***
Перед Никитой проблема была не лучше. Воспоминания об их ночи преследовали его на каждом шагу, и как бы он не пытался отвлечься — не выходило. Жутко хотелось услышать этот голос, почувствовать вкус этих губ и сжать руками стройное тело. — Никита Романович, — окликнул чей-то голос, и парню пришлось обернуться. — Принесли те документы, которые вы просили. — Хорошо, это просто прекрасно, что-то ещё? — Громов видел, что девушка, стоящая перед ним мнётся и что-то не оговаривает. Однако, что именно? — К вам пришёл ваш отец, хотел поговорить с вами, — пропищала девушка, Никита усмехнулся. Да, его отца тут боялись все, кроме него. — Пусть заходит, или что-то не так? — Никита был удивлён, обычно его отец сам, без приглашении входил в этот кабинет, а что случилось сейчас? — Он ужасно зол, и хотел бы, чтобы вы к нему спустились? — Скажите, что это невозможно, по крайней мере в ближайшие полтора часа, пусть либо заходит, либо придёт попозже. Ему откровенно не хочется сейчас говорить с своим отцом, потому что он действительно занят своей работой, отвлекаться сейчас — не стоит, иначе можно упустить что-то очень важное и потерпеть убытки, этого позволить нельзя. Однако не успевает Громов додумать свою мысль, как в его кабинет буквально вваливается отец, это появление пугает не то, что стоящую в углу секретаршу, но и немного самого парня. — Что здесь происходит? — голос Никиты звучит твёрдо с лёгкими нотками недовольства. А взгляд и вовсе холоден, как лёд. — Леночка, вы можете идти… Испуганная секретарша пулей вылетает из кабинета, оставляя двух мужчин наедине. Почему-то самому парню кажется, что этот разговор миром не закончится. — Может быть, ты мне объяснишь, наконец, что произошло? — Объяснить? Ты, действительно, идиот или не понимаешь, что происходит? Твой брат разрушает нашу семью, позорит престиж, а ты даже не пытаешься поговорить с ним. Он всерьёз вознамерился жить с этой девкой, причём, сказал, что если я не приму это, то он просто уйдёт и сможет прожить сам… Идиот… На эти слова Никита лишь ухмыльнулся, пусть сейчас отец и не кричал, но его глаза, налившиеся бешенством выдавали себя сполна. Его лихорадило от мысли, что его собственный сын перестал быть игрушкой в его руках, всегда послушный, подающий надежды, сейчас готов отказаться от всего, что происходит? Неужели ему так важна эта девка? — Я думаю, что идиот здесь только ты. Разве ты не знаешь Антона, он всегда принимал решения сам, и если он что-то решил, то переубеждать его бесполезно, тем более, я считаю, что он прав. — Удивлённый взгляд Романа Алексеевича требовал объяснении. — Он в отличии от меня не побоялся перечить тебе ради человека, которого любит. Какая разница, кто она и сколько ей лет? Если ради неё Антон готов сигануть в омут? Зачем разрушать его жизнь, он ведь будет винить тебя в этом до конца жизни… — Не будет, несчастный случай… — Несчастный случай? — Никита не верил своим ушам, что говорит его отец? Он, конечно, понимал, что выбор брата не будет одобрен, но настолько… — О чём ты говоришь? Уничтожить шестнадцатилетнюю девчонку, это выход из проблемы? Ты сошёл с ума? Помешался на своих акциях? Однако слова парня не произвели на Романа никакого впечатления. Он лишь пренебрежительно фыркнул, ещё больше разозлив этим сына. — А тебе как об этом судить? Я уверен, случись что-то с твоей женой ты бы не расстроился? Пошёл бы за утешением к кому-нибудь другому. Учитывая то, что твоя жена… — Заткнись! — Бешенство Громова достигло предела. Никто не смеет говорить так о его жене. И уж точно не его отец. — Я стерплю оскорбления за себя, но не за Сашу. И, знаешь, впервые я понимаю Антона. Потому что случись что-нибудь с моей женой я лягу рядом, потому что она — самое лучшее, что было в моей жизни. Правда, для