Победитель дракона, или Богиня благословляет это Темнейшее Подземелье.

      Из «Феникса и голубки» искатели приключений вышли в «гордом» молчании. Речь Лалатины произвела на обывателей неслабое впечатление, во всяком случае, у некоторых в глазах Казума различил то, чего и сами эти люди уже не ждали – надежду. Слабые всегда будут тянуться к сильным, а приученные подчиняться ждать указаний; они хотели утешения, но нуждались не в нём, а в наставлении. Лалатина отменно сыграла картой, превратив себя в символ порядка, внушающий спокойствие и уверенность. Кумиром это её ещё не делало, но зато на крестоносца и её «оруженосца» многие стали смотреть уже без прежней подозрительности и неприязни.       И всё же будущий герой эпохи был недоволен: не знай он свою подругу и её умственные способности, то заподозрил бы Даркнесс в намеренной провокации. Своим публичным выступлением она ведь, по сути, негласно подрядила весь отряд на спасение Гамлета от свалившихся зол. Теперь без репутационных потерь от квеста на «дракона» с утёса не отвертеться, эти гады ж быстро растрезвонят про эту сцену на всю округу и понавыдумывают себе всякого. Вот тебе и «расследование», мать его.       - Кто-то, помнится, чирикал, что ни в какое подземелье переться не придётся, тем более «за идею», - дождавшись, когда они удалятся от любых любопытных ушей, Казума высказал златовласой девице своё раздражение. Негромко, так как даже идя по безлюдной улице его не покидало ощущение, что за ними кто-то следит. Не самое параноидальное чувство для такого места. - Знаешь, «милсдарыня», большинство людей зачастую слышат только то, что хотят слышать, и страшно не любят, когда обманывают их ожидания. Об этом ты не думала?       - Согласна, это может причинить нам неудобства в будущем, возможно, что и в ближайшем. Но прямо сейчас мы дали народу понять не только, что хотим им помочь, но и прямо вступились за законную власть и её порядки, - таким же приглушённым голосом ответила Даркнесс, изрядно поразив своего командира. Нет, он давно свыкся с тем, что его соратницы живут сегодняшним днём и не думают о последствиях, но чтобы настолько умышленно? Двойное дно – это что-то новенькое, в очередной раз возвращающее бывшего хикки к надоевшим подозрениям. - Для Калибана и его окружения официальная поддержка лица одной из правящих семей Бельзерга будет более, чем символичным жестом – если он не причастен к деяниям Просперо, то у него будет больше оснований проникнуться к нам доверием и поделиться тем, что возможно знает.       - «Возможно», какое замечательное всё же слово! Почти такое же как «если». А если не знает? А если замешан? А если просто испугается, что «верные слуги Короны» нажалуются на него Их Величествам за умалчивание опасной тайны? – привычно заворчал Казума, прекрасно отдавая себе отчёт, что повторяет, по сути, свой трактирный спор с «Её Сиятельством». Также он не мог не отметить, что логика действий Лалатины (как бы это взаимоисключающе не звучало) по-своему разумна: одно такое выступление плодов, конечно, не принесёт, но зато подготовит почву для урожая. Если до него дожить. – Я что-то глубоко сомневаюсь, что твой титул и наш липовый статус защитят нас от «случайного» кирпича на голову. Или отравления – хрен кто потом докажет, что мы не передохли от здешних мухоморов. Разве что только та чернохалатная пигалица со «своим» гуру.       - Раз уж ты сам заговорил о ней… Есть с этой девицей ещё одна странность, - до восхищения изящно ушла от ответов Даркнесс, состроив для убедительности мрачную задумчивую рожицу. Как оказалось, на то имелись все основания. - Доктор Баду, а вернее, её наставник, доктор Парацельс, знает о Калибане явно побольше многих. Госпожа Бурасса Крис, когда рассказывала о них, упоминала, что лорд Шекспир предоставил докторам в пользование старую тюремную башню, переделанную в лабораторию с ограниченным доступом для посторонних. В Гамлете множество лекарей, знахарей и алхимиков, но ни один не удостаивался подобной щедрости. Понимаешь, что это значит?       - Ну это и ежу понятно – мастерят ему втихую ядерную бомбу, - пробурчал с сарказмом молодой авантюрист, с сомнительным интересом переваривая услышанное. В его шутке, как всегда, шутки была только доля – закрытое крепостное сооружение с катакомбами само по себе рисовало в уме картинку с сумрачными гениями и безумными экспериментами, тем более, что с чернохалатных шизофреников вполне станется такими заняться. – Хотя, скорее всего, они там корпят над лекарством от заразы в почве, про которую с таким упоением трындел «Живодёр» в дороге. Восстановленное хозяйство как раз в интересах Шекспира.       - Я тоже так считаю, но почему тогда лорд Шекспир не привлёк к этой задаче других учёных людей Гамлета? Почему настолько щедр именно к этой «паре»? – При других обстоятельствах Казума пустил бы слезинку от радости, глядя на возрастающие в геометрической прогрессии умственные способности долбанной мазохистки. Может, кошмарная ночь повлияла не только на характер, но и на характеристики? Надо будет попозже обязательно проверить её карточку искателя приключений. Да и свою, на всякий случай, тоже. - Всё указывает на то, что Калибан действительно что-то знает, и это знание настолько опасно, что может доверить лишь «одному» человеку, способному помочь. Лаборатория, защита, плата за части тел редких монстров – всё это ведь не только подспорье в работе, но и подкуп.       - Я вижу, куда ты клонишь. Мне теперь даже интересно узнать, как ты собираешься выпытать такие секреты у челов… «людей», которым доверился сам лорд, - не без насмешки осведомился молодой авантюрист, в то же время самостоятельно перебирая в уме действенные варианты. При всём своём нелестном отношении к затее, Казума не мог не признать, что она становилась всё более затягивающей. Что поделать, он любил составлять планы. А вот претворять их в жизнь уже не очень. - Станешь сжигать на глазах их записи или ограничишься иглами под ногти? Я бы на твоём месте привлёк до кучи их сопартийцев – уж они-то наверняка знают, где у докторюг слабое место.       - Ранее я к ним уже обращалась. Нет, не ради соучастия в пытках, а в надежде, что они тоже что-то знают, хотя бы то, как завоевать благосклонность докторов, - Даркнесс ожидаемо приняла шутку всерьёз. Деловитость и расторопность этой девицы вызывала уважение, которое становилось всё сложнее скрывать. - К сожалению, люминатам деятельность своего двуликого товарища не интересна, а тот… та… в общем, из-за отношения к религии не испытывает к церковникам особого доверия. А вот господин Дисмас – другое дело. Только он из всего отряда и общается с докторами на тему их предмета, во многом, чтобы лучше разбираться в анатомии людей и чудовищ. Сестра Джуния даже считает, что доктор Баду ему симпатизирует. Вот тут-то и потребуется твоя помощь.       - Дай угадаю: ты решила, что Дисмас, в свою очередь, симпатизирует мне, и согласится за бутылку самогона поделиться тайнами своих бесед с «чернохалатными»? Гениально, «Ваше Сиятельство»! – ядовито изрёк бывший хикки, пряча за сарказмом проклёвывающийся азарт. Если крестоносец ничего не напутала, то Дисмас в такой ситуации действительно может стать точкой отправления. Вот только подбираться к нему лучше другой фигурой. – А давай я слегка переиначу твою мысль: тебе более, чем явно симпатизирует сэр Рейнальд, а «Ржавый» с носатым головорезом на «ты», чего бы тебе самой не подбить коллегу по классу развязать тому язык?       - Это… интересное предложение, его стоит взять в расчёт, но господин Дисмас сейчас находится не в лучшем душевном состоянии, расспрашивать его о подобном может оказаться… безрезультатным. К тому же план у меня несколько другой, - в очередной раз обманула ожидания Лалатина. Это уже становится какой-то нехорошей привычкой – глупость опасна сама по себе, а непредсказуемая глупость опасна вдвойне. - Я всё обдумываю то странное поведение доктора Баду по отношению к тебе: все эти её попытки оголить тебя и сблизиться, её стремление быть властной над тобой и оградить от меня… Я могу ошибаться, но это уж подозрительно смахивает на влечение.       - Ты давно стала экспертом в психологии, мать? Или имеешь богатый любовный опыт, чтобы определять такое? Какое, нахер, влечение, она ж просто ё*нутая… - процедил с возмущением юноша, которому было откровенно тошно воспринимать дурные причуды сероглазой девахи как нездоровый к нему интерес. Это был просто абсурд, поверить в который могла лишь извращённая дура, вроде одной златовласой мазохистки. И всё же будущему герою эпохи почему-то стало как-то неловко и тревожно от мыслей, как на это будет реагировать Даркнесс. Их, само собой, ничего не связывает, не считать же ту идиотскую историю в бане особняка проявлением к чему-либо обязывающих отношений! Тем не менее, Казума не мог спокойно ждать дальнейших слов подруги.       - Я же сказала, что могу ошибаться. За неимением лучшего варианта, назовём это женской интуицией, и она подсказывает мне, что у доктора Баду имеются на тебя планы, Казума. Возможно, месть за погубленный образец, а возможно и что-то более серьёзное, хоть и не созревшее, - От проскользнувшей жёсткости на последнем слове молодой авантюрист нервно заскрипел зубами. Он знал, что златовласая девица после той срамной ночи не могла больше воспринимать командира только как друга и соратника, хотя и не стремилась как-либо менять положение дел, равно как и сам Казума. Высокие чувства, может, и хороши для создания семьи, но уж никак не отряда искателей приключений, который обязан подчиняться мозгам, а не сердцу или гениталиям. К тому же неравнодушная к чужой ревности поджарая рыцарша напрягала похлеще нависшего над головой рояля. – Поэтому я считаю необходимым воспользоваться выпавшим шансом и взять, так сказать, «выращивание» в свои руки. Казума, тебе надо будет сойтись с доктором Баду.       - ЧТО?!! – застыв как вкопанный от неожиданности, возопил шокированный Казума. Если кто на тусклой улице и обратил сейчас на них внимание, ему было всё равно - позабыв о своей легенде, бывший хикки вперил в слегка стушевавшуюся извращенку выпученные от изумления глаза. Юноша искренне надеялся, что это была дебильная шутка, плод изменившегося характера крестоносца, а не новое пробитое днище её неадекватности. Нет, она реально на полном серьёзе предложила ему «сойтись» с бешеной шизофреничкой, в чьём черепе до кучи живёт какой-то мужик? Да её Аква покусала!       - Другой реакции от тебя я и не ждала. Но прежде, чем ты исторгнешь на меня своё праведное возмущение, я всё же попрошу выслушать меня, а решение принять потом, на холодную голову, когда всё обдумаешь, - нагло пользуясь тем, что любимый командир молчал, подбирая тираду поматернее, златовласая дурында заговорила вкрадчивым мягким голосом, для пущего эффекта наклонившись к Казуме чуть ли не нос к носу. Вот же змеюка, знает же, что на такой дистанции от девушки (особенно с таким смазливым личиком и пышной грудью!) он цепенеет не хуже, чем кролик от удава. И ведь не отпрянуть – скотобаза успела сомкнуть свои ручища на его предплечьях, их теперь только монтировкой отдерёшь. – Если мы с сестрой Джунией не ошибаемся, то доктора Баду привлекают циничные и подозрительные личности, вроде господина Дисмаса и тебя. Разбойник станет прежним явно ещё не скоро, возможно, это одна из причин, по которой девица обратила на тебя внимание. Если это так, то, сблизившись с нею, ты сможешь, самое меньшее, стать вхожим в лабораторию, где уж наверняка сокрыты знания о Шекспирах, событиях в Гамлете, а то и разгаданные тайны из Темнейшего Подземелья…       …Дай руку, и увидишь все тайны из Темнейшего!..       Казуме по ощущениям будто кипятком мозги ошпарило. Обрывочные видения пронеслись перед взором с такой яркостью, что юноша не вытерпел и схватился за лицо, словно пытаясь не дать глазам вытечь. Он видел… Эрис. Госпожа Удачи взирала на своего фаворита с ласковым задором, улыбалась ему привычной благосклонной улыбкой, но… отчего-то будущего героя эпохи охватывал необъяснимый, просто дичайший ужас от вида любимой богини.       Последующие картины оказались уже куда более мутными, не дававшими толком разобраться. В них угадывались очертания некоего города и силуэты людей, одинаково непонятные и пугающие. Сосредоточиться на них не получалось, так как рассудок Казумы раз за разом возвращался к образу Эрис, будто подсознательно выискивая в её портрете упущенную деталь. Пока взгляд не остановился на руке божественной девы, обнаружив нечто странное, неправильное…       Рассмотреть объект своих сомнений у молодого авантюриста так и не вышло – в момент истины он с досадой и растерянностью увидел над собой нависшее лицо (и, что куда приятнее, не только лицо) порядком взволнованной Даркнесс. Сам же Казума стоял на коленях, будто у него ноги подкосились, и только хватка крестоносца удержала его от «близкого знакомства» с грязной дощатой мостовой.       - … слышишь? Пожалуйста, скажи хоть что-нибудь! – стараясь не поддаться панике, дрогнувшим голосом взывала к командиру девица, до кучи тряся его словно свинью-копилку – осторожно, но увлечённо. Впрочем, вскоре прекратила, по-видимому, заметив на лице Казумы признаки разума. – Тебе плохо? Что-то болит?       - Мозги. И плечи. Будешь дальше так давить – кости сломаешь, - буркнул с присущей ему прямолинейностью бывший хикки, испытывая смесь смущения, облегчения и раздражения. Он был рад выбраться из этих жутких видений, и всё же что-то заставляло юношу злиться на подругу, так не вовремя приведшую его в сознание. Казума просто нутром чуял, что та недосмотренная деталь была слишком важной, чтобы махнуть на неё и весь сопутствовавший бред рукой. – Я что, отрубился? Надолго?       - И минуты не прошло. Однако ты выглядел так, будто умертвие увидел, я не на шутку перепугалась, - озабоченно сообщила соратница, после чего внезапно прижалась ко лбу командира своим собственным, тем самым проверяя температуру. Ощущения были одновременно приятными и напрягающими. – Это не телесная болезнь, иначе доктор Баду её бы обнаружила. Может, отвести тебя к ней? Вдруг у тебя душевная травма, как у Дисмаса, Боудикки и леди Одри…       - Ещё чего не хватало! Я лучше позволю Бесполезногине в своей голове копаться, чем этой психопатке с хирургическим образованием! И вообще, нефиг меня к ней сватать – я не ловелас и не мазохист, у меня есть принципы! – категорично заявил молодой авантюрист, решительно высвобождаясь из ослабших объятий Даркнесс. Говоря откровенно, шок и возмущение затеей «Её Сиятельства» были больше формальными, так как помыслами Казумы вновь овладели загадочные образы. Они определённо были связаны с позабытым сном, с тем чувством тяжёлой утраты, а также с Сиреной и ненавистным Коллекционером, память о которых была пробуждена в недавнем разговоре с Лалатиной. Не иначе, подействовало очередное «кодовое слово», и только отвлекавшая полногрудая девица мешала собрать мозаику воедино. – Предлог она нашла… Надеюсь, ты всё это время не к ней меня вела?       - Да нет же! В смысле, не специально, ведь её вызвали в церковь Святого Бруннера, а Аква со служителями Люмена выхаживают господина Бигби как раз в келье оной. Почти там же Мегумин с профессором Альхазредом собирались своим искусством восстановить рассудок госпоже Бурасса Крис и её близким, которых заперли в камерах церковного погреба для их же блага, - извиняющимся тоном поведала крестоносец, указав на торчавший из-за крыш домов деревянный шпиль, заметный лишь благодаря отблескам многочисленных факелов и фонарей с земли. – Обещаю, что не буду как-либо вмешиваться в ваши отношения. Если бы я знала, что тебе настолько неприятна эта тема, что бросает в обморок…       - Ты бы ещё брякнула в стиле Аквы, что я боюсь и не умею знакомиться с девушками. Херушки - на меня такие провокации не действуют! – пренебрежительно фыркнул Казума, прекрасно понимая, что Даркнесс была искренна в своих словах и намерениях. Но ему было необходимо проявить жёсткость, чтобы обуздать разыгравшуюся «Савраску» и тем самым пресечь появление подобных фортелей в дальнейшем. – Сперва балаган с «оруженосцем», затем «клятва Ненависти», а теперь ещё и это? Мне что, на лбу у тебя гвоздями выбить простейшую аксиому – «Всегда всё согласовывать с дорогим начальством»? Нет уж, я тебе такого удовольствия не доставлю, чёртова мазохистка, я просто свалю из твоего балагана при первом удобном случае, а там долбись в своё «расследование» как хочешь, с парой-то титановых якорей на шее.       - Я тебя услышала. Клянусь, больше никаких интриг без твоего уведомления и одобрения не будет, - Подавленная речь Даркнесс была преисполнена раскаяния, а понурый вид с отведённым в сторону взглядом указывал на искренний стыд и смирение. Что ж, оно и понятно: прошлая тирада бывшего хикки была слегка сдобрена маслом и мёдом, на эту он не пожалел ни льда, ни железа. Но всё же Казума оставался неспокоен: Лалатина – новая Лалатина – стала слишком тёмной лошадкой, чтобы опускать вожжи и болтать ногами в седле. – Если ты и впрямь себя хорошо чувствуешь, может, продолжим путь?       На это юноша ответил хмурым кивком; его больше занимало, стал ли кто свидетелем этой странной и подозрительной с посторонней точки зрения сцены. Однако улица была пугающе пуста, ни людей, ни собак, а в тех немногих окнах, что не были заперты на ставни, зиял удручающий мрак. Лишь через десятка два шагов виднелись в свете факелов тёмные силуэты ополченского патруля. Подступающая ночь была ещё не близко, но обитатели деревни уже попрятались от неё под крышами и засовами своих обиталищ. И будущий герой эпохи более, чем желал последовать их примеру.       Неловкое молчание и некомфортная обстановка заставляли идти быстрее. Смотреть по сторонам большого желания не имелось, но Казума то и дело озирался, скрипя зубами из-за всё того же жгущего затылок чувства, что за ними наблюдают. И даже не просто наблюдают – следят, пристально и с опасливым интересом. Как на неведомого зверя, которого запросто могут счесть добычей.       Паранойя то была или нет, но она, по крайней мере, позволила молодому авантюристу заценить здешние «красоты» и невольно поностальгировать, подсознательно сравнивая их с пейзажами предместий родного Акселя. Дома сухой и тёплый климат делал истоптанные дорожки плотными и ровными, как если бы они уже были замощены кирпичами (правда, до первых проливных дождей), здесь же каждая улочка была заботлива проложена дощатым настилом, что для болотистого края с бурной растительностью являлось существенной необходимостью. Пусть доски в большинстве своём прогнили и давно нуждались даже не в ремонте, а в замене, это всё равно было лучше покрытой бурьянами и колдобинами просеки, по которой накануне искатели приключений набивали мозоли на ногах до Ведьминых Кругов.       Насколько Казума успел понять, в этом «прекрасном мире», как и на Земле, многие населённые пункты, что города, что сёла, стоят если не на берегу реки или моря, то обязательно вдоль какой-нибудь дороги. Это логично, так как благосостояние жителей напрямую зависит прежде всего от торговых путей, на которых они могут как закупать всё необходимое, так и продавать продукты собственного производства. Гильденштернская застава, судя по расположению её домов по обе стороны от тракта, превращавших последний в главную улицу деревни, исключением не была.       Трактиры, пекарни, цирюльни, кузницы, торговые лавки, портные и сапожные мастерские – всё это располагается, как правило, там, где ходит больше всего народа, а это либо площадь (или ещё какой центр города), либо ворота (при наличии стен вокруг поселения). Вывески на пути почти не попадались, что указывало либо на неразвитость инфраструктуры, либо на её упадок, хотя одно другого не исключало. Впрочем, от деревни многого ждать и не приходилось, особенно в такой глухомани и в такие времена.       