***
На День благодарения пришлась «великолепная» погода: за окном завывал ветер, хлестал дождь и гремел гром. Я стоял у входной двери – так как я не был способен помогать маме и Изабель на кухне, они поручили мне встречу гостей, – и наблюдал за тем, как капли стекают по оконному стеклу, чертя вертикальные полосы. Осталось только залезть на подоконник и, подтянув коленки к подбородку, рыдать самому. Вулси оказался прав: первое заседание не было таким страшным, каким я себе представлял его. Себастьяна оставили под стражей без права залога, меня оставили под домашним арестом. Адвокат Себы Пэгборн, действительно, нашёл новых свидетелей, но все они были мне не знакомы, и Вулси сказал, что переживать пока рано. Следующее заседание назначили на середину декабря. Мы все старались держаться, но нервозность чувствовалась в воздухе. Я замечал это по тому, как временами дрожали руки мамы, когда она наливала себе чай с ромашкой, и как Изабель постоянно срывалась, а через пару минут со слезами просила прощения. Даже Макс стал более замкнутым. От полнейшего скатывания в депрессию и апатию спасал только Люк, который объявил День благодарения днём, свободным от мыслей о суде. Они с Клэри приехали первыми. Потом позвонил отец и сказал, что его рейс отменили, и он не может присутствовать на ужине, зато пообещал прилететь на выходных с подарками. Расстроился только Макс. И когда уже все собрались в гостиной, в дверь снова позвонили. На пороге стояла Алина. – Паршиво выглядишь, – сказала она вместо приветствия. Я оглядел её с ног до головы: волосы растрепались и она была в платье. – Да уж получше тебя. – Быть того не может, – Алина закатила глаза и, скинув пальто, впихнула его в мои руки. – Добудь мне алкоголь, как подвернётся возможность. Я закрыл за ней дверь и повесил пальто на крючок. – Не будет никакого алкоголя, – сообщил ей, облокотившись о дверной косяк плечом. – Мама обнаружила пропажу и закрыла бар на ключ. Алина фыркнула. – Наконец-то, ты пришла! – воскликнула Клэри, выглянув из гостиной, и притянула её в объятия. По её лицу было ясно как божий день, что у этой дурёхи нет ни единой мысли о том, что для Алины эти объятия значат гораздо больше, чем для неё. – Я ведь согласилась ещё неделю назад, – пробухтела Алина и нехотя отстранилась. – Твой характер очень переменчив, – улыбнулась Клэри и щёлкнула её по кончику носа. Мы с Алиной переглянулись, и она взглядом дала мне понять, что если я хоть как-либо прокомментирую это, то будет лучше, если меня посадят. – Привет, – в прихожую вышел Макс и протянул Алине ладошку. – Я Макс. Алина с паникой в глазах взглянула на меня: – Я Алина, – и ответила на рукопожатие. Макс широко улыбнулся и, подавшись вперёд, крепко её обнял. Алина замерла, подняв руки над его головой. – Ой-ой. Макс отстранился. – Я сделал тебе больно? – спросил он с искренней озабоченностью. – Нет, – Алина указала на свою талию, – ты меня обнял. Я захлебнулся смешком. – Это дети, – вмешалась Клэри, – они тактильные. – Но я – нет, – нахмурившись, сказала Алина. – Ладно, – я положил ладони на плечи озадаченного такой реакцией Макса и подтолкнул его в сторону столовой, – все в сборе, можно садиться за стол. Было дико неловко сидеть за столом и делать вид, что жизнь каждого из нас не похерена мною. Я постоянно ловил взгляд Клэри, но она тут же отводила его и делала вид, что крайне заинтересована разговором о работе между мамой и Люком. Изабель вяло ковырялась в тарелке, не обращая внимания ни на кого вокруг. Макс с опаской косился в сторону Алины. – Почему бы каждому из нас не сказать, за что мы благодарны? – оглядев всех за столом, предложил Люк. – Думаю, что это поможет разрядить обстановку. Я могу начать, – он