***
Все четыре дня, полные безысходности, непринятия и слёз, я боролся с желанием написать Магнусу сообщение. Раз за разом я набирал текст, а потом, понимая, что сделаю только хуже, стирал и бросал телефон подальше от себя. Ещё бы хоть раз взглянуть в твои глаза. Не могу без тебя. Дико скучаю. Без твоей улыбки в этом городе пасмурно. Несколько десятков сообщений, что никогда не дойдут до адресата. Временами тоска по нему овладевала моим телом настолько, что, казалось, меня ломает изнутри. Я давился слезами и кусал край подушки, чтобы не закричать от боли во весь голос. Я думал, что моё сердце не выдержит этого и взорвётся. – Алек, папа привёз Вулси, – сообщила мама, проходя через гостиную. Я сидел на диване и пялился в экран телефона, где в строке набора сообщения мигал курсор. – Хорошо, – отозвался я, даже не подняв голову, и тяжело вздохнул. Если за все те дни, когда меня раздирало на части, я не написал ему ни слова, то не имело смысла делать это сейчас. – Мой мальчик! – Вулси широко улыбнулся и притянул меня в объятия. Я взглянул поверх его плеча на отца, тот неловко махнул рукой. – Выглядишь дерьмово, – добавил он и расхохотался. Я постарался улыбнуться. – Мама сказала, что первое слушание уже в следующий понедельник. Мы будем готовиться? – Конечно, – Вулси перекинул руку через моё плечо и повёл в кабинет отца. – Но тебе не о чем переживать. Ты должен уяснить, что, в первую очередь, судят Себастьяна, а не тебя. Ты выступаешь в роли жертвы, а уже потом как лицо, скрывшее преступление. Мы будем давить на это. Он помог мне усесться в кресло и занял место напротив, разложив перед собой документы дела. Папа сел рядом со мной и – что удивило меня больше всего – похлопал меня по плечу в знак поддержки. Это прикосновение вызвало во мне странные чувства. – Итак, – начал Вулси, когда мама присоединилась к нам, – судя по заключению судмедэкспертов и показаниям свидетелей, которые контактировали с тобой на вечеринке, ты никак не мог находиться на той дороге, где сбили Рагнора Фелла. Мама и папа синхронно выдохнули. – Я же говорил об этом, – возмутился я. – Не важно, что ты говоришь, – вмешался папа, – важно, что мы можем доказать. – Именно, – Вулси ткнул в сторону папы указательным пальцем. – А значит, что проходить как соучастник ты не можешь. Но это не отменяет того, что ты все эти полгода знал о случившемся и скрывал. – Я готов понести за это наказание, – сказал я тихо. – Я не буду лгать в суде. – Но ты же понимаешь, что тебя могут за это посадить? – спросил Вулси. – Понимаю. – Александр, – позвал меня отец, и я повернулся к нему, – то, что Магнус порвал с тобой, не означает, что ты должен наплевать на себя и свою жизнь. Я уставился на него, не доверяя своим ушам. Отец говорил со мной таким тоном, будто на самом деле беспокоился обо мне. Обо мне. Не о собственном имидже. – Почему тебе не плевать? – спросил я его, хмурясь. Вмешалась мама: – Потому что ты наш сын, как ты можешь думать, что ему плевать? – Ну, до этого было как-то не особо заметно, что он интересуется детьми, – пожал я плечами и повернулся к Вулси. – Я твёрд в своём решении. Я нарушил закон и готов отвечать. Вулси широко улыбнулся. – Прекрасно. – Разве? – спросила мама недоверчиво. – Конечно, – Вулси уселся в кресле удобнее и закинул ногу на ногу, сложив ладони перед собой. – Мы используем правду себе во благо. Алек лишь подросток, которого втянул в свои игры Себастьян Верлак. Он исполнял его поручения, а потом просто влюбился в Магнуса и захотел поступить правильно. За это Себастьян попытался избавиться от него. – Ты думаешь, что это поможет смягчить приговор? – спросил папа. – Добавим сюда признание вины, чистосердечное раскаяние и тот факт, что Алеку нет восемнадцати, и вуаля, – Вулси развёл руки в стороны. – Присяжные любят истории о любви. – Ты хочешь, чтобы я делал вид, что был под влиянием Себы, и использовал свои чувства к Магнусу для прикрытия своей задницы? – я начинал медленно вскипать. – А разве это не правда? – Вулси чуть наклонил голову, прищурив глаза. Я не нашёл, что ответить.***
