Живая жизнь

      Шираюки любовалась пейзажем, проносившимся за окошком, но ей пришлось отвлечься.       — Ты опять не надела кольцо, — укоризненно заявил Зен.       — Разве это что-то меняет? — спросила она, глядя на свою руку.       — Это меняет очень многое. Ты моя невеста и должна носить мое кольцо.       Она глубоко вздохнула, в груди закололо.       — Но это не твое кольцо, это кольцо Изана. И это не мое кольцо, и оно не имеет для меня особой ценности.       — Ты ведешь себя как капризный ребенок.       — Возможно. — Хотя это было далеко от правды, и он упорно не хотел этого признавать. Помолвка не значила для него ровным счетом ничего. Ему было все равно, что кольцо доставил курьер и предназначалось оно для помолвки с совершенно другим человеком.       А ей, как и любой женщине, это казалось важным. У него же были раньше отношения. Ему следовало бы научиться разбираться в женщинах. Или, возможно, его связи были несерьезными, и он не мог представить, что такая мелочь имеет для женщины значение. При этой догадке ей стало и легче, и печальнее. Облегчением было думать, что сердце Зена по-настоящему не принадлежало ни одной женщине, и печально становилось при мысли о том, что Вистериа мог вот так бездушно, чисто из физических побуждений, завязывать отношения. Он был достоин гораздо большего.       Он схватил ее за запястье и поднял ее руку вверх.       — Я его сняла, когда отменили помолвку с Изаной, и оставила во дворце, — предупредила Шираюки его молчаливый вопрос.       — Помолвку, изначальную договоренность, никто не отменял.       — Да, только жениха сменили. Какая случайность, не так ли?       Зен ничего не ответил, лишь опустил руку и снова сконцентрировался на дороге.       — Простолюдины могут поинтересоваться, — промычал он сквозь зубы.       — Пусть интересуются. Думаю, все граждане в курсе, что у нас сложилась необычная ситуация — я была обещана принцу, но он избрал себе другую, и теперь я выхожу замуж за его брата. Вряд ли кто-то воспринимает наши отношения как общепринятые.       — Чем скорее из памяти народа сотрется этот скандал, тем лучше. Не вижу надобности привлекать еще больше внимания. Все равно, рано или поздно о нем позабудут. И чем чаще нас будут видеть вместе, тем более естественным будет восприниматься наш союз. А затем последует свадьба, дети, и о прошлом позабудут.       — То есть мы играем спектакль перед народом? В надежде скрыть правду?       — А разве народу лучше видеть напряженность наших отношений? Свадьбой мы пытаемся сплотить народ, и брак наш должен быть крепким.       — Гораздо легче сделать, чтобы он казался крепким, чем сделать его таковым, — пробормотала Юки, обращая свой взгляд на пустыню.       — Положение дел не изменишь, Шираюки. Ситуация не идеальна, но мы должны использовать ее наилучшим для нас образом.       Ее пронзила боль. Не идеальна. Наверное, он действительно так считал. А интересно, что Зен думал о ней? Неужели он и правда верил, что ей хотелось быть с принцем? Что она отдалась ему в ту ночь только в знак протеста? Неужели он настолько глух и слеп, чтобы не обращать внимания на ее чувства?       Все вернулось к его восприятию отношений. Заниматься любовью стало для него развлечением, отношения — отвлечением от своих обязанностей. В то время как для нее… для нее это кардинально меняло жизнь. Жить с ним вот так. Даже сейчас, думая об этом, она боролась со слезами.       Она увидела на горизонте вышки. Зен указал ей направо, на горы, растянувшиеся позади них.       — Там находится поселение. Большинство мужчин работают на месторождении, закручивают винты, тестируют образцы грунта, измеряют глубину.       — А что насчет буровых работ, которые ты возглавляешь?       — Они уже начались, а я предложил вложить в них больше средств. Нашим мужчинам обеспечена хорошая работа, а стране — хороший экспорт. Экономика начала расти.       — Неужели ты можешь все, Зен?       — Не знаю, смогу ли разгадать тебя.       Ее поразило его искреннее признание и досада на самого себя, которая прозвучала в словах.       — Не могу носить кольцо принца, — выпалила она.       — Оно тебе не нравится?       — Кольцо красивое, очень красивое, но оно не в моем вкусе. Я не могу носить его, ведь я не выхожу замуж за Изану. Оно является частицей него, а не тебя, и пока оно у меня на руке, я чувствую… чувствую, как будто мы все еще обручены с ним.       — Почему ты сразу не сказала? — раздраженно спросил он.       — Для меня было гораздо важнее, чтобы ты сам догадался, а не просто услышал от меня.       — Какая чушь!       — Нет, не чушь, — настаивала Шираюки. — Это все равно что просить у мужчины цветы.       — Просить цветы тоже не полагается?       — Да, человек должен сам додуматься, иначе теряется весь смысл жеста.       Они почти вплотную подъехали к вышкам. Дорога, по которой они ехали, закручивалась петлей вокруг вышек, шла дальше за горы.       — Жить было бы гораздо проще, если бы ты просто просила о том, чего хочешь, — пробурчал Вистериа.       — Очень мужское заявление, — парировала она холодно. Своей прагматичностью он напоминал ей брата, и именно эта черта характера так сильно раздражала ее.       — Да, я самый что ни на есть мужчина. — Слова его повисли в воздухе, наполненном тишиной.       — Да уж. — В горле у нее пересохло.       Того дня, когда они занимались любовью, было недостаточно. Когда это было? Два дня тому назад?.. Она не успела насладиться его телом, рельефом мышц, ощущением его кожи на своей.       Лицо Шираюки пылало.       На горизонте появился ряд низеньких темных палаток. Вздымался дымок костров, вокруг бегали ребятишки, за которыми присматривали женщины.       — Представить не могу, как они могут здесь жить. На протяжении километров ничего нет.       — Они привыкли. Мы делаем все возможное, чтобы организовать хотя бы мобильную медицинскую помощь.       — А что насчет неотложных случаев или непредвиденных обстоятельств?       — Мы делаем все, что в наших силах. Многие лагеря снабжены связью и запасами продовольствия.       — А школы?       — Над этим нужно еще работать.       — У тебя есть какие-нибудь соображения? — спросила она.       — У меня нет никаких соображений, которые можно было вы воплотить в жизнь прямо сейчас, но над этим вопросом работал Изана, и я с радостью продолжу его дело и доведу его до конца.       — Конечно, образование очень важно.       — Не знал, что в тебе столько энтузиазма насчет образования.       — Да, без школы я бы… — Она попыталась сформулировать мысль яснее. — Школа была для меня укрытием, пристанищем. Я узнавала о вещах, которые не могла делать, местах, которые не могла посещать. Моя жизнь наполнялась красками. Каждый ребенок… каждый человек… должен получить образование.       Зен посмотрел на Шираюки, заметил искорки энтузиазма в ее зелёных глазах, и проникся к ней еще большим уважением. Она оказалась гораздо более многогранной личностью, чем ему показалось при их первой встрече. Он думал, она просто избалованный ребенок, но это оказалось ошибкой. Она была наивна, но умна. У нее не было никакого жизненного опыта, но она понимала в вопросах светской и общественной жизни.       И ей так хотелось носить его кольцо. Как любопытно. Он и подумать не мог, что для нее это будет важно. И все же это был брак по расчету — брак, которого она не желала, но узами которого была готова сковать себя ради своей страны, так же как и он — ради своей.       Теперь, когда Зен наконец понял ее мысли, ему захотелось подарить невесте кольцо, которое понравилось бы ей, которое бы ей подошло. Юки должна получить толику счастья, должна получить то, что хочет.       