Как Казума и думал, церковь Святого Бруннера располагалась прямо на главной площади, во всяком случае, ничем иным широченное пространство с помостом для глашатаев и позорными столбами называть не получалось. Так же на то намекали резной многоярусный терем (жилище старосты или коменданта, не иначе), примыкавшая к нему бревенчатая дозорная башня и здоровенные склады – крупнейшие сооружения на заставе, где преобладали приземистые домики. Не говоря уже об обилии ополченцев на каждом углу и знакомых вояк в красно-золотых нарядах, суетливо ставивших открытые шатры, столы и скамейки. Готовились к своему празднеству, тут и Аква поймёт. Что им мешало заранее всё обустроить, было хорошим вопросом, но бывшего хикки он совершенно не занимал.       Обилие факелов и фонарей, с одной стороны, давало чёткую картину происходящего, а с другой мешало разглядеть, что творилось за её пределами. Впрочем, площадь находилась на какой-никакой, а возвышенности, а по периметру Гильденштерна, насколько молодой авантюрист отсюда мог видеть, были расставлены хорошо освещённые посты и караульни. Всё это позволяло более-менее оценить масштабы заставы.       Выводы напрашивались интересные: деревня раскинулась широко, шире, чем её аналоги в Акселе, где домишки жадно жались друг к другу, предпочитая расти ввысь. Но при этом едва ли половина из порядка сорока хибар пребывала под защитой частокола, сходственного тому, что опоясывал Ведьмины Круги. Судя по обвалившимся крышам и стенам некоторых из них, во внешних домах мало, кто жил. По более, чем очевидным причинам. Хотя и среди «защищённых» дым в трубах шёл далеко не во всех жилищах, и навряд ли потому, что жители экономили дрова. Старик Оуайн говорил правду – Гильденштерн вымирал.       На фоне загибающейся деревни до отвращения вальяжно и самоуверенно смотрелась церковь Святого Бруннера. Впрочем, как и любое другое религиозное сооружение в этом «прекрасном мире» (да и не только в нём), хотя возмущаться сим фактом бывшего хикки больше не тянуло. Здешние боги очень зависят от числа поклонников и силы их веры, неудивительно, что небожители ждут от своих жрецов привлечения новой паствы всеми доступными способами. Большой и внушительный храм, где (в теории) можно найти прибежище и (в ещё большей теории) пропитание – проверенное веками решение.        Как и у «Феникса и голубки», у церкви Святого Бруннера было каменное основание, на котором воздвигли длинный обтёсанный сруб с необычайно высокой двускатной крышей, к которому примыкала толстая, напоминавшая больше крепостную башню десятиметровая колокольня с шатровым шпилем. Разглядев венчавшую вершину фигуру, Казума невольно поёжился – кольцо с тремя стрелками-лилиями, образующими подобие креста, он уже прежде видел. Только шпиль был каменным и рухнувшим, а сколы вырисовывали на медной поверхности кольца буквы «К», «Р», «А» и «Х»…       - Ну, вот и Святой Бруннер. То был меттенхаймский кузнец и истинный люминат, четыреста лет назад подаривший миру первый из секретов превращения железа в сталь. За это он одинаково почитаем как воинами, так и обычными тружениками, - Слова Даркнесс удержали юношу от нового погружения в неприятный бред, за что в этот раз был, пожалуй, ей больше благодарен. Как бы не хотелось ему разобраться с чертовщиной в своей голове, Казума не был готов переживать всю эту муть за раз, да ещё без подготовки. Это как с рыбой фугу, которую мало сварить перед подачей на стол, чтобы не травануться. - Доктор Баду всё ещё может быть там внутри. Если хочешь избежать встречи, можешь тут подождать, пока я вернусь с Аквой…       - Оруженосец, которого рыцарь оставляет за дверями уважаемого духовного заведения, словно невоспитанного щенка, не может не вызывать вопросов. Я не хочу, чтобы про меня начали думать, будто я не уважаю Люмена настолько, что претит ходить в его святыни – у Светлейшего Бога фанатики не уступают аквианцам, мне только с ними поцапаться не хватало, - поморщившись, пробормотал Казума, косясь на сновавших вояк с крылатыми котами на плащах. «Закатные твари» из-за работы уже напоминали взмыленных коней, но не забывали о куртуазности, учтиво здороваясь и снимая шляпы перед «Её Сиятельством», когда та проходила мимо. Поглядывая на них, молодой авантюрист только сейчас заметил любопытную деталь, упущенную при первом знакомстве – фульгаты не проявляли никакого страха или смущения перед дворянкой, как крестьяне или ополченцы в таверне. И это отчего-то настораживало. – Какие порядки у них внутри? Ну, там, обувь снимать или знак какой перед входом делать надо?       - В обитель Светлейшего Бога открыт путь всем, даже идолопоклонникам и безбожникам, пока те не мешают священнослужителям или прихожанам, не портят и не воруют церковное имущество, а также не приносят с собой еду и иные вещи, способные оставить запах на книгах. – с готовностью поведала подруга, зачем-то дотрагиваясь до своей цепочки с символом Эрис. Надо думать, подсознательно извинялась, что собирается заглянуть «под крышу» к другому божеству, хотя навряд ли Госпожа Удачи станет ревновать. Чай, не Аква. - Бог света и знаний уважает чужие взгляды и ждёт того же от гостей.       - На словах-то оно, может, и так. Но почему-то, вон, у Эрис жрецы не таскают броню и не машут булавами, а у этого добряка – за милую душу. Хотя, возможно, это просто отдельный случай, - язвительно проворчал Казума, задумчиво косясь на крестоносца его любимой богини. Хотя наречь Даркнесс фанатичкой, при всех её тараканах, не получалось ни при каком раскладе, она просто любит Эрис, и всё тут. Не то что её коллега с весталкой, готовые с пеной у рта и именем Люмена на языке ломать всё, что не любо Светлейшему Богу. Надо бы сравнить и с другими церковниками, чтобы убедиться или опровергнуть навеянный стереотип. – Непонятно, как с такими правилами сюда запустили Её Высокобесполезность – она ж, как я помню с её слов, не больно-то жалует этого самого Люмена. Не говоря о том, что является ходячей напастью…       - Светлейший Бог всегда рад новым последователям, а меня не заботит, кому и как молятся «мои» подчинённые. Если моя камеристка пожелала сменить веру – пусть меняет, только бы продолжала усердно исполнять свои обязанности, - От уже второго за последний час шокирующего заявления у Казумы упала челюсть, а Даркнесс, скотина этакая, явно наслаждалась зрелищем! Она и в этот раз не шутила, но правдой сказанное быть попросту не могло! – Впрочем, признаюсь – это я намекнула Акве, что «Избраннице Люмена» будет проще общаться с духовенством и паствой, чтобы добраться до истины. Представляешь, она даже… Ладно, ты всё равно не поверишь, пока сам не увидишь. Идём.       