Got the sunshine on my shoulders

На следующий день Гарри удается избежать неловкой беседы, в которой они с мамой так нуждаются. Он принимает душ, проглатывает несколько порций завтрака за раз, целует ее в щеку в благодарность и обещает вернуться вечером, чтобы принять заслуженный разнос полетов. Первое, что он делает, спустившись в город за машиной, – это звонит Найлу. - Гарри Стайлс! – вопит тот в трубку – слишком громко для столь раннего часа. – Мой любимый клиент! Ты наконец вернулся? - Я твой единственный клиент, - замечает Гарри. – И нет, собственно, потому я и звоню. - Я же говорил тебе не звонить до тех пор, пока документы не будут подписаны. - Возникло осложнение. - Дай угадаю, - вздыхает Найл. – Он не хочет подписывать документы. Словом, это заставляет Стайлса почувствовать себя полным идиотом. Кажется, он единственный, кто не ожидал такого поворота. - Ну… хочет, - признает он слегка смущенно. – Но это сложнее, чем предполагалось. - Что может быть сложного в общении с мстительным бывшим, который отказывается дать тебе развод, потому что не может простить твой побег? Гарри глупо моргает. Кто бы мог подумать, что Найл так разбирается в тонкостях отношений, никогда в них не состоя? - Ты что, встречал его раньше? – пытается он пошутить и сам невесело смеется. Это лучше, чем ничего, это согревает до кончиков пальцев. Приятно помнить, что есть кто-то, кто знает всю ситуацию, но все равно остается на твоей стороне, несмотря ни на что. - Слушай, друг, не думаю, что мне есть, что тебе посоветовать, - начинает Хоран. – Насколько помню, я никогда не был женат. - Благодари Бога, - бурчит Гарри едва слышно, но Найл слышит и хохочет громко и задорно. - Я пытаюсь сказать, что тебе придется поработать над этим. В студию до сентября не надо, так что, боюсь, время у тебя есть. Стайлс вздыхает. Точно. Он по-прежнему поп-звезда за пределами этого беспокойного городка. Он сделал перерыв, потому что пауза после двух альбомов и двух туров была просто необходима, а еще он хотел… он надеялся в это время заняться подготовкой к свадьбе. А возможно, даже выйти замуж в один из тех августовских деньков, когда всегда ясно и тепло. Его последняя свадьба была весной, и ничего хорошего из нее не вышло. Не хочется повторять свои ошибки. - Могу я позвонить тебе и пожаловаться, если он снова не пустит меня на порог? - Он так поступил? – напрягается Найл. Его голос внезапно становится жестче – Гарри явственно представляет, как его друг выпрямляет спину и вскидывает подбородок, готовый сразиться с Луи от его имени сквозь тысячи миль. - Все в порядке, - пытается успокоить его Гарри. – Я выжил. Моей одежде так не повезло, но я собираюсь обзавестись новой. - Хочешь, чтобы я приехал? – теперь включается деловитый тон Найла. - Нет же, расслабься. Что-нибудь куплю. Но мне бы хотелось, чтобы ты продлил прокат машины. - О, посмотрю, что можно сделать. Но, думается, ты недостаточно хорош для «Фиесты». - Пошел ты, - смеется Гарри. Он не перестает улыбаться, пока идет по главной улице Холмс Чапела, где призраки прошлого встречаются на каждом углу. Но парень чувствует себя хорошо. – Мы пережили вместе немало трудностей, Найл. Приключений. - Ладно, - соглашается Найл, и его тон подразумевает «будет сделано». Воцаряется тишина, похожая на разговор без слов. Гарри хмурится – он ждал, что его друг захочет вернуться на пляж как можно скорее. - Что такое? – спрашивает он слегка испуганно, потому что уже знает ответ. - Там, эм… Был еще один звонок. Гарри замирает на месте. - Когда? - Прошлой ночью, - неохотно отвечает Найл. Он ненавидит рассказывать Гарри о таком, потому что тот всегда пугается. А сейчас все кажется еще страшнее, только от того, что они так далеко друг от друга. - Они… - начинает парень, но ему приходится откашляться. – Они что-нибудь сказали? - Нет, - отвечает Хоран. – Только тяжелое дыхание и смех на фоне, – все как обычно. - В полицию звонил? - Да, сразу же. Сказали мне, что попытаются отследить номер, но не думаю, что им есть до такого дело. Гарри прислоняется к ближайшей стене – кафе «Коста», сами знаете, как это бывает. К счастью, кофейня закрыта, и в липком окне отражается только его собственное лицо. - В этот раз я ничего не получал, - говорит он, хотя на деле и не проверял свой телефон. - Это хорошо, - успокаивает Найл. Гарри слышит его шаги на том конце провода. – Я не хотел… я не собирался тебе говорить, у