***
Часы показывали без четверти семь, когда я услышал звонок в дверь и голос Иззи, приветствующей кого-то. Как ни странно, меня она не позвала, и я решил, что пришли не ко мне, поэтому продолжил читать пособие по хирургической практике, которое подарил мне отец. Время за книгой бежало неумолимо быстро, и я опомнился только тогда, когда в комнату забежал Макс, с разбегу плюхаясь на кровать. – Макс, я же просил так не делать, – напомнил я ему и подошел к кровати, чтобы стащить брата на пол. Тот начал отбиваться ногами и звонко пищать. Его глаза горели, волосы растрепались, а рот был вымазан шоколадом. – И долго мне развлекать твоего гостя внизу, пока ты развлекаешься тут? – раздался голос Иззи с порога. Я повернулся к ней, резко прекратив тискать Макса. – Что? Ты даже не позвала меня! Она на это лишь закатила глаза и, кинув презрительное «я тебе не прислуга», вышла из комнаты. Маленькая стерва! – Иззи злится на тебя, – озвучил очевидное Макс, становясь на постель ногами. – А Магнус классный. Он принес мне шоколадку, – и, совершенно по-ребячески дернув меня за ухо, спрыгнул на пол и унесся, заливисто хохоча, оставляя после себя гулкое эхо на пустынном втором этаже. – А он громкий, – сообщил Магнус, заходя в комнату всего мгновение спустя. Он замялся на пороге, смущенно то оглядывая комнату, то глядя мне в глаза. Я не сдержал улыбки и пожал плечами. – Ты еще не был здесь, когда отец сводил его в планетарий. Он не замолкал всю следующую неделю. Магнус фыркнул, отворачиваясь к окну и пряча улыбку. Он выглядел обыкновенно, одетый в рубашку и джинсы, с гладкой прической и спрятанными за линзами очков карими глазами. Почему-то именно его карие глаза никак не давали мне покоя. – Ты уже думал о теме нашего проекта? – спросил Магнус, отвлекая меня от разглядывания его тела. Не то чтобы там было за что зацепиться глазу. Я пожал плечами. Честно говоря, я вообще не открывал документы, присланные мистером Гэрроуэем. – Можно всегда исследовать наследственную генетику, которая выявляет процентную возможность появления в семье ребенка того или иного пола, с определенным цветом глаз и волос. Людям обычно это интересно. Магнус закатил глаза и занял мое кресло. – Ты мыслишь узко, – сказал он прямо в лоб, немного задев мое самолюбие. – Да, родители интересуются полом будущего ребенка, цветом его глаз или волос, но самое важное для них, то, о чем они не переставая беспокоятся на протяжении всей беременности, – это здоровье малыша. Я считаю, что за основу нашего проекта следует взять медицинскую генетику и изучить отдельно определенную болезнь или отклонение, передающееся по наследству. – И ты предлагаешь... – Альцгеймер, Паркинсон, – он начал загибать пальцы, – гемофилия, синдром Дауна, дальтонизм, мне долго перечислять? Я перевел взгляд с его пальцев – длинных и тонких, хм, – на лицо. – Ты знаешь всё? – усмехнулся я и завел руки за спину, переместив вес на ладони. – Это вызов? – спросил Магнус. Я фыркнул и покачал головой. – Почему биология? – спросил и заметил, как он вздрогнул. – А ты? – немедленно вернул он вопрос. – Спасать жизни – моё призвание, – ответил я не медля. Он кивнул. – И моё. Я ему не поверил.***
Мы устроились в кабинете отца: я занял его кресло, а Магнус – кресло напротив; куча учебников медицины, пособий и статей заполонили стол между нами. За окном качались ветви деревьев, шелест их листвы едва заглушал тиканье часов, висящих на стене за спиной Магнуса. Мы молчали уже более десяти минут, углубившись в поиск подходящего заболевания, и я отчаянно искал повод завязать разговор, не имеющий отношения к проекту. Я смотрел на его пальцы, перелистывающие страницы учебника, на сосредоточенное лицо, на напряженную позу, в которой застыло его тело, но стоило ему это заметить и поднять на меня взгляд, как я тут же утыкался в вырезки из газет, стыдливо пряча покрасневшее лицо за бумагой. Идиот! Иррациональная злость во мне набирала обороты, и направлена она была на Себастьяна, что не оставил мне выбора и заставил ввязаться в эту авантюру, откровенно попахивающую дерьмом. И – если уж быть до конца честным, хотя бы перед собой – я злился на себя. За то что не смог отказать и придумывал ситуацию, в которой якобы не было выбора. Выбор был, выбор всегд... – Ладно, – вскинул ладони кверху Магнус, и я вынырнул из размышлений, резко подняв голову, – кажется, что я пошёл не в ту сторону. Что у тебя? – он кивнул на газеты в моих руках. – Зависит от того, хотим мы, чтобы заболевание было распространенным, или нет. Он задумался: отвел взгляд в сторону, закусил нижнюю губу и нахмурился. В свете лампы над столом его лицо отливало медью, а глаза стали совсем-совсем темными. – Тут двоякая ситуация, – сказал он наконец. – С одной стороны, о распространенных заболеваниях мы сможем нарыть кучу информации, но таких проектов достаточно, и не факт, что наш станет уникальным. С другой, представлять проект о редко встречающихся – это как идти по минному полю. Исследований мало. – Тогда предлагаю выбрать наиболее интересное заболевание, – я