Got the sunshine on my shoulders

Когда Энн просыпается, она находит сына сидящим в полной тишине на диване и смотрящим в стену. От трупика мыши он избавился – главным образом потому, что почти поскользнулся на нем, когда пошел за стаканом воды – и с той поры замер на одном месте, надеясь на какое-то озарение. Кажется, сегодня пустая рамка над камином обрела особый смысл. - Доброе утро, дорогой, - говорит мама, осторожно заходя в гостиную и оглядываясь, словно ожидая, что поблизости найдет и Луи. – Ты один? Гарри моргает, чтобы выйти из состояния оцепенения. - Да, - говорит он и поворачивается к ней. Изо всех сил пытается улыбнуться. – Луи недавно ушел. По правде говоря, парень понятия не имеет, как давно это было. Спустя какое-то время после рассвета утро – есть утро, различия сглаживаются. Он легко мог просидеть здесь несколько часов и даже не заметить. Энн подходит и садится рядом с ним, целуя в щеку. Выглядит женщина обеспокоенно. - Все в порядке? – спрашивает она и, убирая пару кудряшек, касается лба сына, будто ему восемь, а она проверяет, нет ли у него лихорадки. – Ты хорошо себя чувствуешь? Гарри перехватывает ее запястье, чувствуя себя ребенком. Вообще-то ему больше всего сейчас хочется держаться за руку мамы. - У меня нет температуры, мам, - говорит парень. Хочется обратить это в шутку, но выходит как-то не весело. Энн хмурится и еще больше суетится. Гарри окончательно останавливает ее, когда она пытается застегнуть ему воротник, и переплетает ее пальцы со своими. Это так по-детски, но так он чувствует себя в безопасности. - Гарри, - обращается женщина спокойно, но настойчиво. – Что случилось? Парень щурится на солнце и размышляет, что сказать. Просто он снова проявил себя эгоистом. Просто он понял, что никогда не переставал любить, что последние пять лет жил в попытках заполнить пустоту, сути которой не понимал. Просто он снова почувствовал себя восемнадцатилетним и слепо влюбленным в Луи Томлинсона. - Ничего, - Гарри озвучивает самый подходящий ответ. «Она не поймет», - говорит он себе, помня, как жестко прояснял ей свою позицию по приезду. – Я, эм… - парень переводит взгляд на бумаги, разбросанные по всему журнальному столику и еще открытому ноутбуку. – Просто пытаюсь отобрать пару песен. - Милый, - вздыхает Энн. Она ему не верит. – Это… Это из-за Маркуса. Гарри поспешно качает головой. - Нет, - говорит он и понимает, что большинство нормальных людей, вероятно, еще страдали бы из-за разорванных отношений – своих последних отношений. – Конечно, нет. Миссис Твист кивает и похлопывает его по руке. - Рада слышать. За эти несколько недель ты стал выглядеть намного счастливее. - Правда? - Да, - улыбается она. Энн ласково трепет его за щечку, проводя большим пальцем под глазом, и Гарри подозревает, что так она проверила, не плачет ли он. – Приятно видеть тебя прежним – не звездой, а тем Гарри, что свалился в канаву возле дома миссис Джонстон, а потом через весь город бежал голышом. Неожиданно Гарри смеется. - Луи бросился в меня двухфунтовой монеткой, а я ее неудачно поймал, - поясняет он и улыбается. Потому что это воспоминание, как любое его воспоминание с участием Луи, наполнено заразительным смехом Томлинсона и его ослепительной улыбкой. - Знаю, - хмыкает его мама. – Мы тогда с Джей на две недели запретили вам видеться, и ты посреди ночи вылез из окна, оставив записку. В ней говорилось, что ты убегаешь из дома, потому что не можешь жить в тирании. Гарри опускает голову на колени матери и хихикает. Той ночью они встретились с Луи в лесу неподалеку от города и часами сидели на влажной траве под деревом. Той ночью Луи признался ему, что гей, и узнал он об этом, потому что поцеловал мальчика из своего класса. Тогда Гарри в своем-то зрелом возрасте тринадцати лет впервые почувствовал