Бездорожье

      Kρίσις(*)       ~~~       — Олег Викторович, я хххотела с Вами поговорить, — Лера неуверенно и печально смотрела в пол.       — Конечно, что случилось, Лерочка? Проходи! — Олег Викторович впустил приёмную дочь в дом, — Что-то с мальчиками? Одну минуточку, минуточку, только прикрою двери. Или давай лучше на кухню: Алла ребенка укладывает… такой ягоза уухх… твои-то поспокойней будут… кхм… прости…       Они вошли на кухню и Лобов прикрыл дверь.       — Нет-нет. С мальчиками всё… всё хорошо. Я хотела поговорить о Глебе… — Лера теребила в руках ремешок от сумки.       — О Глебе? — мужчина был удивлён, — Ты садись. Садись. Может быть, чайку?       Он неловко суетился. Лера была нечастым гостем в этом доме с тех пор, как узнала о причастности мачехи к смерти её собственных с Денисом родителей. Теперь об этом знал, кроме её мужа, ещё и Глеб. Но никто более. И объяснить искренне любящему её приемному отцу свое нежелание приходить в некогда родной дом Лере всегда было очень трудно.       — Дда. О Глебе… Вы не знаете… как он? — влажные грустные глаза под выгнутыми дугой бровями выжидающе смотрели на мужчину.       — Кхм… в каком смысле, как он? Ничего он. Нормально. А что, что-то случилось? Или тебе помощь какая-то нужна, книжка из их центра исследовательского? Ты скажи, не стесняйся, ты же знаешь, ты же знаешь, Лерочка, мы всегда поможем тебе и вообще… — Олег Викторович развел руками, потер переносицу пальцем, пожал плечами. Его серые глаза неуверенно смотрели то на дочку лучшего друга, то на край стола.       — Да нет, Олег Викторович. Мне ничего не нужно. Я о другом. Ну, как он живет… там…?       — Как живет? Хорошо живет… Нормально… Ты мне всё же скажи, ты мне скажи… нннннне ппперебивай только, не отпирайся, я же вижу, что что-то не так? Вы же виделись не так давно, на конференции. Скажи, он говорил что-нибудь что-ли? Алла сейчас с малышом, не надо её волновать, но мне-то… я-то должен знать!       — Что Вы, Олег Викторович, — Лера неожиданно поняла, что её считают вестницей какой-то беды, она улыбнулась растеряно, — Я не знаю ничего. А… ээ… я просто узнать хотела, как он…       — Да?.. уфф… ты прости, — Лобов вытер пот со лба, смущенно улыбнулся, — а я уж было подумал… тьфу ты старый я дурак! — Облегчённая смущенная взволнованная улыбка.       — Ну что Вы… я понимаю… — Лера встала уходить, — я, пожалуй, пойду.       — Лера, ты же поговорить хотела… — Олег Викторович тоже встал, подошел, положил руку женщине на плечо.       Она ниже опустила голову, не глядя на него, произнесла:       — Понимаете, там, во Франции, я поняла, что Глеб очень дорогой для меня человек, — она посмотрела в глаза приемного отца.       Тот, не совсем её понимая, произнес:       — Уфх, ну конечно дорогой, и тЫ ему дорогой человек. И мне дорогой. И Алле. Мы же одна семья, — он сделал попытку притянуть её к себе, но она не приблизилась.       — Да, — тихо произнесла она, так же глядя вниз, — конечно. Одна семья…              И тут Лобов неожиданно сжал её плечо и испытующе посмотрел ей в лицо:       — Или ты о чем? У тебя что-то с Сашей случилось?       — С Сашей? — Лера рассеянно подняла взгляд и тут же опустила, покачав головой, — Саша оч.хороший человек, он любит мальчиков и вообще ооч.хороший.       — Но-о? — отец пытался заглянуть под опущенную на глаза челку.       — Но… так получилось, в общем… мне нужен другой человек.              Лобов почувствовал что лишается голоса — связки утратили эластичность. Он попробовал подавить спазм, но голос всё равно еле пробился сквозь хрип.       