Got the sunshine on my shoulders

Два часа спустя Гарри пересекает порог дома с коробкой. В ней его скудные пожитки – одежда, которую он здесь купил, шампунь и блокнот. Несмотря на то, что вещей достаточно мало, их сложно удержать одной рукой, особенно, когда Луи наблюдает. Похоже, он не понимает, что делает, но Гарри не может беспокоиться еще и за него. Он все еще немного пошатывается, а голова полнится образами только что увиденного: того, что он считал домом своего детства, а не развалюхой. Мама рядом с ним и поддерживает за руку – Робин остался в доме, пытаясь что-то наладить с водопроводчиком – так что сейчас они единственная эмоциональная поддержка друг друга. Теперь, когда Гарри знает, что будет жить здесь, дом выглядит иначе. Конечно, он никогда не будет восприниматься так, как раньше, но тут повсюду следы Луи, за каждым углом прячутся воспоминания, и этот антураж их усиливает и делает по-настоящему пугающими. - Куда мы можем это положить, дорогой? – спрашивает Энн у Луи, вырывая его из раздумий, в которых он пребывал. Парень поднимает глаза и выглядит немного удивленными, замечая их. - Прости, направо. В любую из двух гостевых спален. Вам нужна помощь? Мама печально улыбается. - У нас только это, - говорит она, поднимая свою коробку и указывая на Гарри. – Думаю, завтра мы перетащим больше вещей, но сегодня я к этому не готова. Сердце Гарри сжимается, когда он слышит едва заметную боль в ее голосе. Лицо Луи смягчается. - Мне так жаль, - говорит он. – На самом деле я… я знаю, что ничего не могу сделать, но если вам что-то понадобится, просто дайте мне знать. - Мы захватили твой дом, милый, - улыбается Энн. Она говорит правду, и Гарри позволяет себе почувствовать благодарность за это. – Знаешь, ты уже сделал больше, чем любой здравомыслящий человек на твоем месте. Луи улыбается. - Ничего не знаю об этом, - говорит он и делает шаг в сторону, чтобы пропустить их. Мама идет впереди, а когда Гарри проходит мимо него, теперь стоящего в дверях кухни, то посылает ему взгляд, который, он надеется, выражает всю его благодарность. Луи оглядывается на него и кивает. Гарри еще не был наверху, ну, после той ночи, когда исчез отсюда пять лет назад. Здесь его встречает еще больше воспоминаний: вот у этого угла у него упал и распахнулся чемодан, и ему пришлось минут десять трястись от страха, что Луи проснется. Там у окна он часами неподвижно стоял после того, как они вернулись домой с плохими новостями. Эта дверь… Это дверь, за которой должна была быть спальня их малыша. Парень едва дышит, когда проходит мимо, чуть не взрываясь от желания заглянуть внутрь и сравнить воспоминания с реальностью. Прекрасным воскресным днем в середине июня они красили стены этой комнаты в желтый и зеленый цвета. Сразу после того, как отправили последние формы. На покраску ушли часы, потому что они прерывались каждые несколько минут, возвращаясь друг к другу, обезумевшие от счастья. Они были так уверены. Гарри хочется пройти через эту дверь и вернуться назад во времени, чтобы сказать юному себе, что такие мечты никогда не сбываются. «Ты не сможешь. Ты никогда не будешь иметь ничего из этого». Мама его не ждет, пока он в сомнениях бродит по коридору, и идет прямо к последней двери. Она распахивает ее так, будто бывала там десятки раз, и просто заходит. «Добро пожаловать, Гарри», - мелькает у него. Годами это был его дом. Ему здесь должно быть куда комфортнее, чем его маме. Нужно только ступить на следы того двадцатилетнего мальчика, который знал этот дом вплоть до самой последней ворсинки ковра. Но это невозможно. Фактически, половина этого дома по-прежнему принадлежит ему. В действительности же он никогда не чувствовал себя в большей степени чужаком. Он медленно бредет ко второй спальне для гостей – маленькой. Лотти и Физзи постоянно там ночевали. Всякий раз они приходили на ужин, а затем утверждали, что слишком объелись, чтобы возвращаться домой. Втиснувшись в комнату, Гарри не находит никаких следов их пребывания (нет полупустых тюбиков с косметикой или духами). Это просто спальня – немного темная, немного пыльная и набитая ненужными Луи вещами, о которых он, вероятно, забыл за эти годы. И все же кровать свободна от хлама, а простыни свежие. Гарри решает прилечь и просыпается только спустя несколько часов, которые кажутся десятилетиями. - Пойдешь пить чай? – кричит его мама с порога. – Луи сказал, что приготовил сэндвичи. Его желудок оживляется именно в этот момент, чтобы напомнить, что все же стоит сегодня что-нибудь съесть. Возможно, имеет смысл обратиться к самоуничтожению, просто чтобы не тратить время на походы вниз, пока он не справится с реальностью своего пребывания здесь? «Луи пригласил тебя остаться, - напоминает он себе. – Сегодня утром он был милым. Он сел рядом с тобой. Ты можешь заставить его думать, что вы друзья. Ты можешь заставить его подписать документы». Кроме того, мама выглядит восставшим мертвецом, устало глядя на него из полумрака. - Да, - соглашается Гарри, поправляя одежду и заталкивая коробку с вещами под кровать. – Да, пойдем. Энн держится за его локоть, когда они спускаются, хотя лестница на самом деле недостаточно широкая для двоих людей. Он ждет ее после каждого шага, но затем позволяет взять инициативу на себя и самой контролировать их движение. Мама прямиком идет на кухню. У Гарри нет