Золотая шерсть/A Coat of Gold

      Ей снилось, как она восседает на Железном троне высоко над всеми. «Такие мелкие, — думала Серсея, опустив взгляд на придворных. — Мелкие, как муравьи. Такие мелкие, что мне их даже не разглядеть». На глаза попалась шлюшка из Хайгардена и жирный лорд Мейс Тирелл, который преклонил колено рядом с её отцом, лордом Десницей, одетым в великолепную алую тунику, украшенную золотом. Она видела Джейме, своего белого рыцаря-калеку, бедолагу-любовника, стоящего подле братьев Кеттлблэков; старуху Танду со своими пухлыми дочерьми; лордов Редвина, Рована и Селтигара в их лучших нарядах для двора; её дядю Кивана и кузена Ланселя — оба были облачены в цвета Ланнистеров; темноокую леди Мерривезер; Пицеля в позвякивающих звеньях цепи. Лорда Ренли. Лорда Станниса. Эддарда Старка. Всех их. Все они пялились на неё с обожанием, растянув губы в широких улыбках, радостно ожидая, когда она поднимется. Когда она заговорила, голос её был песней — мелодичной и, одновременно, могущественной. А когда золотые плащи ступили вперёд, чтобы отворить дубовые двери, тронный зал озарился солнечным светом.       Шаркая, вошла первая просительница, одетая в бесформенную серо-коричневую мешковину, скрывая лицо лёгкой накидкой. «Без сомнений, старуха пришла, чтобы пожаловаться на кражу коровы, — предположила королева. Это была приятная мысль. — Я пошлю своих храбрых рыцарей свершить правосудие над преступниками и принесу свои соболезнования утрате старухи, дав ей мешок капусты и картофеля, чтобы она смогла прокормиться в эти тёмные времена. Всё будет хорошо».       Согбенная фигура приблизилась к трону и стянула накидку, под которой оказалось старческое лицо, испещрённое морщинами, чёрные губы со следами вечерней тени и глаза, покрытые жёлтой коркой. «Нет, — с ужасом подумала Серсея, — нет-нет-нет…».       — Я предскажу то, что вам суждено, Ваша Милость, — прошамкала женщина. — Я узнаю ваше будущее.       «Нет, — хотела ответить Серсея, — убирайся, ведьма, убирайся, гори в седьмом пекле. Гори в пекле! Гори!». Но с губ не сорвалось ни звука.       — Никогда тебе не выйти замуж за принца, — произнесла мейега. — Ты станешь женой короля. Быть тебе королевой… пока не появится другая, моложе и гораздо красивее, чтобы свергнуть тебя и отобрать всё, что было тебе дорого».       Королева отпрянула, вцепившись в эфес одного из мечей, из которых был сделан Железный трон, пока костяшки её пальцев не побелели. Мейега продолжила:       — Трое детей будет у тебя: золотыми будут их короны и золотыми — их саваны.       «Нет», — подумала королева, поднимаясь с Железного трона. Но кинув взгляд на толпу под собой, она не увидела никого. Её дети.       — А когда ты утонешь в слезах, на твоей бледной шее сомкнёт свои руки валонкар и задушит в тебе жизнь.       Тирион стоял ступенью ниже неё, жестоко улыбаясь. «Сестрица, — будто говорили его глаза, — ведьма предупреждала тебя».       Она закричала и проснулась. «Сон, — пронеслось в мыслях, когда сердце перестало бешено биться. — Всего лишь сон». Она потрясла головой, яростно моргая, чтобы избавиться от остатков дрёмы. Над городом занимался рассвет, и во второй раз со дня королевской свадьбы шёл дождь. Серсея слышала, как тарабанят по крыше Красного замка тяжёлые капли, стекая на её балкон, раздаваясь эхом в каждой пустующей беседке. Натянув поверх свободной сорочки бледно-красный халат, королева подошла к окну и раздвинула шторы. В высокой башне были слышны крики воронов: Пицель снова доказал свою неспособность заткнуть чёртовых птиц или, по крайней мере, держать их вне замка. Порой они пролетали через палаты, гадили на статуи во дворе. Но дождь всё смыл. Он всё смыл: запахи Королевской Гавани и всё то хорошее, что было в мире. Серсея взглянула на город, пока капли орошали всё вокруг. Блошиный Конец был пятнышком грязи на горизонте, тогда как Великая септа Бейлора с семью кристальными башнями мерцала и господствовала цветом слоновой кости. Но она всё равно была выше них, будто находилась на вершине Утёса Кастерли.       