Ещё не поздно

Привычный мир вернулся как-то вдруг – Ямамото открыл глаза и понял, что луна больше не крошится на Намимори сияющей крошкой, город не превращается в груды развалин, а черные деревья не хватают руками-ветками падающие с неба звезды. Реальность была такой обычной, что у Ямамото перехватило дыхание. Солнце в окне, раздвинутые жалюзи, белый потолок и пятна света на голубых больничных простынях. Капельница. Тишина. И чувствовал себя Ямамото хорошо, даже очень, если не считать усталости. Не болезненной, а как будто после длинной тренировки прилег подремать на траве в парке, рядом разложили учебники Цуна и Гокудера, и слышно только «Десятый!», «уравнения с переменными» и шелест страниц. Просто слабость. Пройдет. Ямамото осторожно потянулся, стараясь не сорвать капельницу, и вздрогнул, когда в ответ на его движения зашевелилось что-то справа, а голос Гокудеры сказал «я не знал». Слабость как-то сразу прошла, и Ямамото сел на кровати. – Я не знал, что все не так… что это неправильно. Я не думал, я хотел, чтобы… – у Гокудеры в горле что-то булькнуло, он повернул голову и Ямамото увидел закрытые глаза и сведенные горестно брови. Гокудеру мучил кошмар. Вызвать врача? Наверное, надо. Вид такого Гокудеры – жалкого, больного, бредящего – заставлял Ямамото нервничать. Он был таким… беззащитным. И живым, вот что главное. Они победили? Ямамото плохо помнил, что случилось тем вечером. Был Цуна, прятавшийся в пластмассовом жирафе, бандиты, от которых тот прятался, Гокудера с динамитом, железяка в руке и теплая кровь на коже. Ямамото знал, что кровь не его. Значит… Так. Надо просто вызвать врача. О том вечере сейчас думать нельзя. – Пожалуйста, я же тебя люблю, – очень четко сказал Гокудера и заплакал. Ямамото никогда не видел, чтобы он плакал. По белой щеке Гокудеры медленно сползла прозрачная капля, исчезнув в изгибе приоткрытых губ, а у Ямамото внутри что-то такое треснуло, как тонкий лед, когда на него наступишь, мелкие трещинки побежали дальше и дальше… – Я тебя… пожалуйста, я правда не то… не так… просто люблю… Ямамото очень хотелось закрыть ему ладонями рот, лишь бы не слышать, но он сидел, вслушиваясь в несвязный шепот, и ждал чего-то. Чего-то важного, только он еще не понял чего. Даже дыхание затаил. – Прости меня, – Гокудера заговорил громче и дернулся, почти вырвав иглу от своей капельницы. – Вернись. Прости. Кому вернуться? За что простить? Мысли в голове Ямамото ворочались тяжело, самое главное ускользало, и это было так обидно и несправедливо, что он от напряжения прикусил губу. Где-то в коридоре раздался женский голос, ему издалека ответил мужской. А вдруг они идут сюда, в эту палату, и Ямамото не узнает этого самого главного! – Вернись. Пусть этого не будет… не было… Давай сделаем, чтобы этого не было. Там персики… я принесу персиков. Давай, я… Шаги в коридоре раздались совсем рядом с дверью, Ямамото растерянно посмотрел на свои сжатые до боли в кулаки пальцы и вспомнил, что надо выдохнуть. Люди не умеют не дышать, а он забыл. – Гокудера! – Он произнес имя и запнулся. Все это вдруг показалось продолжением лунного кошмара, вот-вот по рукам потечет чужая кровь. – Я! Я!.. – Гокудера будто услышал. – Я здесь! Не уходи! Ямамото! – Он говорил все громче и ворочался на постели, сбивая простыни, будто гнался за кем-то. – Я люблю тебя, Ямамото! Не уходи! Если бы Гокудера тихо прошептал его имя, Ямамото убедил бы себя, что ему послышалось. Но «я люблю тебя» – и его