Утром Никита устало разлепил глаза и поёжился от избыточного солнечного света. Белые больничные стены давили на него с новой силой, ему потребовалось несколько минут, чтобы осмыслить и вспомнить причину, по которой он оказался здесь.
И именно с эта самая
причина лежала сейчас на больничной койке, медленно открывая сонные глаза. Её ладонь по-прежнему находилась в его ладони, от этого исходило лёгкое тепло, которое согревало её.
Картинки вчерашнего дня пронеслись перед её глазами, а девичьи губы в отчаянии раскрылись судорожно глотая воздух, которого не хватало. Сознание постепенно возвращалось, однако легче не становилось…
Карие глаза остановили свой взор на сидящем рядом парне. Девушка ничего не говорила, только продолжала смотреть, понимая, что он всё поймёт. Они молчали, словно им было нечего сказать друг другу. Хотя, на самом деле, они должны были сказать слишком многое…
— Как ты? — мягко спрашивает Никита, подаваясь вперёд и всматриваясь в карие глаза напротив. В них была лишь пустота.
Казалось, Саша не слышит его слов. В её голове сейчас раздаётся дикий шум: крики, плач; воспоминания полностью одолевают и без того вымученную девушку. Но несмотря на эту боль, она немного приподнимается, в постели, стараясь не делать резких движении, чтобы не сделать себе ещё больнее. Её взгляд направлен вдаль, она, словно что-то взвешивает, что-то решает для себя…
—
Я хочу развод…
Слова слетают с губ, словно капли во время дождя. Быстро и одновременно медленно. Сказанное прошибает Громова на части, внутри хрупкий домик, который он успел выстроить рушиться в одночасье.
— Зачем? — Его голос звучит устало, однако он не замечает этого. Парень понимает, что хотел задать множество других вопросов, но почему-то спрашивает именно это. Супруга усмехается и накрывает лицо ладонями, боясь сорваться на крик или слёзы…
— Это глупый вопрос, Громов. Этот брак вообще не должен был состояться, он был ошибкой.
Я переоценила свои силы, не выдержала, сломалась, устала… Я ничего не потребую у тебя, никакого имущества, я просто молча уйду из твоей жизни, и мы забудем всё это.. — Александра отвела руки от лица, опуская их вдоль тела, по её щеке потекла одинокая слеза. А во взгляде была лишь мольба… От этого Никите стало холодно, и этот холод полностью охватил душу. —
Пожалуйста… Я так больше не могу…
Парень никогда не видел её такой: сломленной. Казалось, все те богатства, которые ей обещал этот брак были ей абсолютно не нужны, всё это потеряло смысл в один день… Он всегда мечтал о разводе, однако сейчас… Громов просто не знал, что ответить…
—
Но наш ребёнок, — его голос прозвучал, словно гром среди ясного неба. Александра лишь покачала головой. Она не могла выдержать напора этих эмоции, внутри всё разрывалось, а теперь и это… —
Ты же понимаешь…
—
Не понимаю, Никита, не понимаю. Ты женишься, у тебя будет много детей, зачем тебе ребёнок от женщины, которую ты ненавидишь всем своим существом? Забудь об этом. Будто не было этого. Я прошу тебя, дай мне уйти… Я ни о чём больше тебя не прошу…
Громов лишь опустил голову, рассматривая пол под ногами.
Душа разрывалась на части. Оставить жену, которую никогда не любил или оставить собственного ребёнка? Что важнее? Он ничего не мог сказать, глядя в эти измученные карие глаза. Сердце останавливалось, сил не хватало, и он просто вышел из палаты, понимая, что нужно собраться с мыслями.
Никита уже не услышит, как его жена, уткнувшись в подушку проревёт несколько часов, не увидит красные от слёз глаза, не почувствует её боли, которая уничтожает её. Белые стены и одиночество — всё это добивало Сашу. Она никого не хотела видеть, только одних людей… Своих родителей… Хотела услышать их голос, чтобы её как в детстве погладили по голове и успокоили, но всё будет не так, совсем не так…
А пока ей останется лишь отчаяние и боль, две стихий, раздирающие пополам. И воспоминания о том, что прошло, сожаление о том, чего никогда не будет, медленно по венам, разнося яд в кровь… Саша обессиленно прижимает колени к груди, качаясь из стороны в сторону. Её трясёт, голова вот-вот разорвётся, вся жизнь пролетает перед глазами. Руки дрожат, а сердце и вовсе, кажется остановится.
