***
– Итак, – Вулси Скотт открыл папку и разложил несколько листов бумаги на столе перед собой, – я ознакомился с делом и переговорил с окружным прокурором. Адвокат Себастьяна Верлака будет придерживаться версии, что ты, приятель, – он посмотрел на меня, – являешься соучастником, который помог его подзащитному совершить преступление. Мы сидели в столовой, наполненной солнечным светом, который подсвечивал светлые волосы Вулси так, что те казались нимбом. – Чушь, – буркнул папа. – Алек не принимал участие в убийстве того парнишки. И сам оказался жертвой. – Зато это может уменьшить срок, который грозит сейчас Себастьяну, – Вулси пожал плечами. – Но увеличить твой, – он снова взглянул на меня. – Поэтому мы должны грамотно выстроить тактику нашей защиты. Детально восстановить ход событий той ночи, опросить всех, с кем ты контактировал на вечеринке – подчёркиваю, контактировал, – во сколько покинул её, кого встретил по дороге и кто был дома, когда ты вернулся. В какое время к тебе приехал Себастьяна и что именно рассказал, с точностью до слова. Важна любая мелочь. Я откинулся на спинку кресла, которое занимал, и устало вздохнул. Предстояло досконально рассказать своему адвокату события той ночи, когда погиб Рагнор Фелл, а всё, о чём я мог думать, это то, что Магнус должен был приехать через несколько часов. – Дорогой, ты в порядке? – спросила мама с тревогой и погладила меня по спине. Я кивнул и криво улыбнулся. – Да, я готов рассказать. Вулси Скотт был бывшим одноклассником отца и, на моей памяти, единственным, кого тот, действительно, уважал. Он владел собственной консультацией с небольшим штатом сотрудников, преподавал в местном колледже юриспруденцию и часто использовал студентов, чтобы раздобыть необходимую информацию. Настоящая Аннализ Китинг, если бы той не посчастливилось жить в нашем городке и быть белым мужчиной. Выслушав мой рассказ, Вулси некоторое время пристально глядел в мои глаза и о чём-то размышлял. От этого его тонкие бледные губы, казалось, совсем превратились в полоску. Зато зелёные глаза сделались ярче. Я с самого детства считал его красивым. – Интересно, – подвёл он итог и что-то черкнул в свой планер. – На что только не толкает нас молодость и безрассудство, – добавил, улыбнувшись чему-то. Я фыркнул. – Кажется, мама наняла тебя, чтобы ты представлял мои интересы в суде, а не давал оценку моим проступкам. Вулси рассмеялся. – Алек, – позвал меня папа. – Чуть больше спокойствия. – Прошу прощения, Александр, – Вулси закрыл планер и, облокотившись на него предплечьями, подался вперёд. – Кажется, что только вчера я водил тебя и малышку Иззи в парк аттракционов, где ты чуть не захлебнулся молочным коктейлем, втянув его носом, а не ртом, а сегодня уже вытаскиваю твою задницу из передряги, которая грозит тебе реальным сроком. Я вздохнул. – Прости, Вулси. Я просто нервничаю. – Знаю, приятель. Но мне нужно, чтобы ты был собранным и сильным, доверял мне и делился любыми мыслями и деталями, которые могут всплыть в этом деле. Ну же, Алек, ты ведь был таким потрясающим ребёнком, хоть и обмазал мой Понтиак дерьмом. Я усмехнулся. – Это было удобрение для маминых цветов. – Одно и то же, – пробормотал Вулси. – Хэй! – воскликнула мама и шлёпнула нас обоих по рукам. Мы все весело рассмеялись, и я впервые за долгое время уловил это ощущение спокойствия, как в детстве: рядом были родители, папин друг, которого мы с Изабель обожали больше всех, и все они вместе были готовы помочь мне решить проблемы. – Что дальше, Вулси? – спросил папа, успокоившись. Тот достал список свидетелей, который составил с моих слов, и показал отцу. – Мои стажёры и помощники опросят всех из этого списка. Я сегодня получу результаты вскрытия Рагнора Фелла, чтобы иметь представление