развернул к нему пособие, в котором сделал пометку. – Прогерия, – и постучал указательным пальцев по странице. – Преждевременное старение, – покивал Магнус. – Редко встречается, но есть известные личности, страдающие этим заболеванием. Подходит. Я улыбнулся. Почему-то, еще утром думая об этой встрече, я представлял, как Магнус будет зажат, как будет краснеть передо мною, как будет молчать и бояться завести разговор. На деле же все оказалось с точностью до наоборот. Молчал и краснел я. Он же, погрузившись в работу, словно расцвел. Каждый раз, произнося медицинские термины, его лицо приобретало такое серьезное выражение, что сложно было поверить, что перед тобой школьник – его действительно увлекала медицина, он действительно хотел стать врачом однажды. А уж как расширились его глаза, как только я его привел в кабинет отца. Он застыл на несколько долгих минут перед стеллажом с пособиями, которые собирал мой отец, а до него – его отец, и так далее. Весь этот стеллаж был своего рода наследием нашей семьи хирургов, и это восхищало Магнуса. Мне сразу же захотелось подарить ему что-то с полок, чтобы впечатлить еще сильнее, но я быстро подавил в себе этот нелепый порыв. Отец не одобрит, если узнает, что я раздариваю ценности нашей семьи малознакомым людям. – Тогда, – Магнус еще раз пролистал главу о прогерии и поднял на меня взгляд, – на сегодня все? – Наверное, все, – согласился я. – Я тебя провожу. Я встал раньше него и повел к выходу, желая избавиться от него поскорее. Но что-то внутри меня хотело растянуть эту встречу. Странное ощущение. – Магнус, а как же ужин? – выглянула из кухни Изабель. – Я приготовила лазанью. Магнус замер с поднятыми к куртке руками. Я уже открыл для него парадную дверь, а он почти вышел. Чертова Иззи. – Не верь ей, – шепнул я ему, доверительно толкнув плечом, – она заказала в ближайшем ресторане. – Магнус, оставайся! – прокричал Макс с кухни. – Даже если у тебя нет шоколадки, ничего страшного! Магнус прыснул, но тут же взял себя в руки, стараясь скрыть улыбку, которая все никак не пожелала покидать его лица – уголки губ так и тянулись в стороны. – Ты получил одобрение маленького хозяина, – Иззи подошла к нему и забрала куртку. – Без шоколадки он пускает немногих. Магнус позволил себе улыбнуться по-настоящему и кивнул, соглашаясь. Иззи увела его под руку, а я так и остался стоять на пороге, глядя им вслед. И снова это двоякое чувство: облегчение и раздражение.***
Никогда не видел, чтобы Магнус улыбался столько. Он не произнес и пяти предложений, но, глядя на Макса и Изабель, не мог перестать улыбаться. И в этом я был с ним солидарен. Мы умяли лазанью за четверть часа, даже не разложив ее по тарелкам, – мама бы нас прибила за такое – и даже поборолись за последние кусочки, оставшиеся в контейнере из фольги, которыми пользовались службы доставки. И постоянно болтали, обсуждая школу и общих знакомых. Изабель рассказывала какую-то историю с прошлогодней вечеринки. Она смеялась, активно жестикулировала, а Магнус смотрел на нее и понимающе кивал, когда та произносила имена, но вдруг она произнесла вслух имя Рагнора, отчего Магнус заметно вздрогнул и как будто сдулся. Секунду назад он улыбался, а сейчас словно потух и смотрел безжизненным взглядом в стол. – Извините, мне пора, – пробормотал он, прервав рассказ Иззи, и поднялся, не дожидаясь нашего ответа. Макс и Изабель замерли. – Я сказала что-то не то? – спросила Иззи, глядя на выходящего из кухни Магнуса. Я вздохнул. – Всё в порядке, – взъерошил волосы Макса. – Уберите посуду и ложитесь. Я скоро вернусь. Догнал я его у соседнего дома. Он, сгорбившись, плелся в сторону своего района и совершенно не обратил на меня внимание, когда я поравнялся с ним. – Похолодало, – заметил я и поежился для пущей убедительности. Он молчал. А меня это откровенно бесило. Я не должен был позволить ему остаться на ужин, не должен был знакомить его с Иззи и Максом, не должен был бежать за ним, беспокоясь о его состоянии. Но вот я иду рядом, касаюсь плечом его плеча и какого-то черта беспокоюсь. – Магнус... – Слушай, всё в порядке, – перебил он меня и остановился. – Твоя сестра не знала, а может знала, но сказала не нарочно, я понимаю. Но... – он отвел взгляд в сторону и принялся жевать нижнюю губу. Ветер дул, распахивая его джинсовую куртку и показывая рубашку под ней, ерошил волосы, и он, ссутулившись и ежась от холода, казался мне таким ранимым. А потом он посмотрел на меня влажными глазами, и я отчетливо почувствовал, как дрогнуло мое сердце. – В конечном счете, все будет хорошо, Лайтвуд. Тебя это не должно волновать. Но меня волновало. Я смотрел в его глаза и вспоминал слова Себастьяна. Он в тебя по уши, разве ты не видишь? Передо мной стоял парень, потерявший близкого человека и ещё не справившийся с этим. Я упорно пытался верить в то, что это чистая боль от потери, поселившаяся в его взгляде, и больше ничего лишнего. – Всё равно прости, – прошептал я. Он едва заметно улыбнулся. Кивнул. И, спрятав руки в передних карманах джинсов, побрел дальше по тротуару.