Девушка лишь слышит, как дверь открывается, и её глаза встречаются со знакомым силуэтом. Перед ней стоит Ксюша, вся потрёпанная, одетая в чёрное, с вечно потрёпанным волосами и до ужаса тёмным макияжем. Но сейчас это не раздражает, подруга подходит ближе и заглядывает в её карие глаза.
—
Ксюш, его больше нет… — То, что она не говорила никому, всё же неконтролируемым потоком скрывается с губ, оставляя рубцы на сердце, и без того израненном. -
Его больше нет…
Александра срывается на крик, голос уже возвышается над своими обычными спокойными тонами. Холодное спокойствие покидает. Брюнетка подходит ближе, однако Саша уже теряет остатки самообладания. Её губы бессвязно что-то шепчут, но Ксения ничего не может разобрать. Она, словно видит себя несколько лет назад, чувствует эту боль.
—
Почему от меня одни несчастья? Почему именно он? Почему не я? — Саша ослабевает, сильные истерики её организм в силу ослабленности не выдерживает, однако она всё также сгорает внутри, будто заживо.
Ксения резко обхватывает её плечи, смотря прямо в глаза. На минуту Громова затихает. И слёзы молча капают из её глаз, в которых застыло страшное выражение безысходности…
— Тише, так предначертано судьбой. Многое в этой жизни несправедливо, но оно ведёт нас к лучшему. — Брюнетка осторожно садиться на койку и кладёт голову Саши на свои колени, сейчас она послушна как котёнок, такое нервное напряжение делает её уязвимой, и она не в силах контролировать это. — Я не знаю, почему всё случилось так… Но знаю, что он любил тебя и ему больнее всего видеть твои слёзы. Когда-то ты рассказывала мне о нём и говорила, что он всегда любил эту фразу: «Просто улыбнись». Поэтому не кори себя…
Александра лишь хлюпала носом в ответ на её слова, она не знала, что сказать… Сознание медленно возвращалось к ней после недавней истерики, однако облегчения не приходило, становилось лишь тяжелее…
—
Я осталась одна, Ксюша… Я больше никому не нужна, — тихо прошептала Александра. Комкая пальцами ткань белой простыни. —
У меня ничего, кроме него не было. Только ему я нужна была такой, какой я была… Его не пугал ребёнок, понимаешь? А как я теперь без него? Как?
Слова смешивались, связывались в бессвязные предложения. Страх завтрашнего дня обрушивался на Сашу тяжёлым грузом. Она не видела своей дальнейшей жизни, не понимала, не видела себя в завтрашнем дне… Это и пугало её…
—
Просто жить дальше, он отдал свою жизнь для того, чтобы ты жила. Не дай этой жертве стать бессмысленной, иначе всё это не имело смысла… — Ксения аккуратно сжала её ладонь своей. Со всей силы. Но это не было болью. —
Ты не одна…
-
Ты же не оставишь меня? — подняв на брюнетку робкий взгляд, словно нашкодивший ребёнок, спросила Александра. Ей не хотелось оставаться одной, среди этих
чужих людей. Становилось пусто и одиноко. А эти карие глаза заглянули прямо в душу.
—
Не оставлю, — тихо произнесла Ксения, поглаживая её по голове. Она обдумывала своё решение, не понимая, как правильно поступить.
Учёба на бюджетном месте была мечтой, а оставить подругу в таком состоянии было бы просто бесчеловечно. В ней боролись две стороны, и ни одна из них не могла победить… —
Тише, всё будет хорошо… Поспи… Всё хорошо…
***
Громов ходил из стороны в сторону, пытаясь принять верное решение. Больничные коридоры не располагали к созданию каких-то выводов, однако покидать это место он не хотел.