Они направились к лагерю, в лица подул обжигающий воздух. Шираюки провела языком по губам, и в Зене тут же взыграла кровь. Он хотел ее, хотел так страстно, что готов был схватить и бросить на заднее сиденье. Он мог бы взять ее прямо там, мог ощутить тесное, влажное прикосновение ее тела.       Руки тряслись. Это… это желание заполонило собой все. Дав корни, оно разрасталось все сильнее, и было трудно избавиться от него.       Нет, он должен. Она будет его женой, и хотеть ее даже приветствуется. Но он не позволит желанию возобладать над собой.       Предводитель лагеря выступил вперед, приветствуя их. Вокруг крутились дети и с любопытством таращились на пришельцев. Наверняка они не отдавали себе полного отчета в том, что Зен был их правителем, но им и не надо было. Вистериа олицетворял собой силу, не прикладывая для этого ни малейшего усилия. Среди толпы людей именно к нему взывали о помощи, и никакой титул ему для этого не нужен был.       Шираюки наблюдала за ним, и ее охватывало чувство гордости — она гордилась человеком, которому подарила свое сердце, за которого собиралась выйти замуж. Зен сидел с другими мужчинами вокруг костра, беседуя как с равными, выслушивая их жалобы. Шираюки видела, как некомфортно ему было на том официальном мероприятии во дворце, но здесь он чувствовал себя в своей тарелке. Он был связан невидимой ниточкой с народом.       Кто-то проводил девушку в палатку, где сидели женщины. Они болтали, смеялись, шили что-то при свете керосиновых ламп. Ей понравилось общаться с ними, ей были интересны рассказы об их традициях, о детях.       Они были бедны, они жили в тяжелых условиях, и в то же самое время в них было столько любви. Именно так Шираюки хотелось воспитывать своих детей — их с Зеном детей. Вокруг них будут не только няньки и учителя. Малыши будут купаться в любви, ласке и заботе. Ей хотелось дать им то, чего недоставало ей самой.       Когда двумя часами позже в палатку вошел Вистериа, сердце Шираюки упало. Он поздоровался со всеми женщинами и узнал их имена. — Юки, нам пора, — обратился он к невесте.       Она кивнула и поднялась. Он положил руку ей на поясницу — обычный жест, от которого ее пронзило током. В ней пылало желание. Даже у всех на глазах ничего не менялось. А он, как всегда, возвышался как статуя, ни капли не тронутый неловкостью момента.       Сев в повозку, она подвинулась поближе к двери, отстраняясь от него.       — Тебе понравилось общение с женщинами? — поинтересовался он.       — Да. У нас даже нашлось время обсудить вопросы школьного образования… — замялась она. — Думаю… думаю, у меня есть одна мысль.       — Да? — В голосе его не было ни капли снисхождения, что обычно было свойственно ее отцу. Это придало ей пущей смелости.       — Да. Почему бы нам не организовать такой график: шесть дней учеба, один день — выходной. Учителя могли бы чередоваться. Таким образом, дети получат необходимое им образование, а учителю, не привыкшему к подобным условиям жизни, не придется находиться там подолгу и он не будет сильно угнетен.       — Хорошая идея.       — Правда?       — Да. Мы думали о школе-пансионате, но приверженцы традиционных методов воспитания предпочитают держать детей при себе, чтобы обучать их своим обычаям. А вот посылать туда учителей и работать по графику с выходными — это, наверное, наилучшее решение. Я поговорю с учителями на месторождении, и мы попытаемся определиться с графиком.       Шираюки не могла не улыбнуться. Ей было приятно быть полезной Зену, по крайней мере, в одном деле. Особенно учитывая, что она стала невольной причиной его бед. От этой мысли улыбка угасла.       — Завтра во дворец прибудут предводители других племен. Они менее современны, чем те, которых ты встречала раньше. Им не понравится твое присутствие.       — Ох… — Она не знала, что ответить.       — Я всегда гордился наследием отца, Изаны. Гордился тем, что они сделали, отстаивая права женщин в нашей стране.       — Я понимаю. — Юки было больно слышать, что ее не хотели видеть на этом мероприятии. Ей казалось, что Зен использует слова предводителей племен в качестве предлога, чтобы избавиться от нее.       Ей было бы гораздо легче, если бы она смогла прочесть его мысли, но она не могла — ни сейчас, ни раньше.       — Как бы мне хотелось научиться читать твои мысли, — произнесла она вслух.       — Не стоит, — ответил он весьма грубо.       — А я хочу. Ты сам говорил, чтобы я вслух говорила о своих желаниях. Как бы мне хотелось научиться понимать тебя. Мы скоро поженимся, думаю, нам будет полезно прислушиваться друг к другу.       — Если бы ты могла читать мои мысли, ты была бы шокирована.       — А может, мне нравится, когда меня шокируют.       — Думаю, мы с тобой наварили уже достаточно каши.       — Мы не можем вспоминать об этом вечно. Что случилось, то случилось. Ничего изменить уже нельзя.       Зен протянул руки, обхватил ее лицо, Шираюки почувствовала дрожь в его пальцах. Он смотрел на нее не отрываясь. Губы его были растянуты в подозрительной улыбке, подбородок напряжен. Он медленно погладил линию ее подбородка.       Его поцелуй был горячим и жадным, напористым, но недолгим. Его губы обжигали ее.       Зен утопал в блаженстве мягких нежных губ, вдыхая аромат ее кожи и ощущая бархатистость языка. Сердце его колотилось, пах наливался кровью. Он весь горел от желания.       Он хотел содрать с нее платье, обнажая грудь, хотел вбирать губами ее набухшие соски. Ему хотелось созерцать ее целиком, нащупывая каждый миллиметр тела, погрузиться в упругую плоть, забывшись в ее объятиях.       Он оторвался от Шираюки, руки его тряслись, живот был напряжен, сердце едва умещалось в груди.       Какое сумасшествие! Если бы он был другим человеком, менее ответственным, если бы за его плечами не было нации, судьба которой целиком зависела от него, он бы забрал Шираюки, и они бы купались в блаженстве — неделями, месяцами. Но у него не было этого времени. И он не мог позволить себе такую слабость — он должен быть сильным, он должен контролировать свои желания.       Он не имел права поддаваться желанию. Он не мог забыть о преданности брату, единственному члену семьи, которого он предал.       Если ему так легко предать брата, разве не будет легче нарушить клятву, данную Шираюки. Или клятву служить на благо народа и страны?       Он должен обрести силу, власть над собой.       — Такое больше не повторится — до свадьбы, — выдавил он, утешая себя тем, что наконец-то сделал заявление и установил временные рамки. И они оба будут четко их соблюдать.       Она откинулась на сиденье, запрокинув голову. Линяя ее прекрасной шеи манила его, соблазняла. Он подавил в себе желание, растоптал его, выкинул все мысли и сосредоточился на пустыне.       Он был принцем, всевластным, и он не поддастся искушению. Она всего лишь женщина — одна из многих. Он не позволит ей сломить его оборону.       Утром следующего дня, сидя за столом, Зен держался холодно и неприступно. Прислуга сновала туда-сюда. «Скоро все утрясется», — подумала Шираюки. Во дворце Кларинса было спокойнее, но и ее отец редко разделял трапезу с семьей — если только это не было официальным мероприятием. Наверное, если бы он ужинал с ними чаще, столовая была бы более оживленной.       Она размышляла о том, будет ли Зен всегда ужинать с ней, с детьми. Она могла быть беременной — маловероятно, но возможно. Ей хотелось детей от Вистериа, но не сейчас. Их разделяло слишком много невыясненных моментов, чтобы вмешивать еще и ребенка.       Он вел себя очень странно — либо горел пламенем, либо был холоднее льда, как сегодня утром.       Слуги ушли, и они остались наедине. В воздухе повисло неловкое молчание. Еще недавно их связывали отношения — временами напряженные, каждый тянул одеяло в свою сторону, но их всегда влекло друг к другу, пусть и на подсознательном уровне.