тебя и без того достаточно забот, но сейчас ты там… Хочешь, чтобы я прислал Питера? - Кто-нибудь знает, где я? – Просто вопрос, но он заставляет Гарри обернуться через плечо, быстро посмотреть вверх и вниз по улице и заглянуть в переулок справа, в который едва втиснулась пара мусорных баков и бродячая кошка. - Никто не знает, - отвечает Хоран. – Никто не знает о Луи, и ты никогда не возвращаешься домой, так что уверен, что это все на пользу… В «Твиттере» у тебя тишина, твой номер вип-авиапассажира под защитой, сервис по аренде автомобилей, надеюсь, тоже будет держать рот на замке. - Тогда нет, - решает Гарри. – Скажи ему, что он может понадобиться в какой-то момент, но я… Я хочу сделать это сам. - Хорошо, - соглашается Найл с большим-большим нежеланием. – Просто береги себя, ладно? Если что-то покажется подозрительным, дай мне знать. - Это же Холмс Чапел, Ни. Самое драматичное происшествие здесь – это застрявшая на дереве кошка. - Хорошо. Надеюсь, так все и будет. - Я тоже, - отвечает Гарри и возвращается к ходьбе, а его пульс уже не так силен. – Я тоже. Позвоню тебе позже, ладно? - Сделай это, - говорит Найл. – Удачи, Гарри. - Спасибо, Ни. Я люблю тебя. - Тоже люблю тебя, дрочила. А теперь вешай трубку, кажется, мое обслуживание номеров топлесс подошло. Гарри все еще улыбается, отключаясь, но нервный зуд на коже остается. Он пробегает остальную часть пути до своей машины и запирается изнутри, как только опускается на кресло. «Все в порядке, - говорит он себе. – Все отлично. Никто не будет следить за тобой до Чешира». Но на всякий случай он замаскируется так хорошо, как только сможет, когда доберется до Стока. Сейчас на нем старые треники из колледжа и одна из футболок Робина. Он также надевает кепку и собирает волосы в хвост, что делает его вид несколько сомнительным, но отлично играет ему на руку. Кажется, это все срабатывает – едва ли кто-то одаривает его лишним взглядом, когда он заходит в торговый центр, оглядываясь в поисках магазина, который торгует вещами в его привычном стиле. Похоже, ему придется неоднократно столкнуться с Луи в следующие пару дней – Господи, может, даже недель – ему нужен комфорт, чтобы со всем справиться. Он берет без примерки: несколько пар джинсов, спортивных штанов, футболок, рубашек, пиджак, две пары обуви, носки, нижнее белье. И шляпу, потому что у нее блестящая красная подкладка, которая ему по-настоящему понравилась. На все уходит, вероятно, меньше получаса, а затем парень снова мчится к машине, нагруженный пакетами и смотрящий исключительно в землю. Зря, конечно, потому что он натыкается на кого-то. - Извините, - Гарри немедленно извиняется, замедляясь, но все еще двигаясь. Паранойя слишком глубоко засела в нем после слов Найла. – Мне очень жаль. - Все в порядке, - отзывается человек – молодая девушка, судя по голосу, и это еще больше пугает Гарри. Что если она узнает его? - Подожди, ты не… - Мне нужно идти, еще раз простите, - искренне извиняется парень. Он гордится тем, что вежливо обходится с фанатами, несмотря ни на что. Даже на нынешнюю ситуацию, когда он вынужден опустить голову и сбежать, как преступник. Его поклонники такого не заслуживают. Однако Гарри не может заставить себя взглянуть на нее хотя бы еще раз. Выражение признания, которое возникает на ее лице, – именно то, что он видел сотни раз. - Мне очень жаль, - снова говорит он – на самом деле шепчет – и торопится сорваться с места. - Все в порядке, - тихо отвечает девчонка, слегка улыбнувшись. Гарри моргает, вздыхает с облегчением и улыбается, прежде чем вернуться к быстрой ходьбе. К тому моменту, когда Стайлс оказывается в безопасности (в машине), его сердце готовится отключиться после спринта. Он пытается восстановить дыхание, когда ему звонит Найл (его видели в Стоке, но все хорошо, никаких фотографий нет). Обычно Гарри не ведет себя так глупо. Обычно он никуда не выходит один. Особенно после таких телефонных звонков. В дороге становится легче, он несется слишком быстро, чтобы кто-то мог попытаться добраться до него или похитить. Гарри включает радио, щурится на солнце и пытается расслабиться на жестком сиденье. Все хорошо. * * * Как только Гарри возвращается (и переодевается в боковой улочке – он не гордится этим), он решает вернуться к попытке поговорить с Луи. Впрочем, сейчас всего три дня. Парень останавливается возле «Сhippy», чувствуя себя немного увереннее в новой