Ещё не поздно

Их выписали из больницы на следующие сутки – взяв кучу анализов и измерив странными приборами вдоль и поперек. Наркотиками занялся Йемицу, а их четверке показали чеки и личное письмо Девятого Вонголы, которое заканчивалось фразой: «Я горжусь вами, мои наследники». Гокудере было плевать. Третий день одолевала вялость и сонливость. Гокудера все время мерз, заворачивался в три одеяла и почти ничего не ел. Шамал приходил к нему как на работу. Озабоченно подключал датчики, чьи щупы неприятно холодили кожу, потом доставал аптечку, придирчиво выбирал препарат и выпускал москита. Дни и ночи казались одинаково тусклыми, не радовало даже появление Десятого. Хотя раньше Гокудера прыгал бы от восторга, если бы тот пришел в гости. Серое. Все было серое. И холодное. Шамал обронил, что это реакция на наркотик. Откат. Ломка. В памяти всплывали яркие краски вечера, когда они сражались с Ямамото, запах чужой крови и ощущение собственного всесилия. Сейчас казалось, что он жил только тогда, в тот миг. Он бы повторил, если бы мог. Иногда это желание пересиливало апатию, и тогда Гокудера начинал бегать по квартире, лихорадочно соображая, с чего начать поиски. Это очень просто – найти Реборна или Базиля, или ту сучку, что приходила в палату и изображала свою в доску. Шамал наверняка знает ее телефон – или он, Гокудера, не знает Шамала… Наврать, что всю жизнь мечтал работать на ЦЕДЕФ, ну а там по обстоятельствам. Но потом его снова охватывала апатия, он, не раздеваясь, ложился на кровать и проваливался в зыбкий полусон-полуявь, а когда просыпался, бессмысленно шатался по квартире. Полированная крышка рояля покрылась пылью. Гокудера открыл ее и долго смотрел на ряды черных и белых клавиш. Глубоко внутри всколыхнулось воспоминание, мигнул и тут же потух огонек интереса. Он уронил руки на клавиши, и рояль издал немелодичный плач – как будто был расстроен. Гокудера поежился, подошел к окну, взобрался на подоконник и прислонился щекой к холодному стеклу. Он сам как этот рояль. Им обоим нужен настройщик. Кто-нибудь, кто подтянул бы струны, укрепил колки и отрегулировал механику. Ямамото бы смог. Он вообще все может, идеальный Ямамото. Он, как фортепианный мастер, ориентировался только на слух, чутко улавливая малейшие нюансы настроения Гокудеры. И был единственным, кто его понимал – на самом деле понимал, игнорируя поверхностный слой, вслушиваясь глубже, полнее. Знал, когда Гокудера говорил всерьез, а когда нес раздраженную чепуху. Потому и лег под него – удивленно и растерянно. Он видел, что Гокудера собирался пошутить, он знал, что это розыгрыш. Потому что Гокудера сам считал до последнего именно так. А когда изменил мнение, стало поздно. Слезы все текли, и Гокудера зло отер щеки. «Это реакция на стресс и последствие приема наркотика, – говорил Шамал, вкалывая в плечо очередную дрянь. – Скоро эмоциональный баланс восстановится». Апатия словно подернулась рябью, дрогнула и начала медленно растворяться в потоке гнетущей тоски. Медленно кружась, она заливала болью сознание, не давала дышать. Гокудера сполз на пол, обхватил себя за плечи и прижался лбом к холодному полу. Стало легче – совсем ненадолго. Но тоска тут же сменилась отвращением к себе, настолько сильным, что к горлу подкатила тошнота. Гокудера бросился в туалет, склонился над унитазом. Тело содрогалось в спазмах, а его тошнило водой, которой он запивал таблетки. Дрожа, Гокудера сел на пол. По лицу катился холодный пот, заливая глаза. Когда раздались шаги, и в проходе возник Ямамото, Гокудера даже не удивился –в последнее время тот часто ему мерещился. Один раз Гокудера даже не выдержал и признался в любви, потому что показалось, будто этот Ямамото – настоящий. Он чувствовал себя бесконечно