подумал пару секунд и, отложив вилку, сомкнул пальцы в замок. – Я благодарен за то, что встретил Маризу. Мама тепло улыбнулась и, протянув руку, взяла его за ладонь. – Я благодарна за твою поддержку, – сказала она в ответ. Люк одарил её полным любви взглядом и повернулся к крестнице. – Клэри? Та подумала несколько мгновений и широко улыбнулась. – Я благодарна за красивую осень. Деревья окрасились в различные цвета, и невозможно не радоваться каждому дню. Я скосил глаза в сторону Алины. Она смотрела с благоговейным трепетом, и её губы были изогнуты в печальную улыбку. – Изабель? – тихо позвала мама. Иззи вздрогнула, словно мыслями была не здесь, и огляделась. – Я благодарна Клэри за дружбу, – сказала она вдруг. Клэри прижала ладони к груди. – Это очень мило, дорогая, – мама улыбнулась и повернулась к Максу. – Твоя очередь. Макс начал перечислять все мультфильмы, героев комиксов, одноклассников, учителей, и очень скоро все забыли про то, что до нас с Алиной очередь так и не дошла. Не то чтобы мы сильно этому расстроились. Люк оказался прав: через некоторое время обстановка за столом стала расслабленнее. Мама и Люк слушали и комментировали рассказы Макса, Иззи и Клэри шептались и над чем-то хихикали, а Алина сверлила их безэмоциональным взглядом. – Ты хоть когда-нибудь улыбаешься? – спросил я, наклонившись к ней. – Да, – Алина сделала глоток воды. – Когда потрошу тела придурков, которые задавали слишком тупые вопросы. Я усмехнулся. – Тебе незачем ревновать к Изабель. Она резко вонзила нож в индейку, перпендикулярно столу, словно разделывала её, а не всего лишь отрезала кусочек, и закинула мясо в рот. – А кто сказал, что я ревную? – спросила, пережёвывая. – Эм, – я уставился на её ладонь, крепко обхватившую рукоять ножа. – А знаешь, мне показалось. Алина улыбнулась с открытым ртом и пробормотала: – Умница. – А твоя семья празднует День благодарения? – спросил Макс, повернувшись к ней. – Милый, у каждого народа свои обычаи и традиции, но это не значит, что они не могут праздновать День благодарения или Рождество, – вмешалась мама. – Нет, моя семья не празднует День благодарения, – ответила Алина с милой улыбкой и, когда мама повернулась обратно к Люку, наклонилась к Максу: – Если когда-нибудь увидишь, что китайцы празднуют День благодарения, дай мне знать. Я возьму ружьё. Макс округлил глаза, и в свете лампы над столом они показались совсем чёрными. – Она шутит, – попытался я его успокоить. – У неё нет ружья. – Есть, – прошептала Алина с маньячным блеском во взгляде. Макс посмотрел на неё и снова на меня, но с ещё большим испугом. – Единственное твоё ружьё – это язык, который пугает только пятилеток, – пробормотал я ей и толкнул ногой. Алина вздохнула и откинулась на спинку стула. – Оставь сарказм мне, дорогой. Тебе он не идёт, – она снова посмотрела на перешёптывающихся Клэри и Иззи и тяжело вздохнула. – Как долго мы должны сидеть тут? – Обычно я сижу до конца и помогаю маме с уборкой, – ответил я и потянулся, чтобы наполнить стакан Макса соком. – А что? – У меня есть потрясающая дурь, – прошептала она и стрельнула глазами в сторону сумки, висевшей на спинке её стула. – Тише ты, – я оглядел столовую, но никто не обращал на нас внимания. – А если бы тебя услышали? Алина закатила глаза. – Расслабься, Лайтвуд. Всем плевать на нас с тех самых пор, как мы уселись за стол. Пошли. Мы синхронно поднялись из-за стола. – Всё в порядке, дорогой? – тут же спросила мама. – Да, я просто... – я прочистил горло. – Я обещала Алеку помочь с домашним заданием, – вмешалась Алина. Мама благодарно улыбнулась. – Ты такая милая. Спасибо. Мы поспешили в мою спальню. – Ты такая милая, – притворным голосом дразнилась Алина, едва закрылась дверь. – Спасибо, что накуришь моего сына. Я фыркнул и уселся в кресло. – Ну и где? Она хищно улыбнулась и вытащила из сумочки зип-пакет.***