одежде. - При-ивет! – кто-то, но определенно не Луи, кричит из-за стойки. На самом деле, Гарри не помнит, чтобы когда-либо его видел: еще подросток, с парочкой воспаленных прыщей на носу. – Что могу вам предложить? - Хм, привет, - говорит Стайлс, ни разу не выказывая той уверенности в себе, что чувствует изнутри. – Я ищу Луи. Юный бармен хмурится и склоняет голову набок. - Кого? - Луи Томлинсона? Он здесь работает. - Да? – парнишка удивленно приподнимает брови. – Чувак, я знаю Луи, но он уж точно здесь не работает. Гарри прикусывает губу. - Ты уверен? - Абсолютно. Я здесь каждый день, наверное, уж знал бы. - Но он ведь работал здесь раньше? Некоторое время назад? – не унимается Стайлс. Его мысли разбегаются в дюжине различных направлений. - Пока я тут работаю – нет, - пожимает плечами парень. – А прошло уж пару лет. Луи больше не работает в «Сhippy». Эта информация шокирует Гарри. В его представлениях мир Луи был стабильным, неизменным и несдвигаемым с места, как и сам Луи: жить в том же доме, одеваться в том же стиле, работать в «Сhippy». А он не работает. Он… он безработный? - Знаешь, где он работает? Мне нужно с ним поговорить. Парнишка снова пожимает плечами и ухмыляется, смешивая что-то в стакане. - Да без понятия. Попробуй его дома застать или что-то типа того. - Точно, - кивает Гарри. – Да. Спасибо за помощь. - Без проблем, приятель, - отзывается бармен, уже повернувшись спиной. – Надеюсь, ты его найдешь. Стайлс улыбается, а затем возвращается на залитую солнцем улицу. Домой – так домой, раз ему так посоветовали. Ну, и другого места, где можно найти Луи, он не знает. Погода для прогулки прекрасная, теплая и тихая, и ворота открыты, но Гарри все это не ценит. Он думает о том, как Луи изменился. Немного наивно было ждать, что все будет по-прежнему. И все же потому, что Луи был константой для большей части жизни Гарри, тот ждал, что его бывший застрянет в прошлом и никогда не будет двигаться дальше. Ждал. Ужасно, по-настоящему ужасно это осознавать, но у него не получается вызвать угрызения совести, пока он топает по дорожке и вспоминает, каким Луи был с ним. Томлинсон точно не стоял на месте – он докатился до состояния усталого и злого мужика. Гарри расправляет плечи и стучит в дверь, преисполненный уверенности, что его опять пошлют. Но на этот раз он не уйдет. - Только не говори мне, что ты вернулся, - раздается голос Луи из-за двери. Сегодня он не кажется таким злым. Гарри тянет пошутить, что он вовремя останавливает себя. Он ходит по очень и очень тонкому льду. - Мне бы не пришлось, если бы ты подписал документы. - Тебе когда-нибудь надоест это талдычить? – вздыхает Луи. За дверью что-то гремит, будто он присел на время разговора. Гарри чувствует искру волнения, проскочившую по позвоночнику. Он не ушел. - Нет, - говорит Стайлс, прислоняясь плечом к двери. Это ничего ему не дает, но заставляет себя чувствовать немного сильнее. – Это единственная причина, по которой я здесь, так что если ты… - Если ты не собираешься уходить, - прерывает его Луи, - то давай поговорим о чем-то другом. Гарри перестает дышать. - Например? – спрашивает он шепотом, но Томлинсон его слышит. - Ну, не знаю. О твоей головокружительной карьере, что скажешь? - Я искал тебя в «Сhippy», - начинает Гарри, надеясь, что возможно Луи отступится от принципов и удовлетворит его любопытство. – Но мне сказали, что ты больше там не работаешь. Молчание. Оно растягивается на долгие, бесконечные секунды. Гарри отчаянно прислушивается к признакам движения за дверью, признакам того, что Луи опять ушел. - Это так, - наконец отвечает тот. – Твое какое дело? - Это так, - автоматически реагирует Гарри. – Мне просто любопытно… Естественно, его прерывает отдаленный грохот грома. Затем, будто матушка-природа разыгрывает дрянную сцену из фильма, небо буквально раскалывается. Дождь начинается незамедлительно, да еще и холодным оказывается, хлеща острыми как бритва струями по голым рукам Гарри. Он стонет и упирается лбом в дверь, пытаясь спрятаться в нишу возле нее. Разве можно дважды так влипнуть? - Дождь что ли? – спрашивает Луи, как будто не слышит, как ливень барабанит по окнам. - Ага, - закатывает глаза Гарри. Температура быстро падает, и каждая капля воды кажется настоящим айсбергом, ползущим по его руке. – Небольшой. Черт! Ему придется бежать домой. Небо серое, неожиданно полностью обложенное облаками, хотя, казалось бы, солнце сияло