жалким, силясь подняться. Иллюзия смотрела, широко распахнув глаза, и что-то говорила, но Гокудера не мог разобрать слов – с ним уже так бывало. У Шамала наверняка найдется какое-нибудь простое медицинское объяснение этим вывертам сознания, но Гокудеру оно не интересовало. Зато он хотел даже перед иллюзией выглядеть… ну, если не достойно, то хотя бы не так позорно. Он вытер рот, не сводя с Ямамото взгляда, и, опираясь об унитаз, тяжело поднялся. Ноги дрожали, сердце колотилось как безумное, а в глазах танцевали черные мушки. Зато корка апатии, накрывшая его с головой, лопнула, и из-под обломков панциря пробивались ростки эмоций, который он давно не ощущал. Надежда, предвкушение, немного радости. Он радовался даже тоске. – Привет. Вместо ответа Гокудера рассматривал лицо Ямамото, словно видел в первый раз. Ничего особенного – ну, наверное. Ресницы вот длинные, еще хмурится – морщинки на лбу. Девчонки в школе говорили, что Ямамото красивый, и глупо хихикали при этом. Идиотки. Им только внешность подавай. Но для иллюзии Ямамото выглядел слишком живым. От него пахло улицей и дождем, а от волос слабо тянуло шампунем. На его лице Гокудера заметил родинку – маленькую, почти прозрачную. На подбородке пробивался едва заметный пушок. Гокудера протянул руку и коснулся лица – иллюзии ведь все равно? Пальцы обожгло теплом мягкой кожи, таким настоящим, что осознание ударило под дых, заставило отдернуть руку и шарахнуться в сторону. – Эй! – Ямамото схватил его за запястье – пульс судорожно стучал в его сжатую ладонь, голова кружилась от заигравшего яркими красками мира. – Пусти, – пальцы на руке тотчас разжались, оставив на коже ощущение тепла. – Как ты сюда попал? – Бьянка дала ключи, – Ямамото все еще хмурился, его цепкий взгляд встревожено скользил по Гокудере, – сказала, что ты можешь спать, ну и… – Ямамото смущенно почесал в затылке, – на всякий случай. Ты не открывал, я и решил, что случай наступил. – Уйди, – Гокудера отвернулся, – я хочу умыться. – Ладно. Ладно, только ты аккуратно, ага? – Иди уже, – Гокудера склонил пылающее лицо, пряча его за завесой волос. – Я сейчас приду. Все нормально. – Ладно, – повторил Ямамото и отступил, прикрывая дверь. Гокудера привалился к стене и выдохнул. Его трясло – от пальцев ног до затылка. Дрожь шла волнами, от нее стучали зубы. Гокудера цеплялся за скользкую кафельную стенку, пытаясь совладать с собой. Но успокоиться никак не получалось, его уже колотило, заливая волнами жара. Он не ожидал, что Ямамото придет. Он оказался не готов – особенно к собственной реакции. Еще бы несколько дней, а сейчас его бросало из стороны в сторону. Дверь распахнулась. – Что случилось? Ямамото обхватил Гокудеру за плечи, фиксируя, сжимая объятья и принимая на себя его дрожь. – Гокудера, Хаято… что случилось? – Все нормально, – получилось выдохнуть ответ, – отвали. – Ну уж нет, – Ямамото поглаживал Гокудеру по спине, как матери иногда поглаживают плачущих детей, Гокудера видел. – Сначала ты успокоишься. И крепко сжал объятья, когда Гокудера попытался вырваться. Пришлось смириться – и молча стоять, уткнувшись в плечо. Дрожь стала все тише, а потом совсем прекратилась. Они отстранились друг от друга одновременно. Ямамото молча вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь, а Гокудера остался стоять, оглушенный и растерянный. Ну что за придурок… Наверное, враги Семьи убивать будут, а он все забудет и простит. Гокудера в ярости ударил кулаком по стене – кафельная плитка треснула ровно посередине, а руку до локтя прошило болью. В голове сразу посветлело, и Гокудера бросился в ванную. Когда он вышел, яростно растирая волосы полотенцем, Ямамото сидел на том самом подоконнике и смотрел во двор. – Я к тебе приходил, – вдруг сказал