Слишком ошарашенный заявлением, чтобы вразумительно реагировать, Казума и не заметил, как поплёлся следом за «милостивой сударыней» в церковь. Нет, серьёзно, как можно на трезвую голову говорить такое? Чтобы Аква, самая самовлюблённая и тщеславная богиня, которую только можно себе вообразить, да «сменила веру»? Нет, она, конечно, та ещё продажная дрянь, за бутылку своего «Шато Щито» раскорячится кверху задом только так, но согласиться стать «Избранницей Люмена»?       Да хоть бы и понарошку, Бесполезногиня не настолько гибкая, чтобы публично признавать над собой власть божественного соперника! Это ж как её перекорёжить должно? Уж похлеще, чем Даркнесс, это точно. О том, во что могла превратиться Мегумин, Казума боялся даже думать. О том, что в этом проклятом краю ждало его самого, и подавно.       Дабы не сойти с ума преждевременно, будущий герой эпохи силой заставил себя отвлечься на окружение. Прежде юноше доводилось бывать в храмах Эрис и Аквы, по своему устройству люминатская церковь от них мало чем отличалась. Все они так или иначе были больше близки к христианским святилищам, нежели к буддийским или синтоистским: на противоположном от входа конце возвышается алтарь с витым помостом для проповедей, от него к дверям ведёт ковровая дорожка, по обе стороны которой стоят ровными рядами скамьи, стены же украшены символами веры, картинами и гобеленами. Всё предельно привычно.       Но бог в деталях, а люминаты оказались прилежными особами. Конечно, до дотошности аквианцев, стремящихся возвеличить свою богиню чуть ли не на каждом кирпичике своих угодий, им было далеко, но их тонкий труд был куда приятнее, чем лезущая в глаза кичливость служителей Богини Вод. Прежде всего, всё было предельно освещено: источая приятный аромат воска и куда менее приятный китового жира, а также неслабое тепло, зажжённые свечные лампады стояли везде, куда их можно было только впихнуть. Прочие светлые, а точнее солнечные мотивы (и ещё огненные, хотя и в меньшей степени) можно было обнаружить на резьбе скамеек и колонн, на стенках и полках шкафов, хранивших просто горы книг и свитков. Последних было так много, что церковь больше походила на библиотеку. Хотя чем ещё могла быть обитель бога света и знаний?       Такой вид духовного заведения Казуме нравился больше монументальных структур, но его не могла не тревожить щекотливая деталь, связанная с атрибутами Люмена. Книги – это хорошо, обильное свечное освещение – ещё лучше, но при таком количестве и того, и другого, неизбежно возникали нехорошие мысли о здешней пожароопасной обстановке. Людей почти нет, системы пожаротушения не придумали, здание на три четверти из дерева; проворонить одну обвалившуюся свечку – и к полуночи не останется ни книг, ни церкви. И вид почернелого, несмотря на заметные усилия церковных уборщиков, от чада потолка ничуть не вдохновлял.       От опасений частично спасали изображения на картинах и гобеленах. Сюжеты о высоком, заросшем, перемазанном копотью мужике в одних рваных штанах и с молотом в мускулистых руках, кратко, но красноречиво пересказывали историю жизни ещё не святого Бруннера, жившего на отшибе дымящейся горы. Как выясняется на следующем полотне, то был не вулкан, а логово дракона, который имел гнусную привычку жрать рыцарей и гадить прямо в полёте. Наткнувшийся на одну из таких куч кузнец, впрочем, не смутился, а, как бы противно это ни звучало (и выглядело, «спасибо» за то излишне увлечённому художнику), вытащил останки доспехов неудачливых воителей и простодушно переплавил их в горне.       На дальнейших художествах градус абсурда и не думал понижаться: орудия труда, выкованные из «дерьмового железа», вскоре удивили Бруннера своей прочностью и навели его на подозрения. Не рискуя рыскать в поисках новых куч в надежде, что дракону подвернулся ещё какой горе-герой, кузнец решился на домашний эксперимент. Для этого он спилил напильником свои железные изделия до состояния стружек, смешал оные с тестом и скормил голодной домашней птице.       Что и говорить, рисовавший всё это умелец не скупился ни на эмоции персонажей, ни на реалистичность отходов жизнедеятельности, в которых проглядывали всё те же стружки. Полученный «материал» Бруннер пустил на переплавку и, после привычных трудов, убедился, что ни магия, ни боги ни причём, что он в самом деле открыл новую технологию по упрочнению железа. Нарёкши свое творение «драконьим железом», счастливый кузнец поступил как идейный люминат – отказавшись от сулящего богатства секрета, Бруннер даровал его братьям по вере дабы те распространили его по миру, что несказанно облегчило бы участь людей, неспособных на равных биться с окружавшими их чудовищами.       Что примечательно, из гобеленов следовало, что изначальное название не прижилось, так как жрецы-люминаты начали в шутку, а затем и по привычке именовать новый металл «сталью», что на старом меттенхаймском означало «торчащий» или «стоящий» - не иначе, тонкий такой намёк на кучки, из которых тот вышел. Досадно, что их потомки растеряли чувство юмора.       А вот у кого его не нашлось, так это у тогдашнего короля Меттенхайма, приказавшего казнить бедолагу Бруннера путём сожжения в его же горне, а прах пустить на очистку королевской уборной. А всё за «разбазаривание» стратегически важного знания, которое могло серьёзно возвысить королевство над прочими. За такую бесчеловечную казнь люминаты и объявили кузнеца святым, а имя жестокого короля стёрли из всех хроник. Правда, их самих от гнева самодура спасло лишь прямое вмешательство порядком припозднившегося Люмена, наславшего на Его Величество неизлечимую слепоту и слабоумие.       Сам Светлейший Бог обнаружился за алтарём. В смысле, его пятиметровая деревянная статуя, изображавшая худощавого мужчину в мешковатой жреческой рясе с нахлобученным на глаза капюшоном. Увешанный сумками с выпиравшими из них свитками, бог света и знаний держал в правой руке толстенный фолиант со знакомым кольцом-крестом на обложке, а левой, словно копируя знаменитую Статую Свободы, вздымал ввысь толстенную свечу, горевшую, между прочим, самым настоящим огнём!       Отвечать, почему пламя не спешит перекидываться на всю конструкцию, Люмен, невидяще взиравший на людей свысока, явно не собирался. Всем своим видом излучая терпение и ожидание, он будто рассчитывал, что народ сам всё узнает. Такой вот «просветитель». Хотя Светлейший Бог был по-своему прав – знание, добытое без труда, как правило, не ценится.       Почему-то Казума представлял себе Люмена этаким Мерлином, архетипичным мудрым старцем, с густой бородой до пояса и добрым дряблым лицом. Однако статуя была лишена даже малейшего намёка на растительность, а мощный квадратный подбородок вкупе со сжатыми скулами и вздёрнутым носом выражали что угодно, но только не жизнерадостность. Впрочем, на деле бог света и знаний мог выглядеть совсем иначе, достаточно сравнить Эрис и Акву с их изображениями в храмах. В конце концов, смертные воплощают в творчестве свои мечты и желания, а не реальность (с которой вообще мало кто знаком, раз на то пошло).       