всего минуту назад. Вероятно, в ближайшую пару часов непогода не прекратится. - Вот, блять… - бормочет парень, растирая свои ледяные руки, чтобы разогнать кровь. Он щурится вдаль, пытаясь наметить себе маршрут, хотя бы частично прикрытый деревьями и еще не превратившийся в грязную лужу. С другой стороны двери доносится тяжкий вздох. На мгновение Гарри и забыл, что Луи еще остается там. Ему бы даже не пришлось мокнуть на этом пороге, если бы не он – этот упрямый, жадный… - Хочешь зайти? Стоп. Пауза. Можно отмотать назад? Что? - Что? - Не заставляй меня, блять, это повторять, - говорит Томлинсон. Он уже слегка злится. – Входи. - Я… в порядке. Спасибо, - бормочет Гарри, но чувствует себя весьма неловко, отходя в сторону, чтобы Луи мог открыть дверь. Он этого не ожидал. И не готов увидеть дом изнутри. Не хочет. С другой стороны, это единственная альтернатива надвигающейся буре. Ему придется отважиться. Луи приоткрывает дверь. Гарри скользит внутрь и закрывает ее за собой, прежде чем он решит передумать. Только в сухом и теплом помещении Гарри понимает, насколько промок. С кончиков волос вода капает на пол, растекаясь по знакомой плитке. Он поднимает глаза. В полумраке лицо Луи кажется бледным, как луна, и он щурится, глядя на него, будто пытаясь что-то понять. Гарри надеется различить в его чертах следы нормального отношения к нему, простой вежливости на худой конец, но с тем же успехом он мог снова вглядываться в мраморную плитку. Луи всегда умел отлично скрывать свои эмоции при желании. Но никогда не упражнялся в этом на нем. - Чаю хочешь? – спрашивает Томлинсон сквозь зубы. Выглядит так, будто он вынужден это спросить. Из-за него Гарри чувствует себя робким. Маленьким. И боится пошевелиться. Он хмурится от несправедливости этого всего: почему Луи может кричать на него, быть с ним грубым и заставлять его чувствовать дискомфорт там, где раньше был его дом? «Возможно, это и к лучшему. Возможно, мне удастся добиться желаемого раньше, если позволить Луи думать, что он одержал верх». Гарри следует за своим бывшим мужем на кухню и смотрит исключительно себе под ноги, пока идет. В этом доме слишком много призраков. И все же есть парочка моментов, которые он не может не заметить: стулья те же и стол тоже, но отвратительные салфетки, которые он купил в благотворительном магазине, исчезли. Вместо них на деревянной столешнице блестящие пластиковые пластины. Гарри пытается подвинуть одну из них, когда садится, но она не сдвигается с места. - Дасти любит почесать о них когти, - поясняет Томмо. Гарри даже не знал, что тот смотрит на него. Он отдергивает руки и скромно складывает их на коленях. Конечно, они молчат, и Гарри ничего не может поделать с собой, когда начинает краем глаза наблюдать за Луи. Это сцена, которую он видел миллионы раз, потому что Томлинсон всегда был ответственным за чай в их доме, но все же что-то кажется незнакомым. Возможно, слишком худощавый силуэт Луи, или факт переезда кружек на два шкафчика левее. Возможно, выражение на лице Луи, или то, как он двигается – будто предпочел бы быть где-то еще. «Ну и ладно, - думает Гарри. – Пусть ему тоже будет неудобно». - Что она тут делает? – спрашивает он. Руки Луи чуть вздрагивают, пока он возится с пачкой чая. – Дасти, я имею в виду. - Она приходит иногда, - пожимает плечами Луи. Он не отходит от чайника и разговаривает с Гарри спиной к нему. – Я не собираюсь ее оставлять себе. - Правильно, - соглашается тот. Капли дождя уже сменились бисеринками пота, проступившего на лбу. Это напоминает плохое интервью – такое, где интервьюер пытается задеть его, например, спрашивая о Маркусе. – Это мило с твоей стороны. Наконец Луи оборачивается и улыбается. - Мне нравится думать, что я хороший человек. Брови Гарри удивленно взлетают, прежде чем он может проконтролировать свою реакцию. Они не мигая смотрят друг на друга, пока на заднем фоне не свистит чайник. Затем Луи качает головой и отворачивается, чтобы завершить приготовления. Он не спрашивает о молоке и сахаре. Гарри понимает, что это своеобразное выражение слабости. Его подозрения подтверждаются, когда Луи вручает ему кружку – очень осторожно, чтобы ненароком не коснуться какой-либо части его тела – и напиток в ней идеального ровно-коричневого цвета. Гарри благодарен за эту частичку тепла, которую он жадно сжимает в ладонях, потому что все остальное внутри него заледенело от беспокойства. Луи