Гокудера. – Ну, в те дни… стоял напротив твоего окна. Ямамото медленно повернул голову. – Ты обещал рассказать, зачем это сделал. – Ты за этим пришел, да? – Нет, – Ямамото вдруг улыбнулся, и комната словно стала светлее. – Домашнее задание занес. Ну и вообще… В горле стоял комок. – Спасибо. – Ладно, я тогда пошел, – Ямамото дернулся, будто собираясь спрыгнуть с подоконника, но так и не спрыгнул. – Я расскажу, ладно? Не уходи. – Я не настаиваю. Идиот. Гокудера устало прикрыл глаза. Было очень трудно сосредоточиться. Он помнил об обещании рассказать Ямамото о том, зачем он это сделал – почему трахнул его. И даже мысленно отрепетировал речь: «Оказывается, я был давно в тебя, придурка, влюблен, но сам этого не понимал, поэтому при виде твоей задницы у меня поехала крыша». Сейчас же он не мог произнести ни слова – как в тот день, когда раскладывал Ямамото на кровати этой самой задницей кверху. Когда еще можно было остановиться, но он не выдавил ни звука. Снова охватила паника – Гокудера беспомощно открывал и закрывал рот, одурманенный ощущением дежа вю. И сейчас нужно было не ошибиться, найти правильные слова, чтобы склеить, сшить эту брешь, чтобы Ямамото поверил и больше не боялся поворачиваться спиной. Но не получалось выдавить ни слова. – Эй, расслабься, – вдруг тихо сказал Ямамото. И, конечно же, дико разозлил. Вечно лезет со своей добротой, пониманием, чтоб его разорвало. Вечно, черт возьми, такой… такой, мать его, правильный, такой… Голова кружилась от попытки понять, какой же. Показалось, что еще вот-вот – и он ухватит самую суть Ямамото, стержень, то, без чего Гокудера его себе не представлял. Ямамото улыбался. И Гокудеру отпустило. Напряжение вспыхнуло холостым выхлопом злости и пропало, оставив спокойствие. Он добрался до тумбочки, нашарил сигареты с зажигалкой и вскарабкался к Ямамото на подоконник. Открыл форточку, затянулся, стряхивая пепел прямо за окно. Сигарета помогала сосредоточиться. – Я не хотел, – затяжка. – Собирался пошутить, – затяжка. – Но я не знаю, что произошло, – затяжка. Гокудера недоуменно посмотрел на зажатый в пальцах фильтр. Ямамото аккуратно вытащил его из руки и положил в пепельницу. Пришлось вытряхивать из пачки новую сигарету. – Сорвало крышу, понимаешь? – затяжка. – От твоей задницы. У тебя классная… красивая… а, забей, – затяжка. – Или от твоего согласия? Ну ты вроде как подыгрывал, – затяжка. Он недоуменно посмотрел на сигарету, достал из пачки новую и прикурил от окурка. – Если бы я мог все переиграть, я бы сказал – придурок, у меня на тебя стоит, – затяжка. – Или сказал бы – ты нужен мне, – затяжка. – Или признался бы в любви, – затяжка. Руки дрожали, в горле першило, а Гокудера смотрел в стену. Ямамото не двигался. – Хотя нет, не признался бы, – затяжка. Новая сигарета. – В любви бы не смог. – Еще я, может быть, сказал бы – давай встречаться. Или – переезжай ко мне. Что-нибудь такое. Гокудера недоуменно посмотрел на сигарету и вспомнил, что забыл прикурить. Склоняясь к зажигалке, он почувствовал, как Ямамото пошевелился. – Я идиот. Я не знал, что… В общем, я не знал, Ямамото. Вот и все. Курить больше не хотелось. Гокудера сжал пальцы, и сломанная сигарета упала на пол. – Я подниму, – Ямамото спрыгнул с подоконника, наклонился, поднял обломки и бросил в пепельницу. – Пойду домой. Гокудера просто кивнул. – Ключи… – Оставь себе, на всякий случай. – Ладно. Он пошел к двери, ключи тихонько, как-то успокаивающе звякали в кармане. – Приходи еще, – вырвалось у Гокудеры. – В школе увидимся. – Ладно. Дверь за Ямамото закрылась. И сразу голодным зверем набросилась усталость, а в комнате как будто закончился воздух. Плевать на самочувствие и на указания Шамала – завтра он пойдет на занятия. Просто чтобы увидеть.