Пламя карает, пламя сжигает.
«Прошло ровно две недели, — холодно констатировал юноша, засунув руки в карманы брюк, — отец не доволен, что ты всё ещё не расторгла контракт с этим человеком». На эти слова девушка сладко потянулась, подобно кошке и лениво встала с земли. «Братец, — протянула она, подойдя к собеседнику и схватившись за его плечо, — знаешь, всё это сделать не так просто, — обиженно надув губки, она продолжила, — тот демон по-прежнему крутится вокруг этого мальчишки, даже, несмотря на то, что он полностью потерял к этой душе интерес. Ох, как я уже устала! Как же это утомительно. А ещё эта прислуга — раздражают! Особенно та горничная, вот неймётся ей»! — произнесла полукровка, прижавшись к его груди. На эти слова он лишь неодобрительно фыркнул, оттолкнув от себя горничную. «От тебя воняет тем демоном, — с презрением отчеканил он, принюхиваясь к своей рубашке, — и не смей так называть меня. Я тебе не брат». От этого потока презрения с его стороны, девушка звонко захохотала. «А тебе завидно, что тело твоей любимой сестрички принадлежит не тебе, м? — язвительно поинтересовалась героиня, — ой, какая досада! Твоя сестричка даже и не знает о существование братца. Знаешь, братец, а отец осведомлён о твоих потаённых желаниях»? «Заткнись, — спокойно ответил демон, — твои попытки вывести меня из себя настолько ничтожны. Даю тебе ещё две недели — не более». — Холодно отчеканил демон, растворившись в воздухе. «Совсем беспечный, — с усмешкой прошептала она, поправив причёску, — бессмертный не боится смерти, видимо, он так считает»… «Мама! Папа! — кричал я, пробегая по задымленному коридору, — кто-нибудь! Хоть кто-нибудь»! Глаза невыносимо щипали от перегара, а голова болезненно покалывала и кружилась. Перед глазами то и дело представала слёзная пелена, закрывающая кругозор, но, несмотря на это, я всё-таки смог найти кабинет отца. Я, переполненный надеждой, стремительно открыл дубовую дверь. «Па… — вырвалось из моих уст, и я замер, всматриваясь в до боли знакомую фигуру, — Катрина». — Тихо прошептал я, всё ещё не веря своим глазам. Тошнотворный запах палёной плоти и металлический привкус крови, обгоревшее до костей тело отца, что взгромождёно покоилось на бархатном кресле. Всё это я будто бы и не замечал. Ноги мои в тот же миг подкосились, и я упал на колени, разодрав их в кровь о выступ паркета. «Ка…три…на». В её глазах мерцали огненные искры, переполненные презрением и ненавистью, а со спины мелькали чёрно-белые крылья, перепачканные кровью и копотью. «Проклятый род Фантомхайвов, проклятый мною, — шепчет она нечеловеческим голосом, указывая на меня, — я уничтожу, сровняю с землёю»… «Проклятый род Фантомхайвов, проклятый ею, — вторит чей-то мужской голос, — я уничтожу, сровняю с землёю»… «Проклятый! Проклятый! Проклятый! — раздаются незнакомые голоса, — проклятый! Проклятый! Дитя Фантомхайва — проклятый»! «***
Садовник меланхолично развалился на кровати, обнимая мокрую подушку. «Я действительно жалок, — шептал он себе под нос, — даже сейчас… я просто ничтожен, и как последняя размазня лью слёзы и жалею себя! Всё, хватит»! — решительно произнёс он, встав с кровати. Неожиданно дверь со скрипом отворилась, и в помещение, как ни в чём не бывало, вошла Катрина. Паренёк стремительно отвернулся от неё, дабы скрыть своё заплаканное лицо. «Финни, — начала она разговор, со спины обняв его, — не стоит скрывать слёзы». «Ты сама сказала, что я низок, разве нет? — огрызнулся он, — пришла, чтобы посмеяться? Если да, то смейся! Мне уже всё равно. Но только… — послышался всхлип, — ради чего ты притворялась, зачем было мне лгать? Всё это, всё что ты говорила. Зачем»? — прошептал он, повернувшись к ней лицом, словно выжидая ответа. Горничная не спеша коснулась руками его щёк, позже аккуратно слизав выступающие слёзы. От этого действия Финниан замешкал, покрывшись румянцем. «Они очень сладкие… твои слёзы, — прошептала она над его губами, — я хотела узнать, каковы они на вкус». Секунда, и её губы припали к его. Простое мимолётное прикосновение в туже секунду развеяло все обиды и боль. Словно, и не было того разговора, пролитых слёз, душевных терзаний. Всё это развеялось подобно дурному сну с наступлением рассвета. И вот, это прикосновение было разорвано, а былые тяготы вернулись вновь. На этот раз не мешкая, он примкнул к её губам. Неумело и робко, садовник коснулся руками её талии, трепетно прижав к себе. Одно неверное движение и он может сломать её на части, как ту птицу, что так и не смогла подняться в небо после его попытки погладить её. Преодолевая робость и смущение, Финни углубил поцелуй, едва касаясь языком её нёба и зубов.