о том, в какой промежуток времени он скончался. Дальше будем действовать исходя из результатов. Картина вырисовывается пока неплохая. Но адвокат Верлака может поднасрать в любой момент. – Кто его защищает? Вулси скривил лицо. – Пэнгборн. – Тот ещё мудак, – проговорил сквозь зубы папа. – Этот мудак недавно выиграл дело, вытащив такого мерзавца на свободу, – сказал Вулси и присвистнул. – Твой Себастьян, – он взглянул на меня, – ангелочек по сравнению с ним. – Он не мой, – ощетинился я. – Перипетии твоих любовных похождений сейчас меня волнуют ничтожно мало, – Вулси взмахнул ладонью. – Этот Себастьян, конечно, красивый молодой человек, но Магнус, по моему скромному мнению, тебе подходит больше. Я судорожно выдохнул. – Ты говорил с ним? Вулси кивнул. – Мы разговаривали у окружного прокурора. Его вызвали, чтобы снова взять показания. На парнишке лица не было. Мама сочувственно вздохнула. – Ему через столько всего пришлось пройти в этом году. Неудивительно, что его состояние сейчас не самое лучшее. – Он говорил обо мне? – спросил я тихо. – Конечно, говорил, приятель, – кивнул Вулси. – В ходе дачи показаний. Я закатил глаза и отвернулся к окну. – Каковы твои прогнозы? – спросил папа, и они принялись обсуждать возможные исходы судебного разбирательства. Я их не слушал. Перед глазами стояло выражение лица Магнуса, когда он узнал обо всём там, в палате. Его дрожащие от плача губы, поникшие плечи, опущенные вниз уголки глаз, полных слёз, и совершенно убитый взгляд. Грудную клетку сдавило от боли, и я принялся тереть её ребром ладони. – ...не верю, что мы отделаемся ничем, – донёсся голос Вулси. – Хотя бы условный, но срок получим. И это будет лучший исход. Папа закивал и посмотрел на меня. – От этого будет зависеть твоё будущее, – сказал он тихо. – Ты должен постараться. Я уставился в свои ладони. – Хорошо. Но если честно, прямо сейчас это волновало меня меньше всего.***
В дверь позвонили, и я дёрнулся. Хотя для прихода Магнуса было ещё рано, меня всё равно укололо волнением. – Расслабься, это курьер, – сказала Иззи и, взяв кошелёк в руки, направилась в прихожую. – Пицца! Пицца! Пицца! – Макс пронёсся из кухни вслед за ней. Мы с Клэри остались в гостиной вдвоём. По телевизору крутили все сезоны «Мастер-шефа Америки», и то напряжение, в котором соревновались разделённые на две команды участники шоу, не шло ни в какое сравнение с тем, что повисло между нами. Клэри нервно дёргала за подол футболки и усиленно делала вид, что её увлекает то, как Гордон Рамзи кричит на какого-то беднягу, подпалившего рыбу. Я тихо вздохнул. – Как дела... в школе? – запнувшись, спросил её. Клэри перевела на меня удивлённый взгляд. – Нормально. Я кивнул. – Окей. Она продолжала пялиться на меня, словно не могла поверить, что я соизволил заговорить с ней. – Мне нравятся все шоу, где есть Гордон Рамзи, – сказал я и тут же себя возненавидел. Клэри заторможенно кивнула. – Даже «Мастер-шеф. Дети», – продолжил я. – Алина тоже его любит, – вдруг сказала она. – Говорит, что весело наблюдать за тем, как рушатся надежды на будущее у сопляков. Я рассмеялся, и Клэри, проследив за мной, позволила себе улыбнуться. Мимо прошагала Изабель, разнося по дому запах горячей пиццы. Макс побежал за ней следом. – Разве мы не собирались есть прямо здесь? – крикнул я им. – Иззи хочет использовать ту деревянную подставку, – сообщил Макс, высунув голову из кухни. – Она устала питаться из коробки. Я закатил глаза и повернулся к Клэри. – Если она принесёт столовые приборы, я закричу. Та подавилась смешком. – Я всё слышу! – раздался голос Иззи за спиной. Она прошагала к журнальному столу, стоящему у дивана, и опустила подставку на середину. Макс, обняв двумя руками, притащил бутылку колы. – Налетайте, – скомандовала