имя! – прозвучало слишком отчетливо, не скажешь, что не услышал, не отвертишься, не сделаешь вид, что этого не было. – Г-гоку… Дверь открылась без стука – Ямамото даже сказать ничего не успел. – О, ты уже в порядке? – Молодая женщина в белом халате, накинутом поверх строгого делового костюма, улыбнулась, окинула его внимательным взглядом и повернулась к Гокудере. Тот уже молчал, только сжался в комочек и часто дышал, все еще видя свои страшные сны. – А твой друг не такой крепкий. Впрочем, это, скорее всего, из-за тех ран, что у него были. Она посмотрела на него так, что на секунду Ямамото решил – она все знает. Но не испугался, ответил «фирменным» взглядом счастливого идиота. – Здравствуйте, – ну и что, что она не поздоровалась. Ямамото был вежлив со всеми. – А что… У Гокудеры больше нет ран? У него рука была сломана. Он кивнул головой в сторону выпростанной поверх одеяла вполне здоровой левой руки Гокудеры. И вообще, ни на нем, ни на самом Ямамото не было видно ни бинтов, ни кровоподтеков. – Вы везучие парни, – сказала женщина и села на край его кровати. Ямамото весь подобрался, но возражать не стал. – Вы ели конфеты? Те, что были у Савады Цунаеши? – Простите, а вы кто? – Ямамото решил не улыбаться, посетительница ему не нравилась. И где врачи? Реборн и Цуна? Отец? – Я работаю на Девятого Вонголу, Ямамото-кун. И отца Десятого Вонголы. – Цедеф? Накрашенные губы легко улыбались. Глаза – нет. – Ты прав. И сейчас я отвечаю за вашу с Хранителем урагана безопасность. – А что с нами случилось? Конфеты?.. Женщина тихо засмеялась и легонько похлопала Ямамото по накрытому одеялом колену. А потом спросила, даже не повернув голову и все так же глядя на закаменевшего под ее рукой Ямамото: – Гокудера-кун, ты же уже пришел в себя? Не стоит притворяться. – Я не притворяюсь, очень надо, – Голос у Гокудеры был недовольным. И совсем не таким, как тогда, когда он говорил «люблю». – Ты хорошо себя чувствуешь? – Офигительно. Что там с конфетами? – Это были особенные… очень особенные конфеты. У маленького Хранителя грозы просто нюх какой-то на крупные неприятности. – Хватит уже тянуть, – Гокудера сел на кровати, неприязненно глядя из-под взлохмаченных светлых волос на так и не представившуюся женщину. – Это был наркотик. Новый, экспериментальная партия. Поговаривают, к нему приложил руку Вердэ. Гокудера сипло выдохнул и встретился взглядом с Ямамото. – И мы были под кайфом? Когда дрались? – Действие этого наркотика весьма… специфично. Представьте себе Пули посмертной воли, но с менее продолжительным эффектом и очень длительным и болезненным откатом. Вы в больнице уже третьи сутки. Хорошо, что у вас достаточно сильные организмы, чтобы привыкание не возникло сразу. Хотя, возможно, это потому, что ваше собственное Пламя смягчило действие этих… «конфеток». И хорошо, что вы успели съесть только по одной. – Ничего себе, – Ямамото осторожно отодвинулся, убрав колено из-под ладони женщины. – Никогда не пробовал наркотики. Гокудера со своей кровати чуть слышно фыркнул и задал вопрос, который волновал Ямамото: – У меня рука здоровая и ребра не болят. Мы тут точно три дня? Где Десятый и Реборн? С Десятым все в порядке? Десятый… – С Савадой Цунаеши все в порядке, он очень хотел прийти, но синьор Реборн нашел для него другое важное дело. Ямамото чуть улыбнулся. Бедный Цуна, тренировки Реборна никогда не были легкими. – А за руку и на редкость здоровый вид, – женщина улыбнулась Ямамото и Гокудера