выхода, кроме как следовать за ней. - Не знаю, съедобные ли они, - громко оповещает Луи. – Не могу сказать, что провожу много времени на кухне, но я пытался. - Ты и не должен, - замечает Энн, заходя в комнату и склоняясь над блюдом с бутербродами. – Серьезно. Мы можем питаться и вне дома. Что-то сжимается в животе Гарри, когда он видит яркую улыбку Луи. - Это только на сегодня, - закатывает он глаза. – И я боюсь, вам все-таки придется попробовать. А вообще, у меня есть молоко и хлопья. - Тебе почти тридцать, – возмущается миссис Твист, подвигая блюдо и усаживаясь за стол. Луи затыкает уши. – Тебе почти тридцать! – повторяет она, на этот раз смеясь. – Ты не можешь вечно лениться и не готовить. - Кто сказал? – спрашивает Томлинсон, надкусывая сэндвич. Он присоединяется к маме за столом и расслабляется. – Из Лиама неплохой повар. Я могу заставлять его готовить мне всю оставшуюся жизнь. - Ну что ты знаешь о приготовлении еды? – хмыкает Энн, обнимая ладонями чашку. Гарри будто впервые видит этих людей, непринужденно беседующих за столом. Одна из них – его мама, преспокойно сидящая рядом с Луи. «Ладно. Все хорошо. Все просто замечательно». Парень пользуется тем, что они увлечены разговором, чтобы как можно быстрее проскочить через комнату. Он беззвучно выдвигает стул, хватает тарелку и заталкивает еду в рот, прежде чем кому-нибудь придет в голову что-то у него спросить. - Кажется, я немного слышал об этом, - тянет Луи. – А еще слышал о том, что свое свободное время можно посвящать чему-то более приятному. - Например? – Энн приподнимает бровь. - Да чему угодно, - улыбается Луи. – Да ладно, ты же знаешь, что мне плевать, что есть. Женщина вздыхает и качает головой. - А ты знаешь, что я всегда волнуюсь. Просто не хочу, чтобы ты голодал. - Мам, я не голодаю, есть же рестораны. И Лиам. А на прошлой неделе я готовил суп. - Ты готовил? – она пораженно хлопает глазами. Прежде чем Луи отвечает, дверь распахивается. Гарри вздрагивает на своем стуле, пытаясь стать как можно меньше. Он очень доволен тем, что его участие в разговоре никого не интересует – спасибо большое. - Слышал, как кто-то понапрасну поминал меня, - заходит Лиам, облаченный в насквозь промокшую футболку и короткие шорты. А с ним и соответствующий запах. Энн удивляется его приходу, а затем подскакивает. - Ли! Как давно я тебя не видела! - Простите, миссис Ти, - говорит Лиам, касаясь губами ее щеки, но относительно остальных частей тела старается держаться подальше, указывая на потные подмышки. – Вы же знаете, что мы были заняты, а теперь со всем покончив… - Привет, Лиам, - восклицает Луи громче необходимого и вскакивает на ноги. – Тоже рад тебя видеть. Лиам тянется, чтобы взъерошить ему волосы. Луи ему позволяет. - Я был здесь сегодня утром, - говорит Пейн. – Помнится, что ты просил меня остаться до… - Отлично, - улыбается Томмо. Его слишком сладкий и фальшивый тон заставляет Гарри слегка поперхнуться угощением. – Мы поняли, Лиам. Садись, бери сэндвич. - На самом деле мне пора идти, - отвечает Лиам, сопровождая грустным взглядом кучку бутербродов на столе. – Я только услышал о случившемся, поэтому поехал… Он не заканчивает историю. Момент напоминает Гарри их предыдущую встречу, когда светловолосый Эрнест врывается в комнату, бросаясь прямо к Луи. Тот автоматически подхватывает его на руки, прежде чем у мальчишки появляется хоть малейший шанс заполучить травму. - Ууи, - радостно восклицает малыш, явно видоизменяя имя старшего брата. - Привет, - улыбается ему Луи, но внезапно замирает. Над головой Эрни он смотрит прямо на Гарри, и в этом взгляде есть что-то, что тот не может расшифровать. Лиам тоже обращает на это внимание, склоняясь над тарелкой и прячась за Луи. Его глаза расширяются, и он открывает рот, чтобы что-то сказать, разве что не может. - Энн? – зовет кто-то из гостиной. У Гарри застывает кровь в жилах. Еда во рту превращается в песок, застревает в горле и проглотить ее становится почти невозможно. Нет. Нет. - Я здесь, - отзывается его мама, все еще улыбаясь, но тоже бросает на Гарри настороженный взгляд, прежде чем встает и выходит. Он чувствует себя нашкодившим ребенком. - Слушай, ты должен… - начинает Луи, затем замолкает. Сглатывает. – Вероятно, тебе лучше спрятаться. «Но это же просто твоя мама», - хочет сказать Гарри, но признает, что это прозвучит по-идиотски. «Просто» с Джей уж точно не будет. Он переводит взгляд с Луи на Лиама, который все еще не рискует пошевелиться. Эрни – единственный, кто ничем не озабочен и спокойно играет со шнурками на толстовке брата. - Я серьезно, Гарри, - снова пытается Луи, на этот раз отчаяннее. – Она не… Поверь, ты не хочешь, чтобы она тебя увидела. Нет, если ты снова уйдешь. Гарри не может полностью переварить это. Застыв на месте, он смотрит в дверной проем. Луи подталкивает его. Не сильно, но достаточно, чтобы нарушить его равновесие и вывести из транса. Парень откладывает свою еду и пытается выпутать ноги из-под стула. Он сдвигает его с места, когда поднимается, а затем и вовсе опрокидывает, неуклюже цепляясь за стену, чтобы не упасть самому. Не важно, он почти ушел. От безопасности его отделяют какие-то три шага по кухне, а потом он сможет запереться за дверью и… - Эрни, это ты так шумишь? Что я тебе говорила?.. Вот дерьмо. Черт, это очень-очень плохо. Гарри замирает прямо посреди кухни и просто