Хуже всего было ночами, когда во всём доме гасили свет и ко мне приходили воспоминания о Магнусе, которые я был не в силах прогнать. Я лежал в своей кровати и вглядывался в темноту комнаты, вспоминая шёпот горячих губ, запах, наполняющий мои лёгкие, и вкус его кожи на кончике моего языка. Я продолжал ощущать фантомную тяжесть его тела на мне, как он двигал бёдрами, сидя сверху, как его пальцы впивались в мою спину. Стоило мне прикрыть веки, как на чёрном холсте вырисовывалось его прекрасное лицо, лежащее на соседней подушке, тронутые солнечной улыбкой губы и счастливые глаза, глядящие в самую душу. Присутствие было таким явным, что я пару раз по инерции тянул ладонь в его сторону, но натыкался лишь на холодную пустоту. Магнуса не было: ни в моей постели, ни в моей комнате, ни в этом городе. Он ушёл, наводнив всю мою жизнь мыслями о себе, которые бередили моё истекающее кровью сердце. Я не мог делать ничего. Мне было просто жизненно необходимо увидеть его, коснуться его, притянуть к себе и крепко обнять. Такая же сильная потребность, как дыхание. Я мучился, пока небо на горизонте не начинало светлеть и сумерки охватывали город, и только тогда забывался беспокойным сном, в каждом из которых Магнус был рядом. Это было как отрывки из нашей жизни, склеенные в фильм: мы пересекаемся взглядами в школьном коридоре, я наклоняюсь к нему, чтобы задать вопрос по биологии, я вижу, как он садится в жёлтый автобус, он смотрит на меня убитым взглядом, когда я отстраняюсь, мы, полностью промокшие, целуемся в машине на парковке супермаркета, я ощущаю тяжесть его головы на своём плече в темноте кинозала, он открывает дверь и встречает меня на пороге своего дома, мы пытаемся сдержать смех, когда мистер Бейн чуть было не застукал нас целующимися, он лежит в моих объятиях и смотрит таким беззащитным взглядом в мои глаза, он кладёт ладонь мне на щеку и нежно улыбается. Я просыпался внезапно, на полувздохе, словно выброшенный из поезда сна на полном ходу, весь в поту и с пересушенным ртом и горлом. Ночь стала моим персональным адом: полная счастливых воспоминаний о Магнусе, но без малейшей возможности увидеть его или хотя бы услышать. Самое ужасное было в том, что днём я забывался, окружённый людьми, но с наступлением темноты, когда я уже думал, что сегодня стало легче, всё возвращалось. И я снова задыхался от боли.***
По дому пронеслась трель дверного звонка, и я отвлёкся от просмотра телевизора. Изабель устраивала девичник для себя и Клэри, и я должен был вести себя тише воды ниже травы, так как я был единственным, кто не мог покинуть дом. В дверь позвонили ещё раз. – Иззи, к тебе пришли! – прокричал я. Сестра не ответила, и я, раздражённо вздохнув, потянулся к костылям и побрёл в прихожую. На пороге стояла не совсем Клэри. Точнее, совсем не Клэри. – Я думала, что будет девичник, – пробурчала Алина. – Что ты здесь делаешь, Лайтвуд? – Это вообще-то мой дом. Она осмотрела меня с ног до головы критичным взглядом и прошла мимо, слегка толкнув плечом. – А ты здесь что забыла? – спросил я, развернувшись и поковыляв за ней. – Не