она и подхватила первый кусок, потянув за собой нить расплавленного сыра. Мы вернулись к просмотру и долго сидели так, поедая наш ужин и наперебой обсуждая тех, кто выбывал из соревнования. Мама с Люком уехали в кино, папа на пару дней вернулся в Сан-Франциско, и дом был предоставлен только нам. И даже несмотря на этот комфорт и идиллию, всё моё тело было охвачено беспокойством перед предстоящим приходом Магнуса. Я не знал, чего ожидать, не знал, хочет ли он бросить меня или сказать, что у меня есть шанс. Не знал, где мы будем разговаривать, потому что вести его в свою спальню казалось неуместным, а обсуждать наши отношения в общей комнате не хотелось. Не знал ничего, кроме того, что отчаянно желал его увидеть все эти дни. – Земля вызывает Алека! – прокричал Макс и рассмеялся, когда я дёрнулся. Я улыбнулся. – Прости, задумался. – Мы заметили, – сказала Иззи, не отвлекаясь от просмотра. – Клэри предлагает сыграть в шарады, – лицо Макса светилось. – Ты не против? Я нахмурился. – А как же... – я махнул рукой в сторону телевизора. – Я не видел этот сезон. – Потом посмотрим, – Иззи утянула последний кусок и всё также не отрывала взгляд от экрана. – Да тебе же самой интересно! – воскликнул я. Она улыбнулась. – Ну пожалуйста, – заканючил Макс. – Мы никогда не играли в шарады! Я вздохнул. – Только никакого мольберта. Я не собираюсь постоянно вставать на костыли, чтобы нарисовать загаданного тобою марвеловского супергероя. – Я принесу альбом! – воскликнул Макс и помчался наверх.***
Чем ближе стрелка часов двигалась к отметке, когда Магнус должен был приехать, тем всё более тревожным становился я. Я постоянно проверял телефон и вздыхал, чем злил Макса, в команде с которым мы проигрывали девчонкам в игре. Даже вернувшиеся из кинотеатра мама и Люк заметили моё состояние, но, видимо, решили не лезть с расспросами. Последний час, по ощущениям, растянулся на дни. Когда телефон завибрировал, уведомив о входящем сообщении, моё сердце пропустило удар. 21:19 от: Магнус; кому: Алек. Я у крыльца. – Я-я... – я прочистил горло, привлекая внимание остальных, всё ещё погружённых в игру, – мне надо идти. Лицо мамы обеспокоенно вытянулось. – Что случилось? Я поднялся на ноги, перенеся вес на костыли, и повернулся к ней. – Там, эм... Магнус приехал. Все словно замерли. – Ты будешь в порядке? – спросила Иззи. Я кивнул. – Мы поговорим, и я вернусь в дом. – Помни, что ты ограничен в передвижениях, – напомнила мама. – Просто не заходи дальше тротуара. Я снова кивнул и поковылял на выход. Ночной ветерок взъерошил мои волосы, когда я открыл дверь и вышел на крыльцо. У самой нижней ступени, сложив руки в передние карманы джинсов, стоял Магнус. Он выглядел так, как будто сейчас рассыплется на маленькие кусочки. – Привет, – прошептал я нерешительно. – Привет, – эхом повторил за мной Магнус. – Хочешь войти? – я показал большим пальцем на дверь за спиной. Магнус помотал головой. – Папа ждёт меня в машине. Я ненадолго. Я кивнул, сглотнул подкативший к горлу ком и осторожно спустился по ступеням вниз – Магнус проследил за этим внимательным взглядом, – на каменную дорожку, остановившись в полуметре от него. – Как твоё здоровье? – спросил он тихо. Мне хотелось взвыть. Даже при таком раскладе Магнус заботился обо мне. – Доктор Карстэйрс говорит, что я иду на поправку. Никаких отклонений здесь, – я коснулся указательным пальцем виска, – нет. Осталось дождаться, пока срастётся перелом. Магнус кивнул и поджал губы. На некоторое время воцарилась тишина. Мы смотрели в глаза друг друга, и все те крупицы надежды, что я лелеял со вчерашней ночи, когда получил от него сообщение спустя долгие дни молчания, начали испаряться. Я почувствовал, как меня настигает что-то неотвратимое, что-то, о чём я