настоящую ревность. - Прости, мам, - бормочет он, хотя уверен, что извинился за свою выходку не менее тысячи раз. – Я не знаю, о чем я думал. Энн тоже смеется. - Все в порядке, милый. Вы двое не могли выдержать вдалеке друг от друга больше двенадцати часов. Она права, так и было. Луи всю жизнь был рядом с Гарри – каждую минуту, каждую секунду вплоть до ночи, когда Стайлс собирался и уходил домой – и это всегда казалось правильным. С того самого момента, как Гарри увидел свет, а Луи в то время едва стоял на ногах и мог сказать «мама» в качестве приветствия собственной матери, им суждено было стать всем друг для друга от начала и до конца. - Мам, - шепчет он, понимая, что в горле безнадежно пересохло. – Мам, я люблю его. Энн хмурится. - Я знаю, - грустно говорит она. - Да нет, я не об этом, - отмахивается Гарри, - я влюблен в него. В Луи. - Дорогой, я знаю, - снова повторяет она, уже мягче, и ласково перебирает его волосы. – Разве для тебя это новость? Гарри кусает губу и кивает. - Ох… Ох, Гарри. - Я не знаю, что делать, - признается он, опуская голову и клонясь к ее прикосновению. – Я так не могу… я знаю, что у меня больше никогда не будет этого, но… - А почему нет? – спрашивает Энн, как будто все так просто. Почему нет. Количество причин, которые вертятся на кончике языка, настолько велико, что Гарри какое-то время молчит. Их прошлое, его вина, тот взгляд Луи на него – как на привидение – после их первого за пять лет поцелуя… Но из всех причин он выбирает другую. - Он меня больше не любит, - шепчет он, потому что действительно тяжело признавать это. Комната погружается в молчание. – Это очевидно. - Ты уверен? – спрашивает мама. Когда Гарри смотрит на нее, она кажется осторожной и робкой как никогда. – В смысле, видит Бог, ты говорил с ним куда больше, чем я, но… - Мам, я уверен, - отвечает парень и снова берет мать за руку, сжимая ее. Он вспоминает, как Луи подписывал документы на развод, вспоминает его умиротворенное лицо, когда он лежал в траве сразу после, и чувствует себя виновато, потому что эти бумаги теперь ничего не значат… Ну какие у него могут быть надежды? – Я уверен. У меня было достаточно времени, чтобы понять это. Энн моргает, и ее глаза кажутся слишком блестящими и влажными. - Ладно, - бормочет она и слабо улыбается ему. – Тогда… тогда, полагаю, тебе нужно найти способ двигаться дальше. Возможно, погрузиться в свою музыку. Она с любопытством посматривает на бумаги и тянется вперед, чтобы ухватить уголок одной из них и погрузиться в текст. Мама права, и Гарри это знает. Он не может оставаться здесь и вечно бездельничать, не может зависнуть в этом моменте, не может цепляться за Луи в тщетной надежде, что между ними что-то произойдет. Ему нужно вернуться в студию, вернуться в Лос-Анджелес и заняться делом, вернуться к своей привычной жизни. В конце концов, он поймет, как обратить все на круги своя. - Я уже выбрал одну из них, - замечает Гарри, глядя на лист, который отделил от остальных. Только держись. Это заставляет его улыбнуться. Обещание, что он собирается сдержать. И он снова будет работать над музыкой, которую забросил из-за забот последних месяцев. – Пожалуй, я пойду, чтобы поработать над ней. - Хорошо, - легко соглашается Энн, и парень поднимается с ее колен. – Ах да, я почти забыла… На самом деле я пришла сказать тебе, что только что говорила по телефону с ремонтной компанией. Гарри встряхивается. - И? На этот раз Энн улыбается ярко и безоговорочно. - Наш дом готов. * * * В тот же день Гарри собирает вещи и возвращается в свою комнату. Он убеждает себя, что в районе десяти надо сходить к Луи, попрощаться и поблагодарить его, и даже стоит под его окнами в темноте и представляет, что видит происходящее на кухне с такого-то расстояния да из-за деревьев… Все заканчивается