Время было, разумеется, не совсем позднее, но всё же Казуму немного удивило немалое количество простого народа перед алтарём. В тяжёлые времена люд, конечно, всегда стремится туда, где царит атмосфера тепла, уюта и покоя, но молодому авантюристу казалось, что обитатели этого убогого края будут скорее ошиваться в трактире или в родных хатах, чем в церкви. Особенно на ночь глядя. Хотя бывший хикки не был религиозен, что он мог понимать в нравах обывателей?       Почти два десятка прихожан, на добрую четверть больше, чем в заведении старой Корделии, причём не меньше половины были детьми и подростками – такое не могло не удивлять. Но куда удивительнее был жрец, которому они все внимали, усевшись на ближайших скамьях, а вернее его речи. То, что зачитывал с помоста щуплый клирик в бурой рясе, совершенно не походило на псалмы, литании и иные виды молитв, кои юноше доводилось слышать в других храмах.       - …остаётся сказать о космосе ещё немногое. Посреди небосвода внезапно могут рождаться новые звёзды нескольких типов. Наши братья по вере из Мелитайна назвали их кометами, по-нашему - «волосатые», - Священнослужитель был слишком молодым и невредимым, чтобы являться помянутым ранее отцом Авениром. Видимо, аколит, что, впрочем, не снимало главного вопроса – зачем он ведёт в столь позднее время в столь странном для того месте и для столь неподходящей публики лекцию? Да ещё с таким энтузиазмом, что живо напомнил Лира, хотя своим сложением и вытянутым лицом он и без того походил на юного работничка «Феникса и голубки». Впечатление портила только стрижка под горшок и бурая роба, как у сестры Джунии. - Они устрашают своими кроваво-красными космами наподобие щетинистого пучка волос, обычно на верхушке. Те из них, у которых этот пучок растёт от их нижней части, наподобие долгой бороды, древние мелитайнцы назвали «бородатыми». Ещё бывают «копья», они дрожат наподобие брошенного дротика и служат весьма зловещим предзнаменованием. Такова была комета в год, когда трижды проклятый Просперо предался кощунственным страстям своей порочной натуры…       - Даркнесс, сиятельная ты наша, ты в какую сельскую школу меня завела? Это что ещё за вечерние уроки естествознания для смешанной возрастной группы? – тихо осведомился заинтригованный молодой авантюрист, пристроившись по правую руку от ведшей подруги. Некоторые странности необходимо раскалывать на месте, и не только ради интереса.       - Для служителей Люмена нет вернее способа проявлять любовь и уважение к своему богу, чем просвещать людей и искоренять невежество. Для них религия и наука неразрывно связаны, ибо верят, что человек может обрести истинное счастье лишь с помощью любознательного ума и благочестивого сердца, - не оборачиваясь и не сбавляя шаг, вполголоса ответила Даркнесс. Либо она прятала эмоции, либо ей в самом деле было всё равно, как проводят службу иноверцы. Дело, конечно, больше в характере крестоносца, но всё же какое счастье, что эрисианцы настолько веротерпимы – Аква бы точно не удержалась и подняла такой метод поклонения на смех, что привело бы только к очередным неприятностям. – В таких уроках люминаты находят радость и успокоение, испытывают близость со Светлейшим Богом, совсем как от настоящих молитв. Это необычно, но в этом есть смысл: простолюдины не просто обретают полезные знания, но и силу противостоять своим страхам – понятое явление пугает меньше неизвестности. К тому же помогает культурно проводить досуг после дневной работы…       - Странно. Что-то наши знакомые спасители из святилища выбиваются из твоего описания. На фанатиков и буйнопомешанных они тянут сколько угодно, но уж никак не на «просветителей», - с подозрением пробурчал Казума, утаивая вернувшийся леденящий ужас перед неизвестностью. Неприятностями даже и не пахло, и это при том, что Её Высокобесполезность привели в святилище Люмена – в какое же противоестественное существо превратилась его знакомая Дурногиня? Неужели… в нормальную девушку? В такое нельзя поверить, не увидев собственными глазами.       - Чем популярнее божество, тем больше у людей будет мнений о том, как ему «правильно» поклоняться. Даже у культа Аквы, как ты заметил, нашлись и иные, кхм, «почитатели», что уж говорить о боге света и знаний, чьё имя наиболее ретивые приверженцы полвека назад решили принести миру на острие меча, - Даркнесс, судя по скорости и полноте ответа, ждала этого вопроса. Возможно, Казуме это только показалось, но в тоне подруги он уловил нотки возмущения. Крестоносец возмущается настоящей деятельностью крестоносцев – сошло бы за анекдот. - Как поведал мне сэр Рейнальд, многие люминаты верят, что человеку постичь все знания за свою смертную жизнь невозможно, а потому ему следует добиваться совершенства в чём-то одном. Те из них, что избрали военные искусства, впоследствии основали четыре духовно-рыцарских ордена – Святого Уриэля Машиниста, Святого Грегора Железнорога, Святого Леонида Злохульника и Святого Танкреда Превозмогателя. Именно они и убедили Короля-Маршала Фредерика, истового люмината, выступить против Повелителя Демонов, ибо ничто так не противно Светлейшему Богу, как дикарство и мракобесие, кое прислужники тьмы насаждали на захваченных землях.       - Из буквоедов в религиозные завоеватели. Лихо. Надеюсь, ты у нас этим примером не заразилась? – не удержался от подтрунивания молодой авантюрист, опасливо косясь на брутального священника в привычной бурой рясе у входа в церковные кулуары, к которым они приближались. Большой, рукастый и плечистый, да ещё и начисто стриженный и бритый, он производил впечатление вышибалы, как работники старухи Корделии. Забавно, но на этом сходства не заканчивались – горделивым лицом люминат так и вовсе походил на повара Эдмунда, разве что глаза были темнее. Видимо, брат или ещё какая родня по крови. – Нет, я, в целом, за то, чтобы Эрис и дальше оставалась главным божеством этого мира, но не хотелось бы, чтобы для того заставляли бубнить трёхчасовые молебны после каждого чиха.       - Как и я. Хотя не могу сказать, что осуждаю ревнителей Светлейшего Бога за их пламенную решимость, ведь именно она переломила ход Южной войны, не стратегия и не численный перевес, - со вздохом отметила рыцарша, после чего кивком поприветствовала церковного детину. Тот отозвался подозрительно знакомым «Хмпф» и осенил гостей «солнцем» - растопыренной пятернёй, знаком Люмена. Очевидно, разрешение на вход в недра святилища «Её Сиятельству» не требовался. Немного погодя, когда брутальный церковник остался позади, Даркнесс вдруг продолжила. – И всё же мне неспокойно: то, что люминаты до сих пор привлекают новых последователей своими доблестными успехами, делает им честь, но меня пугает мысль, что однажды им этого окажется мало. Чем больше потакаешь своей страсти, тем ненасытнее она становится, и это опасно.       