Из своих покоев на Утёсе она могла взглянуть на юг, где Ланниспорт казался лёгким, словно перышко, облаком, или на запад, где простиралось Закатное море до самого горизонта и дальше: тёмно-синие воды и красное солнце, теряющееся вдали. С этой стороны Утёс был отвесной гранитной скалой, не считая той части, где гора была высечена, чтобы позволить кораблям входить в порт, размещённый под замком.       Она с нежностью вспоминала, как Джейме прыгал со скал. Он соскальзывал с головокружительной высоты прямо в молочную воду, прикасаясь ко львам в клетках, нахально и дерзко играя со своей судьбой. Она помнила его храбрые подвиги, но также были и моменты спокойствия — дни, когда они нежились в горных прудах и тайных источниках вокруг замка. Местах, которые были известны лишь Ланнистерам. Тогда он был её Джейме, а сейчас… сейчас он был калекой, существом, презираемым ею.       Серсея наполнила свою чашу арборским золотым из кристального кувшина. Вино было сладким и оставляло резкое послевкусие на языке. «Мне следует смаковать его, пока железнорождённые не разграбили Арбор», — подумала она. Серсея со скрипом отворила дверь, обнаружив за ней ожидающего её сира Мерина Трэнта.       — Ваша Милость, — произнёс он. Хорошо, что рыцарь ещё помнит приличия. Хоть Королевская гвардия не покинула её.       — Пошли за Квиберном, — без колебаний приказала королева.       Она не была уверена, зачем ей так необходимо присутствие Квиберна, но если возникнет какая-нибудь проблема, мейстер определённо сможет её решить. «Стоит сделать его лордом, — подумала она. — Да, Квиберн — мой самый преданный из прежних слуг». Королевская Гавань кишела змеями. Оставались малодушный Харис Свифт, у которого отсутствовали признаки подбородка, её дядя Киван (чёртов дурак) и иссохшая оболочка, оставшаяся от Великого мейстера Пицеля. Предатели — все они, она знала и проклинала их имена. «Хотя, полагаю, никто так не подводил, как Осфрид Кеттлблэк». Она избрала Осфрида, ведь он был (предположительно) умнейшим из братьев, но он провалил задание так, будто носил имя Осни. «Тирион подозревает», — думала она. Может, даже к лучшему, что орудие в её руках не сработало. Пока что. В конце концов, Бес был препятствием между Томменом и лордом Тайвином.       Стук в дверь прервал её мысли. Держа голову высоко, она велела гостю войти. Мейстер был, как обычно, оборванным, неприметным и выглядел запуганным. Вероятно, он денно и нощно работал ради её блага. «Кто бы мог подумать, что Анная окажется такой полезной?». Она отдала слабоумную девочку на «попечительство» Квиберну, когда временный мастер над шептунами рассказал ей о том, как служанка была куплена вместе с ещё одной. «И желательно, чтобы Сенелла оказалась более уступчивой… а если нет…». Будучи маленькой девочкой, Серсея часто слышала, как шепчутся между собой служанки о людях, сходивших с ума под пытками, о криках, пронизывающих каждый камушек Утёса и заставляющих кровь стыть в жилах. «Глупцы, — думала Серсея. — Самый пугающий звук — тишина. Смерть».       Квиберн вёл себя перед ней со всей грацией, на которую он был способен, но этого было недостаточно. Даже в кроваво-красной мантии с тёмной подкладкой он выбивался из общей массы лордов и леди Красного замка. «Мясник, — называли они его. — Врачеватель». Когда к нему посылали людей, те возвращались здоровыми либо в гробу. Серсею удивляло, что отец до сих пор не снял его с должности. «Возможно, Квиберн полезнее, чем я думаю».       — Девчонка? — прямо спросила она.       Он кивнул.       — Служанки редко оказываются сильными созданиями. Она не так долго продержалась под моим присмотром, но девочка рассказала правду до того, как её сердце остановилось, Ваша Милость. Правда, не могу представить, откуда ей было это известно… Она сказала, что дамы леди Маргери успели наведаться в её покои и исчезнуть до того, как началась церемония. В любом случае, она клялась, что на простынях не было крови… возможно, учитывая возраст Его Милости, брак и не был закреплён.       — Ему четырнадцать, — сказала она.       Королева попробовала вспомнить, каким был Джейме в свои четырнадцать лет. «Дикий, без сомнения, с мечом обращался лучше, чем когда бы то ни было, успев заработать себе имя. И да, если подумать, на тот момент они уже ложились вместе не первый раз».       Квиберн казался озадаченным.       — Так вы полагаете, что они закрепили брак, Ваша Милость?       — Да, — протянула она. — Я почти уверена. Оленна Тирелл не позволила бы ставить под сомнение девственность своей розочки. Я спрошу… я спрошу Томмена.       Предстоящий разговор её совсем не радовал, но он был необходим, и Томмен расскажет ей. В конце концов.       — Как дела с твоим проектом? — спросила Серсея.       — Я чрезвычайно благодарен оказанной мне щедрости, Ваша Милость. Никогда прежде мне не представлялась возможность свободно использовать лучшее оборудование.       — Ты уже какое-то время преданно служишь мне, Квиберн. А Ланнистер всегда платит свои долги. Весь мир вскоре узнает об этом. Что говорят твои шептуны?       У Квиберна было не так много шпионов, как у Вариса, но зато у этого человека повсюду много друзей. Его личная армия пташек.       — Известно ли вам, что ваш лорд-отец написал лорду Петиру Бейлишу, чтобы тот присоединился к Его Милости в Королевской Гавани? Возникает вопрос: удалось ли ему успешно переманить лордов Долины на нашу сторону? Смерть Лизы Аррен определённо внесла изменения в политику того края. Осталось узнать — к лучшему или к худшему.       «Следует полагать, что к лучшему». Лиза Аррен всегда была бесноватой, насколько помнила Серсея. Сумасшедшая, прижимающая этого уродливого шепелявого мальчишку к своим обвисшим грудям. Однажды королева навестила её во время вечернего чая и обнаружила, что от её покоев несёт пряной лавкой, наполненной густыми ароматами лаванды, пролеска и роз. Она бы предпочла жить в лачуге на Мучной улице, чем обитать в паршивой комнатёнке Лизы Аррен. Однако новости о её смерти вызвали у Серсеи небольшое беспокойство.       «Нужно было убить их всех, когда был шанс. Раздавить их всех: Старков, Талли, Арренов, Мартеллов, раздавить их, пока ещё оставались Ланнистеры».       — Тиреллы что-то затевают, — сказала она.       — Без сомнений, Ваша Милость. Но прошу меня простить, я не имею ни малейшего понятия, что именно. Они удивительно хорошо заметают следы.       — Продолжай искать, лорд Квиберн. Я в тебя верю.       — Полагаю, вы в курсе скорого отъезда сира Гарлана и его леди-жены в Хайгарден к концу этой недели.       «Жаль, что он не может прихватить с собой Королеву Шипов». Теперь у старухи есть голос в Малом Совете благодаря её хайгарденской шлюхо-внучке, и Серсея была бессильна что-то с этим сделать.       — С собой он берет двадцать тысяч человек, пока лорд Рендилл Тарли в пути в Королевскую Гавань, чтобы занять должность королевского мастера над войной.       — Я думала, сир Киван…       — Сир Киван — мастер над законами, миледи. Пока что лорд Тирелл кажется довольным должностью мастера над кораблями вместе с лордами Редвином, Рованом и Мерривезером в качестве советников, но…       — Он всегда будет желать большего.       Это черта Тиреллов. Они были змеями, хоть и не такими, как Красный Змей, Оберин Мартелл. Серсея видела, как он скользит по замку с этой своей любовницей, но, что хуже, она слышала, как отец подумывает сделать Змея её кавалером. «Я королева, — думала она, — а у этого мужчины почти столько же бастардов, сколько и у Роберта». Дорнийский принц, выбранный Тирионом для Мирцеллы, порой казался учтивым, но мальчишка был дерзким и унаследовал шарм своего дяди. Пожалуй, ему тоже следует пережить какое-нибудь несчастье. Пожалуй, ей придётся потопить целый проклятый корабль, как только он отплывёт в Дорн. Оставив Мирцеллу в Королевской Гавани, естественно. Но у неё были более срочные проблемы, с которыми нужно было разобраться. А именно — с Королевой-Шлюшкой. Как бы ей ни хотелось прибегнуть к Слезам Лиса или к вдовьей крови, она понимала, что это приведёт лишь к большей опасности.       — Мейстер, — произнесла Серсея, — мне нужен доступ к запасам Пицеля — твоим запасам, если быть точной. Оказалось, что я могу доверять Пицелю не больше, чем он в состоянии мочиться. То есть — вообще не могу.       — Я к вашим услугам, Ваша Милость, — кивнул Квиберн.       — Тогда докажи, что являешься моим самым преданным слугой, — сказала она. — Есть ли зелье, трава, что угодно, что может вывести из строя… в значительной степени? Или что может вызвать сильные симптомы, например? Но не смерть.       — Полагаю, вы собираетесь использовать это на нашей дорогой леди Маргери?       — О да.       Квиберн был верен ей и только ей. Он никому не скажет, да и ему некому говорить.       — Что ж, Ваша Милость, я бы посоветовал красную патоку. Серые листья златоцветника крошатся в порошок. Это растение можно найти лишь на андальских равнинах или порой на скалистых перстах Долины. Порошок смешивается с патокой из чёрной соли, даже с любым сортом, который можно найти в лавках Королевской Гавани, хотя лично я предпочитаю использовать мейстерский сорт, настоянный с маковым молоком. Результат следует растворить в красном соке недозрелого граната, что сам по себе весьма вреден, а затем…       — Да, конечно, — перебила его королева.       Мейстеры повсюду, несмотря на положение, возраст или должность, обожают болтать о своём чёртовом источнике знаний. В последнее время Пицель становился всё хуже и хуже, и Квиберн, на самом деле, ничем от него не отличается.       — Сможешь сделать его для меня? Сколько потребуется времени?       — Осмелюсь предположить, что у Пицеля есть все необходимые ингредиенты, Ваша Милость. Если всё пойдёт хорошо, и мои эксперименты не будут меня отвлекать, зелье будет готово к… полудню через три дня.       Серсея решила, что может и подождать.       — И каков эффект у этого зелья?       — Если растворить его в воде или вине, то у заражённого начнётся внезапная лихорадка, которую не в силах будет понять даже такой искусный целитель, как Френкен или Баллабар. В это время наша леди Маргери при всём своём желании не сможет покинуть постель. Болезнь сделает невозможным поездки, а вероятный плод в её чреве будет уничтожен. Также предположительны рвота и понос, так как организм будет бороться сам с собой. Естественно, я изобрёл лекарство, прекращающее лихорадку, но очень удивлюсь, если это удалось хотя бы ещё одному мейстеру во всех Семи Королевствах. О, и у неё на коже появятся большие пятна.       Серсея не скрывала улыбки. Мысль о пятнистой физиономии Маргери едва не вскружила ей голову.       — Очень хорошо, Квиберн, — сказала она. — Делай, что должен — у тебя есть моё разрешение. И помни, ты будешь щедро вознаграждён за свою службу.       После этого Серсея пригубила очередной бокал вина. На вкус оно отдавало победой, и это чувство не покидало её, пока она ждала служанку. Новенькую, которую Серсея прежде не видела, но у неё был знакомый акцент.       — Дорн? — спросила королева. — Ты из Дорна?       — Нет, — ответила девушка. — Моя матушка была родом из Дорна, Ваша Милость, но отец родился в Речных землях, в Солеварнях, и я была рождена и воспитана там.       Возможно, ложь. Серсее было плевать.       — Как твоё имя?       — Шая, если так будет угодно Вашей Милости.       Серсея Ланнистер улыбнулась.       — Шая? Ты знакома с моим братом, не так ли? С тем, который уродец.       Казалось, девушка забеспокоилась.       — Да, Ваша Милость, — выдавила она.       — Хорошо, — протянула королева. — Ты же была его любовницей, так? Его шлюхой, открыто признающей это.       — Так и было, Ваша Милость.       — И как так вышло, что из всех людей именно шлюха прислуживает королеве? Ведь, без сомнений, в Королевстве полным-полно высокородных лордов и леди, чьей единственной мечтой является служение королеве? Вероятно, мой лорд-отец потянул за пару-тройку ниточек. — Девушка промолчала. «Или, возможно, он приложил к этому больше усилий?». Серсея не знала, быть ли заинтересованной или впасть в ярость, но в её голове начал зреть план. — Что ж, ладно, Шая. Сегодня съедим — завтра поглядим . Этого более чем достаточно.       — Конечно, Ваша Милость. Зелёный вам к лицу… о, я не хотела…       — Нет-нет. Мне нравятся служанки, которые умеют говорить.       «До тех пор, пока не начинают ляпать не к месту. У последней язык был длинноват, на мой вкус».       — Хорошо, Ваша Милость, — произнесла Шая, надевая на её шею колье из золотых львов. — Вы выглядите очень… впечатляюще.       Впечатляюще? Серсея была уверена, что Анная никогда не говорила ничего подобного. Но это слово было правильным. Она чувствовала себя впечатляющей, входя в покои сына с высоко поднятой головой и лёгкой улыбкой на губах. Всё начинало складываться воедино.       Сир Осмунд Кеттлблэк знал о потайной двери. Когда она проходила мимо, он коротко улыбнулся.       — Я немного продвинулся в решении небольшого вопроса, Ваша Милость, — сказал он. — Думаю, настало время для вознаграждения.       — А по-моему — нет, — прошипела она в ответ. — Идиот. Нужно быть хоть немного осмотрительнее в своих действиях. Паук может быть где угодно.       — Паук? — тупо повторил Кеттлблэк. — О, вы имеете в виду лорда Вариса, Ваша Милость.       — Какой он лорд, — пробормотала она, открывая дверь и ступая внутрь. — Всего лишь подхалим, как и Мизинец.       Она закрыла за собой дверь, оставив своего глупого рыцаря обдумывать её слова. «Словно ещё один Роберт Баратеон, — подумала Серсея. — У него даже такая же чёрная борода. Хотя, может, он окажется полезным в том самом небольшом вопросе, касающемся леди Маргери».       — Томмен. Мирцелла, — с улыбкой проговорила она, проходя вглубь комнаты и заключая в объятия сначала сына, затем — дочь.       Они вдвоём сидели за столом, полном бекона, ливерных сосисок, варёных яиц различных размеров. Если проткнуть одно вилкой, оно взрывалось, расплёскивая повсюду желток. Кроме того, на столе был чёрный хлеб только что из печи и полдюжины различных сортов мёда и мармелада.       — Как тебе в браке? — спросила она сына.       — М-м-м? — промычал Томмен со ртом, полным бекона. — Хорошо. Маргери добра, мила и заботлива. Думаю, у нас много общего. Сегодня мы собираемся пройти под парусом по Черноводной, и я хочу показать ей весь путь до Байуотеров и обратно.       — Ты хоть знаешь, как управлять лодкой? — спросила Мирцелла.       Томмен пожал плечами.       — Более или менее. Нужно просто следовать за ветром, наверное.       — Первые дни брака всегда так прекрасны, — сухо произнесла королева. — Надеюсь, твоё счастье продлится. На следующий день после нашей с твоим отцом свадебной церемонии мы отправились в Королевский лес и провели там долгие часы наедине, охотясь на лошадях, с соколом, всё в этом роде. А девятью месяцами после родился Джоффри.       Это было ложью. В первый же день их брака Роберт так налакался, что казалось, будто он готов взорваться от бешенства и, вероятно, исчезнуть в постели какой-нибудь прислуживающей девки.       С тех пор Серсея начала пить каждый день.       — Разве сегодня у тебя нет занятий? — спросила она сына.       — О, — выдавил Томмен, — да. Чуть не забыл. Дедушка рассказывает мне всё о деньгах.       — Ланнистер всегда платит свои долги. Или Ланнистерша, — добавила Мирцелла.       — Он часто так говорит. И ещё что-то об использовании страха, дабы принудить знать вовремя платить налоги, а простой народ — бояться знати. Вот только… Маргери говорит, что если мы смешаемся с простым народом, они будут больше нас любить. Как они могут и бояться, и любить нас одновременно, матушка?       Губы Серсеи вытянулись в тонкую улыбку. «Он не Джоффри, — подумал она. — Слишком податливый, слишком слабый. Лорды втопчут его в грязь».       — Очень часто лорд должен быть сильным, как мой отец, когда он подавил восстание Рейнов и Тарбеков. Тебе следует прислушиваться к его урокам и чаще задавать вопросы.       «И проводить поменьше времени с Маргери Тирелл и её роднёй». Сир Лорас учил Томмена турнирному бою, а Королевская гвардия в утренние часы проводила занятия во дворе, на которые ходили и простые оруженосцы. Некоторые из них были жестокими мальчиками, хоть и знатного происхождения, но с грубыми руками и резкими словами. Серсея была уверена, что они обзываются за его спиной, а в лицо лгут. И, кажется, Рыцарь Цветов — не самая подходящая кандидатура для обучения пользованием длинным копьём…       От этой мысли её передёрнуло.       — Лорд должен быть сильным, но король обязан быть ещё сильнее, — продолжила королева, капая мёдом на кусочек хлеба. — Сильным душой и телом. Тебе предстоит узнать, что не все люди, что встретятся тебе на жизненном пути, хранят в сердце доброту. Ты можешь доверять только близким, семье.       — Как можно быть сильным душой? — спросила Мирцелла, равнодушно тыкая вилкой яйцо.       — Ты должна хотеть сражаться за то, во что веришь. Я сражаюсь за вас двоих так, как сражалась за Джоффа и буду сражаться за память о нём, пока не умру, — Серсея заглянула в свою винную чашу и взболтнула содержимое.       — Я была опечалена вестями о Джоффе, — прямо заявила её дочь.       Королева кивнула.       — Его потеря отразилась на всех нас, но мы должны объединиться в эти трудные времена. Я хочу, чтобы вы знали, как нежно я люблю вас обоих, и всё что я делаю — ради вашего блага. Ради вашего блага. Мирцелла, дорогая, так много времени прошло с нашего последнего разговора по душам. Ты стала такой высокой, любовь моя, и такой красивой. Как тебе в Дорне?       — Дорн прекрасен, матушка. Тебе правда стоит наведаться туда, чтобы увидеть его во всём великолепии, и я уверена, что ты полюбишь принца Тристана. Он очень добрый, весёлый и милый.       «Но всё же змей, — подумала королева. — Все девочки — дуры. Даже я когда-то так думала о Роберте Баратеоне».       — Но я рада, что мы вновь вместе.       Серсея улыбнулась дочери, которая унаследовала её светлые кудри и сверкающие зелёные глаза, и лишь слепой не назовёт её красавицей. У неё была яркая улыбка, от которой словно исходили лучи солнца. Ей было интересно, выглядела бы Мирцелла так же, если была бы дочерью Роберта. «Хотя, она никогда не была бы так прекрасна в моих глазах, будь у неё тёмные волосы».       Это случилось, когда из-под кровати выскочил чёртов кот и с разбегу запрыгнул на стол.       — Ох, прогони его прочь, Томмен, — строго приказала она. — Ты уже слишком большой для таких глупостей.       Он взглянул на неё уязвлённо.       — Насколько помню, я вырос с ними, матушка. Я не могу просто прогнать его.       — Можешь и прогонишь. Джоффри бы никогда…       — Мне плевать, что Джоффри бы сделал, — неожиданно произнёс он, и его лицо исказила короткая вспышка гнева. — Он хотел заживо содрать кожу с сира Царапки… он хотел освежевать его.       — Джофф был твоим братом, — ответила она. — Он бы никогда…       — Джоффри не был моим братом. — Когда Томмен говорил, в его глазах сверкала нехарактерная для него сталь. — У нас одна кровь. Но он никогда не был моим братом.       Тогда её обуяла ярость. Без лишних мыслей он перегнулась через стол и влепила ему такую сильную пощёчину, на какую была способна. Намного сильнее, чем когда-либо била Джоффри. Звук шлепка раздался эхом, отскакивая от каждой стены комнаты. Она была почти уверена, что он яростно обернётся, но вместо этого в его глазах плескались слёзы.       — Он прав, мама, — вдруг произнесла Мирцелла, отодвигаясь вместе со стулом подальше от неё и ближе — к Томмену. — Джоффри изводил нас обоих долгие годы. К его удовольствию мы кричали, у нас шла кровь, а кожа покрывалась синяками… и хуже то, что ты волновалась лишь о том, как оградить заботой его, а не нас. Ты позволяла ему избивать нас до полусмерти скипетром. Ты позволяла это, мама, позволяла, когда мы приходили к мейстеру в ссадинах и крови, и отмахивалась, будто в этом не было ничего такого. Помнишь ли ты тот день, когда он едва не утопил меня в фонтане, или когда он попытался проткнуть Томмена своим охотничьим ножом? А что, если бы мы погибли? Это стало бы странным несчастным случаем, да?       — Он, — прошипела Серсея, указывая на своего сына вилкой, но ни к кому в особенности не обращаясь, — он был слишком мягок, слишком добр, слишком толст и слишком глуп, чтобы делать хоть что-нибудь для себя или других. Я надеялась, что он вырастет, а не продолжит заниматься ерундой с котами.       У Мирцеллы лопнуло терпение.       — Значит, ты позволяла своему драгоценному мальчику избивать нас до полусмерти, пока мы с Томменом забывались сном в слезах? Я просто хочу, чтобы ты знала, как я рада смерти Джоффа, как я рада, что отец отправил нас в Винтерфелл, ты обязана знать об этом! Это были самые счастливые и безопасные дни в моей жизни! В наших жизнях!       — Мирцелла…       — Я бы орала и кричала тебе в лицо, но это не поможет. Так что иди. Иди и будь со своим драгоценным мальчиком. Ты найдёшь его в гробу в Великой септе. Почему бы тебе не пойти и не забраться к нему? — и без лишних слов она оттолкнула стул и выскочила из комнаты.       Серсея поднялась, дрожа от злости, и обвинительно тыкнула пальцем в Томмена. С каждой секундой его щека становилась всё краснее, а в глазах поселился страх. «Никакой он не лев», — она знала.       — Ты жалкий, смехотворный, глупый мальчишка, — выпалила Серсея. — Как посмел ты клеветать на своего брата? Ты — ничто по сравнению с ним. Он был львом, а ты — щенок. Перепуганный, чувствительный, жалкий, скулящий щенок со шлюхой-женой и силой воли гуся! Если сама Матерь спустится ко мне сейчас и даст мне выбор между его жизнью и твоей, я пожертвую тобой без колебаний!       Мальчик смотрел на неё долго, дрожа то ли от страха, то ли от истощения, но ничего не говорил. Его губы были плотно сомкнуты, а глаза — яркие и сияющие. Он смотрел на неё в замешательстве и, кажется, готов был расплакаться.       — Мне стыдно называть тебя сыном, — выплюнула королева. — Иди уже, иди и делай, что хочешь. Иди в постель к своей новой шлюшке. Иди и оприходуй свою шлюхо-жену леди Маргери.       «Она раздвигала ноги перед каждым мужчиной Семи Королевств. Перед сиром Осмундом Кеттлблэком, этим её певцом с синей бородой, сиром Талладом Высоким, летнийцем, близнецами Редвинами и даже перед Лунатиком, почём мне знать».       Тогда это и случилось. Из его глаз исчезли страх и грусть, и им взамен пришло горящее, болезненное безумие. Его лицо вдруг побагровело, и она впервые увидела в нём ярость, безумие и необузданность.       — Что ты сказала? — прорычал он, и в его голосе послышались одновременно нотки короля Роберта и её отца. Это так ошарашило Серсею, что единственным звуком на долгое время был звон её вилки о тарелку. — Что ты сказала о моей жене? — повторил он. — Ты прямо сейчас встанешь на колени и будешь молить о моём прощении, или ничто в царстве богов или людей не остановит меня от того, чтобы притащить тебя в Утёс Кастерли за щиколотки! И тогда ты падёшь пред Маргери и будешь просить о прощении её!       Серсея сглотнула и сделала глубокий вдох. Теперь у неё был лишь один сын, а времени на уничтожение Маргери Тирелл было предостаточно, как и красной патоки Квиберна. Она заплатит свои долги — но не сегодня.       — Смиренно прошу прощения за свои слова… Ваша Милость, — произнесла она. — Мои замечания были глупы.       Его лицо слегка смягчилось, краснота из-за злости сходила на нет, возвращая нормальный цвет его щекам.       — Если ещё раз ты хоть слово скажешь против одного из нас, я не стану медлить и отошлю тебя прочь, мама. Я король. Никогда не забывай об этом.       Где-то в глубине души королева почувствовала тайное удовлетворение. «Возможно, сердцем он всё же лев. Возможно».