помнит. Хотя это и неважно. Он почти десять лет готовил ему чай. Должно быть, его предпочтения остались на уровне мышечной памяти. - Извини, - кивает Луи, садясь на противоположном конце стола. Но не похоже, что он сожалеет. – Не спросил, придерживаешься ли ты своих прежних вкусов. Гарри прикусывает губу, отмечая злость, которая проступает в чертах лица бывшего. – Я не… я больше так не пью. - Еще бы, ну конечно, - ухмыляется Луи. – Ведь нельзя, чтобы твои обожатели подумали, что ты человек из народа. Пожалуй, Гарри нравилось куда больше, когда он кричал. - Дело не в этом, - бормочет он. - Ага, - соглашается Луи. - Знаешь, я думал, ты придешь сюда в белых джинсах и меховой жилетке. - Это ненастоящий мех, идиот, - отвечает Гарри даже тише, чем раньше. Но держать свой гнев под контролем становится все сложнее. Луи приподнимает бровь – только одну. О ее изгиб можно было бы порезаться, если б Гарри не привык к таким насмешкам. - Может, и этот «Гуччи» поддельный? - «Версаче», - поправляет его Гарри и раздраженно закрывает глаза. «Заткнись, Гарри». Луи смеется почти искренне. - Точно, поп-звезда. Приноси мои извинения Донателле**, когда увидишь ее в следующий раз. - Знаешь, - начинает Гарри, потерпев неудачу в контроле собственных чувств. – Меня это даже не трогает. Мне просто жаль тебя, должно быть, сложно было наблюдать, как я добиваюсь всего, о чем ты мечтал. – Луи шумно проглатывает чай. Его глаза опасно сужаются. – Особенно, когда ты был единственным, кто стоял на моем пути. «Ради Бога. Ну, неужели ты действительно не можешь держать свой поганый рот на замке?» Луи откидывается на стуле, и ему это удается впечатляюще. Он балансирует на задних ножках, а затем резко ставит их все на пол и подается вперед. - По крайней мере, я не бросил всех, кого любил, чтобы получить желаемое, - бросает он. Звучит даже не особенно ядовито. Скорее, устало. - Я никогда не любил тебя, Луи. Никогда. Я просто не знал никого лучше. - Ты вышел за меня замуж! – выплевывает Луи. Кружка в его пальцах начинает дрожать. - Конечно, вышел! – отвечает Гарри. Все, он повышает голос. Все равно он сильно не надеялся на мирные посиделки. – Никто не объяснил мне, что я не должен вступать в брак с первым идиотом, который затащил меня с ним в кровать. Ты… ты привязал меня к себе. Ты заставил меня поверить, что твоя жалкая жизнь – это моя жизнь! Ты знал, что я брошу тебя, если увижу что-то другое! Луи открывает и закрывает рот. Взгляд изумленный. Глаза широко распахнуты. А сам он вдруг кажется совсем молодым. - Ты действительно в это веришь? – говорит он. В его тоне нет никаких сомнений. Гарри хмурится. - Это правда. Луи снова откидывается, касаясь стола только кончиками пальцев. Он кивает и смотрит в потолок. - Знаешь, - его слова эхом разносятся по комнате, - я бы поддержал тебя во всем. Что бы это ни было. Если бы ты сказал мне, что уходишь ради начала карьеры, то я был бы не против, если бы ты только захотел – я бы пошел с тобой. Сказал бы ты «нет», и я, черт побери, отпустил бы тебя, я дал бы тебе развод, я бы никогда не встал у тебя на пути. Ты полный придурок, знаешь? Гарри тяжело дышит из-за вставшего поперек горла комка. Луи волен говорить все, что хочет – это понятно, но это нисколько не облегчает восприятие его слов. - Тогда дай мне развод, - говорит он, глухо и медленно, чтобы убедиться, что голос не будет дрожать. – Раз ты такой невъебенный альтруист, просто подпиши документы. - Теперь нет, - пожимает плечами Луи. – Ты не потрудился сказать мне, что уезжаешь… Гарри качает головой. - Ты должен был почувствовать… - Да не чувствовал я в тебе дерьма, Гарри, - вмешивается Луи. Его глаза сверкают. – В тот день я был так же до беспамятства влюблен в тебя, как и накануне, разве что проснулся, а ничего нет. Исчезли все твои вещи, твоя гребанная зубная щетка… - Мне нужно было уйти. Пришло время. - Точно, - кивает Томмо. - Так вот пришло время преподать тебе урок. Ты не получишь развод. - Не могу поверить, что ты настолько эгоистичный, - говорит Гарри. Кричит. – Не могу поверить, что кто-то может быть настолько злым. - Вот так ты думаешь? - Конечно, так и есть. Луи качает головой, и на секунду прячет лицо в ладонях. И этот простой жест почти раскрывает брешь в маске, которую он надел. - Ты хоть представляешь, через какой ад мне пришлось пройти? – спрашивает он. Гарри удивляется. Это последнее, что он ожидал услышать от