думаю, что Изабель приглашала тебя. Алина расхаживала по гостиной и осматривала стены, на которых висели семейные фотографии и картины из коллекции мамы. – Меня Клэри пригласила, – сказала она и, сняв пальто, кинула его на кресло. – Не сделаешь мне чаю? Я замёрзла. Я застыл и вперился в неё ошарашенным взглядом. – Я тебя даже в дом не приглашал! – воскликнул я. Алина выгнула бровь так, словно спрашивала «И?». В этот момент в дверь снова позвонили, и я поспешил открыть её. – О, Алек, привет! – просияла Клэри и приобняла меня. С тех пор, как у нас с ней состоялся тот мини разговор о шоу Гордона Рамзи, она считала нас близкими друзьями. – Твоя подруга уже здесь, – пробормотал я ей и пропустил внутрь. – И она не то чтобы желанный гость в этом доме. – Как же приятно это слышать, – Алина вышла в прихожую и метнула в меня один из своих фирменных острых взглядов. – Сразу показывает, насколько ты радушный хозяин. Клэри переводила испуганный взгляд с одного на другого, выглядя при этом как оленёнок в свете фар. – Я просто знаю, что Иззи тебя не приглашала. – О, а ты взял на себя обязанности амбала, который решает, кого пускать на вечеринку? – Да какая вечеринка, вас всего трое! – воскликнул я. – Это было просто сравнение, идиот! – Что здесь за шум? – послышался крик Изабель сверху, и мы почти синхронно подняли головы. Она перегнулась через перила на втором этаже, чтобы лучше разглядеть прихожую, и сверлила нас злобным взглядом. – Они спорят, кто прав, но мне кажется, что они оба просто грубят друг другу, – сдала нас Клэри. Мы с Алиной синхронно закатили глаза. – Оставьте его в покое и поднимайтесь сюда, – Иззи махнула рукой. – А ты, – она посмотрела на меня, – не путайся под ногами. Я проводил их взглядом – Алина перед тем, как скрыться за поворотом, окатила меня ледяным холодом своих глаз – и вернулся в гостиную к телевизору. В покое меня, конечно, не оставили. Все трое спустились вниз спустя примерно полчаса, Иззи врубила музыку, и они с Клэри принялись прыгать на диване и громко кричать слова песни. Я еле успел унести оттуда ноги и направился на кухню. – Да чтоб тебя! – если бы у меня подмышками не было костылей, я бы подпрыгнул на месте. На кухне стояла Алина и перебирала пальцами бутылки с алкоголем. Как она узнала, где у нас бар? – Мама запрещает лезть сюда, – сказал я ей. Она посмотрела на меня искоса. – А ты, значит, послушный сынок. Облапошить Магнуса она тебе разрешила? – и взяла бутылку с виски. Я внимательно проследил за тем, как она приложилась губами к горлышку и откинула голову назад, сделав несколько глотков. – Никогда бы не подумал, что ты любишь это, – я указал большим пальцем себе за спину, где под Тейлор Свифт драли глотки Иззи и Клэри. – Именно поэтому я здесь, – Алина подняла бутылку в воздух и потрясла ей. – Если я и буду петь, то только вдрызг пьяная. Я усмехнулся. – Хочешь? – она протянула мне бутылку. Я покачал головой. – Как хочешь. Хотя я удивлена, что ты не спился и не сторчался, учитывая, что произошло. Алина встала спиной к окну и облокотилась поясницей на кухонную тумбу. Водопад волос скрывал её профиль плотной стеной. Она смотрела куда-то в темноту столовой напротив неё и периодически подносила горлышко бутылки к губам. – Как много людей в школе знают, что случилось? – спросил я спустя некоторое время и подошёл к ней ближе. Она взглянула на меня украдкой. – Считай, все. Я выхватил бутылку у неё из рук и сделал большой глоток. Огненная волна алкоголя пронеслась по пищеводу и затихла в районе живота, принося с собой тепло и умиротворение. – Другое