старался не думать. Магнус открыл было рот, чтобы начать разговор, и я не смог промолчать. – Прости меня, – вырвалось надломленным голосом. – Я так виноват перед тобой. Если бы я только знал, какой ты, когда соглашался быть Себастьяну шпионом... Если бы я только знал, как сильно полюблю тебя... – Не надо, – он покачал головой и печально улыбнулся. – Пожалуйста, Александр, не надо, – в его голосе зазвенела дрожь, предвестник скорых слёз. – Ты знал, что я любил тебя с того дня, когда ты помог мне собрать вывалившиеся из шкафчика вещи, два года назад? – спросил он, и его глаза заблестели влагой. Я отрицательно покачал головой. – Как ты мог не знать? – его голос понизился до шёпота. – Я любил тебя, всегда любил. Вся школа об этом знала. Как мог не знать ты? Я опустил взгляд вниз, глядя на носки своих кроссовок и ощущая, как меня душат подступающие слёзы. – Я был другим, – прошептал я. – Я думал только о себе и не замечал никого вокруг, – я посмотрел ему в глаза. – Даже того, кто был перед самым моим носом. Магнус судорожно вздохнул. – Почему же ты не сказал мне ничего, когда понял, что любишь меня? – спросил он. – Я боялся тебя потерять... Магнус прикрыл веки, и по его щекам потекли рекой слёзы. – Но ты всё равно меня теряешь, – донеслось до меня через несколько мгновений. Я шагнул к нему вплотную и коснулся своим лбом его. – Магнус, – позвал еле слышно, глаза начало щипать, – пожалуйста, не уходи. Он замотал головой и отстранился, но не сдвинулся с места. – Как я могу остаться? – он взглянул в мои глаза. – Как я смогу снова доверять тебе? – Ты меня любишь? – спросил я в ответ. – Если всё ещё любишь, то мы всё сможем. Мы справимся, только дай мне шанс. Пожалуйста, Магнус, – я схватил его за руку и притянул к себе. – Я сделаю всё, чтобы заслужить твоё прощение. Просто останься. Магнус сглотнул пару раз, пытаясь сдержать рвущееся наружу рыдание. – Я не могу... – сказал он, задыхаясь, – как бы я тебя ни любил, как бы ни хотел сейчас броситься тебе на шею и простить, лишь бы ты остался рядом, я не могу... Я не хочу, Алек. Любить тебя так больно, я больше не хочу... Я хочу быть счастливым. – Я могу сделать тебя счастливым, – прошептал я, и слёзы хлынули из моих глаз. – У тебя была такая возможность, – Магнус посмотрел на меня в упор. – Я любил тебя так, что простил бы всё. Я медленно моргнул пару раз. – Любил? Сейчас не любишь? – Люблю, – отозвался он, – просто теперь выбираю любить себя больше, чем тебя. Я чувствовал, что разваливаюсь, словно меня сокрушили гигантских размеров скалой, брошенной с высоты птичьего полёта. В мире нет ничего хуже, чем думать, что у тебя есть шанс, когда в действительности его нет. Магнус весь подобрался, вытер слёзы с лица, и я прочувствовал всем своим существом, что это ещё не всё. Звенящее ощущение того, что сейчас произойдёт нечто поистине ужасное, зародилось где-то в горле, комом прокатилось вниз, распространяясь на сердце и лёгкие, отчего перехватило дыхание, и повисло где-то в животе. Беспокойство, мучавшее меня все последние часы, переросло в полноценный страх. – Я уезжаю. И паника, которую я сдерживал всеми силами, взорвалась и накрыла меня с головой. Сжала грудь, угрожая задушить меня, заставила сердце бешено заколотиться, и мне пришлось крепко вцепиться в костыли, просто чтобы мир перестал кружиться, пока я стоял и смотрел на него, пытаясь поверить, что то, что он только что сказал, правда. – Ты... уезжаешь, надолго? – кое-как вымолвил я. – Я уезжаю с папой в Нью-Йорк. Завтра. Перевожусь в другую школу. Дыши. Я заставлял себя вдыхать и выдыхать. – Я больше тебя не увижу? – я задыхался от слёз. Магнус шагнул ко мне, прижался всем телом и, положив ладонь на моё лицо, прошептал в мои губы: – Я люблю тебя, Александр Гидеон