тем, что парень нервно топчется у задней двери, тянется к ручке, но в последний момент не может решиться. Он не знает, что думает Луи, не знает, что он чувствует. Возможно, будет лучше, если они поговорят обо всем при свете дня, а не тогда, когда один из них устал и может ляпнуть что-то, о чем они будут жалеть. Родительский дом кажется болезненно пустым. Комнату Гарри выкрасили в тот же цвет, что и был, да и большая часть мебели пережила потоп, но все почему-то кажется чужим – это уже не та стена, к которой они с Луи прислонились, впервые говоря о том, чтобы быть вместе, не то место, где Луи поцеловал его и сказал, что последует за ним на край света. Эта кровать не похожа на саму себя, впрочем, тут вообще не осталось ничего, что делало комнату Гарри его комнатой. И здесь ужасно тихо, темно и тускло – без огня в камине, без Луи, сидящего на кухне до раннего утра и что-то черкающего в блокноте. Без Луи. И здесь, в добровольной ссылке Гарри больше всего не хватает ощущения того, что Луи всегда рядом, что его присутствием пропитана каждая стена и половица дома, даже если физически он не там, что его смех может взмыть вверх по лестнице и звенеть в ушах Гарри, заверяя, что он на своем месте. Он уже скучает по вечерам, которые они проводили вместе на диване, смеясь над какой-то ерундой. Тепло, комфорт и уют. Здесь, среди свежевыкрашенных стен и нового жесткого коврового покрытия Гарри чувствует себя как на больничной койке. Около полуночи, когда Гарри собирается прогуляться в надежде, что это поможет ему уснуть, Марк пересылает ему обратно демку. Хороший выбор, - говорится в сообщении. – Встречаетесь завтра в Лондоне в 1, доработаете текст, автора зовут Will T лол Звучит как псевдоним одного из участников «Black Eyed Peas»*. Гарри слегка успокаивается, но этого недостаточно, чтобы подавить его волнение от мысли о том, чтобы работать над новой музыкой с этим человеком, кем бы он ни был. Он снова включает демоверсию на телефоне и наслаждается великолепным звучанием фортепьяно, заходя в интернет и гугля своего потенциального партнера по написанию песен. Гарри находит его страничку в «Википедии» и весьма обширный список ссылок, но никакой личной информации. Ни полного имени, ни даты рождения, ни фотографий. И, тем не менее, этот парень успел поработать с двумя дюжинами знакомых Гарри артистов, например, с Райаном Теддером**, пять песен которого Стайлс слышал по радио только за последние несколько месяцев. Он прокручивает остальные результаты поиска, но ничего толкового не находит. У Will T нет ни одной страницы в соцсетях, интервью с прессой, а если уж он упоминается в чужих интервью, то это все очень общие слова. Он загадка, и Гарри не может дождаться встречи с ним. Он ложится спать с песней, все еще играющей у него в ушах, и уже раздумывает об изменениях в тексте, которые он мог бы предложить. Парень упрямо думает о музыке и только о музыке, глядя в темноту и игнорируя любые мысли о звенящем смехе и голубых глазах. * * * «Home Studios» скрывается в боковом проулочке где-то в Клэпхеме***. Гарри осторожно оглядывается по сторонам, выходя из машины, но главная улица выглядит достаточно прилично – людской поток мчится с обеда, на углу есть «Sainsbury's», справа от него свадебный салон, есть деревья и урны, тротуар в целом состоянии. Вход – помятая металлическая дверь, особенно досталось нижнему углу. Гарри тянется к колокольчику, закрепленному на косяке, и громко трезвонит. Внутри все оказывается не так, как он себе представлял. Стены красного цвета, который совсем не различим в темноту. Единственный узкий коридор ведет к ярко освещенной лестнице. Парень вытирает вспотевшие ладони о джинсы, игнорирует любые намеки на нервозность, закручивающуюся в животе, и спускается вниз. Студия небольшая, рассчитанная