"Холодный расчёт или горячее сердце?"

Саша устало прикрывает глаза. Всё произошедшее кажется ей каким-то кошмаром, который вот-вот её сломает. Мысли вертятся в голове, и одна хуже другой. Почему Ксюша сразу ей всё не рассказала? Значит ей есть что скрывать? Возможно, девушка бы продолжила эти самобичевания, если бы не руки Громова, опустившиеся ей на плечи. Это легкое прикосновение заставило обернуться и посмотреть в глаза парня, стоящего перед ней. — Саша, — спокойно произнёс Никита, чуть сжав её плечи. — Это только догадки, мы постараемся всё выяснить. А пока тебе не стоит расстраиваться из-за этого, не нужно… Удивительно, но голос мужа действовал на девушку успокаивающе, и она обессилено выдохнула, разворачиваясь в его руках.

Глаза в глаза.

И было что-то в этом особенное, настоящее, заставляющее сердце сжиматься сильнее. Что-то такое, что отдалось в висках у обоих. И Саша просто улыбнулась. Мягко и просто, без своей саркастичности, а просто… По-настоящему… — Я не расстраиваюсь, просто… Мне обидно, я не понимаю, зачем ей это? Я так устала… — Её голос звучит надрывно, и кажется, что она вот-вот сорвётся и заплачет, однако этого не случается… — Устала от того, что стала причиной смерти человека, который меня любил. А я достойна этой жизни? Той жизни, которую я взяла взаймы? Я просто холодная кукла… Саша мягко утыкается лбом в грудь Никиты, устало прикрывая глаза. Ей так не хочется вспоминать всё то, что произошло в том чёрном подвале, но она не может… Этот кошмар всегда будет с ней… — Кукла, — нежно повторяет сказанное ей слово парень, заправляя непослушную прядь за ухо. — Я тоже считал тебя такой, но ты другая… Ты хочешь казаться холодной и бесчувственной, но это не так. Если бы ты была настоящей сволочью, то разве чувствовала боль от его потери? Громова судорожно выдохнула и опустила глаза. Внутри боролись тысячи мыслей, но она не знала, что может сейчас сказать, словно все слова застряли в горле. Однако её рука всё же медленно коснулась запястья мужа, чуть сжимая… — Я не изменюсь, Никит, я останусь такой же, какой и была. Постепенно пройдёт этот шок, постепенно я вновь буду становится той, которую ты увидел при первой встрече. Этого не изменить, меня не переделать… Её голос стал ещё более тихим, когда она произнесла последнюю фразу. Она безусловно боялась его слов, понимая, что сейчас может разрушить то хрупкое доверие, возникшее между ними. Но всё сказанное было правдой… И этого не изменить… — Я не собираюсь менять тебя, — выводя девушку из раздумий, произнёс Никита, мягко касаясь губами волос. — Ты такая какая есть со своими переживаниями и привычками, я просто хочу попробовать быть вместе, попытаться создать семью, которой не было ни у тебя, ни у меня. Хочу, чтобы у нашего ребёнка была своя семья, куда бы ему хотелось возвращаться, понимаешь? Александра понимала. Понимала и чувствовала каждое его слово, которое отдавалось стуком в сердце. Она знает, что такое наигранная семья, и ей меньше всего хочется, чтобы её ребёнок тоже узнал это. Взгляд карих глаз вновь встретился с другим тёплым взглядом, заставляя тепло разливаться по телу. Но Саша ничего не ответила, только встала на носочки и робким, фактически невесомым поцелуем коснулась губ мужа. Это был миг уединения душ, когда ни от кого ничего не скрывали, не прятались друг от друга, а просто отогревались от холода. Никита приоткрыл сомкнутые губы и позволил себе взять в плен губы жены. Мягкие пальчики коснулись его щёк, будто исследуя. Так нежно, так невинно, что от этого просто захотелось заскулить. Однако парень не посмел, лишь провёл ладонями по худенькой спине, заставляя Сашу прижаться к нему сильнее… Нежные касания заставляли сердце девушки перепуганной птичкой колотиться в груди. Эти сильные руки, мягкие губы — всё это кружило голову, не оставляя ни одной разумной мысли. В душе Саши что-то боролось, болезненные воспоминания не оставляли, приходили каждую ночь, а сейчас… Прикосновения мужа успокаивали и так хотелось сбежать от самой себя, от удушающей боли, просто спрятаться в его сильных руках… Девушка почувствовала лёгкий поцелуй на своей скуле, такой невинный. Она никогда не видела Никиту таким… Таким уязвимым… Таким настоящим… И Александра повинуясь какому-то внутреннему порыву, губами коснулась кожи на его шее, заставляя шумно выдохнуть. — Саш, я ведь не сдержу себя, — прошептал в такое аккуратное ушко Никита. Жена лишь подняла на него карие глаза. Воспоминания о той первой ночи заставляли сердце колотиться. Однако девушка ещё раз посмотрела в его глаза. Он был другим, не такими, как тогда. Эти глаза были голыми, и что-то говорило, что он не причинит ей той боли… Может стоит поверить ему? Хотя бы попытаться? — И не сдерживай, — девушка осторожно провела рукой по его щеке, заставляя закрыть глаза от такой ласки. Так невыносимо. Так нужно. — Я хочу