тянется к дверям. Его рука медленно опускается в густой тишине, что заполняет комнату. Он знает, что должен обернуться. Луи был прав, он действительно не хочет встречаться с ней. - Мам, - выступает вперед Луи, его голос тихий, но уверенный. – Почему бы нам с тобой… - Гарри, - прерывает она сына. Это не приветствие. Она не притворяется, что просто готова с ним поздороваться. Она хочет, чтобы он обернулся, и у него хватает здравого смысла и смелости это сделать. Да, Гарри не ждал, что когда-нибудь встретится с ней лицом к лицу, не думал. Его визит на родину должен был стать однодневным, все должно было закончиться быстро. Но и спустя несколько недель он все еще здесь, все еще пытается понять, где свернул не туда. Парень заглядывает в глаза, которые действительно больше не хотел видеть. Он пытается выдавить из себя ее имя, но ничего не выходит. Он прочищает горло и снова пытается. - Джей, - наконец Гарри справляется с собой. У него начинают дрожать руки. Он пробует их незаметно сжать в кулаки. - Не знала, что ты вернулся в город, - говорит она. Голос ледяной. Было бы лучше, если бы она кричала: на протяжении многих лет Гарри сталкивался с приличной долей негатива, он умеет защитить себя перед лицом гнева. Но не перед этим. С этим он не может справиться. - Вернулся. Да. На какое-то время. Никто не пытается рассказать ей, зачем он вернулся, или в принципе издать хоть какой-либо звук, кроме напряженного дыхания, но она, вероятно, все равно догадывается. - Думаю, ты понимаешь, почему я не могу сказать, что рада видеть тебя, - замечает Джоанна. Эрнест, который радостно подпрыгивал на коленях Луи при виде мамы, теперь замирает и пристально смотрит на нее. Щеки Гарри, шея, грудь, - вся его кожа горит под взглядом, которым она его награждает. Парень впивается ногтями в ладони, пытаясь сосредоточиться. - Конечно, - соглашается он, немного склоняя голову. У него не хватает духа посмотреть ей в глаза. Он просто… не может. Позади Джей стоит его мама, но не вмешивается. И Гарри не может ее винить за то, что она предпочитает оставаться в стороне. Он это заслужил. - Ты же на выход собирался? – спрашивает Джоанна, указывая на проход, что ведет обратно в коридор. Это ее первое движение с тех пор, как она вошла в комнату. Гарри переводит взгляд за пределы кухни, а затем возвращается к ней. - Эм, да… Хочешь, чтобы я ушел? - Если ты не против, - отвечает она. – Я хотела бы провести время со своей семьей. Гарри каждое ее слово воспринимает как удар. Его желудок переворачивается, глаза наполняется слезами, но он ничего не может сделать, кроме как стоять и слушать, как они разносятся по комнате. Это тянется бесконечно, часы и часы. Но на деле не больше секунды. Его мама вздрагивает и поджимает губы. Она тянется к локтю Джей. - Мам, - мягко начинает Луи, но затем его голос твердеет. – Это вовсе не обязательно. Она презрительно смотрит на сына. И этого достаточно, чтобы Гарри освободился от оцепенения и перевел дыхание. - Нет, все в порядке, - говорит он. Вообще-то звучит жалко. – Я… я пойду, я пойду. Парень перестает воспринимать чьи-либо выражения лица, не ждет, что кто-то будет против. Он просто поворачивается на каблуках, покачивается на месте, а затем уходит так быстро, как только можно, не срываясь на бег. Он поднимается по лестнице как в тумане и слепо бежит в комнату для гостей. Дверь захлопывается за ним, но он все же не запирает ее на замок, подавляя страх того, что кто-нибудь войдет и застанет его в таком состоянии. В конце концов, он должен был отказаться. Гарри заползает в кровать и накрывается с головой одеялом. Оно пахнет стиральным порошком и больше ничем, и стирает все запахи, все звуки, весь мир за пределами этой комнаты. Здесь только Гарри и его дыхание, и второе куда быстрее. Он не знает – не знает наверняка, что делать. Он чувствует, что его трясет, а еще ему не хватает воздуха. Сердце колотится еще сильнее, перед глазами все двоится, троится, а затем возвращается к норме. Голос Джей твердит в его голове: «Я хотела бы провести время со своей семьей». Между чередой равномерных вдохов его дыхание спотыкается, а в горле растет комок. Требуется не больше секунды, чтобы градом хлынули слезы – быстро, но вполне ожидаемо. Гарри утыкается лицом в подушку и отчаянно пытается отключить свой разум. Тот не унимается, проигрывая в голове слова, воспоминания, возвращая на годы назад. И вот ему снова двадцать и он стоит у двери, решаясь уйти. Он видит себя со стороны: у того парня короткие, торчащие в разные стороны волосы, и он тащит чемодан в холл. Вот парень оборачивается, чтобы посмотреть на дверь своей спальни, и ему кажется, что он слышит дыхание Луи, слышит, как тот зовет его по имени. Гарри впервые вспоминает, как сложно это было. Вспоминает, как больно это было. Как он плакал, безнадежно пытаясь утереть слезы руками. Вот почему чемодан тогда выскользнул из пальцев. Тогда он расценил это как знак. Сама вселенная говорила ему остаться, и он… он почти сдался и послушался. Каждый раз, когда вспоминал ту ночь потом, он представлял, что принял самое правильное решение в своей жизни. Он представлял, что вышел из дома с гордо поднятой головой, не оглядываясь назад. Все было не так. «Оставь ты это все, - твердил ему первый менеджер, Марк, когда парнишка принимался рассказывать про Луи или их отношения на заре своей