Бывший хикки мог много чего сострить на это глубокое философское изречение, звучавшее из уст конченной мазохистки откровенным издевательством. Однако его отвлекли странные звуки, шедшие из глубин низкого прохода, по обилию запертых дубовых дверей по обеим сторонам напоминавшего гостиничный коридор. Обильно украшавшие стены искусные подсвечники и резные лики Люмена в окружении солнечных узоров над входами в кельи внушали обманчивую благодать, однако сбить с толку юношу было уже невозможно. Сквозь приятный аромат тающего воска Казума учуял острый, неповторимый запах, вызвавший воспоминания сразу и о сероглазой докторюге с её пахучими сумками, и о недавно посещённом трактире, – запах спирта.       Будущий герой эпохи вовсе не был заядлым пьяницей, чтобы унюхивать крепкий алкоголь за километр, в том было виновато исключительно его обострённое авантюристское чутьё, обнаружившее несоответствие между местом и присущими ему по идее запахами. Дух спиртного со странными нотками корицы шёл аккурат из-за двери, пред которой остановилась Даркнесс, оттуда же доносился неясный шум множества голосов, среди которых было невозможно не узнать один, девичий и до противного истошный. Аква. Аква и бухло. Хвала богам, хоть что-то в этом мире неизменно!       Гвалт мало походил на застольную песню, но всё же Казума не сомневался – Дурногиня невесть как нарыла себе и бутылку, и собутыльников. Юноша даже уже знал каких – прервавший «медосмотр» фульгат был более, чем красноречив в своих словах про «восполняют духовную энергию» с участием «кошкиных детей» и люминатов. Ай, да Аква, пробила-таки очередное днище! Вздумать нажраться прямо в святилище Люмена, да ещё подбив на это фанатиков Светлейшего Бога! Уж не про эту перемену говорила Лалатина?! Это же такой неописуемый пи*дец, что хочется просто заорать в голос, аплодируя удавшейся кощунственной выходке как сумасшедший, после чего биться головой о ближайшую стену, пока та или другая не треснет!       - Здесь есть чёрный выход? Если нет, то предлагаю по-тихому организовать его подручными средствами в самом срочном порядке и вытащить нашу синеволосую пьянь, пока здешние «просветители» не прознали и не прислали своего бугая отвешивать нам пудовые подзатыльники, - угрюмо поделился Казума невесёлыми мыслями с подругой. Даркнесс выглядела в эту минуту откровенно растерянной, хотя и пыталась не выдавать чувств. Хотя чему вообще можно удивляться, когда речь идёт об Акве? Она ж любую прямую сделает ломаной просто потому что, а ломаную – скрученной в бараний рог! - Ну или быстро слинять и найти тебе новую «камеристку», потому как эта нас только что подвела под монастырь, как бы анекдотично это ни звучало.       - Должно быть, доктор Баду всё же зашла проведать сударя Бигби, она ведь, в конце концов, более чем скептически относится к божественному лечению, кое предоставляют клирики. И наверняка случайно разлила одно из своих снадобий, - По слегка негодующему тону крестоносца юноша понял, что «Её Сиятельство» сама не верит своим словам. Обнаружив в уставившихся на него аквамариновых очах мольбу, бывший хикки скривился, поняв, с чем к нему собралась обратиться девица. – Но если же там творится нечто… непотребное… Прошу, Казума, позволь мне самой всё уладить. Подыграешь мне, хорошо?       - Если мне хоть что-то не понравится – возьму управление обратно на себя, и нахрен твой балаган. Уж лучше за собой расхлёбывать, чем за вами, сочинялами, - вложив в голос всю имевшуюся сталь, пригрозил будущий герой эпохи, параллельно набросав планы поведения и тирад на все сцены, какие он только ожидал узреть за дверью с терпеливым ликом на верхушке. Подчиняясь новой привычке, молодой авантюрист беспокойно положил руку на эфес «Чунчунмару», что Лалатина, по-видимому, расценила как указ действовать. Набросив на себя великодушную маску «милостивый сударыни», она со всем изяществом постучала в дверь. Как ни странно, сквозь тамошний гомон её услышали.       - Открыто! – Вопреки подсознательному ожиданию, зычный, исполненный небрежности и горячности неразборчивый голос принадлежал не Акве. Да и вообще был юноше не знаком – ни у «Ржавого», ни у весталки, ни у «Кабысдоха» он так не звучал. Хотя выпивка и не так корежит язык, особенно крепкая.       В храмах и монастырях Казуме бывать доводилось не так уж и часто, а уж в комнаты священнослужителей и вовсе не заглядывал ни разу. И всё же он имел какое-никакое представление (во многом благодаря согильдийцу Дасту, которого по пьяни и похоти куда только кривая не выводила) об убранстве келий. Вернее, о почти полном отсутствии оного: жрецам в рамках закалки духа полагалось обходиться малым: стол, стул и кроватка в алькове под полкой с церковными книгами. Неудивительно, что подобные условия побуждают божьих слуг выходить на свет помогать людям (и наслаждаться нормальной спальней с прочими мелкими радостями жизни за честно заработанные эрисы).       Покои люминатов ломали данный стереотип не хуже проповеди-лекции – при всей своей скромности, они отнюдь не походили на чулан или одиночную камеру, как себе успел навоображать бывший хикки. Вытянутое вширь помещение, череда из трёх добротных кроватей у противоположной от входа стены, между ними по резной тумбочке, а на тумбочках по вазе с сухими подсолнухами. Уютной обстановке способствовали столик для письма с наклонной столешницей в одном свободном углу и маленькая софа с книжными полками в другом. Про освещённость и говорить было нечего – свечей люминаты не жалели. Потолок, судя по въевшейся в дерево копоти, тоже.       Милый домашний закуток для книголюба, меньшего от поклонников бога света и знаний ждать не приходилось. Также напрашивалось сравнение и с опрятной больничной палатой, чьему сходству способствовал, собственно, самый настоящий больной на срединной кровати. Узнать в замотанной бинтами и припарками мумии клеймённого выродка не составляло труда, а вот ответить, как могли допустить полудемона в святилище, было куда сложнее.       Навряд ли местные просветители не в курсе личности Бигби, хотя это было бы логичнее всего. С другой стороны, есть здравое зерно и в том, чтобы держать проклятого там, где из-за святой ауры окружения его внутренний зверь будет слабее всего во избежание всяких происшествий. Правда, сейчас сие окружение сильно тянуло на кабак. Мягко говоря.       