почувствовать себя живой… Она не поняла, как эти слова сорвались с её губ, но сожаления не было. Лишь взгляд Никиты, в нём промелькнуло что-то такое, чему девушка не могла дать названия. Секунда — и он поднимает её на руки, словно какую-то принцессу из сказки. А Саша лишь обвивает его сильную шею руками. Девушка не помнит, как оказывается в комнате. Помнит лишь прохладу простыней и Никиту, нависшего над ней. Страх несётся по венам, картина того изнасилования предстаёт перед ней. Его крики, удары и боль, причинённая её телу. Саша зажмуривается и с силой сжимает простыни. Нет. Он не сделает этого снова. Он не причинит её боли. Она убеждает себя, но страх не пропадает, и Громов видит это. Но вместо слов парень просто накрывает её дрожащие губы мягким поцелуем, руки не отпускают её, будто держат хрустальную фигуру, которая может разлететься на тысячи осколков. А она и есть такая: маленькая и хрустальная. — Прости меня, — доносится до девушки шепот, но она его уже не слышит. Просто решая, раствориться в его ласках. Доверить саму себя. Почувствовать… Его губы исследуют шею, а её нежные пальцы зарываются в его волосы, рождая в теле незнакомую дрожь. Кажется, её мозг просто капитулирует, оставляя хозяйку на волю чувств. Громов нетерпеливо стягивает с этого прекрасного тела ненужные вещи, которые мешают почувствовать её полностью. Желание затуманивает разум… Так хочется войти в неё и сорваться, но он не позволит себе этого, потому что с ней он другой… Она — не одна из его шлюх… — Я… — обрывки фраз, слетающие с её губ, вовсе заставляют самодовольно ухмыльнуться. Никита знает, что она всё ещё боится, однако борется с этим, а значит он просто обязан помочь ей переступить через себя… — Никита… Горячие губы касаются ещё впалого живота, рисуя какие-то ему одному ведомые узоры. А Саша не сопротивляется, лишь дышит через раз, закрывая глаза и выгибаясь дугой, позволяя себе отпустить свои мысли прочь… Эта ночь только для них двоих… Его ласки сносят крышу, и она не может даже пошевелиться. Он был таким нежным, таким близким, что у неё просто заходилось сердце, а стоны то и дело слетали с губ… Касания обнажённой кожи. Это пьянило не хуже дорогого виски. Минута. И парень аккуратно входит в неё, стараясь быть осторожным, чтобы не причинить боли, хотя лёгкие её отголоски пронзают тело девушки. — Тише, маленькая моя, сейчас всё будет хорошо, — тихий шепот в её ушко подчиняет, и Саша лишь обхватывает его спину руками и притягивает к себе, желая ощутить тот явственно нужный сейчас поцелуй, который он тут же запечатляет на её припухших губах. Нежные и размеренные толчки вынуждают девушку выгибаться и тихо стонать… А губы вновь находят другие губы, сливаясь в упоительных поцелуях снова и снова, безудержно и безустанно… Эта ночь была слишком долгой… Слишком нежной… Слишком настоящей… И слишком необходимой… Для обоих… Саша никогда не чувствовала себя настолько живой, настолько настоящей и желанной… Она всматривалась в чёрные от желания глаза, понимая, что она причина этого… Это было так… Так необходимо… Необходимо, чтобы почувствовать себя живой и нужной хоть кому-то… — Никита, Никита, — девушка в беспамятстве произносила его имя, так чувственно, так чертовски желанно, что только от этого захотелось делать так постоянно, лишь бы слышать эти стоны… — Я… Боже… Бессвязный шепот и Саша вновь выгибается под ним, сильнее охватывая его плоть своими стенками… А потом лишь блаженно и протяжно стонет, откидываясь на белые подушки… Она настолько обессилена, но при этом кажется впервые по-настоящему счастлива… Никита же рассматривает её, будто видит первый раз… В голове всё ещё звучат её стоны, а его имя, вновь произнесённое этими покорными губами, срабатывает как катализатор, и Громов кончает, продолжая ловить её ускользающий взгляд… Парень опускается на рядом с ней, вплотную притягивая к себе. Не убежит. Никуда не убежит… А она и не хочет, просто сильнее прижимается к крепкому телу и чувствует неровное биение сердца… Её спина прижимается к его разгорячённой груди, а сон постепенно опускается на веки. Никита слышит, как выравнивается её дыхание, как ритм сердца приходит в норму и глупая улыбка расцветает на лице… Сам того не осознавая, парень бережно целует её висок и смыкает руки на хрупкой талии, проводя ладонью по животу. Странно, но именно самая страшная ночь в их жизни удержала их рядом с друг другом, навсегда связав судьбы какой-то неразрывной нитью, хотя они сами этого ещё не понимали… Не понимали, что не смогут друг без друга… — Я люблю тебя, малыш, — осторожно, гладя рукой живот жены, произнёс Громов. Сейчас всё казалось ему таким правильным, словно иначе и быть не могло… Сопящая на рядом жена, её тихие вздохи заставляющие сердце биться чаще… Размеренное дыхание… — И маму твою вредную тоже люблю. Может быть, когда-нибудь и она сможет меня полюбить…