дело, Лайтвуд, – улыбнулась она. Мы стояли там в тишине и делили эти пол-литра виски на двоих, передавая друг другу в руки. Спустя какое-то время на Алину напал голод, и она принялась опустошать холодильник, впихивая в себя чипсы, шоколадные батончики, мороженое и йогурт, совершенно не разбираясь, что за чем идёт. – Раз ты знаешь, в какой глубокой заднице я сейчас, не лучше будет не давать мне алкоголь? – спросил я и почувствовал, как заплетается язык. Я был уже изрядно пьян. – У тебя разбито сердце, – пробормотала она с набитым ртом, – тебе нужно расслабиться, – и замерла. – Боже, как я соскучилась по травке. Я сначала улыбнулся, глядя на неё и абсурдность ситуации – Алина Пенхоллоу, самая закрытая, неприветливая и грозная девчонка школы, сейчас стоит на моей кухне, пожирает мороженое, вымазывая в нём своё личико, и беспокоится о моём разбитом сердце, – а потом и вовсе не сдержался и принялся громко смеяться. Она подняла на меня взгляд совершенно пьяных глаз и тоже звонко засмеялась. Музыка за дверью затихла и через пару мгновений в проёме показались две головы: черноволосая и рыжеволосая. – Что это тут с вами? – спросила Иззи, глядя на то, как мы хохочем, чуть ли не свернувшись пополам. Я ощущал, как скапливаются слёзы в уголках глаз, как начинает покалывать щёки и как остро не хватает воздуха. Но вместе с этим часть той тяжести, давившей на всё моё тело, ушла. Надолго ли, непонятно, но мне стало легче. Правда. – Эй, а вы почему не позвали нас? – возмутилась Иззи и взяла бутылку со стола. – Я тоже не против немного накатить. – Не думаю, что Люк и Мариза... – начала было Клэри. – Пей, – коротко бросила Алина и, отняв у Иззи, пихнула бутылку ей в руки. Через некоторое время Клэри уже зажигала на журнальном столе в гостиной, Изабель, нацепив солнечные очки, танцевала рядом на полу, а мы с Алиной сидели на диване и делали вид, что кидаем в них деньги. Алкоголь задурманил мой мозг, в полумраке, нарушаемом только огнями притащенной Иззи гирлянды, всё казалось сюрреалистичным. Я посмотрел вбок. Алина таращилась на Клэри во все глаза, и её взгляд был таким тёплым и преданным, что мне стало некомфортно. – Хэй, – я толкнул её локтем, и она сразу же приняла привычное выражение лица. Ледяное. – Я думал, что не нравлюсь тебе. Она закатила глаза. – Ты мне не не нравишься. Ты мне никак. Я фыркнул и еле сдержал смех.***
Мама написала, что они с Люком везут спящего Макса домой, поэтому наш девичник пришлось сворачивать. Клэри и Изабель принялись устранять следы попойки, а я пошёл провожать Алину до такси. Всё-таки мы двое были намного пьянее девчонок. Алина облокотилась на открытую дверь и повернулась, прижимаясь к моей щеке своей щекой. – В следующий раз принесу травку, – сказала она мне на ухо. Я резко отстранился. – Следующий раз? Алина сморщила лицо. – Клэри пригласила меня к вам на День благодарения. – О господи, – пробормотал я. – Расслабься, Лайтвуд, – он похлопала меня по плечу. – Я не набиваюсь к тебе в друзья. Просто так гораздо легче лечить разбитое сердце. Когда нас двое. Я печально улыбнулся. – Мне жаль, что Клэри не замечает очевидное, – сказал я искренне. – Ой, завали, – скривилась Алина и плюхнулась на заднее сиденье. – Увидимся в четверг. Раздобудь алкоголь, – она повернулась к водителю. – По коням! Я рассмеялся и закрыл дверь. Такси тронулось с места и вывернуло на середину дороги. Я наблюдал за тем, как исчезают за поворотом красные огни. Алина страдала из-за безответной любви, я страдал из-за того, что Магнус покинул мою жизнь. Мы оба знали, каково это – чувствовать себя вдребезги.