Золотая шерсть/A Coat of Gold

      Ей снились волки, и ей снились драконы.       Девочке снилась песнь льда и пламени и девушка — такая же прекрасная, как осень, с солнечными лучами в волосах. И всё же она знала, что зима близко, и с ней придут холод, темнота, страх.       «Ох, моё милое летнее дитя, — произнёс мудрый голос. — Что тебе известно о страхе?».       Однако взглянув, она увидела, что у девушки, прекрасной как осень, нет лица — только зияющая дыра, в которой кишели черви, личинки, и пенилась кровь. Девушка лежала лицом во льду, и вокруг неё простирался снег. «Большинство девиц — дуры», — подумала девочка. Снег кружил, опадал на землю ковром под ногами.       Взглянув вниз на покрытый кровью лёд, она увидела своё отражение на мерцающей поверхности. Только она была волком. Но она же не волк — она была никем. «Никто, — напомнила себе девочка. — И это ничьи сны. Никому не снятся сны. Никто не должен видеть сны…». Но эти сны были другими. Как бы не старалась, девочка не могла избежать волчьих снов. Днём она принадлежала Многоликому Богу, но ночью она принадлежала дому Старков, ибо тогда она была Арьей, дочерью лорда Эддарда и леди Кейтилин.       Ночью она была членом стаи.       Её стая следовала за ней по холмам, воя на луну. Остальные в стае были с серо-чёрной шерстью, а у одного шкура была совсем белоснежная — у того, кто был льдом. В темноте появятся дети, танцующие вокруг пламени на острове в отдалении, чтобы создать ангельский хор из голосов, поющих скорбную песнь.       Наблюдая за ними издалека, она завыла на луну и услышала их шёпот в ответ. Это было имя из её прошлого, давно забытое имя, когда она изменила своё лицо и обернулась к темноте.       «Арья, — говорили они, — Арья, вернись к нам».       Голос насмешливо шептал за стволами тысяч деревьев на вершине скорбной песни, пока дети пели её на своём отдалённом острове посреди озера. «Не Арья, — подумала она. — Никто. Безликая». Но деревья, казалось, были не согласны. Звери через воду тоже это отрицали, рыча на огонь, что прорезал ночь. Над головой зелёная с бронзой комета падала через усыпанное звёздами небо и освещала темноту.       «Арья».       Она смотрела, как звёзды уменьшаются и умирают в отдалении, и отказывалась поверить, когда увидела чёрно-красный огненный шар, горящий в тенях над озером. За серебристым простором, что поглотил свет, она услышала крики огня, которые сжигали ночь. Она услышала их крики — крики существ, созданных из холода, и сам мир пошатнулся.       И потом за озером пали сожжённые башни.       На следующее утро Добрый человек заглянул в Ничьи глаза и увидел её сердце.       — Что за сны видела Никто этой ночью, которые снова превратили её в забытую девочку?       — Никаких снов, — быстро ответила она — слишком быстро.       — Никакой лжи, дитя.       Она могла бы начать рассказывать ему о снах, которые казались такими реальными, о снах о волках, львах, драконах и мужчинах в огне, мужчинах изо льда. «Нимерия», — подумала Мерси, хоть и не совсем понимая, зачем.       — Никаких снов, — повторила она. — Никто не видит снов.       — И всё же довольно сложно быть никем, если осталось так много от кого-то. Слишком много от Арьи Старк, дочери Эддарда. Не лги мне, дитя, если намерена лгать так плохо.       Она промолчала. Добрый человек предложил ей напиток из какого-то пузырька, наполненного бледно-голубой жидкостью. Она знала, что колдуны называли это вечерней тенью. Когда Мерседина прикоснулась к стеклу, содержимое заволокло дымкой, и пузырёк стал холодным словно сама зима. «Зима близко».       — Ты должна заново возродиться. Кошка-Кет, Мерси, Слепая Бет, Голубка, Ласка — они не подойдут. Только девочка может сделать себя Никем. — Добрый человек говорил загадками, а она была не очень сильна в загадках. — Ты не понимаешь, — сказал Добрый человек. — Чёрно-белый дом — не место, в которое приходят, чтобы научиться убивать. Это место, в которое приходят, чтобы узнать значение смерти. Чтобы научиться даровать её жаждущим, а не тем, кому девочка жаждет её подарить.       — Я убила мужчину, — сказала она. — Я убила старика.       И я убила Щекотуна и ещё троих. Гора. Королева Серсея. Сир Мерин. Сир Илин. Дансен. Рафф-красавчик. Валар моргулис. Добрый человек глядел в её глаза.       — Это не значит ничего, пока ты не отпустишь свои мысли. Мысли Арьи. Мысли о месте под названием Винтерфелл и о зловещих волках.       «У них есть имена, — подумала она, — но девочка помнит только одно. Нимерия».       — Прошлое девочки для меня — ничто, и оно должно быть ничем для неё. Нет ни добра, ни зла, ни людей-волков, ни людей-львов. Есть только смерть, и смерть принадлежит лишь Многоликому Богу.       «Есть только один бог, — подумала она, — и имя ему — смерть. А что мы говорим богу Смерти?»       «Не сегодня», — повторил голос в её голове.       — Валар моргулис, — сказала она.       Добрый человек не ответил.       — Ты до сих пор не понимаешь значения этих слов, девочка. Ты была слепой девочкой и Кошкой-Кет. Сегодня, как и во многие предыдущие дни, ты будешь Мерси. Мерседина-скоморох, как и многие дни до этого. Вот только сегодня будет по-другому. Сегодня придёт человек. Богатый человек, который заплатил цену за смерть. Смерть другого, то есть. У тебя есть новое лицо, за которым должна спрятаться Арья Старк, а затем быть стёртой из памяти. Девочка должна поспешить, чтобы узнать слухи актёров.       И так после завтрака она вышла из Чёрно-белого дома и направилась к Воротам, где собирались актёры и скоморохи. Когда она проходила мимо «Счастливого порта», Морячка, крича и улыбаясь, помахала ей из окна и обрушила ведро помоев в канаву, наполнив Браавос незнакомым смрадом. Её дочь Ланна стояла на пороге борделя. Её золотые волосы, спадающие на плечи, с таким же успехом прикрывали выдающийся бюст, как и шёлковая рубашка. Для мужчины ночь с большинством девушек стоила двадцати железных монет, но Ланна стоила тройную цену, вероятно потому, что была дочерью Морячки — «Дочерью Моряка», — предположила она. Когда Мерси проходила мимо неё, девушка улыбнулась, открыв крупные белые зубы.       — Изембаро пришёл раньше, — сказала она. — Он спорил с карликами, один из которых должен сыграть роль карлика-демона с уродливым лицом. Кто-то говорил, что его следует играть Грошу, потому что он безобразнее и смешнее, но Ассадора продолжает настаивать, что будет Бобоно — так ей сказал Большой Бруско, по крайней мере. Мерри спросила матушку, что она об этом думает, но она продолжает увиливать и не станет никого обслуживать этой ночью, особенно карликов. Но я думаю, это будет Бобоно.       — Конечно это будет Бобоно, — сказала Мерседина. — Другие не так хороши в актёрстве: Грош поставляет еду, а Пенни, к тому же, девочка. Хоть и очень злая девочка. Она спорила с Изембаро о том, почему мы репетируем здесь, когда у Ворот есть совершенно другая сцена. Изембаро сказал, что не хочет испортить пол, а Пенни спросила, как им узнать, достаточно ли хороша сцена. Он сказал, что вообще-то Пенни — просто клоунесса, которая ездит на глупых свиньях и собаках, а её партия назначена только на перерыв. Они нарядили их всех в звенящие колокольчики, а мальчишка-король — Эммо, который его играет, будет стрелять по ним из арбалета. Они послали меня посрывать перья с болтов и всё такое, потому что Изембаро говорит, так более реалистично.       Ланна понимающе кивнула.       — Так значит, ты будешь сегодня ночью у Ворот? Матушка надеялась, что Большой Бруско придёт.       — Ничто не заставит Большого Бруско пропустить зрелище, когда он пьян. И, возможно, тебе даже удастся заполучить Изембаро, если повезёт. Толстому королю нужно выпить много вина на сцене, но если он переборщит, то уронит корону и будет выглядеть глупо. Тогда он точно придёт, чтобы утопить в выпивке свои печали.       — В таком случае, скажу Уне, — обрадовалась Ланна и издевательски протянула: — У неё есть глупый серебристый парик, так что она сможет выглядеть как эта Матерь Драконов из Залива Работорговцев. Сейчас все мужики хотят её. Я не против, но матушка говорит, что она отбирает у нас работу. Все хотят трахнуть королеву, видишь ли.       «Перехотят, если встретят королеву, — подумала Мерси. — Королеву из пьесы».       Добравшись до ворот, она увидела, как Большой Бруско рисовал указатели тёмно-красной краской, что стекала на булыжники словно кровавые слёзы. «Кровавый десница» Фарио Фореля, — было выведено алыми буквами. «Интересно, кем он приходится Сирио Форелю, — подумала девочка. — Интересно, родственник ли он моему… Первому мечу Браавоса? Писатель пьес и мечник — пожалуй, они могли бы сотрудничать». Они выступали с «Кровавым десницей» по всему городу. Выступали месяцами, но актёры с Ворот участвовали сегодня впервые. Когда она зашла внутрь, он кивнул ей.       — Зрители не захотят смотреть на каких-то глупых карликов, скачущих верхом на свинье и собаке! — сокрушался Изембаро.       — Ты этого не знаешь! — воскликнула в ответ Пенни. Она была мелкой даже для карлицы, но её писклявые крики были одними из самых громких вещей, которые приходилось слышать Мерси. — Ты не знаешь, чего хотят эти вестероссцы, а мы с Грошом знаем! Вместе с трагедией им нужен юмор, а «Медведь и прекрасная дева» — одна из их любимейших песен. Если бы ты только мог достать арфиста…       — Разве я похож на человека, который повсюду тягает с собой арфу? — спросил Изембаро.       — Нет, — тихо ответил Грош. — Но ты всегда можешь её купить.       Мерси знала, что его настоящее имя — Оппо. Она слышала об этом, пока шпионила по глухим переулкам. А имя Пенни было настоящим. Они прибыли на корабле из Королевской Гавани днём после того, как начались основные репетиции, и Изембаро с тех пор злился на всех и каждого. Ночью карлики спали в театре и притащили с собой свинью по кличке Симпатяжка, а собаку звали Хруст. Пенни утверждала, что они ездили верхом на свиньях на королевской свадьбе, поэтому Грош должен был заменить Бобоно, ведь он знал, как выглядят карлик-демон, королева, золотой король и девушка, которую играла Мерси, а брат тихо её поддерживал.       — Я всех их видел.       «Я тоже», — подумала Мерседина, но Санса — единственное имя, которое она могла вспомнить.       — Мерси! — закричал Изембаро. — Поди сюда, чтобы Бобоно смог показать этим двоим, что он лучший актёр.       — Что ж, ладно, — фыркнула Пенни, положив крошечные ручки на маленькие бока, и отступила в тень.       Мерси шагнула вперёд, и леди Сторк дала ей каштановый парик. По её указаниям девочка обрезала волосы, так чтобы парик лучше сидел на голове, но из-за всего этого у неё чесался череп, и она была уверена, что в оранжевых кудрях живёт парочка жуков.       «Не так, — подумала она, приглаживая парик. — Она никогда не носила их так. Санса. Леди. Нимерия». Но она была Мерсединой, дочерью актёра, а если нет — тогда она была Никем.       — Семиликий бог обманул меня, — провозгласил Бобоно звенящим голосом. — Мой знатный сир, он создан из чистого золота, и золотыми он сотворил моих родных, мальчика и девочку. Но я сделан из тёмного материала, костей, крови и глины, скомканной в эту грубую форму, которую вы видите перед собой.       На сцену выбежал Марро, одетый в маску и капюшон Странника — бога, которого вестероссцы не чествовали. Также на нём была мантия из перьев воронов, а если быть более точным — перьев куропатки, которые Мерси покрасила в цвета полуночи.       — Смерть, — произнёс он. — Смерть.       Это была его единственная реплика.       — Подай мне чашу, — приказал Бобоно Страннику. — Дабы сделал я большой глоток. И если на вкус это как золото и кровь льва — тем лучше. Если не могу я быть героем, быть мне монстром и научить их бояться во имя любви.       Она знала эту сцену.       — Нет, — слабым голосом воскликнула девочка. Она узнала, что сложно быть слабой. — О, нет-нет-нет. Не надо, о нет, не трогай меня.       — Я заполучу свои удовольствия! — вскрикнул карлик-демон. — Я был создан распутным, и в получении удовольствий нашёл я свою единственную силу. Пусть однажды ты и была прекрасной девой, но больше ты такой не будешь! Иди ко мне, чтобы я смог взять твоей лунной крови своим чахлым членом».       — Нет, нет, нет! — заорал Изембаро. — Ты не можешь использовать такие слова, Бобоно. Скажи вместо этого «мужество». Сколько раз я должен тебе напоминать?       — Иди ко мне, — повторил актёр. — Чтобы я смог взять твоей лунной крови своим чахлым мужеством. И пусть станет известно, что я сделал тебе ребёнка, дабы больше не ходили слухи о твоём девичестве!       — Прошу, изыди! — воскликнула Мерси и попыталась убежать. Но он схватил её за парик и потянул вниз. — Только не я, не я, уйди, прошу, я молю тебя!       — А теперь молчи, — сказал он. — Пока я есть демон при свете изумрудного огня или в лучах Семерых богов, что живут на солнце…       — Семеро не живут на солнце! — запротестовала Пенни и обернулась к Изембаро. — Это же глупо!       И снова, руководитель театра её проигнорировал. Бобоно продолжил:       — Пока я есть демон при свете изумрудного огня или в лучах Семерых богов, что живут на солнце, во тьме я такой же истинный рыцарь, как и мой брат, и мужество моё должно быть для тебя неоспоримым.       — Пощады! — завопила девочка по имени Мерси. — Прошу, м’лорд, я всё ещё невинна.       — Милорд, — отругал её Изембаро. — Она из знатной семьи, поэтому говорит «милорд», а не «м’лорд».       Она кивнула. «Конечно. Говорят они все так правильно, даже если не могут прилично играть».       — Прошу, милорд, я всё ещё невинна.       Карлик улыбнулся ей и протянул свои руки, словно нелепое насекомое, глядя вниз из-под густых бровей.       — Тогда мне стоит избавить тебя от бремени невинности. Больше ты не будешь девственной.       Вечером они сыграли эту же пьесу без ошибок. Зрители задерживали дыхание во время сцен и сидели с открытыми ртами, когда на втором акте опустился занавес. Изембаро, всё ещё одетый в наряд толстого короля, который умер в первом акте, улыбался им, когда они появились за кулисами.       — Хорошо постарались, вы оба, — сказал он и пренебрежительно бросил ей: — Мерседина, полагаю, твоё время на сцене истекло. Бобоно, пройди сюда, если позволишь, чтобы подготовиться к следующему акту.       И они ушли. Она слышала, как публика всё ещё хлопает на трибунах, но коридор, в котором они её оставили, был тёмным и мрачным, так что девочка бросила парик и халат туда, где никто не мог их найти, и направилась к лестнице.       «Быстрая, как олень, — подумала она. — Тихая, словно тень. Страх режет глубже меча». Начав подниматься, Мерси спустя какое-то время услышала их смех, отскакивающий эхом от балок. Должно быть, сейчас выступают Пенни и Грош. Она проскользнула мимо первого яруса мест, мимо торговцев в их лучших нарядах для театра, капитанов в бархате и шёлке сотен цветов, дам с лебедиными шейками, спрятанными под вуалью порошков и драгоценностей. Этот уровень заливал мягкий розоватый свет. На втором этаже ступени, ведущие в ложи, были покрыты густым кроваво-красным ковром, а те, что вели в ложу Толстого Мужчины, охранялись Безупречными, которым было очень далеко до полноты, а под их доспехами не скрывались обвисшие животы или усталость да прикрытые глаза. Они стояли под ней в конце маленького участка перед единственным входом в комнату, и чтобы проникнуть в ложу, ей нужно было спуститься по ступеням на уровень ниже, миновать стражу и снова взобраться по ступеням. Девочка вновь выглянула и увидела серебристые поручни, ограждающие комнату. Они были, возможно, пару дюймов шириной, тесно переплетённые, и тянулись над головами стражи так, что она могла бы спрыгнуть прямо позади них. Но Безупречные всё ещё наблюдали за верхним уровнем, который, как раз-таки и был единственным путём к поручням.       Ей придётся подождать, пока не сменится дозор.       