того, чтобы понять это — мне пришлось столкнуться с тем, что её нет и может не быть. Больше такого я не допущу. И не дай бог, ты сделаешь что-то с девушкой Антона или хотя бы попытаешься, я лично закопаю тебя, ты не в праве вершить чьи-то судьбы… Они стояли друг против друга, словно два врага. Сын и отец. Огонь и вода. Свет и тьма. Ненависть в глазах, ибо иначе невозможно. Никита многое понял, многое пережил, для осознания сказанного. Он вновь готов был подписаться под каждым своим словом, не жалея. — Ты никогда не был моим сыном, — резко изрёк Роман, в то время как в глазах водили хороводы черти. А Никита и вовсе перестал что-то понимать. — Как я ни пытался сделать из тебя человека, подобного себе. Ты всю жизнь был слабым и жалостливым, в тебе нет стержня. Ты идёшь на поводу чувств, как твой настоящий отец. Он был таким же, мой брат, был таким же… Секунда. И в это мгновение что-то оборвалось. Шок поглотил Никиту полностью, заставляя широко распахнуть глаза. О чём он говорит, что происходит? Как понять? Роман продолжал… — Я ненавидел его, а ты был его сыном, единственным, что осталось после его смерти. И мне пришлось взять тебя, чтобы не потерять решающий пакет акции. Ты был ребёнком, я хотел воспитать тебя, однако не получалось. Ты не руководствуешься разумом, веришь сердцу, а это глупо. И это погубит тебя, как и твоего отца. Ты не был моим сыном никогда, и в моём сердце, кроме ненависти к тебе нет ничего. Вся твоя жизнь фальшивка…***
Никита не понял, как покинул свой кабинет, предварительно забрав в портфель все нужные бумаги. Получилось это как-то машинально. Роман ничего не говорил, молчал, жалел о сказанных словах, что вырвались в горячке, но забрать их назад невозможно. Впервые за долгие годы парень узнал истинную правду о своём происхождении, узнал, почему его никогда не любили, узнал, почему всю жизнь был лишним… На него свалилось столько мыслей, что он не мог понять, что делать дальше… Слова человека, которого он считал отцом, не выходили из головы. Фальшивка. Он ведь, действительно, живёт и проживает всю жизнь, как чужую. Теперь многое становится понятным и ясным, как день… Только куда теперь идти? Сам того не понимая, Громов открывает дверь в собственную квартиру. Кажется, у него нет другого места, куда он может прийти. Однако ждёт ли его кто-нибудь? Нужен ли он хоть кому-то? Будто в ответ на его вопрос, перед ним появляется хрупкая фигура его жены, а в её глазах неподдельное беспокойство. Уловив какую-то тяжесть, девушка приближается, подходя вплотную и пытаясь поймать ускользающий взгляд мужа. Холодные пальцы совсем неуверенно касаются его щеки, заставляя парня вздрогнуть и посмотреть в карие глаза. Неужели ей не всё равно? — Никит, что-то случилось? — вопрос, сорвавшийся с губ, вынуждает сердце Громова биться чаще и закрывать глаза от давящего напряжения… — Никит… Такой нежный голос и его имя. Никто не произносит его так, как это делает она, в её устах оно звучит красивой мелодией и придаёт сил. — Я -фальшивка, я просто фальшь… — Он говорит это отрешённо, смотря в пустоту. Не хочется грузить её этим, заставлять переживать, но Саша лишь ещё сильнее ощущает, как собственное сердце изнывает… Чувствует его боль, будто она её собственная… Секунда — и девушка медленно опоясывает его талию своими руками и привстаёт на носочки, чтобы в следующую секунду уткнуться носиком в его шею, такую напряжённую шею, которая мгновенно расслабляется от лёгкого касания. А Саша лишь ещё теснее прижимается к мужу, целуя его шею и плечо, доказывая, что она здесь, рядом, и он ей нужен, необходим… И его не заменить какой-то фальшивкой… - Ты — не фальшь, ты — человек, в котором я нуждаюсь всё больше с каждым днём и в которого влюбляюсь сильней. Разве можешь ты быть фальшью?