разве что на несколько человек. Какие-то детали стандартны: звукозаписывающая стойка, панель управления с микшерным пультом, набор музыкальных инструментов, развешанных и прислоненных к стенам. Что-то выделяется: один угол занят несколькими мини-холодильниками, установленными друг на друга, огромный кожаный диван, который занимает чуть ли не половину помещения, куча бумаг, раскиданных по регулятору громкости, кружка, толстовка, свисающая со спинки пустого кресла. Множество блестящих рамок с золотыми и платиновыми пластинками. Еще бы. - Привет? – кричит Гарри в пустоту. Тут темно, гораздо темнее, чем обычно в студиях, освещение дает только одинокая лампа в углу. Возможно, Will T – это эдакий Daft Punk****, но среди авторов песен. Возможно, Гарри придется сидеть в комнате записи, общаясь с ним только через микрофон. - Я, эм… - заикается парень, проходя дальше и прикасаясь к пульту. – Я Гарри, приехал с демкой? Ничего не происходит. Биение собственного сердца отдается в ушах, и Гарри слегка пугается: возможно, он пришел не туда? Что, если у него действительно есть сталкер, и он заманил его сюда, чтобы похитить? Впрочем, особой опасности он не чувствует. Тишина и темнота этого места заставляют его чувствовать себя в безопасности. - Хей? – снова пытается Гарри. Он попадает руками в карманы только с третьей попытки. Слева от него открывается дверь и наводняет комнату светом. - Привет, - раздается знакомый голос. Гарри хлопает глазами. Даже в его оцепенении у него кружится голова. Должно быть, он ослышался, потому что… - Прости, что заставил тебя ждать, - говорит Луи, проходя в комнату. Это он, и в этом нет никаких сомнений – Гарри узнает его и в кромешной темноте, узнает его где угодно. – Лиам, как всегда, не мог оторваться от телефона. Гарри не может смотреть ему в глаза. Он рассматривает свои ботинки, пока Томлинсон подходит к нему. Парень останавливается, оказываясь совсем рядом с ним, и Гарри чувствует его дыхание в том узком пространстве, что осталось между ними. Он должен поднять голову – это неизбежно. Они встречаются взглядами, и глаза Луи кажутся очень грустными, но он слегка ухмыляется. - Здравствуй, Гарри, - тихо говорит он. – Присаживайся, куда хочешь. Как по команде колени Гарри подкашиваются, будто он разучился стоять прямо. Спотыкаясь, он подходит к дивану и опускается на самый краешек. Луи устраивается в большом офисном кресле и делает на нем пару оборотов, глядя в пол. Затем он останавливается лицом к лицу с Гарри и подъезжает ближе, чтобы вытянуть ноги и закинуть их на диван. Гарри не знает, что происходит. И у него нет времени все обдумать, потому что Луи здесь и ведет себя как-то по-хозяйски. И прикосновение его губ еще горит на губах Гарри спустя два дня. Томлинсон вздыхает. - Итак, - начинает он. – Ты здесь с демозаписью. Гарри может только смотреть на него и надеяться, что его замешательство пройдет. Луи пожимает плечами. - Мы можем притвориться, что не знаем друг друга, если хочешь, - предлагает он, его это явно забавляет. – Или я могу прислать тебе уже законченную песню, если ты предпочитаешь работать над ней с кем-то еще. Гарри стряхивает паутину оцепенения и изо всех сил пытается сложить все воедино. - Ты… - все, что удается сказать ему, глядя в синеву глаз Луи, будто там есть все ответы. - Я, - соглашается тот. Напряженные морщинки в уголках его глаз чуть смягчаются. Они смотрят друг на друга. У Гарри подворачиваются пальцы в ботинках, и он сжимает кулаки с такой силой, что начинает покалывать кожу. Парень ловит себя на этом и расслабляет пальцы, делая вид, что увлечен ковырянием заусеницы на ногте. Наконец, Луи тянется вперед и останавливает его мучения, накрывая ладонью его руку. - Слушай, - говорит он, наблюдая, как его собственные пальцы впиваются в его кожу. – Мне