Ожидание продлилось около получаса, если не больше. Но когда они, вздыхая, поменялись местами, Мерси выскочила из своего укрытия и спрыгнула на поручни, присев при приземлении, и начала тихо красться. «Гибкая, как змея. Тихая, как вода. Страх режет глубже меча». В один момент ей показалось, что Безупречные на неё смотрят, и она почувствовала, как напряглись все её мышцы, поэтому прижалась к стене. Но они не видели её, так что девочка продолжила движение. Пальцы на ногах начали болеть, а спина задевала потолок, но она помнила слова. «Сильная, как медведь. Свирепая, как росомаха. Страх режет глубже меча». После нескольких минут размышлений, ей неожиданно стало легче, шаги приобрели уверенность, пока она не смогла спрыгнуть в нескольких метрах за стражей и на цыпочках подняться по ступеням. Из театра доносился голос зачитывающего свои строки Арроганта Эммо, который играл мальчишку-короля.       — Дядя, — возопил он. — Можешь быть моим чашником.       — Я не привык к таким заданиям, Ваша Милость, — ответил карлик. — Но сделаю так, как пожелает Его Королевское Величество, даже если не могу отделаться от переполняющего меня презрения. Нет, я совершу своё гнусное возмездие за это унижение.       Атмосфера была напряжённой. Мерси прекрасно знала эту сцену — кульминацию пьесы. И каждый будет наблюдать за ней с замиранием сердца. Тогда ей следует сделать шаг и перерезать ему глотку, как того потребовал Добрый человек. Он сказал, что любой другой метод будет неприемлем. Дожидаясь подходящего момента, она прислушалась к тому, что говорил Толстяк.       — Какие новости твои друзья принесли от Дейенерис? — спросил он. — Гис. Юнкай. Даже Волантис представляют угрозу. Девочка нажила себе слишком много врагов, а Золотые Мечи всё задерживают. Я очень надеюсь, что лорд Коннингтон всё-таки поторопится.       — Это Варис сказал ему повременить, — произнёс хриплым голосом другой мужчина в ложе. — Суд над карликом прошёл не так, как планировалось, а дорнийцы всё больше привыкают к мысли о союзе с Ланнистерами.       — О боги, — ответил Толстый Человек. — Но разве Дорн уже не хочет, чтобы Квентин женился на Дейенерис? Слышал, что принц Квентин собирался самолично отправиться в Миэрин, но, похоже, принц Доран отговорил его от этой идеи. Дорнийские мечи и пики стали бы очень полезны нашей королеве, в то время как её новый муж не дал ей ничего.       — Лорак, если не ошибаюсь? — спросил его собеседник. — Хиздар зо Лорак?       — Так и есть, — ответил толстяк. — Он не дал мечей, а только мир в Миэрине. А так не пойдёт. Нам нужен мир в Семи Королевствах, а не в каком-то богами забытом месте посреди пустыни. И всё же девочка кажется одержимой этой своей борьбой, что совершенно ей не подобает, насколько я знаю…       — Могу представить, что девочка довольно изменилась с тех пор, как ты её видел в последний раз, друг мой.       — Похоже, путешествие с дотракийским кхаласаром, рождение драконов и разграбление городов оказывает определённый эффект на людей. Если позволишь спросить… ты предполагал, что драконьи яйца могут вылупиться?       Девочка не видела своей цели, но могла поклясться, что толстяк улыбнулся.       — И ты, очевидно, также позабыл о наших делах на Севере, — сказал он. — Пока что происходит не так много. Станнис Баратеон ждёт у Стены с бастардом из Винтерфелла или идёт в Темнолесье, в зависимости от того, кого ты спрашиваешь.       — Это неважно, — ответил другой. — Станнис Баратеон проиграл Железный Трон на Черноводной. Его люди нанимают наёмников здесь, в Браавосе. Возможно, им стоит быть…       — Я уже купил верность большинства наёмников Браавоса, — это сказал Толстый Человек. — Пока мы говорим, они направляются в Волон Терис, а к тому время, как Эйгон прибудет туда со Стриклендом и угрозами, они будут там уже недели с две.       — Ты можешь доверять этому человеку? — хрипло спросил мужчина.       — Почти так же, как я доверяю Варису. — Это вызвало у обоих смех. «Варис — королевский мастер над шептунами», — вспомнила Мерседина. — У меня есть более беспокойные новости из Королевской Гавани. Малый совет оказался компетентнее, чем я надеялся. Компетентнее, чем любой совет под руководством Джоффри, по крайней мере. Полагаю, ты можешь оставить их Дейенерис, а Эйгон позаботится о проблеме после всего. Я обеспечил Коннингтона Воронами-Буревестниками.       — Слышал, руки Мизинца связаны столицей, — хрипло произнёс мужчина. — Он контролирует только Долину через своего маленького лорда. Думаю, мальчика можно было бы ликвидировать, но… этого могут не одобрить. В конце концов, ему всего двенадцать.       — Хм-м, — произнёс Толстый Человек. — Я не обрекаю на смерть невинных. Только если это не на действительно великое благо, друг мой. И нам стоит быть благодарными Мизинцу за избавление мира от Джоффри. — Это стало для девочки новостью. «Мизинец? — подумала она. — Лорд Бейлиш? Проныра». — Но вопрос остается: всё ли ещё он на одной стороне с Тиреллами?       — Тиреллы считают нас всех дураками. Или, по крайней мере, пытаются, — сказал мужчина с хриплым голосом. — Но достаточно о них. Давай насладимся вечером.       — Будешь брать с собой безделушку? — спросил Толстяк.       — Человека или меч? — задал вопрос другой, но не стал дожидаться ответа. — Обоих, если могу.       — Конечно. Такое оружие не несёт для меня никакой пользы. Больше — нет. И я всегда предпочитал оружие полегче, как меч брави.       Они оба рассмеялись небольшой шутке.       — И не забудь передать Варису, что я сказал тебе об обходном пути. Он кажется человеком, который может представлять для нас огромную ценность.       — Поверь, это не сработает, друг мой, — сказал хрипло мужчина. — Человек слишком верен своей семье по причинам, которые я не могу постичь. Глянь-ка, они все лжецы, бастарды и мошенники.       Толстый Человек расхохотался, издавая звуки, похожие на кита.       — Разве не все мы такие?       Их голоса затихли, и Мери снова услышала актёров на сцене.       — Этот пирог сухой! — заорал Эммо в публику и стал изображать звуки рвоты. — И я чувствую, будто что-то щекочет моё горло… да, ох, это всё проделки Странника в чёрной мантии!       Сейчас должен был появиться Марро, бегая вокруг сцены, хлопая чёрными крыльями и распевая песни, пока мальчик-король корчился по всей сцене. «Человек, который боится проиграть, уже проиграл, — подумала она. — Страх режет глубже меча». И тогда она метнулась вперёд, мягко ступая, чтобы не услышали Безупречные. Раз-два-три по ковру. Она вытащила свой кинжал — не совсем Игла, но сгодится. «Страх режет глубже меча. Страх режет глубже меча». Мерси встала позади кресла Толстого Человека, мерцающий клинок стал её частью…       …и тогда оказалась распростёртой на полу, лёжа на спине, глядя на небо, а клинок — плотно прижат к её горлу. Её сердце беспрестанно колотилось в груди, а у уха послышался шёпот.       — Девочка очень хороша. Но человек — лучше.       Якен Хгар держал сталь у её горла, и она чувствовала, что он ухмыляется. Мальчишка-король умер, и леди Сторк завывала на сцене. Зрители аплодировали.       Толстый Человек обернулся, чтобы посмотреть на них, пока его спутник продолжал смотреть вниз на представление. Он был по-настоящему самым толстым человеком, которого когда-либо доводилось видеть Мерси, со множеством подбородков, что невозможно было сосчитать, и маслянисто-жёлтой бородой, разделённой на два зубца. «Выглядит, как сыр», — подумала она. И чуть не рассмеялась.       — Очень хорошо, — сказал он удивительно мягким голосом для такого большого мужчины. — О, в самом деле, очень хорошо. Твои мастера пообещали мне довольно много всего, и я вижу, что девочка стоила затрат.       «Это была проверка», — поняла она и не знала, что ощущать — злость или разочарование из-за своей глупости. Или и то, и другое.       — Что? — тупо спросила она.       — Толстый Человек не является настоящей целью девочки, — сказал Якен Хгар. — Это был необычный, но единственный способ узнать. Толстый Человек заплатил больше денег, чем когда-либо знала девочка за завершение своего задания, и девочка была выбрана по хорошей причине. Она отправится в Вестерос и убьёт человека, тем самым обеспечив великие перемены.       Толстяк захихикал, и его подбородки заскакали вверх и вниз.       — И как твоё имя, девочка моя? — спросил он.       Она надолго задумалась об этом. «Мерси, — могла бы сказать она. — Кошка-Кет. Слепая Бет. Нэн. Ласка. Воронье Гнездо. Арья Старк из Винтерфелла».       Вместо этого она сказала:       — Никто.