Алина затянулась и повалилась на кровать, выпуская дым. – Мечтала об этом весь день, – прошептала она и затянулась снова. Я отобрал у неё косяк и сделал затяг, чувствуя, как горчит в горле. – Ты где нашла его? – спросил, откашливаясь и возвращая ей. – Салага, – фыркнула Алина, глядя на то, как тлеет трава. – У моих родителей есть друзья с сыном-отличником, которого мне постоянно ставят в пример, – она снова затянулась и, закашлявшись, рассмеялась. – Как же мне, блять, иногда хочется рассказать им, что их золотой мальчик обеспечивает травкой несколько кварталов. Я фыркнул и, подавившись воздухом, зашёлся кашлем. – Боже, – рассмеялась Алина, – я думала, что твой опыт в этом, – она взглянула на косяк, – куда больше моего. Я рухнул на кровать рядом с ней и отобрал косяк. – Откуда такое предубеждение? Она пожала плечами. – У Себастьяна есть определённая репутация. Да и на многочисленных вечеринках вы вдвоём не то чтобы скрывались. Я сделал несколько затягов. – Как вспомню, чем занимался до встречи с Магнусом... – я отдал ей косяк обратно и, раскинув руки в стороны, начал дрейфовать на волнах подступающей безмятежности. – Ты ещё легко отделался, – хрипло прошептала Алина. – Задумывался о том, что бы было с тобой, не будь того проекта по генетике? Тебе стоить поблагодарить будущего отчима, – она хохотнула. – Подумать только, мистер Гэрроуэй станет твоим отчимом. Как думаешь, у них уже был секс? Я поморщился. – Прекрати. Не хочу это представлять. – Думаю, мистер Гэрроуэй хорош в постели. Я накрыл уши ладонями и начал громко напевать пришедший в голову первым мотив. Алина схватила меня за запястья и, хохоча, пробормотала: – Мистер Гэрроуэй очень горяч, и он уж точно знает, как доставить твоей матери удовольствие. Ты видел его руки? А губы? А язык? Я начал отчаянно отбиваться, Алина расхохоталась ещё громче, и я оттолкнул её в сторону. – Ты больная, – сказал я, сев в постели. Алина затянулась и выдохнула дым в мою сторону. – Есть такое, иначе бы не продолжала себя мучить этой односторонней дружбой. Я застыл, глядя на неё. – Ты про Клэри? Алина закатила глаза. – Нет, я влюблена ещё в нескольких девушек, которые тоже держат меня во френдзоне. Это моё хобби. Нравится чувствовать себя ненужной. – Ты не ненужная, – возразил я. – Просто Клэри та ещё дурёха, и она... – Даже то, что она не отвечает мне взаимностью, не даёт тебе право выплёскивать на неё свою неприязнь, – перебила Алина. Я вздохнул. – Мне тяжело понять, почему Клэри вообще привлекла тебя. Не скажу, что я разбираюсь в подобной чепухе, но я не думаю, что она именно то, что тебе подходит. – О да, – фыркнула Алина, – не тебе про это говорить, особенно, после отношений с Себой. Я подвинулся к ней ближе и понизил голос: – Ты же сама говорила, что так легче лечить разбитое сердце. Когда нас двое, – я провёл между нами невидимую черту, Алина внимательно проследила за движением указательного пальца. – Просто объясни мне, почему она. Она отвернулась и уставилась в потолок, замолчав на долгие минуты. Я не торопил её. – Мои родители, – она прочистила горло, – они не самые эмоционально открытые люди. В смысле, они заботятся обо мне, и я ни в чём не нуждаюсь, но они не особо показывают свою любовь. Я не могу вспомнить, чтобы кто-то из них хоть раз обнимал меня в детстве, не говоря уже о поцелуях или словах «я люблю тебя». – Это ужасно, – прошептал я, понимая, насколько мне повезло, что в моей жизни была мама, которая щедро одаривала меня материнской лаской. Алина пожала плечами. – Я привыкла, – она шмыгнула носом, и я заметил, как слеза