жаль, что я не сказал тебе, чем занимаюсь. Особенно после того, как ты согласился приехать сюда, но… Было так много событий, Гарри. Я даже не знал, с чего начать. Гарри поджимает руки. Луи отдергивает свою, будто обжегшись. - Я просто… я не знаю. Я ничего не понимаю, - справляется с собой Гарри. – Эта студия… - Моя, - кивает Луи. Его лицо остается в тени, хотя Гарри хотел бы прочитать выражение на нем. – Как и песня. Гарри достает из кармана мятый листок со словами. Он перечитывал его утром за завтраком, представляя, в какие моменты добавил бы гитарных аккордов гитары, чтобы поддержать ритм фортепьяно. - Эта песня? – выдыхает Гарри, глядя, как бумага подрагивает в его руках. – Ты написал эту песню? Луи смотрит на него с беспокойством. - Да, - медленно говорит он, будто пытаясь понять Гарри. - Так ты и есть Will T. - Это Лиам придумал, - морщится Томмо, - но да. Да, это я. У Гарри все внутри переворачивается. Маленькое торнадо заполняет его легкие, сметая все на пути и приподнимая его с места. Ему трудно дышать, да еще и воздух в помещении слишком тяжелый. - У тебя своя страничка в «Википедии». Луи смеется. Волосы падают ему на глаза, и он опускает плечи, как ребенок, попавшийся на провинности. Больно видеть его таким, когда… Господи. Луи – автор песен. Успешный автор песен. - Что есть, то есть, - признает он, опуская глаза в пол. Окруженный всем, чего добился своим талантом, его версией мечты, которую он претворил в жизнь, чтобы взять штурмом музыкальный мир. А потом внезапно у Гарри выступают слезы на глазах. - Ты сделал это, - шепчет он, и шторм внутри него утихает, оставляя после себя спокойное, уверенное счастье. – Я сделал, что сделал, а ты добился всего вот так… - Ну… - покашливает Луи, но его голос все равно звучит хрипло. Наконец он смотрит Гарри в лицо. – Ну, это из-за тебя, в смысле, изначально. Для тебя. Стайлс хмурится. - Что? - Все песни. Я подумал… Когда я увидел, что ты переехал в Лос-Анджелес, я решил, что потребуется много времени, чтобы вернуть тебя сюда. Чтобы ты понял цену тому миру гламура, в который сбежал, и людям, с которыми ты встречался и работал. Я решил, что ты бросил меня, потому что я был неудачником, верно? Поэтому я сделал из себя хоть какую-то личность. Гарри еле дышит. Он открывает рот, чтобы что-то сказать – что угодно, но единственное, что он буквально чувствует на корне языке, – это его испуганно бьющееся сердце. - Это уже не так, - добавляет Луи, почти касаясь его. Его рука замирает между ними. – Мы довольно успешны, я и Лиам, это уже не для моего самоутверждения. Я люблю то, чем занимаюсь. Сердце Гарри проваливается вниз, тяжело вставая на место. Оно давит собой что-то в его груди, что-то, похожее на надежду. Он не знает, что сказать. - Лиам? – переспрашивает он. Ему важно получить полную картину событий и удержаться от того, чтобы выпалить что-то неправильное и отчаянное, вроде: «Ты хотел вернуть меня?» - Ага, - кивает Луи и улыбается настоящей, мягкой улыбкой. – Да. Этой студией мы владеем вместе. И это его голос на демке, но, я так понимаю, ты этого не заметил, раз уж пришел сюда. - Ох, - Гарри приподнимает брови. Уж конечно, не заметил. Он столько раз прослушал эту запись, что теперь легко может воспроизвести ее в голове. Да, знакомые нотки в голосе были, но он так и не понял, почему они звучат как что-то, что он уже слышал раньше. Какой же он все-таки идиот. Были же знаки. Он здесь прожил несколько месяцев, да только все равно продолжал думать, что Луи остался без него у разбитого корыта. Что работает в пабе. Господи, где-то в глубине своей ужасной сущности Гарри и после возвращения в Холмс-Чапел был уверен в правильности того, что бросил Луи. Был уверен, что Луи всегда будет тянуть его в болото. А он… он здесь, в своей прекрасной уютной