карьеры. – Тебе нужен перерыв, свобода, ты заслужил это». И Гарри слушался, потому что был дурачком, еще и ослепленным болью. Он не видел ничего дальше своего носа, каждый раз прислушиваясь к чужим внушениям. Держал все в тайне, потому что Марк сказал, что Луи попытается отговорить его. Писал песни и не показывал их Луи, хотя они и клялись так не поступать. Открыл личный отдельный счет в Манчестере, опасаясь, что кто-то в городе его заметит за подозрительными банковскими операциями. Наблюдал за тем, как Луи каждый день пашет с рассвета до сумерек, и убеждал себя, что таким трудом никогда не получится заработать на жизнь достаточно. Убеждал себя, что он выше этого, что жалкое существование не предназначено для него – того, кто добьется чего-то. И Джемма, и мама в два голоса твердили ему, что он тешит себя чем-то, чего нет на деле. Что он не прав. Все это время… все это время он был не прав, а правда смеялась ему в лицо. Осознание накатывает на него, как волна, обдавая ледяным холодом. Он дрожит. Он рыдает, и его грудь вздымается так, что ему приходится сознательно контролировать дыхание. Все, что он сделал – все до последнего – все было неправильно. Это он разрушил то, что они с Луи обрели когда-то. Это он все испортил. Луи всегда любил его, и любил несмотря ни на что. Он бы достал для него звезды с неба, если бы он только попросил. И они были счастливы. По-настоящему, очень-очень счастливы. Они должны были жить здесь, строить свою семью и любить друг друга вечно – точно так, как гласили их глупые свадебные клятвы. А Гарри… Гарри одним махом стер все это, сделав шаг за порог. У него теперь своя жизнь, и он счастлив жить так, как живет. Но Луи… Господи, Луи должен так сильно его ненавидеть. Гарри трясет, когда он представляет себя на его месте: как просыпается и обнаруживает, что весь его мир отняли. Что знакомые всю жизнь вещи, больше не те. Представляет, как справляется с этим в одиночку – без Найла, без Маркуса. Это больно. Парень переворачивается на другой бок и кашляет, задыхаясь. Должно быть, шум выходит ужасный, его определенно слышат внизу, и он чувствует себя виноватым. Жизнь этих замечательных людей больше не имеет никакого отношения к его собственной, он более чем злоупотребил их гостеприимством. Гарри прикусывает губу, чтобы продолжить плакать бесшумно, и пытается пережить внутреннюю бурю, что уже сорвала с привязи его личный ад. Понять, что ты настоящий кусок дерьма, – дело непростое. Он очень надеется, что Джей знает, что он сам чувствует себя ничтожеством. Он это заслужил. Время идет, но у него нет никакого ощущения реальности. Так он может провести под одеялом годы, но не заметить этого. В какой-то момент в дверь стучат. Гарри перестает дышать. - Ты не спишь? – тихо спрашивает Луи. Луи, который приютил его в доме, ранее принадлежащем им обоим. И даже не единожды, а уже во второй раз – вместо того, чтобы хладнокровно придушить. - Решил просто проверить, хм, что с тобой все в порядке. Ну, знаешь, после встречи с мамой. Луи, который пришел убедиться, что он в норме, несмотря ни на что. - Я в порядке, - хрипит Гарри из-под одеяла. – Тебе не обязательно… все в порядке. - Ладно, - говорит Луи. Под ним скрипят доски. – Там все разошлись, если ты все еще хочешь чем-нибудь перекусить. Он не ждет, когда Гарри ответит, просто уходит. Стайлс же дожидается, когда его шаги стихнут, и переводит дыхание. Он стягивает одеяло с головы, а зеркало возле кровати равнодушно отражает его жалкий вид. Глаза распухли и покраснели от слез, а волосы свалялись на макушке. Прямо скажем, он не выглядит так, чтобы показываться на люди, но он так голоден, а истерика только усугубила положение. И Луи разрешил ему – специально пришел сюда, чтобы предложить. Несколько раз Гарри пытается встать и терпит неудачу. Его ноги кажутся неустойчивыми, совершенно чужими, будто Гарри-лежащий на кровати и Гарри-поднимающийся с нее – это не один и тот же человек. Внизу все тихо. На улице еще светло, а это значит, что он не мог долго пробыть в логове жалости к себе, но солнце уже начало клониться к горизонту, раскрашивая кухню всеми оттенками желтого. С одной стороны кажется, что он никогда не жил здесь, но с другой – парень вспоминает сотни таких закатов, во время которых он готовил ужин. Солнце отражалось в его глазах сотни раз, когда он наблюдал за тем, как небо расцветает пурпуром, сидя в объятиях Луи. Эти воспоминания повсюду. Кажется, они просто ждут подходящего момента, чтобы атаковать его. Ничего съестного на столе нет, поэтому Гарри без лишних раздумий лезет в холодильник. Блюдо с сэндвичами все еще там, и парень тянется прямо к нему. Он не может, да и не должен трогать другую еду, принадлежащую Луи. Не то чтобы ее было там много. Стайлс садится и отправляет бутерброд в рот, уверенный, что заседает в кухне в одиночестве. Но эта уверенность держится ровно пять секунд. Затем в гостиной что-то гремит и раздается тихое-тихое: «Черт». Гарри замирает на середине бутерброда, глядя на свое отражение в одном из шкафчиков. В свете закатного солнца он выглядит еще хуже. Он перестает жевать, но на кухне так никто и не показывается. Тишина подкрадывается сзади, обнимая парня за плечи, мягко и утешающе, и он заканчивает свою странную трапезу в относительном спокойствии. Но теперь, когда он знает, что Луи в гостиной, ему время от времени