Луи. - Ну конечно, - продолжает Луи, не дожидаясь реплики оппонента. – Тебе же все равно, да? - Вовсе нет, - спорит Стайлс, хотя пять секунд назад хотел сказать прямо противоположное. Есть что-то в том, как внезапно проявляется в Луи юное и ранимое нутро. Что-то в его взгляде и опущенных плечах заставляет Гарри прикусить язык. Луи встает, а глаза Гарри следуют за ним по собственному желанию, отмечая хрупкость его тела и усталые морщинки вокруг глаз. - Знаешь, - говорит он даже как-то мягко, - просто сваливай отсюда, как только дождь закончится. И не приходи ко мне больше. Он оставляет свою наполовину полную кружку на столе, разворачивается и уходит. Спустя пару секунд в недрах дома хлопает дверь. Какое-то время Гарри сидит в одиночестве. Покачивается. Он надеется, что вот-вот вернется Луи и заявит что-то типа: «Знаешь, на самом деле с меня довольно. Где подписать?» Этого не происходит. Те ужасно громкие часы, что купила им Джей, все еще здесь, на кухонной стене, и каждый их тик-так оглушает Гарри подобно удару по голове. Он не знает, сколько времени так сидит. Когда становится очевидно, что Луи не вернется, Гарри отставляет в сторону остатки своего чая и поднимается. Дождь все еще стекает потоками по кухонному окну. Технически Луи разрешил ему остаться. На деле парень чувствует себя отбросом с того момента, как переступил порог дома, который раньше принадлежал и ему тоже. И все же он ничего не может с собой поделать. Возможно, это его единственный шанс увидеть ту жизнь, что Луи наладил без него. Любопытство и какая-то отсроченная злость подталкивают его к гостиной. Он ждет чего-то, но не знает чего. Может, проплешин на стенах на месте былых фотографий, или опустевших углов, из которых пропали горшки с цветами, загнувшимися при Луи. В действительности – ничего из представленного. Рамки с фото на тех же самых местах, что и в ту ночь, когда Гарри ушел, они растянулись по всей длине стены, да еще и вдоль лестницы. Их даже больше, чем раньше. Гарри очень-очень боится взглянуть на них. Он едва смотрит на те, что оказываются ближе всего к нему, и видит именно то, чего видеть бы не хотел. На снимках он и Луи. В саду у Джей совсем детьми, в Лидсе – в подростковом возрасте, перед этим самым домом – в день переезда. На всех фото они вместе, обнимают друг друга за плечи, талии, шеи, ослепительно улыбаются. Гарри почти не узнает эту версию самого себя – слишком симпатичная и беззаботная. Он уходит вглубь гостиной, не желая переживать свое прошлое заново через обманчиво счастливые обрывки воспоминаний. Тут он находит элементы новизны. Новый телевизор. Более темный оттенок краски на стенах. Камин все еще здесь, и это заставляет парня улыбнуться. Раньше это был предмет его гордости и радости, его самое любимое место в доме, где можно было завернуться в плед и записывать случайные мелодии, которые всегда путались в голове. Камин по-прежнему выглядит чистым и ухоженным, хотя дров в поле зрения нет. Гарри все равно чувствует тепло, глядя на него. И счастье, что нашел воспоминание, которое не мешает ему дышать. И тогда он совершает ошибку, глядя вверх. Гарри никогда даже в самых смелых мечтах не надеялся, что Луи сохранит это. Он был тогда так категоричен, говоря, что это слишком сопливо, слишком показательно и слишком масштабно – Гарри пришлось несколько недель его убеждать. Трехфутовая копия их лучшей свадебной фотографии, да еще и в богато украшенной рамке, которую Гарри сам выбрал. Они выглядят безумно счастливыми: Луи улыбается в камеру настолько широко, что его глаза кажутся почти закрытыми. Гарри обхватил его лицо обеими руками, пытаясь поцеловать в щеку, но тоже слишком сильно смеется, чтобы поцелуй удался. Пока Гарри смотрит на фото, его атакуют вспышки воспоминаний: яркий запах травы и тепло кожи Луи, отчаянные просьбы девушки-фотографа, чтобы они стояли на месте, пока она пытается сделать четкую картинку. Чувство, будто по венам бежит шампанское, будто он может лопнуть от счастья. Это чувство даже сейчас с ним, прямо в центре груди, и осознание этого подобно разряду тока. Все проходит так же быстро, как и пришло. Но в глазах Гарри отражается что-то вроде сожаления. «Если он так меня ненавидит, если так упрямо отталкивает все мои попытки наладить общение, зачем хранит это все?» Ему хочется снять снимок, положить лицом вниз на пол, просто чтобы сказать этим что-то. К счастью, у него хватает ума