Семья всегда была главным в его жизни. Пропадая в больнице сутками, стараясь изо всех сих улучшить, уследить, поддержать, приструнить сложный её организм, он всегда знал, что Алла, сын, его сынище, а потом и его приемные, да какие приемные! Самые что ни на есть родные его дети — Лера и Денис — самое главное в его жизни. А тут такое дело… Как ни боялся он такого поворота много лет назад отдавая юную дочь за зрелого хирурга собственной клиники, за это время он успел поверить, что и в семье Гордеевых, как в его собственной, любовь — основа и непоколебимый фундамент. И даже былую измену мужа пережила эта семья. Устояла. А тут…              — Кхэм. Кхэм. Глеб, — утвердительно закончил Олег Викторович.       Имя собственного сына прозвучало странно. Главврачу захотелось потянуть за ворот и так расстегнутой под кухонным фартуком рубашки.       — Глеб, — одними губами повторила женщина.       — Кхм… вот как… он… знает? — мужчина всё же коснулся шеи рукой.       Гордеева отрицательно качнула головой:       — Нет.       — А муж?       — Да, — кивок головы, опущенной ещё ниже, — Я говорила с Сашей. Он меня не понял.       — Надо думать! — понимающе произнес Лобов. Он тоже НЕ понимал! — Ну… А мальчики как же? Лерочка?              Он обещал сыну, он дал сыну слово молчать о его жизни. О его браке. Лобов полагал, сын взрослый. Он разберётся со всем сам. А тут такое.       Лера подняла на отца глаза. Лицо её стало жёстким.       — Я понимаю, Олег Викторович, это трудно понять, — она сглотнула, — Но я не могу жить с Сашей. Это было бы нечестным по отношению к нему. Думаю, он не заслуживает такого. А дети, дети, когда вырастут, они поймут. Толя тоже заботится о сыне, не живя с ним. И у них пппрекрасные отношения.              — Мнда… — протянул мужчина, мучительно решая, сказать ей, что сын женат, или нет. Видеть, как она рушит свою жизнь было горько. Ещё невыносимей было сознавать, что можно её остановить. Если нарушить слово. Да и… как она это воспримет?       — Лер, ты уверена? Пойми, детям нужен отец… ты понимаешь… жизнь такая сложная штука, что ууух… — Лобов вздохнул, качая головой.       — Я уверена, — твердо ответила Валерия.       — Ну… ну как знаешь, как знаешь… только ты не спеши. Ну не спеши ты! Обдумай ещё раз… с Глебом поговори… — невозможно было смотреть ей в глаза.       Когда-то вся больница говорила о том, как его Глеб влюблён в неё. Отец не верил. Он знал сына. Любил. Но не верил. Какая там любовь? Когда они как ккккошка с ссссобакой целыми днями. А теперь сын женат. Славная женщина. И вот, наконец-то, должен стать дедом… бедная девочка…       — Ддда, — кивок. — Конечно. Поговорю. До свидания, Олег Викторович.       — Ты когда в Тулузу-то поедешь?       — Завтра. Скажите. Вы не знаете, почему Глеб перестал с нами общаться? — Лера обернулась и сощурившись посмотрела в усталые серые глаза хозяина дома.       — Уфх. Не знаю. Работа, наверное, Лобовы, хех, же все трудоголики! Вон на меня посмотри, или там на Аллу! Это сейчас она домосед, так как дитя! — он довольно и смущенно поднял указательный палец вверх, — Дитя! А в её возрасте, сама знаешь… кхм. Так что вот… ты это… не переживай. Привет передавай. От отца. Ээээх… сынище…       И он все-же порывисто обнял воспитанницу.       Она положила подбородок к нему на плечо       — СпасиБо…       — Ну… спасиБо… что уж… спасиБо… — в голосе растерянность. И нежность.              ~~~       — Да-а… дела… — почесал затылок хозяин, возвращаясь в залу.       Лера уехала. А он так и не понял, правильным ли решением было промолчать.       Сверху спускалась Алла.       — А… э… Олежек, а кто это был? — голос был домашний, мурлычащий, как у ребёнка. Такой она была только, когда была смущена или когда говорила, как маленькая девочка. Улыбающаяся. Немного усталая.       — Лера приходила. А как там Игорь Олегович? А? Долго бузил, я полагаю? А я тебе говорил, мадам, говорил, оставь одного в темноте — быстрее заснет. Что ты из него девку красную растишь?       — Лера? Что это она? — Алла озадаченно посмотрела на мужа. Голос стал строгим. — А что до нашего сына — прекрати. Глеб девкой не вырос. И Игорь не вырастит (**).       — Ну-ну-ну. Посмотрим, мадам, посмотрим, — они прошли в кухню.       Алла устало села за стол, оперлась головой на руку.       — Так что Лера?       — Алла, я знаю, ты её недолюбливаешь, уж не знаю, почему, но она пришла домой. Понимаешь, домой? — Лобов немного завелся. Одна рука в карман, другой сдержанно трясет перед лицом.       — Олег, я тебя прошу. Не начинай.       — Не начинай! А я и не начинаю! Про Глеба приходила спрашивать. Чёрт знает что такое!       Боль, вина и бессилие что-либо сделать раздражали.       — Про Глеба? — Алла подняла одну бровь, нахмурилась: — Что-то случилось? С Глебом что-то?       — Да в порядке всё с Глебом. В порядке, — муж махнул рукой и широкими шагами размашисто заходил по кухне.       — Олег, сядь, успокойся. В чем дело. Что ей нужно от Глеба? Что-то в больнице не так? С Гордеевым? Скажи же уже в конце-то концов!       — «Успокойся»! Влюбилась она! Понимаешь? Влюбилась! «Успокойся»! Какое «успокойся»?!       — В кого? — удивленно и несколько ошарашенно спросила Алла, огромными глазами глядя на супруга.       — В кого! В Глеба! В кого! Такая вот… ппетрушка! Понимаешь ли… И я ещё. Ээээх, — он горестно махнул рукой, — И не мог я. Ну не мог я ей сказать, что он женат! Ну не мог! Понимаешь?! Не мог!       — О, Господи, — вздохнула Алла довольно спокойно, — То он за ней, а она от него. То она за ним. И правда, ужалив, оса умирает сама. Не переживай. Взрослая, сама разберется. А Глебу мешать нечего. Сколько она его мучила? Только жить начал.       — Ну что ты несёшь, Алла? Ну что ты несёшь? Как она его мучила? Какая оса?       — Оса? Осой её Глеб называл, — задумчиво произнесла женщина, потирая подбородок. И недобро посмотрела на мужа, склонив голову, — Лобов, ты со своей больницей совсем глаза потерял. Ты со своей Лерой ненаглядной сына никогда не замечал. Счастье, что Игорю хоть теперь без этой Леры живётся. А Глеб наш, сын твой, между прочим! Влюблен в неё был. Почему, думаешь, он в Тулузу твою уехал? Вот теперь она пусть помучается. Пусть помучается! — Алла потрясла указательным пальцем, закусила губу, глаза её холодно блестели. Волчица, защищающая своих волчат. — Ох, только бы она ему не испортила жизнь в конец!..       — Глеб? Влюблён? Ну, Алла, ну ты же умная женщина, ну что-ты повторяешь эти сплетни, как дитя малое!       — Олег. Открой. Глаза. Она сейчас мужа и детей не пожалеет — собственных! А семью Глеба, думаешь, пожалеет?       — Алла, ну о чем ты? Ну о чем ты говоришь, Ал! Она любит нашего сына! Бедная девочка!       — Аха! Гордеева она тоже любила, — в голосе ирония, досада и сарказм, — А теперь у неё «курортный роман»! Кризис «семи лет» в крайнем случае! У неё пройдёт, а Глеб…       — Ну, что ты говоришь! Ну, что ты такое говоришь!       — А ты, ты! — Алла обвиняющее обратила на мужа указательный палец, — Ты всегда её защищаешь! Всегда!       — Ал, не начинай! Я тебя умоляю!       — Знаешь, что, Олег, — сказала вдруг Лобова спокойно, — Они взрослые люди, разберутся без нас. Глебу решать в конце-концов. Элен хорошая женщина. Да только любит-то он Леру.       — Алла! Ну, Алла!       — Всё, Олег. Давай пить чай. И прекрати ты, ради Бога, истерику! Нервы побереги. У тебя второй сын растёт.       — Да-да. Да-да. — Олег Викторович присел на соседний стул. Вытер лоб. И не выдержал: — Ну это же ччёрт знает что!!!              ~~~       Когда спустя четверть часа, так и не допив налитый чай, Лобов поднялся наверх, Алла наткнулась взглядом на пыльный образок у барной стойки (***). И уронила голову ничком на руки на столе: «Господи… Глебушка, прости меня, сыночек… за меня тебе эта Лера, за мой грех…»