кажется, что он улавливает его тихое дыхание. Должно быть, он занимается там своими привычными делами, давая Гарри побыть одному. А тот пытается не думать о том, как добр к нему Томлинсон. С такими мыслями новый прилив слез не за горами, а ему хотелось бы оставить немного и на завтра. Гарри возвращается наверх, забирается в постели и включает какой-то фильм. Как и много лет назад приходит Дасти и скребется в его дверь, а затем сворачивается клубочком у него на коленях. Парень фокусируется на ее мягком мурчании, а не на происходящем на экране, и пытается снова собрать себя в однородную человеческую единицу. * * * Проходит несколько дней. Погода становится теплее, что, видимо, позволяет специалисту, осушающему дом Стайлсов, сделать оптимистический прогноз. По его оценкам на просушку коттеджа потребуется пять недель. Энн сразу же бросается собирать вещи и разыскивать место для житья в Стоке. Луи приходится буквально преградить ей путь к дверям, чтобы остановить. - Но это же пять недель! – восклицает она, но больше приличий ради. Парень держит ее за плечи и заверяет, что все в порядке. Гарри наблюдает за этой сценой из угла кухни, баюкая в руках чашку чая и улыбаясь про себя. Так или иначе, это уже стало нормой. Ему приходится постоянно напоминать себе, что все это временно, что это жизнь кого-то другого, возможно, Гарри, который давно остался в прошлом. У этого же Гарри есть жених и карьера, к которым он непременно вернется. Он готовится к последней атаке на Луи, объяснениям, извинениям и, наконец, подписанию проклятых бумаг. После чего Гарри уйдет. Как только Луи поймет, что все сожаления искренни, им больше нечего будет доказывать друг другу. Он и так слишком долго задержался. - Это последний раз, когда мы спорим об этом, - говорит Луи. Он смеется и даже выглядит моложе и беззаботнее. В отличие от самого себя, каким Гарри увидел его у ворот в первое утро. – Ты останешься. И я не хочу слышать больше никаких аргументов. - Но… - начинает мама. - Разве со мной так плохо живется? - Нет, конечно, нет, - хмурится Энн. У нее в ногах стоит маленький чемодан с вещами, но она останавливается, сжимая ручку двери. Позади нее стоит Робин и непринужденно смотрит в потолок с улыбкой на лице. У него при себе никаких пожитков. – И было приятно увидеть мою собственную кошку для разнообразия. Луи почесывает затылок. - Прости, - вздыхает он. – Ты же знаешь, что я постоянно отправляю Дасти восвояси, но она все равно всегда здесь. Мама качает головой. - Она всегда делает, что хочет. Просто приглядывай за ней. Томлинсон оскорбленно прикладывает руку к груди. - За кого ты меня принимаешь? Она смеется и кивает. Целует его в щеку, а затем подхватывает свой чемодан и несет обратно в гостевую спальню. Луи и Робин обмениваются взглядами. На секунду Гарри хочется быть частью этого, но он не случайно же сел подальше. Ему трудно найти себе место в этом доме. Его переполняют вина, раскаяние и еще целая гамма чувств, которым он не может подобрать названия. Парень свил себе гнездо в своей маленькой комнате, а когда выходит из нее, предпочитает держаться около стен, надеясь, что все – в основном, Луи – забудут, что он когда-либо был здесь. Это не лучший жизненный принцип, но это временно. Ему просто нужно пересмотреть подходы и придумать какой-нибудь чудесный план, который заставит Луи подписать все документы. И, возможно, как-нибудь извиниться. По крайней мере, на этот раз он намеревается это сделать. Тем же вечером приходит Лиам, потому что, видимо, по четвергам у них с Луи ночь кино. Гарри проводит весь день за разговорами по телефону с Маркусом, а потом чувствует себя еще более одиноким, чем обычно. В конце концов, он буквально напрашивается присоединиться к парням, и они соглашаются вроде без явной неохоты. Гарри сидит на расстоянии от них, осознавая пропастью годы, когда он не был частью их дружбы. Они же просто растянулись на диване, спокойно вторгаясь в личные пространства друг друга, и Луи увлеченно пытается выковырять из заказанной пиццы грибы и прилепить их ко лбу Лиама хотя бы на время, достаточное для того, чтобы сделать снимок. Тот не сопротивляется, позволяя ему эти издевательства, и это заставляет Гарри невольно улыбнуться. Он одиноко сидит в кресле, прокручивая ленту «Твиттера». На самом деле он уже несколько недель ничего не писал, и у него так и чешутся пальцы твитнуть строчки из какой-нибудь печальной песни или что-то в этом роде, но ему удается сопротивляться порыву. Будет лучше, если люди на какое-то время забудут о нем, даже его собственные поклонники. У него есть причина для того, чтобы затаиться. В конце концов, важно следующее: они втроем сосуществуют вместе, находясь в одной комнате. Дружеской атмосферой и не пахнет, но Гарри чувствует себя причастным. После того, как Лиам уходит, Гарри идет на кухню, чтобы приготовить себе чашку чая перед сном. Он никак не может избавиться от этой привычки, снова подсев на нее. Он пытается включить чайник, не касаясь ничего лишнего, когда на кухне появляется Луи. Похоже, он только что был на улице. - Поставишь чуть больше, ладно? – спрашивает он, и Гарри даже не успевает ничего ответить ему, прежде чем его тело автоматически подчиняется. Он снова открывает кран и доливает воды в чайник, чтобы хватило на несколько чашек. Гарри осторожно поворачивается к нему, придерживаясь