студии пишет мировые хиты, ни от кого не зависит, а затем возвращается домой. Он нашел способ остаться и одновременно следовать за своей мечтой – именно то, к чему они стремились, будучи подростками. Он нашел способ проживать жизнь на своих условиях. Без Гарри. Все в этой комнате, вплоть до прохладной кожи дивана под ладонями Гарри, оставляет привкус горечи во рту. Куда бы парень ни смотрел, это напоминает ему о том, какой он ужасный человек и как до основания разрушил собственные шансы на счастье. Но зато… Зато Луи счастлив, и он сам в этом так просто признался. Должно быть, он черпает удовлетворение в каждом прикосновении к кнопкам на пульте управления, подчиняющимся любому его движению. - Я… - начинает Гарри, и Луи поворачивается, чтобы снова взглянуть на него, но слова несколько раз стрянут в горле, прежде чем удается их вытолкнуть. – Я так рад за тебя, Луи. Это невероятно. Что-то синее-синее закручивается в глазах Томлинсона. - В самом деле? - Да, - Гарри наклоняется вперед, чувствуя себя маленьким и ничтожным. – В смысле… у тебя своя студия. Ты написал больше песен, чем я, чем большинство людей, которых я знаю. По губам Луи скользит крошечная самодовольная улыбка. - Стараюсь, - ухмыляется он, заталкивая руки в карманы своей толстовки. – Спасибо, Хаз. Мне жаль, что ты узнал об этом вот так. Друг друга искал демозаписи, у меня не было других идей, так что я отдал эту песню. Я не знал, что она попадет к тебе. - Я рад, что так получилось, - улыбается Гарри. Он обхватывает пальцами подлокотник кресла Луи – даже не касается самого Томлинсона, но все равно ощущает тепло его тела и понимает, что его тянет к нему. Вероятно, Луи понимает это одновременно с ним. Он откатывается на кресле на максимально возможное в пределах комнаты расстояние. И закидывает ногу на ногу, выставляя одно колено вперед и фактически держа его перед собой как щит. - Итак, - говорит он, и слово тяжело опускается между ними, как молот на наковальню. На мгновение Гарри кажется, что он попросит его уйти. Или обвинит в том, что он поцеловал его. – Я заметил, что ты ушел. У Гарри сжимается горло. - Прости, - шепчет он. Он понимает, насколько это странно, но это все, что у него есть. – Мне жаль, что я не сказал тебе. Все было немного неожиданно, и я просто… - Все в порядке, - обрывает его Луи. Качает головой. – Тебе не нужно ничего объяснять, это… это твоя жизнь. И я уверен, что старые привычки так просто не умирают. Гарри теряется. Луи прикусывает язык сразу же, как только слова слетают с него, но их уже не вернуть. «Я поцеловал тебя, - хочется кричать Гарри, пока его голос не растворится в непроницаемых стенах студии. – И ты ответил мне». Ему хочется быть смелее – объяснить свой очередной побег, извиниться, спросить, было ли это просто проявлением мышечной памяти со стороны Луи, и признаться ему, что влюблен в него. Но у Томлинсона такое опасное выражение на лице, что, очевидно, он не настроен на разговор. Ему больно. Гарри снова ранил его, так просто покинув дом, который они опять разделили. Уничтожив все следы своего пребывания на кухне, где они провели много бессонных ночей, и в гостиной, где до сих пор слышен их смех, оставив свой дом, даже если перебрался он всего лишь через дорогу. Только теперь Гарри осознает, как ужасно все это выглядит. Неважно, был поцелуй или нет, первое, что он сделал, столкнувшись с минимальной неразберихой между ними, – это сбежал. - Я могу уйти, - быстро предлагает Гарри и цепляется за ремешок своей сумки, готовый сорваться с места. Он полюбил эту песню, но у него нет никакого права на нее, если Луи не может работать с ним. – Если хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Луи проводит рукой по волосам. - Я не хочу, чтобы ты уходил, - ясно высказывается он. На секунду Гарри позволяет