остановиться. Вместо этого парень разворачивается, собираясь выбраться отсюда как можно скорее, несмотря на погоду. Он толкает в спешке журнальный столик, сдвигая его чуть ближе к центру комнаты. Столкновение заканчивается падением стопки журналов и газет, неустойчиво сложенных на углу. Гарри наклоняется, чтобы наскоро поднять их. Он предпочитает не оставлять никаких следов своего блуждания по дому, потому как теперь предельно ясно, что делать этого не стоило. Он подхватывает вчерашний номер «The Telegraph» и один из каталогов для почтовых заказов, еще завернутый в бумагу. Внезапно под ними он видит собственное имя. Парень моргает и трет один глаз, но по-прежнему там, наскоро написанное на обратной стороне конверта: Гарри Томлинсону и прямо под этим Лондон. Он осторожно прикасается к нему, поднимая с ковра двумя руками. Он определенно знает этот почерк. Когда Гарри переворачивает конверт, то понимает, что он уже распечатан. Бумага чуть выглядывает из-за краев. Он достает листок. Он с двух сторон и до самых полей в изобилии усеян небрежными каракулями Луи. Глаза Гарри никак не могут сфокусироваться на написанном. Где-то в доме открывается дверь, и Стайлс чувствует, как на лбу выступает холодный пот. Это Луи, и нельзя, чтобы он застал его здесь. Не задумываясь, он возвращает конверт на место, а письмо сует в карман своей куртки. Затем Гарри накидывает капюшон, быстрым шагом пересекает комнату и распахивает входную дверь, прежде чем может передумать. Промокает он сразу. Ничего приятного, но все же лучше это, чем взгляд, каким Луи наградил бы его, если бы застал на месте, где он больше не имеет права находиться. * * * - Гарри! – останавливает его голос мамы, когда он пробирается к себе в комнату, надеясь еще раз избежать разговора. - Мама, - отзывается он, топая обратно. Он снова весь промок. За те десять минут, что он ехал до дома, ливень превратился во что-то, что можно было квалифицировать как ураган. Но мама хмурится, и парень знает, что она не позволит ему ускользнуть. Он стягивает куртку, невыносимо тяжелую теперь, и незаметно проверяет, остались ли по-прежнему сухими внутренние карманы, потому что украденный клочок бумаги пережил путешествие в одном из них. Мама протягивает ему полотенце, которым он сразу же обертывает волосы, и отходит в сторону, пропуская его на кухню. На столе стоят две чашки чая. Даже забавно, что его охватывает чувство дежавю, но все же Гарри надеется, что с мамой беседа пойдет по более позитивному сценарию. Он садится и делает глоток. И ненавидит себя за то, что этот чай кажется ему не таким хорошим, как приготовленный Луи. - Итак, - начинает миссис Стайлс, скрещивая руки на груди. Гарри не может определить, началась ли уже атака на него и действительно ли она злится. – Ты вернулся. - Я вернулся, - кивает он. И смотрит на нее так же осторожно, как и она на него. - Ты останешься? - Нет, - сразу же отвечает парень, а затем щипает себя под столом за ногу. «Идиот». – В смысле… да, останусь на какое-то время. Просто не навсегда. - Я не совсем об этом, - отвечает она. Явно сдерживается, чтобы не спросить то, что действительно хочет знать. – Но уверена, что ты понимаешь мое удивление. Я нахожу тебя на пороге после того, как ты даже не удосужился направить открытку за… Сколько там лет? - Пять, - пристыжено шепчет Гарри. Его щеки горят. – Прости, мам. Мне так жаль. Энн вздыхает и смотрит мимо него. - Я просто не понимаю, Гарри. Не понимаю, что я сделала… что каждый из нас сделал, чтобы заслужить такое отношение. - Ты ничего не сделала, - говорит он тихо – и поспешно. – Ни ты, ни Робин или Джемма… Я просто испугался, мам. Я боялся, что вы не будете относиться ко мне как прежде. Она удивленно моргает. - И почему бы нам менять отношение к тебе? Комок медленно ползет по его горлу. Гарри доблестно проглатывает его, готовясь поднять тему, на которую он никогда, никогда не хотел бы говорить. - Из-за Луи, - имя он произносит чуть придушенно. – Он… он был твоей семьей так же, как и я… И я был уверен, что ты не увидишь ситуацию с моей позиции… - И он все еще моя семья, - твердо перебивает его мама. – Он мой сын, но и ты тоже. Да, поначалу я бы рассердилась, но смирилась со временем, потому что я никогда не хотела тебя потерять, - Энн пристально смотрит на сына. – Но думаю, ты это видел, так что принял решение за меня. - Мам, - шепчет парень, чувствуя себя несчастным и маленьким. Ему