кончиками пальцев за столешницу. Луи выглядит мягким, расслабленным и очаровательным. Он будто избавился от груза на плечах. Но при этом он разговаривает с Гарри. - Извини, - неожиданно прерывает тишину тот, взмахом руки обводя кухню. - За что? – хмурится Томмо. Как будто нет целого перечня косяков. - Просто, - пожимает плечами Гарри. – За то, что пользуюсь твоими вещами. За то, что мозолю глаза, и все такое. Луи вздыхает и трет лоб ладонью. Она почти вся прикрыта рукавом, так что только кончики пальцев выглядывают. - Гарри, - медленно произносит он, словно говоря с ребенком. – Ты извиняешься за свое существование? - Нет, - тут же отвечает Стайлс. Чайник начинает позвякивать позади него, выпуская пар, который вьется вокруг шкафчиков и поднимается к потолку. – Знаешь же, что я… И замечает, что Луи смеется. По-настоящему, но немного грубовато, а не с тем ласковым выражением на лице, которое он приберегает для дорогих ему людей. - Расслабься, - хмыкает он. – Ты живешь здесь временно. Если бы не хотел, чтобы ты касался каких-то вещей, я бы просто их убрал. - Я только… - начинает Гарри, глядя на каемку своей кружки. – Я чувствую, что не должен быть здесь или… или дотрагиваться до твоего. Ты сказал, что наши жизни не должны иметь ничего общего друг с другом. Луи вздыхает. - Ты первым показал это. Да, мы делим одно и то же пространство, но это не значит, что мы живем здесь вместе. - Ты уверен? – Стайлс недоверчиво смотрит на него. – Я не хочу нарушить какие-то границы. Я не должен быть там, где ты не хочешь меня видеть. И мне нужно знать об этом сейчас, а не когда я преступлю черту. Томлинсон чуть приоткрывает рот, но ничего не говорит. Возможно, Гарри выбрал не лучший способ извиниться – или объяснить, что он понял, как сильно напортачил когда-то, и теперь не знает, как подступиться со своим «прости». - Слушай, - наконец говорит Луи, осторожно обводя узор на столе пальцем. – Ты немного запоздал с этим. Без обид. Гарри опускает голову и притворяется, что только заметил, что чайник закипел. Он чувствует себя так неловко, ставя свою кружку возле кружки Луи, – это кажется таким неправильным, хотя он делал это миллионы раз раньше. Кроме того, слова Томлинсона напоминают о том, как он действовал, едва появившись здесь. - Я не обижаюсь, - говорит он, переборов себя и подхватив обе чашки. Молоко и сахар находятся на прежнем месте, как и всегда. – Ты прав. - Это впервые, - замечает Луи, когда Гарри передает ему чай и недоуменно приподнимает брови. – Кажется, я должен позвонить во все таблоиды. Гарри Стайлс наконец признал, что его бывший муж не идиот. Думаешь, мне бы заплатили за такую информацию? Гарри пытается скрыть свою дрожь, прислоняясь к стойке. Луи сам назвал себя бывшим мужем. - Хороший вопрос, - признает Гарри, продолжая как ни в чем не бывало, – учитывая, что они даже не знают о твоем существовании. - Ох, - ухмыляется Луи. – Точно. Он ничего больше не говорит, но, похоже, его так и распирает. Гарри вглядывается в молочные глубины своего чая, пытаясь найти там какую-то помощь или совет. - Мне действительно… прости, Луи. Тот отставляет свою чашку. Похоже, он видит, что Гарри пытается исправить беспорядок после себя. - Твоя мама дала мне понять… - Прости ее, - перерывает его Луи с извиняющимся видом. – Давно хотел тебе сказать. Она знает, что я предпочел бы не видеть тебя здесь, но ей реально не стоило говорить об этом так жестко. Гарри пытается, но не может принять его извинения. - Я заслужил это, - говорит он. – Она права во всем, что сказала. Я не имею отношения ни к кому из вас. Я потерял на это право, когда сделал то, что сделал. Луи удивленно смотрит на него. - Ты серьезно? - Да, - подтверждает Стайлс, пристально глядя в ответ, пока у него хватает смелости. – Прости. Томлинсон медленно кивает. - Спасибо, - говорит он и, похоже, что от души. Гарри думал, что его бывший супруг расслаблен, когда тот только вошел в комнату, но сейчас он кажется еще менее напряженным. Тишина между ними меняется. Она легкая, как взмывающий ввысь воздушный шарик, без груза, давящего Гарри на грудь. Парень слышит шелест деревьев за окном, тихое дыхание Луи, подтекающий кран и собственное сердцебиение, которое пытается выйти на нормальный ритм среди всей неразберихи, творящейся внутри него. - Я скоро уеду отсюда, - говорит Гарри. Он даже больше не упоминает бракоразводные документы – ясно как божий день, что с ними. – Я просто дам тебе жить своей жизнью, ладно? Лиам сказал мне, что ты очень хочешь двигаться дальше. - У Лиама длинный язык, - закатывает глаза Луи. – Если ты так пытаешься уговорить меня подписать бумаги, то ты уже знаешь мой ответ. Гарри закусывает губу, пытаясь отвлечься от раздражения. - Это не так, - бормочет он, и это даже не ложь. Это должна быть его единственная цель, но он продолжает отвлекаться. - Не уверен, что верю тебе, - хмыкает Луи. – Я двигаюсь дальше, Гарри, это лучшее, что я могу сделать. Да, я был бы рад, если бы ты исчез уже завтра, но твое присутствие здесь… не знаю. Оно не разбивает мне сердце, что бы там тебе ни внушал Лиам. – Но, слушай… Раз уж ты здесь, я хочу показать тебе кое-что. Гарри моргает, удивленный внезапными изменениями в его поведении, и встает, чтобы последовать за ним. Луи быстро поднимается по лестнице и попутно проводит ладонью по рамкам фотографий – это похоже на