покатилась из внешнего уголка глаза к виску. – Наверное, именно поэтому я такая. Мне сложно быть открытой и нежной. Но это не значит, что я не могу или не хочу. – Но почему Клэри? – спросил я. Алина улыбнулась. – Проект по генетике изменил не только твою жизнь, но и мою. Я замечала Клэри всегда – она такая яркая и жизнерадостная, – но именно этот проект сблизил нас с ней, и я просто влюбилась. Клэри добрая и милая, что меня обычно раздражает в людях, а в ней это так органично сочетается с её внешностью и привычками. Ещё её пальцы постоянно испачканы в акварели и она закрепляет пучок на голове карандашом. Я не знаю... Клэри просто солнечная и тёплая, а мне этого жутко не хватало всю жизнь. Я почувствовал, как сердце кольнуло. Именно это и привлекло меня в Магнусе: он тоже был солнечным и тёплым. – Мне просто нравится быть рядом с ней, – добавила Алина спустя пару секунд. – Не важно, насколько порою больно. Она сделала особо глубокий затяг и протянула косяк мне. – А ты никогда не задумывался о причине своей неприязни к ней? Я фыркнул и затянулся. Конечно, я знал причину. Я давно догадывался о ней. – Наверное, Моргенштерн раздражает меня так сильно потому, что я вижу в ней некоторые черты себя. Например, то, как она слепо любит Джейса, когда очевидно, что ему плевать на неё, и не замечает рядом тебя. – Скажи, это бесит, когда кто-то не понимает тех вещей, которые ты понял совсем недавно? – она рассмеялась и вытянула руки в стороны. – По этой причине мы вырастаем из некоторых друзей. – Думаешь, что ты выросла из Клэри? Алина сморщила нос. – Звучит чересчур пафосно, но да. Думаю, что я выросла из этой безответной любви. Точнее, устала. Я знал, что этого никогда не случится, но не мог не спросить: – А что, если в один прекрасный день она всё поймёт и ответит взаимностью? Алина захлебнулась смешком. – Влюблённость, конечно, сделала из меня наивную, но не дуру. Она не ответит мне взаимностью. Примерно ноль шансов. Я печально улыбнулся. – Знаешь, иногда я думаю о том, что не сбей Себастьян Рагнора и не согласись я узнать о том, что помнит Магнус, я бы никогда не узнал, каково это любить его и быть любимым им. И это такая паршивая мысль, что мне от неё плохо. Мне потребовалось, чтобы произошло что-то поистине ужасное, чтобы раскрыть глаза и увидеть того, кто всегда был рядом. Алина повернула голову в мою сторону. – Если всю жизнь думать о том, что могло бы произойти, поступи ты так или эдак, то можно сойти с ума. Не захламляй себе голову лишним дерьмом, Лайтвуд. Разберись сначала с тем, что уже есть в твоей жизни. – Проще сказать, чем сделать. Взгляд Алины стал теплее, и она легла набок, подперев голову ладонью. – Люди так легко забывают, как это приятно, когда все тайны раскрыты. Плохие они или хорошие, главное, что больше не надо молчать. Я кивнул. – Это правда. В какой-то степени, мне стало легче, когда Магнус узнал правду. – Ну вот. А тоска по нему рано или поздно сойдёт на нет, – она смотрела будто сквозь меня. – И ты перестанешь вздрагивать каждый раз, когда звонит телефон. Или искать его взглядом в коридорах школы. Кажется, чувства Алины были гораздо глубже, чем я думал. Я следил за её задумчивым взглядом и думал о том, насколько сильно Клэри, сама того не осознавая, проникла в неё. Я ощущал это. Магнус уехал, но продолжал быть здесь: в моей спальне, кабинете отца, на кухне, на крыльце дома. Везде. Куда бы я ни ступал, каждый метр этого дома отмечен его присутствием. – Однажды мы оба сможем, – прошептал я. Алина поморгала, словно выходя из транса, и посмотрела мне в глаза своими влажными от накативших слёз. – Однажды, – повторила эхом и протянула руку. – А теперь дай мне косяк, я здесь не для того, чтобы плакать.