Лайтвуд, – его голос был так спокоен, словно почва сейчас не уходила из-под моих ног. – Всегда буду любить. Я вцепился пальцами в его куртку и прижался губами к его губам. Наши языки скользнули, соприкасаясь и посылая мурашки по моему телу; мои веки жгло горячими слезами. Я понимал, что целую его в последний раз. Касания его губ оставляли жгучие следы, быстро остывающие. Я словно пытался запечатлеть их на своих губах, оставить шрамы, которые бы напоминали о том, что Магнус, действительно, целовал меня когда-то. Он выдохнул мне в рот и захлебнулся следующим движением моих губ, когда я почти поглотил его. Я должен был этим поцелуем коснуться его сердца, как можно глубже, чтобы оставить в нём частичку себя, вложить всё, что было между нами, каждое касание, каждое столкновение, каждый вздох, чтобы он хотя бы время от времени вспоминал, каково это было – любить друг друга. Солёная слеза упала на наши соединённые губы, и мы оторвались друг от друга, ошалело глядя в глаза. Я потянулся к его губам вновь, не в силах утолить жажду, и Магнус отстранился. – Если мы не остановимся сейчас, – прошептал он севшим голосом, – я не смогу уйти. Моя рука всё ещё сжимала ткань свитера на его спине под курткой. На губах сохранился его вкус. Его пальцы цеплялись за мои плечи. Я знал, что ещё одно мгновение, и это всё будет потеряно безвозвратно. – Я люблю тебя, – прошептал я и улыбнулся сквозь слёзы, которые поползли по моему лицу, от нижнего века до подбородка. – Ты лучшее, что было в моей жизни. Губы Магнуса задрожали, и он сделал шаг назад, высвобождаясь из моих объятий. Последняя точка соприкосновения наших тел – кончики пальцев рук, что медленно рассоединились, и я чётко ощутил, как ускользает тепло его тела. Мы застыли на несколько долгих секунд, пытаясь сохранить в памяти каждый миллиметр лица друг друга, и Магнус, глубоко вдохнув, бросился прочь, к машине мистера Бейна, что стояла на другой стороне улицы. Я навсегда запомню эту картину: освещённая светом фонарей каменная дорожка, что ведёт от крыльца до тротуара, и удаляющийся силуэт на ней, напряжённая спина, стремительные шаги, словно боящиеся передумать, и острая боль, пронзившая меня насквозь, тянущая в свои глубины. Послышался звук заведённого мотора. Нет. Я опомнился. И, словно брошенный родителями на автобусной остановке ребёнок, понёсся – поковылял, учитывая невозможность передвижения без костылей, – вслед за ним. Чем я думал? Дать Магнусу возможность уйти? Отпустить его? Нет! Я не мог! Он был мне нужен. Как солнечный свет, как чёртов воздух... Его размытый слезами на моих глазах силуэт забрался в автомобиль отца, что, набрав скорость, промчался мимо меня. Я стоял посреди дороги, окружённый домами людей, чья жизнь не обрушилась, как моя, и продолжала своё привычное движение, и смотрел на удаляющиеся красные огни. Воздух наполнился звуками сирены, и из дома, громко крича, выбежала мама, но я её не слышал. Звон в ушах оглушал. Я повернулся к ней и почувствовал, как ослабли мои колени. Следующее ощущение – встреча рук с холодной поверхностью асфальта, разодравшего кожу. Я рухнул наземь, словно лишившись опоры. Моё тело стало неосязаемым, неуправляемым мною. Я словно дрейфовал в пространстве этого мира, но уже не принадлежал ему. – Алек, Алек, – взволнованный голос мамы вернул меня в сознание. Я посмотрел на неё и ощутил её дыхание, касающееся моего лица. Она сжала меня в объятиях. Моё тело сотрясалось от рыданий. На улице стояла тишина, нарушаемая моими всхлипами. – Мама, – прошептал я сорвавшимся голосом, – он ушёл. И вся тяжесть того горя, что я отрицал, не хотел принимать, обрушилась на мои плечи, придавив к земле, к асфальту, на котором, держа меня в своих руках, дожидалась приезда полицейских моя мама.