Парень никак не мог выкинуть из головы взгляд Саши. Пустота. Пропасть. Эта сильная, колкая девица сейчас молила его о разводе, но не только это пугало его…
Он дал бы ей это развод с условием того, что может видеть сына, однако Никита испугался её состоянии, неизвестно, что придёт ей в голову… Страх за неё опутывал, как демон…
Ещё несколько часов назад он позвонил её родителям. Ему казалось, что они должны были успокоить Сашу, помочь ей свыкнуться с этой мыслью. Однако уверенности не было… Да и слова Ксении не выходили из головы, она не стала бы говорить то, чего не знает… Может быть, он поторопился с этим решением? Кто знает…
Его размышления прервал звук шагов, а обернувшись, он увидел смутно знакомые лица. Две фигуры быстро приближались к нему. Он разглядел мужчину среднего роста и невысокую женщину рядом с ним. Они были одеты просто, а на их лицах читалось нескрываемое волнение.
-
Что с ней? Как она? — Фактически налетая на Громова, спросила Светлана. Они приехали спустя примерно через час. Как только узнали. — Скажите правду.
—
Сейчас с ней всё хорошо. У неё сильное перенапряжение, я думаю, что она сама вам всё расскажет. С ней сейчас Ксения…
При упоминании этого имени отец девушки слегка вздрогнул, как Громов успел заметить Светлане оно тоже было неприятно, однако узнать причины парень не посмел.
-
Эта девица своего не упустит, о её «связях» ходят легенды, — сделал ехидное замечание мужчина, направляясь к двери. —
Нам необходимо поговорить с ней. И мне не хотелось бы, чтобы моя дочь впредь виделась с этой девушкой.
Никита непонимающе посмотрел на них:
да девушка была груба, порой несносна, но уж точно не желала ничего плохого Саше, кто ещё мог рисковать за неё жизнью, пока они даже не знали об этом. Неужели у них не возникало мысли узнать, где находится их собственная дочь…Это и вызывало недоумение. Никита хотел задать им этот вопрос, однако родители жены скрылись в палате. И ему не оставалось ничего, кроме как молча смотреть на их удаляющиеся фигуры,
понимая, что слишком ошибался в своей жене…
***
Как только родители Саши заходят в палату, Ксения молча удаляется, тихонько попрощавшись с девушкой.
Она прекрасно понимает, что эти люди не рады видеть её со своей дочерью, она ведь не чета им, они говорили об этом сами. А потому без лишних слов, брюнетка выходит из этого места, ловя на себе понимающий взгляд Саши.
— С тобой всё в порядке? — мягким голосом задаёт вопрос мать, становясь напротив неё. — Почему ты так убиваешься? — Тон становится строже, она догадывается о причине, и желание прибить её подружку возрастает в геометрической прогрессии. Только она могла надоумить её на измену… — Ты жива, всё хорошо, опасность позади…
— У меня есть на это причины, — уставшим голосом выдавливает из себя Саша, вновь принимая привычную позу и удобно садясь на койке. Она вновь на допросе… — Я… Я хочу развестись с Громовым. Деньги для этого у меня есть. Я…
Я не могу так больше…
Но отец лишь качает головой, и подходит ближе, мать и вовсе уходит из палаты, оставляя их наедине. Она осознаёт невозможность этого, но не говорит ни слова.
—
Ты в праве это сделать доченька, но… — Мужчина опускается перед ней на колени, заглядывая в её глаза. —
Если ты сделаешь это, то что будет с нами? Ты же понимаешь, ему хватит пары минут, чтобы уничтожить меня… Я прошу тебя не делать этого… Потерпи, пройдёт немного времени, и мой бизнес не будет зависеть от его акции… Я прошу тебя…
Ты не можешь развестись с ним сейчас… Ты должна…
Он уйдёт, оставив в её душе ужасный след. Отец будет говорить что-то ещё, но она не услышит… Собственная ненужность угнетает. Только слово
должна вертится в голове, заставляя медленно умирать внутри…
Сколько ещё они ещё будут так обращаться с ней? Сколько она должна ещё вынести? Неужели, она только товар, с помощью которого родители строят свой бизнес.
Почему она ничего не значит для них? Она никому не нужна, она просто портит жизнь остальным, отягощая.
Её рука медленно потянется к графину с водой, а через секунду она разобьёт его, но этого никто не услышит. Осколок сверкнёт в её руке своим магически ужасающим блеском. Взгляд опустится на вены…
Нет больше смысла жить… Она никому не нужна…
И осколок в её руке станет средством избавления, медленно полоснув по венам…