действительно пора прекращать столько плакать, но сейчас, он уверен, его слезы оправданы. – Прости. Я… ты думаешь, я не скучал по тебе? Я скучал каждый день. Я просто испугался… я боюсь до сих пор. Она немного смягчается. Ее опущенные до этого руки оказываются на столе. - Ты все еще мой малыш, - тихо говорит миссис Твист, и уголки ее губ приподнимаются в слабой улыбке. – Ты всегда им будешь, слышишь? Тебе придется постараться, чтобы я перестала любить тебя, - и она протягивает руку на середину стола ладонью вверх. Гарри хватается за нее. – Но лгать не буду, ты был близок к этому. Он закрывает глаза и кивает. - Думаю, так и должно быть. - Почему ты это сделал? – спрашивает тогда Энн, устав довольствоваться тем, что они ходят вокруг да около. – Зачем все так? Зачем исчезать из нашей жизни в одну ночь? - Понимаешь, я думал… - начинает он и вздыхает. – Я знал, что ты… - Нет, милый, ты не думал, - не соглашается она. Однако не отпускает его руку, а он отчаянно цепляется в ответ. - Мам, я никогда не любил его, - Гарри повторяет то, что уже говорил сегодня. Это еще больше убеждает его в правдивости сказанного. – Просто я не был рожден для такого города, мне нужно было выбраться отсюда и найти себя, а он и наши отношения стояли на пути. Я был привязан к нему по рукам и ногам, прежде чем понял, чем это грозит. Она отнимает свою руку. Он отпускает ее и видит, что Энн опять вернулась в прежнее состояние. - Гарри, которого я знала, так бы не сказал, - замечает она, пристально глядя ему в глаза, будто действительно ища в них Гарри прошлых лет. – Тот Гарри не оставил бы своего лучшего друга, не сказав ни слова. - Я… он сказал то же самое, - признается Гарри и чувствует, как щеки горят от стыда, огромного стыда. – Я мог бы сказать ему, что ухожу, но я не думал, что он меня отпустит. Его жизнь шла в никуда, и он это знал. Я был его выигрышным билетом, вот и все. Не понимаю, как он мог полюбить меня, когда мы были так молоды. Мама буквально отшатывается от него. Это заставляет его чувствовать себя ничтожеством. - Ты так не думаешь о нем на самом деле, - спорит она. Гарри пожимает плечами. - Это правда. - Скажи мне, - качает Энн головой, - кто вбил это тебе в голову? Откуда у тебя эта мысль, что ты слишком хорош, слишком велик? Кто дал тебе право так относиться к людям, которые тебя любят? - Ты же знаешь, что я чувствовал себя не на своем месте, - говорит он и умолкает. - Да не знаю я, что ты чувствуешь, Гарри. Когда я видела тебя в последний раз, не считая твоего вчерашнего явления, ты болтал об антикварном зонтике, который собирался купить и положить у себя дома в гостиной. И позволь мне отметить: я никогда не думала, что услышу от тебя когда-нибудь то, что ты сейчас заявляешь. - Я изменился, мам, - говорит парень. Эта вездесущая вспышка гнева уже пляшет у него по венам, но наружу ей не прорваться, пока вокруг люди, которые знали его раньше. – Люди меняются. - Ты прав, - кивает она. – Возможно, я ошибаюсь. Но это просто… Знаешь, это слишком большие изменения. Я все еще видела в тебе ребенка, когда ты ушел, а теперь ты… - Вырос? – спрашивает Гарри. Один уголок его губ дергается в нерешительной улыбке. - Да, - соглашается мама. У нее усталый голос, а люстра над головой рисует длинные тени на ее лице. – Да, думаю, это подходящее слово. Он не может видеть ее такой грустной, такой удрученной. Мама всегда была источником бесконечного позитива в его жизни, вытаскивая его всякий раз, когда он думал, что оказался на дне. Именно она научила его следовать своим мечтам, именно она отпустила его, когда он был одержим замужеством на Луи в восемнадцать лет. И никогда улыбка не сходила с ее лица, она всегда им гордилась. Но все это тоже изменилось, Гарри никогда не думал, что может столько упустить. - Мам, прости меня, - снова повторяет он. Возможно, его извинений никогда не будет достаточно. – Я… ничего, если я останусь? Я хочу задержаться ненадолго. Клянусь, что я все тот же. - Конечно, милый, ты можешь остаться, - разрешает Энн и улыбается, но все еще печально. Она больше не протягивает ему руку. – Сколько захочешь. - Спасибо. - Твой дом всегда будет здесь. Парень кивает и улыбается. И никак не может отделаться от мысли, что где-то на пути к своим мечтам потерял себя. __________ * Коста – сеть кофеен, зародившаяся в 1978 году в Лондоне. **Донателла Версаче – модельер и главный дизайнер модного дома «Versace».