себе представить, что это значит что-то большее. – Просто оставь свои вещи и иди сюда. У нас еще нет второго куплета. Гарри делает, что велено. Берет себе стул и несет к пульту управления, но оставляет достаточно места между ними, чтобы Луи знал, что он чувствует свою вину. Тот же быстро устраивается поудобнее – так, что теперь их локти касаются друг друга, – в одной руке у него ноутбук, в другой бумаги. - Второй куплет, - повторяет Луи и протягивает Гарри карандаш. – У меня есть несколько вариантов, но мне ничего из них не нравится. Ошеломленный Гарри опускает глаза на петлеобразные каракули его почерка. Только теперь Гарри замечает, сколько смятых бумажных листов разбросано по комнате, и чем больше они говорят о потенциальном написании песен, тем больше он этого жаждет. Неловкость между парнями сохраняется, вклинивается между ними, как отдельный человек, но они оба отважно игнорируют это. Они придумывают строчку, затем вторую, которые обращаются в целый стих, и все это время Гарри не отводит глаз от Луи. Кажется, что весь свет в студии сосредоточен на нем и превращает его волосы в медовую патоку. Теперь, когда Гарри позволяет себе эти осторожные взгляды, отвести глаза совершенно не возможно – в Луи так много всего. Парень как раз сохраняет в памяти незнакомую морщинку со лба Томлинсона, когда ему в руки пихают наушники. Точно. Точно. Они здесь, чтобы написать песню. Кабинка для звукозаписи намного меньше, чем Гарри привык. Большую часть своего последнего альбома он записывал в огромной комнате, деля пространство с целой группой. И все же здесь вполне просторно, чтобы парень чувствовал себя комфортно, раскинув руки. - Когда ты будешь готов, - сухо говорит Луи после того, как Гарри долго крутится вокруг микрофона, вслушиваясь в музыкальный ритм. – С верхней ноты. Гарри выпрямляется и надевает наушники, но никак не может сосредоточиться на листке перед собой, испещренном черканным-перечерканным текстом, – не тогда, когда Луи прямо здесь, в круге света, а его длинные пальцы замерли над пультом. Так непривычно видеть, как он поворачивает ручки и нажимает кнопки на рабочей панели, точно зная, что надо делать, как его кресло катается из одного конца студии в другой, пока парень что-то проверяет и настраивает. Все начинается с фортепьяно – мелодия прекрасна, но звучит совершенно по-другому под руками Луи. Зная происхождение этой музыки, Гарри может слышать ее автора в каждой ноте. И эта улыбка, этот легкий изгиб его губ, когда он объединяет аккорды собственной мелодии. У Гарри содрогается все внутри от личного землетрясения. Он едва стоит на ногах. В шестнадцать лет он представлял свою жизнь именно такой. Он, Луи, студия звукозаписи. Музыка, которая им нравится и которую они делают вместе. Это все у него могло бы быть, если бы он не был полным идиотом. Луи выглядит как мираж за стеклом. Наконец Гарри берет себя в руки и смотрит в слова, пропуская фортепьяно через себя. Проигрыш подходит к концу. Парень переводит дыхание. И тут Луи поднимает глаза, и их взгляды встречаются. Стоя за микрофоном, Гарри распахивает свое сердце, открывает рот и поет. Это не конец, пока не все сказано. ________ *Black Eyed Peas – американская группа, обладатели кучи статуэток «Грэмми». Речь идет о создателе и лидере группы Уильяме Адамсе, наиболее известном как will.i.am. ** Райан Теддер – американский певец, вокалист «OneRepublic». Также автор многих песен Адель, Бейонсе, Дженнифер Лопес, Элли Голдинг, Maroon 5, One Direction (ага!) и тд и тд и тд. *** Клэпхем – район на юго-западе Лондона. **** Daft Punk – электронный дует из Франции. На заре карьеры музыканты надевали скрывающие внешность маски или заменяли свои образы анимацией. В последнее время на публике и во время живых выступлений они надевают костюмы роботов.