками со специями роба – стеганным доспехом. Помянутый, надо думать, для красного словца топор, к счастью, отсутствовал, хотя с ним этот самый Эдмунд смотрелся б в разы уместнее, чем с любой кухонной утварью. Впрочем, в то, что у такого повара хватит сил разрубить человеку хребет и обычным мясницким тесаком, Казума верил более, чем охотно.       Что интересно, у матери Лира был не один такой необычный работник. Перед неутешительно пустоватой стойкой с бочонками стоял невысокий жилистый мужичок с узкими глазёнками и татуировкой ящерицы на выбритом как у самураев лбу. Вкупе с натянутым на самый нос платком и плотной дорожной курткой как у Дисмаса он производил схожее впечатление отпетого разбойника, привыкшего резать глотки, а не разливать пиво по кружкам. По всей видимости, эти ребята, явно приезжие, являлись по совместительству и охранниками. Выбор Корделии юноша не мог не одобрить – эти громилы впечатляли всяко больше здешних стражников и даже фульгатов; оголтелый пьяница – и тот подумает, прежде чем буянить, да и не раз.       - Благодарю за предложение, но я вынужден отказаться – предпочитаю менее экзотичные блюда, без использования топоров и прочих видов оружия, - напустив на себя великодушный вид, промолвил молодой авантюрист, тщетно пытаясь оторвать глаза от заманчивых котлов. Увы, силы воли оказалось даже меньше, чем недостаточно, и у него вырвался предательский вопрос. – А скажите, почтенная Корделия, уже не куриный ли суп ласкает своим ароматом моё обоняние?       - Ваше чутьё служит вам верно, милсдарь, то наш знаменитый гильденштернский навар из куриной солонины с луком, репой и перцем, не чета розенкранцской бурде. У них там, в Розенкранце, даже посуду мыть толком не умеют, прямо в грязной и куховарят, клуши болотные! – доверительно сообщила старуха, донельзя выразительно покосившись на своего пострела. Тот намёк понял сразу, и живенько, но осторожно прошмыгнул за барную стойку и скрылся в боковой комнате, надо думать, моечной. – К несчастью, в эти тяжёлые времена мы теперь нечасто его готовим, только по приказам констебля и только для этих горластых наёмников. У них, мол, праздник какой-то сегодня…       - Да уж, завидую тем счастливцам, которым он достанется! – искренне произнёс Казума, досадливо жалея, что не может сейчас похлопать с намёком себя по набитым карманам. При других обстоятельствах он бы прямо попросил, а то и вымолил бы для себя плошку горячей вкуснятины. Однако «господину оруженосцу» пристало если не требовать, то изъясняться самым витиеватым образом, как положено по статусу. Во всяком случае, именно на такие категории аристократы в том романе и делились. - Прямо ничего не пожалел бы за возможность вкусить хотя бы немножко…       - Зависть – порок, рыцарю негоже предаваться оному, юный Казума. Радоваться за других – вот истинная добродетель, - Даркнесс, может, и старалась для образа, но её нравоучения показались юноше чистейшим ехидством, за что он едва не сжёг «милостивую сударыню» возмущённым взглядом, лишь в самый последний момент «стыдливо» опустив взор. Легенду следовало укреплять, а не ломать, тем более из-за такой ерунды. Уж Лалатине он не уступит.       - «Добродетель»? Да это лицемерие галимое! – Раздавшегося чуть ли не под ухом противного, шамкающего с придыханием голоса будущий герой уже не выдержал. Подавшись вперёд, Казума резко развернулся на пятках, упершись в барную стойку так, чтобы, если что, совершить удар вакидзаси прямо на выходе из ножен. Со стороны это, конечно, сошло бы за малодушие, тем более, что голос принадлежал какой-то истрёпанной годами и работой старушенции, одной из тех, что сидели, уткнувшись красным носом в кружку. Но «господин оруженосец» и не думал смущаться – низкорослая прыщавая бабка в залатанном зелёном платье смотрела на него настолько злыми, красными от выпитого глазищами, что он на полном серьёзе задумался попозже попросить Акву снять с него возможный сглаз. – Что, дворяшки, воротите свои пудренные носики от харчей черни? Мяса, вам, значит, подавай? Рябчиков, небось, в вине игристом привыкли жрать, хапуги проклятые? А мы, стал быть, должны смотреть, как вы жрёте и радоваться за вас? Клопы вы кровососущие, вот вы кто! И ты, ворона драная, с ними заодно!       - Клюв закрой, безумная курица! Констебля позову! – испуганно прикрикнула на односельчанку трактирщица, даже в таком жарком помещении умудрившись побледнеть чуть ли не добела. Краем глаза Казума заметил, как из соседней комнаты выглянуло лицо Лира, столь же растерянное, сколь и встревоженное. Малец был не одинок в своих чувствах – «господин оруженосец» тоже ни хрена не понимал, как одно оброненное слово могло привести к такому возгоранию. Обменявшись мимоходом взглядами с Даркнесс, юноша понял, что и его подруга была порядком ошарашена, хотя и совершенно не подавала виду. Стоило проявить то же самообладание. - В котёл, что ли, без головы захотелось, на господ кудахтать!       - «Господа», тьфу! Да здесь уже каждый второй пройдоха кличет себя «господином» и зыркает свысока, даже если у самого ничего кроме железки острой и сапог дырявых! Ходют сюда как браконьеры в угодья – нахапают сокровищ и свалят, и плевать им, как мы тут жилы тянем ради куска хлеба, который и тот надо им отдавать, сволочам! – Маленькая старушенция хоть и была одинока, да и угрозы никакой не представляла, всё же ввергала в самый настоящий ступор. Пьяная, злая и обиженная – хуже сочетания и не придумать, на такую никакие уговоры не подействуют. Отвечать на грубость грубостью (или чем ещё хуже) будет неправильно во всех смыслах, это присуще только самым ушлым «дворяшкам», но уж никак не рыцарям, мнимым или реальным. – А самая большая сволочь засела у себя в Гамлете, что петух на навозной куче. Мало того, что его проклятый родич сдирал с нас три шкуры, так он его переплюнул и вообще еды лишил! Верно говорят, что в свином племени коней не бывает…       - Нерисса! Дура старая, уймись, ради всех богов! – вдруг взревел охрипшим голосом серобородый мужик из тройки стариков-картёжников, самый молодой из них. Он первым пришёл в себя из посетителей трактира, но почти сразу же за ним потянулись и другие. Заметив, как поднялись помрачневшие стражники у входа, мужик бросился к крикливой знакомой и, едва не сбив, обхватил её и укрыл плащом, будто защищая от ударов, благо, крупное телосложение ему позволяло. – Госпожа! Господин! Молю вас, не серчайте на эту старую безумицу, моя жена после ухода дочерей последние мозги потеряла! Клянусь Люменом, она и сама не понимает, что несёт! Если можете, простите…       - Не извиняйся, Нед, ещё не хватало, чтобы коренные гамлетцы уничижались перед чужеземными наёмниками, - пуская дым из трубки, неожиданно изрёк подошедший старый стражник, как и его младший товарищ, взирая на искателей приключений с таким неприкрытым осуждением, с каким можно смотреть лишь на самых бесчестных врагов. Впрочем, их дубинки пока покоились за поясами, а взятые шлемы надевать не спешили, что немного успокаивало. Увы, лишь немного. – К тому же твоя жёнушка права – Шекспир слишком потакает этим псам войны, сбежавшимся в наш край будто падальщики на больную корову. Даже нас, ополченцев, вставших по зову сердца защищать родную землю, кормят не в пример хуже, чем их. И ладно бы они ещё были нашими соотечественниками, это не так обидно. Но пресмыкаться перед чужаками?       - Мы не чужаки: семья Дастинесс Форд правит землями Акселя, вашего северного соседа, мы такие же бельзергцы, как и вы. И мы тоже здесь по зову сердца, мы хотим спасти ваш дом и сделаем для того всё, что в наших силах, - собрав всю силу духа, осторожно вступил в полемику Казума, меньше всего желая, чтобы этот эмоциональный всплеск немногих перерос в разрушительную бурю, завлекая и других. Половина людей, включая старика Неда с его женой и друзьями-картёжниками, к счастью, спешно покинула заведение, почуяв, чем запахло, ещё треть была слишком пьяна или безразлична к происходящему, но оставшиеся следили за сценой со слишком уж хмурыми лицами. Надеяться, что всё рассосётся, не приходилось, полагаться в урегулировании на трактирщицу или «милостивую сударыню» тем более. - Что до тех, кого издалека привлекла сюда награда… Так ли уж плохо доплачивать тем, кто не скован долгом, но достаточно опытен и оснащён, чтобы рисковать жизнью вместо вас? И что плохого в том, что они из других земель?       - А то, что этих инородцев скоро будет больше, чем всех нас, и я говорю не только о треклятых беженцах с Вольных Герцогств! Меттенхаймцы, мелитайнцы, барклайцы, даже виккавийские ведьмы с черномазыми Д’Шар – и всем тут будто мёдом намазано! Глядишь, и Красное Братство заявится с сингалийцами-работорговцами, если уже не заявились! И мы должны поверить, что вся эта забугорная орава хочет просто сражаться с чудовищами из подземелий? – вскинулся молодой нервный товарищ дымившего ополченца, вцепившись трясущейся рукой в дубинку. От обоих, конечно, несло выпитым, но ни один не казался пьяным до потери рассудка, как та бабка.       Будучи стражами правопорядка, они не могли не знать, чем для них может кончиться открытое поношение дворянского сословия и собственной власти, и всё же они пошли на это. Неужто настолько отчаялись, что не осталось сил сдерживать свои обиды и непонимание? С такими общаться хоть и проще, чем с пьянью, но ненамного – эти люди, как правило, видят всё через призму своих убеждений, взглянуть через другую для них сродни кощунства.       – Где королевские войска? Где настоящие рыцари, в доспехах на конях с копьём и призванным воинством латников? Почему мы должны кормить и отдавать дома чужеземцам? Чем они лучше бандитов, от которых нас якобы защищают? Им ведь даже констебль не указ! – продолжал горячиться молодой ополченец, всё больше вызывая у Казумы желание кинуться на прорыв и, бросив всё и всех, сбежать под покровом «Скрытности». Конфликтовать с каким-никаким, а стражником, с одной стороны, было себе дороже, а с другой было необходимо ради сохранения этой дурацкой легенды – ни один уважающий себя слуга Короны не будет терпеть хулу от черни. Долбанная дилемма. Вот зачем он дал себя втравить в этот кретинский балаган, ведь знал же, что затеи Даркнесс ничем хорошим кончиться не могут по определению! - Да они обычные оккупанты, на чьих мечах проклятый гамлетский самодур держит свою власть, пользуясь тем, что на нас плевать соседям, плевать Короне, да и самим богам…       - Молчать, смерд! Как ты смеешь оскорблять своего монарха и сюзерена в моём присутствии? Забыл, с кем говоришь? – вымораживающим голосом прошипела вдруг Лалатина, посуровев настолько, что и лютая метель показалась бы бодрящим ветерком на её фоне. Затем ко всеобщему изумлению (и в первую очередь Казумы) девица отвесила нервному парню такую пощёчину, что тот с грохотом рухнул наземь, будто угодил под лапу медведицы. Смерив ошеломлённого молодца осуждающим взором, подобным тому, что тот сам бросал прежде на неё, крестоносец медленно подняла на собравшихся пылающие праведным негодованием аквамариновые глаза. – Да, вам тяжело, тяжелее, чем доброй половине Бельзерга! Но что насчёт другой половины? Каково жителям Драклада отдавать своих первенцев на пропитание вампирам? Каково жителям Нибельнира денно и нощно добывать колдовскую руду для нужд Безжалостного Воинства? А жителям Тевтохейма, на которых одержимые дикари тренируют своих боевых зверей? Вы спрашиваете, где королевские войска? Где могучие рыцари и великие волшебники? Там! Сражаются, не щадя ни себя, ни врагов, чтобы спасти всех этих людей и вернуть земли нашего королевства!       На Даркнесс было страшно смотреть, но Казума не мог оторваться; потеряв дар речи, он, как и все окружающие, внимал речам рыцарши чуть ли не с трепетом. Ничего подобного молодой авантюрист в общении со златовласой подругой прежде не испытывал, все прежние страхи и чувство дискомфорта порождались больными наклонностями этой мазохистки. Теперь же… теперь это была самая настоящая аристократка, девица благородных кровей и доблестная воительница, намного более внушительная, чем любезничавшая с фульгатами «милостивая сударыня».       - И это лишь три провинции! Повелитель Демонов практически взял Бельзерг в клещи, даже с союзниками воины Его Величества не могут защищать всё пограничье. Вот почему удалённым краям, вроде Акселя и Гамлета, остаётся надеяться лишь на искателей приключений и наёмников, которые недостаточно высоки уровнем или недостаточно хорошо вооружены, чтобы сражаться с легионами чудовищных тварей, - Лалатина ораторствовала на полную, войдя в раж, будто берсерк. В своём исступлении девица до того напомнила будущему герою эпохи экзарха из святилища, что он не выдержал и на несколько дюймов обнажил клинок, пока с содроганием не понял, что творит. Заметивший это старый ополченец расценил жест по-своему и сдал назад, стыдливо опустив голову и вынув трубку. Весь его пыл как косой срезало. Нежданно. - Вам ещё повезло – лорд Шекспир не заставляет вас блуждать по темнейшим уголкам чащ и подземелий, поручая эти опасные задания столь нелюбимым вами чужакам. А что побудит рисковать людей, живущих авантюрами, если не большая награда? Что убедит их оставаться на службе дольше, если не дружеское отношение? Что придаст им сил сражаться и дальше, если не хорошая еда и крыша над головой? Вы же сами прекрасно понимаете, что чем раньше мы расправимся с угрозой Темнейшего Подземелья, тем быстрее наступит мир в Гамлете!       - Но когда? Мы годами ждём и надеемся, что всё наладится, что тварей не станет, что на полях снова будут урожаи, а в лесах дичь, - тоскливо пробурчал дедок, косясь исподлобья с усталой мольбой в опухших глазах. Он теперь напоминал не озлобленную цепную собаку, а брошенного пса, скулящего из-за пропажи хозяина. - Но ничего не меняется, наши деревни продолжают вымирать, а в ответ мы слышим всё те же увещевательные речи о терпении и надежде. Что нам остаётся делать, госпожа?       - Как твоё имя? – внезапно спросила Даркнесс, сменив свой суровый лик на заметно более благостный. В этот момент Казума понял, что ещё его так напрягало в изменившемся до неузнаваемости образе мазохистки: глаза крестоносца в самом деле сверкали, будто самоцветы на солнце, кожу окутывало слабое белое свечение, а на полу под ногами проскальзывали мимолётные диковинные узоры. Это была аура! Никогда раньше эта извращенка не пользовалась ничем подобным, неужели она взяла себе такой навык? И прямо сейчас применяла его, чтобы влиять на окружавших людей?! Вот так номер!       - Оуайн, Ваше Сиятельство. А его Готспер, - поколебавшись, зачем-то добавил старик, поглядывая на своего младшего товарища, который так и продолжал лежать с шальным видом. Лалатина, похоже, сочла это за намёк и царственным жестом разрешила Оуайну поднять сослуживца.       - Так слушайте же меня, Оуайн и Готспер, а так же все здесь присутствующие! Вы спрашиваете меня, что вам остаётся делать? Я отвечу: то же, что и всем нам – исполнять свой долг! Долг отца и матери, долг друга и соседа, долг воина и крестьянина – у каждого из нас свои обеты и обязательства, именно они дают начало народам и королевствам, ибо что, как не следование долгу определяет нас от зверя? У меня тоже есть обет, который поклялась исполнять, - проникновенно изрекла рыцарша, воздев глаза к почернелому потолку, казавшемуся в эту минуту причудливой космической мглой. - «Я отдаю тело, сердце и душу Богине, которую избрала. Ни одна мольба о помощи не останется без моего ответа. Ни одно препятствие не остановит меня. Никакому злу не осквернить земли, лежащие под рукой моей. И когда прозвучит Громкий Призыв, я взойду на коня и поскачу в бой, во имя Короны и Богини. То, что свято, оберегу я. То, что чисто, охраню я. То, что угрожает, уничтожу я, ибо гнев мой святой не знает преград. Честь – наше всё! Рыцарство – наше всё! Мы сделали выбор, ибо мы – рыцари Бельзерга, и мы будем щитом вашим!»