Едва «оруженосец» переступил порог следом за своей «госпожой», как мощный, ошеломляющий запах спиртного и корицы зарядил ему в нос почти боксёрским хуком. Он перебивал и ароматы воска, и вонь китового жира, и даже открытые настежь волоковые окна не могли его выветрить. Разумеется, то было никакое не лекарство – Казума ни за что бы не поверил, что толстенный трёхлитровый пузырь с подозрительной ядовито-синей жидкостью наполовину уработал один коматозный больной, опустошив перед этим аналогичную стеклотару. Особенно когда рядом грела руки на неказистых бронзовых кружках донельзя разношёрстая компашка.       Пять человек сидели перед кроватью Бигби за двумя поставленными рядом столами, явно принесёнными вместе с дополнительными стульями из соседней кельи. Причём сходу молодой авантюрист узнал только двоих из них: сэр Рейнальд и сестра Джуния выглядели откровенно не ахти, и не только потому что избавились от своей брони. Облачённые в скромные бурые робы, они походили на помятых, невыспавшихся сов. Да ещё с почти полностью синюшными глазами, от радужки до белков! Сказать, что это настораживало, равносильно обзыванию моря лужей.       Впрочем, посиневшие зенки и опухшие рожи после пережитой ночью резни были определённо меньшими из зол. Могут ходить, разговаривать и (что показательнее всего) пить – и хвала их Светлейшему Богу за это. Вот чего стоило опасаться, так это перемен в сознании: то, что они сражались рука об руку с Казумой, а не ловили розовых слонов в ведьминых кошмарах, как Лалатина, ничего ещё не значит – обоим церковникам досталось так, что не могло не сказаться на мозгах. Во всяком случае, ничем, кроме психических травм бывший хикки не мог объяснить поведение люминатов, бухавших прямёхонько в святилище собственного божества.       Вторая парочка, сидевшая друг напротив друга и рьяно спорившая, будущему герою эпохи была уже незнакома. Красно-золотые накидки с крылатым котом и усы выдавали в заматерелых мужиках вездесущих фульгатов, хотя рябиновые бусы отчего-то отсутствовали, да и фасон одежд заметно отличался. Оранжевая и синяя мантии с длинными рукавами и рассечёнными подолами были слишком похожи на жреческие рясы, чтобы не являться ими. Дополнительными указывающими на классовую принадлежность уликами являлись увесистые золотые цепи на шеях со знаками божеств. И вот здесь начиналась какая-то фантасмагория.       «Оранжевый» фульгат, грузный шатен с щекастым щетинистым лицом, мясистым носом и смешной стрижкой «под горшок», походил сразу и на кабана, и на уличного торговца сувенирами – на его цепи висели плотным рядом десятки эмблем, табличек и фигурок различных форм, среди которых юноша не без труда приметил узнаваемые символы Эрис, Аквы и Люмена. Вся эта бижутерия весила ну никак не меньше килограмма, но гремевший ею при каждом движении улыбчивый толстяк не проявлял никакого дискомфорта. Хотя скорее всего он был слишком пьян, чтобы обращать на неудобство внимание. И на посетителей тоже.       - …а боги, брат, они ж как дети, нуждаются прежде всего в любви. А чтоб не ревновали, любить надо всех одинаково и от всего сердца, - в буквальном смысле сверкая синими глазищами, басил с широкой хмельной улыбкой «Кабан». Это он откликнулся на стук Даркнесс, но, похоже, тут же об этом забыл. Во всяком случае, донести «истину» до собеседника для него было определённо важнее привечания «благородных господ» на пороге.       - Дарить любовь поровну что «аррак» по стаканам на глаз разливать – дано не каждому. И твоё сравнение, брат, в одном шаге от богохульства, клянусь Влагодарительницей, - осуждающе покачал головой «синий» фульгат с не менее синими глазами, пребывавший в заметно худшем расположении духа. Поджарый и смуглявый, с отточенными «арабскими» чертами лица, как у Альхазреда и Элмера, и кудрявой чёрной шевелюрой, он привлекал внимание Казумы даже больше своего тучного товарища. Причём вовсе не гортанным голосом с акцентом и «экзотической» по местным меркам внешностью, а тоже цепью; на ней, правда, было не полторы сотни символов, а только один, зато такой, что не мог не настораживать – символ Аквы. Фанатика из Культа Аксис здесь ещё не хватало! – Боги не дети, а владыки! Лишь они могут делить любовь между своими последователями, но только если те верны им и только им!       - Как ваш султан с наложницами? И это меня ещё обвиняют в богохульстве… - с тонкой (насколько это было к толстяку применимо) ухмылкой фыркнул «Кабан», но прежде, чем он продолжил или успел ответить насупившийся «Кудрявый», дала знать о себе пятая особа, с шумом упершись ладонями в стол и поднявшись со стула.       - Братья, вы в своём диспуте заплыли слишком далеко от берегов реальности! Оставьте богам божье, и познакомьтесь с моей земной хозяйкой и смертным собратом по оружию! – высокопарно заявила девица в длиннополой тёмно-серебристой сутане с необычайно высоким воротником и алым узором на немалой груди, представлявшим собой вертикальную линию с тремя поперечными перекладинами. И расписное облачение, и изящные перчатки до локтей, и даже нелепая высокая шапка-клобук поверх странно сочетавшейся маски-балаклавы с вырезом для лица – всё это, разумеется, тоже было из конопляного волокна. Что, как и в случае с Лалатиной, нисколько не мешало Акве выглядеть сногсшибательно, да ещё и на редкость целомудренно и невинно. Впрочем, для щеголявшей ранее голым задом дурёхи это немудрено. Занятно, но с глазами у Её Высокобесполезности, в отличие от прочих собутыльников, было всё как прежде, хотя кружка у неё не пустовала. – Благородные друзья, не соизволите вы испить с нами чашу «аррака», духовного бальзама южноземельских почитателей дружественной нам Богини Вод - Великой Аквы? Почтим Светлейшего Бога за Его гостеприимство и восстановим силы для борьбы со Злом!       - Ты…! – позабыв о ширмочном этикете, выдохнул ошарашенный юноша. Его переполошило не только от радости воссоединения с собственноручно «убитой» и воскрешённой подругой и не только от возмущения её прямолинейным предложением – дело было в словах и тоне Дурногини. То, с какой резкой решимостью жрица держалась, как говорила про «смертного собрата» и «Великую Акву»… И этот взгляд прямо в глаза Казумы – буравящий, оценивающий, отдающий надменностью и снисходительностью… Каким же знакомым он кажется!       - Пока ещё ношу старое имя, но с рассвета всё изменится, ибо так должно! – туманно пообещала осклабившаяся девица, чьё поведение невозможно было объяснить лишь количеством выпитой синьки. С молодым авантюристом будто общалась не только Аква, но и Пророчица Её – «Уилсон»! – Завтра Избранница Люмена примет свою судьбу, и станет спасительным светочем для жителей сего проклятого края, и имя ей будет – Анахита, «Пречистая»!