нахмурился. – Нужно благодарить наркотик. Он предназначен для боя. Мощь, реакция, сила и быстрая регенерация. Плюс побочные эффекты. Смерть наступает после третьей-четвертой дозы. – Понятно, – Гокудера поднял руку и посмотрел на собственное запястье, будто первый раз его видел. – Ну, это хорошо. – Хорошо, – подтвердил Ямамото. – А теперь нас выпишут? – Через день или два. Пока побудете под наблюдением Шамала… Доктора Шамала. Доктор, вы можете войти! Она не особо и голос повысила, а дверь распахнулась моментально. Шамал выглядел чуть встревоженным и непривычно собранным, Ямамото даже удивился. – Замечательно, синьора Бонетти. – Офицер Бонетти. – Замечательно, офицер Бонетти, – Шамал ухмыльнулся. – Вы уже проехались по мозгам этих малолетних героев? – Я объяснила ситуацию, доктор Шамал, – женщина, оказавшаяся синьорой Бонетти, ласково улыбнулась капельнице и встала с кровати Ямамото. – Теперь вы можете… проехаться им по мозгам. – Достали, – мрачно сказал Гокудера. – Я спать хочу. И позвонить Десятому. – Поспишь, – утешил его Шамал. – А твой Десятый придет вечером. Синьора Бонетти? Женщина прошла мимо застывшего у кровати Гокудеры доктора – Ямамото показалось, что она неслышно смеялась – и вышла из палаты. – Вот су… Хм, ладно. – Не начинай, – Гокудера потер уже здоровое запястье и огляделся. – Я пить хочу. – Сейчас принесут обед. А потом – осмотр. – Да нафиг!.. – Надо, мальчик мой. Бери пример с Ямамото, улыбайся и кивай. Ямамото неожиданно для себя прыснул – Гокудера и Шамал никому не давали заскучать. Гокудера вдруг тоже улыбнулся и сказал себе под нос что-то вроде «идиоты». – Вот и отлично. Заставили же вы меня поволноваться, парни, – у Шамала щетина была длиннее и неряшливей обычного. – Ты же лечишь только девчонок, – поддразнил его Гокудера. – Меня уговорила Бьянки. Сказала, что жить без тебя не может, куда ж мне было деваться. – А можно мне позвонить отцу? – у Ямамото не было сестры, а жаль. – Он уже едет, я позвонил. Шамал подошел к Ямамото и положил ему на лоб руку: – Вроде нормальная. Что это ты такой красный… Потому что Гокудера сказал «я тебя люблю», вот. И непонятно теперь, то ли он бредил, то ли не бредил. И что делать с этим – непонятно. Ямамото рассмеялся. – Медсестра принесет обед и таблетки. Таблетки надо принять после еды, понятно? Хаято, а ты чего красный? Шамал подошел к кровати Гокудеры и поправил ему одеяло. – Да что ты как маленького! – Вроде здоров. Ладно, я вернусь через час. – А одежда? – Так походите. От Шамала не сбежишь. Ямамото одернул свою больничную робу и вздохнул. В больнице оставаться не хотелось. И с Гокудерой наедине не хотелось. – Ямамото? Ты как? – Нормально. А ты? – Ну, ничего. Только голова болит. Ямамото сам выдернул иглу из вены и осторожно слез с кровати – у него голова тоже кружилась – и подошел к Гокудере. – Зато переломов больше нет. Я тогда тебя… – Ты правильно сделал. Я псих был. – Зачем ты это сделал? Ямамото сверху вниз смотрел прямо в глаза лежащему Гокудере – зеленые и измученные, а тот молчал, кусая губу. В палате было так тихо, будто в ней никого не было. Будто никто не пытался узнать «зачем?» и никто не мог сказать «потому». – Прошу прощения, – пластиковая тележка вкатилась в палату, и сразу запахло едой. – Обед! – Я потом скажу, – пообещал вдруг Гокудера и сказал медсестре: Дайте мне воды. Пожалуйста. У Ямамото тоже пересохло в горле. – Вот. Не забудьте про таблетки. Про обещание Гокудеры Ямамото точно не забудет.