бессознательную привычку. Гарри догоняет его только наверху. Парень стоит прямо перед белой дверью, и Стайлс пытается притвориться, что ее там нет, украдкой поглядывая на створку и обнимая себя руками. - Что… - начинает он, переводя взгляд на Луи. Тот кажется таким решительным с вздернутым подбородком. - Ты знаешь, - тихо говорит он. Гарри качает головой. - Тебе не обязательно это делать. - Я хочу, - отвечает Луи. – Прошло слишком много времени. Я просто… я не хотел освобождаться от этого без тебя. Очень глупо, да? - Нет, - немедленно спорит Гарри, протягивая руку, чтобы коснуться его плеча, прежде чем понимает, кто они и где они, и отступает. – Это не глупо, Луи. - Вот только не начинай потакать мне во всем, - смеется Томмо. – Мне это казалось правильным, ну, не знаю. Независимо от того, что ты сделал. – Гарри вздрагивает. – Тебе это тоже причиняет боль. Конечно, это не вопрос. Они вместе оплакивали отказ, и у Луи было достаточно времени, чтобы убедиться, что Гарри убит горем не меньше его. Их взгляды встречаются – здесь, в темном коридоре, возможно, впервые за все это время. Затем Луи толкает дверь, прежде чем Гарри может сбежать. Они вместе входят в темноту, и Гарри слышит резкий вздох Луи. Их плечи соприкасаются, и они одновременно отходят друг от друга. Луи включает свет. Гарри почти полностью забывает, как дышать. Тут все по-прежнему. И по-прежнему пусто. Банка желтой краски все еще стоит в углу. Они оставили ее там после того, как закончили, собираясь добавить некоторые детали к стенам после выбора мебели, но никогда не думали, что жестянка сохранится на такой срок после новостей об усыновлении. - Я оставил все как есть, - говорит Луи, хотя это и очевидно. – В смысле, я приходил сюда… я постоянно приходил сюда, но никогда ничего не передвигал. Не чувствовал, что это будет правильно. Его голосу вторит эхо, разносясь в пустом помещении. Он шагает вперед, дальше от Гарри, проводя пальцами по краске. Стайлс все еще помнит стену белой и он… - Господи, - бормочет парень только себе, но слова отражаются от голых стен, и Луи поворачивается, чтобы глянуть на него через плечо. - Ты помнишь, - ухмыляется он. - Не знаю, о чем ты говоришь, - быстро отвечает Гарри, но уголок его губ дергается в улыбке. - Кажется, я все еще вижу, - замечает Томмо и наклоняется, рассматривая что-то невидимое на стене. – Прямо здесь, - он постукивает по желтой поверхности, и звук его смеха такой красивый… - Я ♥ Л. Гарри трет лицо, пытаясь избавиться от жаркого румянца на щеках. - Вот что происходит, если оставить меня наедине с кисточкой, - виновато бормочет он. Луи тихо смеется. - Это был такой хороший день, - мягко говорит он. – Мы не могли перестать улыбаться, помнишь? Он не поворачивается к Гарри лицом и продолжает вырисовывать фигуры на стене. Похоже, это первый раз, когда они признают, что были счастливы вместе. - Да, мы смеялись весь день, - подтверждает Гарри, выбирая себе собственный угол для изучения. Вспоминает, как краска капала ему на нос, пока он пытался покрасить потолок. – Я не выпускал твою руку из своих. - Кажется, это было так давно, - говорит Луи. На этот раз еще тише, но в то же время подходя ближе. – Тебе тоже так кажется? Такое чувство, что прошло лет десять. - Ага, - кивает Гарри. – Да, мне это знакомо. – Парень замирает на месте, прослеживая каждую стену глазами. Он никогда не вспоминал эту комнату, но мог расписать ее до последнего дюйма. Вот здесь должна была быть кроватка, детский стульчик, коробка с игрушками, которую они собирались сделать. Красивые узорчатые занавески, абажур в форме жирафа, отпечатки их ладоней на стенах, чтобы они всегда были на виду у ребенка… Вот же блядство. - У нас их даже не было, - замечает Луи, его голос дрожит. Он тоже все это чувствует. – Но нам нравилось, что здесь мы были близки как нигде. Знаешь, наверное, поэтому и кажется, будто мы потеряли кого-то. Гарри поворачивается к нему. На какую-то сумасшедшую секунду ему хочется броситься Луи на шею и сделать все что угодно, чтобы он чувствовал себя лучше. Сейчас он кажется таким хрупким, а в его глазах отражаются что-то более глубокое, чем гнев или печаль. - Я знаю, - говорит Стайлс вместо этого. – Я чувствую то же самое. Этот ребенок должен был стать их новым счастьем, их гордостью и радостью. Он дал бы их жизни новую цель. Но комната пуста, как и то место в сердце Гарри, где жил Луи и мечты о малыше. Но все же он чувствует, что исцеляется, поправляется, залечивает свои раны с каждой секундой, проведенной здесь за совместными воспоминаниями. Луи слабо покашливает. - Как бы там ни было, - начинает он, - я просто хотел показать тебе это место. В следующем году я здесь все переделаю. - Почему? – не может не спросить Гарри. Томлинсон вздыхает, опуская плечи, подходит ближе и гасит свет. - Двигаюсь дальше, - шепчет он в темноте. * * * Следующая записка настигает Гарри в четыре часа утра. И нет, на этот раз не через звонок Найла. Ему на электронную почту приходят уведомления – одно за другим, порождая ужасный шум. Парень открывает один глаз, отрывая щеку от наволочки. Уведомления все еще штурмуют рабочий почтовый ящик – дюжина, две, три – все с одного и того же адреса, состоящего из беспорядочных чисел и символов, и все с одной и той же темой. Привет. У Гарри кровь стынет в жилах, и он по-детски прячет голову под одеялом. Это позволяет ему чувствовать себя чуть более защищенным. «Питер внизу, - напоминает он себе. – Вероятно, он на страже. Здесь никого нет, никто не может сюда забраться. Все в доме живы и здоровы. Все хорошо». Тем не менее, у него дрожат руки, когда он открывает первое письмо. Гарри становится немного уверенней, когда не находит в нем никакого сообщения, как и в следующих трех. Затем ему приходит в голову прокрутить их до конца. Самое последнее (пятьдесят четвертое) оказывается с вложением. Я расскажу им все, - гласит красным по белому. На этот раз фотографий две – опять с официальных мероприятий. Гарри улыбается на фото, но это не точно: у него на губах маленькие «х», похожие на клейкую ленту. Его глаза тоже перечеркнуты крест-накрест, сколько бы Стайлс ни пытался, их невозможно разглядеть под бесконечно-черными черточками маркера. «Надо кому-то сказать», - догадывается Гарри. Он взлетает с кровати с дрожащими коленями и бросается открывать окно. - Питер! – шепчет он в темноту, настолько сильно сжимая подоконник, что больно пальцы. - Мистер Стайлс, - раздается в ответ тремя секундами позже. Автоматически внизу включается свет, и телохранитель встает прямо под окном целый и невредимый. – Что-то не так? - Ох, слава Богу, - говорит Гарри, пока напряжение в теле начинает слегка рассеиваться. Если с Питером все в порядке, то и с остальными тоже. Это было бы логично. – Можешь зайти внутрь, пожалуйста? Тот кивает и направляется к входной двери. Парень натягивает кофту с длинным рукавом и бежит вниз, чтобы впустить его. Питер пытается втиснуться в дверь, но Гарри какое-то время придерживает ее на цепочке, настороженно заглядывая ему за спину. - Что случилось? – немедленно интересуется мужчина, сжимая в одной руке телефон и готовясь вызывать подкрепление. Гарри мысленно благодарит небеса (и Найла, в основном, Найла) за то, что тот нашел того, кто действительно способен защитить его. - Я только что получил это, - говорит он, бесконтрольно дрожа, и передает Питеру свой мобильный. Наблюдает, как лицо охранника становится все темнее и темнее, пока он прокручивает ленту сообщений. - Это ваша рабочая почта? - Да, - кивает Гарри, обнимая себя руками. – И… я понятия не имею, где они взяли адрес. Я знаю всех, кому когда-либо давал его. - А Найл? – деловито спрашивает Питер, теперь прокручивая что-то на обоих телефонах. – Он давал его кому-то? - Он предварительно спрашивает мое разрешение, - говорит Гарри. – Но обычно просто дает людям свои официальные контакты, поэтому не думаю… - Ладно, - соглашается телохранитель. Он пишет сообщение со скоростью света и отсылает. – Очевидно, вам придется завести новый почтовый ящик и дать мне свой пароль. - Конечно, - соглашается парень и оглядывается по сторонам, ища ручку и бумагу. Он замечает блокнот на столике и оставляет Питера, чтобы добраться до него. – Ты можешь отследить его? - Я не уверен. Это один из 10-минутных адресов электронной почты, вероятно, сейчас он уже самоуничтожился, но какие-то зацепки должны остаться. Вам потребуется помощь полиции, если вы хотите копнуть глубже. - Пока они бесполезны, - хмурится Гарри. Он передает свой пароль Питеру, который быстро оценивает его взглядом и вводит. - Им не придется много работать, мистер Стайлс, - улыбается Питер. – Но кто бы ни оставил цифровой след, возможно, удастся быть на шаг впереди него. Гарри вдыхает и закрывает глаза на минутку. - Я испугался, - признается он. Всепоглощающий ужас, что он испытывает всякий раз после нового сообщения, только растет, и одному Богу известно, что его сталкер придумает в следующий раз. – Я просто… я не понимаю, зачем кто-то это делает. С момента начала звонков прошли уже месяцы, если они хотят денег, то уже попросили бы, да? Питер качает головой. - Да не обязательно. Вы сейчас залегли на дно, ваш график не соотносится с какими-то важными событиями вашей жизни. Вероятно, мы имеем дело с кем-то довольно неуравновешенным. У таких людей может быть куча причин. Гарри опускает голову на руки и потирает лицо, пытаясь взбодриться. - Ты не мог бы позвонить Найлу вместо меня? – спрашивает он. – Не хочу ему говорить об этом, он будет суетиться еще больше моего. Кудрявый чувствует себя ужасно, потому что это все правда: Найл заботится, любит его, волнуется, но Гарри просто не может сам сообщить ему плохие новости. Он позвонит ему утром. - Конечно, мистер Стайлс. Вы хотите, чтобы я пока остался в доме? Гарри вздыхает с облегчением. - Пожалуйста, если тебе будет комфортно. Не стесняйся, располагайся на диване, - предлагает он и только потом вспоминает, что это не его дом, чтобы раздавать приглашения. Но все же Питер здесь не чужой, и Гарри уверен, что Луи не стал бы возражать, если бы знал, что происходит. Питер снова улыбается, будто знает что-то, чего не знает его клиент. - Спасибо, мистер Стайлс. Тогда я буду здесь. Спите спокойно. - Спасибо, Питер, - говорит парень, чувствуя, как усталость распространяется по конечностям, хотя сердце все продолжает беспорядочную гонку. – Увидимся через пару часов. После этого он возвращается в постель, мысленно благодаря эту комнатку за маленький размер. Он представляет, как переживал бы все это в своем большом доме с открытой планировкой, и содрогается. Только сейчас Гарри понимает, что ощущение давящих стен, преследующее его здесь постоянно, не так уж и плохо.